В это время в небольшом поселковом магазинчике было не протолкнуться.

Привезли свежий хлеб, и почти все, что жил в поселке постоянно, потянулись в маленькую пристройку у станции, чтобы пополнить запасы и перекинуться парой слов с соседями. Осенью поселок по обыкновению пустел, и оставались только те, кому в столице делать было нечего, кто жизнь за городом считал единственно правильным вариантом для себя, или же кого нигде не ждали.
Михаил Иванович был из последних.
На дачу, когда-то с любовью отстроенную его отцом, Михаила Ивановича выселили родственники. Родная племянница, которая когда-то приехала в Москву учиться и остановилась у него по приказу матери, велевшей ей присматривать за своим одиноким, и не слишком путевым, по ее мнению, братцем, со временем вышла замуж, привела в квартиру Михаила мужа, а после одного за другим родила двух детей. В небольшой двухкомнатной квартирке стало тесно, не очень-то уютно, и по-настоящему грустно, ведь Михаил Иванович придумал себе, что всем мешает.
Не понимал только – почему. Ему, выросшему в большой и дружной семье, было сложно. Он привык, что рядом всегда кто-то есть. Даже после развода с женой, которая нашла себе кандидатуру на роль мужа «получше, чем Мишенька», он никогда не оставался один надолго. Приезжали родственники, гостили месяцами на каникулах племянники, наполняя его холостяцкую берлогу смехом и жизнью, и Михаил знал, что он нужен и его любят.
Но Светочка, та самая племянница, которую Михаил баловал и считал своей дочерью, ведь бы ей крестным, сумела разубедить его в этом святом заблуждении.
- Дядя Миша, дети растут…
Разговор она начала, но закончить не смогла. Михаил просто развернулся и ушел в свою комнату.
Думать.
Он был отнюдь не глуп, а для тех, кого любил, готов был сделать все, что угодно. А потому, в тот же день начал собирать вещи. Упаковал отцовскую библиотеку, отобрал фотографии, которые остались ему на память от родителей, и отбыл на дачу, наказав Светлане присматривать за котом, пока не появится возможность его забрать.
- Порядок надо навести. Давно не был там. Пыльно, наверное, грязно. Тебя туда везти нельзя! - словно извиняясь, гладил своего любимца Михаил. – Ты уж потерпи, Гера! Все будет!
Кот ластился к Михаилу Ивановичу, словно понимая, о чем тот говорит.
Геракла, в просторечии и для домашних – Геру, Михаилу подарила когда-то жена.
- Чтобы тебе не было скучно! – смеялась она, глядя, как осторожно, двумя пальцами, а не открытой ладонью, гладит котенка Михаил.
Именно Гера не позволил Михаилу свалиться в пучину отчаяния, когда его жена вдруг, ни с того ни с сего решила, что семейная жизнь ей больше не мила. Он ни на шаг не отходил от хозяина, требуя внимания и ласки. И Михаилу ничего не оставалось, как дать котенку то, чего он просит. Они почти год жили сами по себе, по-своему заботясь друг о друге, а потом приехала Светлана, у нее появились дети, и Гераклу пришлось потесниться вместе с хозяином. И если перенос своего лотка из одного угла ванной в другой кот воспринял философски спокойно, то за миски воевал со Светланой до последнего, не дав даже на миллиметр сдвинуть их в сторону с когда-то выделенного хозяином места.
Свете поведение кота не нравилось, но оспорить привязанность Михаила к Гераклу не под силу было никому. И ей пришлось смириться. Немного подвинули стол, освобождая место для детского стульчика, когда появился на свет ее первый сын, и миски Геры остались там, где стояли. А вскоре после того, как Михаил перебрался на дачу, Светлана упаковала их и отправила вместе с котом к хозяину.
Сказать, что Гера обрадовался переезду, не сказать ничего! Он никогда не знал вольной жизни, а на даче для него открылись все грани свободы. Можно было носиться по заросшему саду, который Михаил постепенно приводил в порядок, и гонять вездесущих мышей, которых в соседних полях было хоть отбавляй и всякий раз, едва наступала осень, они устраивали настоящее паломничество в поселок, ища теплого места, чтобы переждать грядущую зиму.
