Нужда в грамотных людях для решения хозяйственных, административных и даже дипломатических задач в Сибири была сильной. В 1725 году по указу Петра I при Иркутском Вознесенском монастыре была организована школа «мунгальского языка». Настоятелем Вознесенского монастыря в это время был Анатолий Платковский. Школа помещалась в специальном здании, выстроенном на косогоре, против монастырских стен.

Первая школа в Иркутске была открыта стараниями архимандрита Антония Платковского при Вознесенском монастыре. Мысль об организации такой школы была подана русским посланником в Китае Львом Измайловым.
«Чрезвычайный посланник Лев Измайлов, – писал Платковский, – посылал в Китайское государство для некоторых нужд царственных, которому в бытие свое при нем на границу прежде поездки в Китай прислана грамота мунгальского письма и не нашел ни единого переводчика из русских людей, чтобы перевести грамоту, о чем зело сумнителен был господин посланник... Тогда господин посланник говорил мне, что близко пограничные города государя нашего, а духовенство де не заведет детям школы мунгальского языка и еще прибавил, что езопы (иезуиты) из Европы ездят не имуща никакого экциза, к мунгалам и китайцам только сами от себя как язык разных народов, так и обычаи их довольно знают, а наше де духовенство и пограничного языка не знает. И того времени господин посланник советовал мне робят собравши завести мунгальского языка школу».
В указе императора Петра I об открытии мунгальской школы, в котором говорилось: «Велено иркутского Вознесенского монастыря архимандриту Антонию учредить в том иркутском монастыре школу мунгальского языка и русской грамоты и собрать для обучения в оную школу со всей Иркутской провинции священнических детей и сирот, ко учению потребных». И школа, наименованная «мунгальской», была учреждена, построена и открыта.

На первых порах работало одно отделение – монгольское. Школа помещалась в специальном деревянном доме, выстроенном на косогоре, против монастырских стен. Первым учителем стал сам архимандрит Антоний Платковский. Вскоре он взял на учительскую должность иеромонаха иркутской Тихвинской церкви Лаврентия, чуть позже – дьячка Селенгинской Покровской церкви Данила Сажина. Для преподавания монгольского и китайского языка пригласили из Забайкалья ламу Лапсана. Лама Лапсан после крещения был наречен Лаврентием Ивановичем Неруновым. Позднее у него появился помощник – новокрещенный Николай Щелкунов. Оба они не знали русского языка, поэтому для объяснения уроков преосвященный востребовал из Селенгинска «толмача» некоего Ивана Пустынникова.
Первоначально было принято 32 ученика, в основном дети церковнослужителей, но были и дети других сословий, например, служилых людей, что сопровождалось письменным обязательством не покидать школу, а также выходцы из крестьян. Так, в 1725 году в школу был зачислен Петр Пнев из крестьян. Кроме того, обучались в ней и два бурятских мальчика. В последующем неоднократно подтверждалось распоряжение высших инстанций, чтобы все дети духовенства от 7 до 15 лет высылались в школу, «под опасением 15-рублевого штрафа», и чтобы «церковнослужители не прятали их, а добросовестно объявляли о количестве детей мужского пола».
Через несколько лет потребность открытия славяно-русского отделения обострила кадровую проблему. Епископ Иннокентий Нерунович обратился к духовенству с просьбой «изыскать учителя из иркутских дьячков добронравного и по чтению острого человека». По рекомендации иркутского духовенства первым преподавателем в славяно-русской школе назначили посадского человека Ивана Павлова Норицына. Он обучал учеников русскому и церковнославянскому языкам, а также чистописанию. В характеристике на него указывалось, что он «человек добрый, не пьяница и словесной грамоте доволен, с недобрыми людьми не знается и обязуется учить церковничьих и других чинов детей, сколько в школе соберется, добрым порядком, чтобы было в твердости».
Весь режим работы школы был определен «Духовным регламентом», утвержденным Петром I. Согласно этому документу, предусматривалась замкнутость школы. Учащиеся жили при школе, с родителями встречались редко. Беспрекословная дисциплина, муштра, розги и другие наказания были причиной многочисленных побегов учеников. Школьники обслуживали сами себя, имели трудовые поручения. При школе существовала небольшая библиотека. Учебного года как такового не было. Каникулы стали предоставляться летом на полтора месяца лишь во втором десятилетии существования школы. По примеру Московской академии ученикам давалась вакация с 15 июля по 1 сентября.
В 1727 году архимандрита Антония Платковского в управлении монастырем сменил Святитель Иннокентий Кульчицкий, назначенный первым епископом Иркутским. Школу он нашел в большом беспорядке. Приписка Посольского монастыря к Вознесенскому не состоялась; взамен этого тобольскому преосвященному и губернатору представлено было определить штатное число учеников и назначить им содержание от сибирских монастырей.
Иннокентий Кульчицкий стремился создавать доброжелательные отношения в школе. При нем была учреждена должность воспитателя («надзирателя»), следившего, «чтобы между учениками не было ссор, драки, сквернословия и всякого другого бесчиния». Эту должность занимал иеромонах свиты Иннокентия – Лаврентий.
Срок обучения точно не был определен. Каждый обучался столько, сколько было необходимо. Ученики поступали и выходили из школы круглый год. Минимальное количество учеников составляло 13 человек, максимальное – 70 человек.
Поскольку школа находилась в духовном ведомстве, много внимания уделялось религиозному воспитанию и обучению. В курс обучения воспитанников входил небольшой круг предметов: монгольский язык, часослов, псалтырь, заповеди. Преподавание их было подчинено задачам миссионерской деятельности в Восточной Сибири и обусловлено потребностью подготовки переводчиков, необходимых в торговых и дипломатических сношениях с восточными странами – Китаем, Монголией. Выходя за рамки церковной специфики, школа имела практические цели, носила профессиональный характер.
С 1738 года программа обучения стала включать латинский язык и церковное пение. Успехи обучающихся зависели от многих причин. От систематичности занятий, мастерства преподавателей, но более всего от способностей, активности и желания учащихся учиться. Неуспевающих отчисляли. Так, из объяснительной записки учителя Ивана Норицына духовному начальству в 1730 году известно, что один из учеников Матвей Шастин «туп и немощен и учится с великой трудностью». По указу епископа Иннокентия Матвей был отстранен от обучения и отправлен домой «для вспоможения отцу в хозяйстве». В выданном Шастину «пашпорте», указывалось, что «впредь его в школу архиерейскую не требовать». За четыре с половиной года учебы Матвей не научился даже писать. При получении «пашпорта» за него расписался иркутский гражданин Иван Лисицын. Про остальных сказано, что «писали очень хорошо – чисто и четко».
Наиболее способных учеников старались отправить учиться дальше. Некоторые из выпускников впоследствии стали учителями своей же школы (Иван Пустынников, Яков Образцов). Окончили школу иркутские священники Иоанн и Гавриил Громовы, секретарь консистории при епископе Вениамине Иван Гаврилович Ленский. Здесь обучался известный ученый – востоковед Илларион Россохин, автор многих учебников, словарей, монографий по истории, этнографии, философии и литературе Китая, Маньчжурии и Японии. Выпускники школы также были востребованы на гражданской службе, прежде всего, в качестве переводчиков.
В 1746 году, в связи с отъездом Иннокентия II Неруновича в Петербург, мунгало-русская школа была снова закрыта и «навсегда прекратила свое существование». Иркутскую школу при Вознесенском монастыре можно считать родоначальницей Иркутской духовной семинарии. Она стала первой в Восточной Сибири школой, которая давала знания как элементарные, так и научные, в частности, языковые, и явилась примером для создания других учебных заведений.