Глядя, как кот блаженствует, развалившись на теплых ступенях крыльца, Михаил думал о том, что все к лучшему, и ему давно пора уже было перебраться за город, ведь суета и шум большого города тяготили его, как никогда. Он любил посидеть вечерком на крылечке, считая звезды и размышляя о бренном, а потом заварить себе чаю с чабрецом и мятой и взять в руки книгу. На работу добираться теперь стало не так удобно, конечно, но электрички ходили по расписанию, а время прибытия в присутственное учреждение, где трудился Михаил, увеличилось всего на полчаса, что было такой мелочью в сравнении с возможностью считать звезды, что он нисколько не был опечален этим обстоятельством.
Соседи Михаила по даче, узнав о том, что он перебрался в поселок насовсем, сначала обрадовались, а потом опечалились:
- Как же так, Михаил Иванович?! Вас же из собственного дома выставили! А вы и согласились… Разве так можно?
Михаила подобные разговоры поначалу расстраивали. Ему не хотелось думать о том, что Светлана поступила с ним непорядочно, сыграв на том чувстве привязанности, которое прочно поселилось в его сердце. Но со временем он понял, что люди, как правило, судят о других по себе. Обиды, разлад в семье, квартирный вопрос – все это душит, заставляет злиться и идти против тех, кто еще вчера был близок и дорог. И радостная Светлана, которая привезла как-то детей на дачу, чтобы они могли повидаться с дедом, сообщив ему о том, что они с мужем наконец-то смогли взять ипотеку, ничуть не удивилась, когда столкнулась у калитки с соседкой, налетевшей на нее, словно коршун:
- Ах, ты! Бессовестная! Выперла дядьку из квартиры и рада?! Чтоб тебе пусто было! Такого человека обидела, поганка! Не будет тебе счастья в этой квартире! Так и знай!
Михаил, торопившийся на помощь племяннице по дорожке сада, даже слова сказать не успел, как соседка уже полетела дальше по улице, а Светлана рассмеялась ей вслед горько и отнюдь невесело.
- Дядя Миша, ты тоже решил, что мы тебя из дома выгнали? – спросила она, вытирая непрошенные слезы.
- Нет, Светланка! Что ты! Не плачь! Я же все понимаю!
- А, что ты понимаешь, дядя Миша?! Она ведь права! Мы тебе ничего не сказали! Ни о том, что ипотеку брать собираемся, ни о том, что помощи у тебя просить не хотим, так как ты и так помог нам сверх меры! Кто еще принял бы у себя вот так родню, да еще и позволил бы жить столько, сколько нужно?! А я тоже хороша! Дети растут… Нашла аргумент! А о своих планах рассказать даже не подумала… Ты прости меня, дядя Миша! Ведь, кроме тебя, у меня ближе никого и нет! Ты да мама.
- А еще муж и дети, Светка! – обнял Михаил плачущую племянницу. – Про них забыла?
- Помню… - всхлипнула Света, уткнувшись носом в плечо дяди. – Господи, стыдно-то как! Это все в поселке обо мне так думают?!
- А какая разница? – усмехнулся Михаил, глядя, как дети носятся по саду вслед за Гераклом. – Ветер носит, Светланка! А жить-то нам!
- Нам… - Света шмыгнула носом и, уже успокаиваясь, спросила. – В город возвращаться думаешь?
- Нет, Светик. Не хочу! Тут прижился. Знал бы, что так хорошо здесь, в тишине и на свежем воздухе – давно бы сюда перебрался! Я же на эту дачу почти не ездил. Жена сдавала ее, когда мы вместе жили. Говорила, что дачный отдых – это не для нее. Предпочитала курорты. Вот и получилось, что я уж и позабыть успел, что такое жизнь за городом. Да и Гере здесь хорошо. Смотри, как носится! Домой не загнать! А в квартире ему места мало. Спит целыми днями да скучает, пока я на работе. Разве это жизнь? Нет, Светик. Мы здесь останемся. Отец когда-то мечтал, что эта дача ему домом станет. Все здесь обустроил так, чтобы жить можно было круглый год. А получилось, что мне пригодилась.
- А как же квартира? За ней присмотр нужен.
- Придумаем что-нибудь, - улыбнулся Михаил, чувствуя, как спадает с души то темное, дурное, что нет-нет, а досаждало ему долгими вечерами.
С квартирой вопрос он решил быстро. Хороший район, метро рядом. От желающих снять в таком месте жилье отбоя не было. Удивившись ценам, Михаил подумал немного и разделил доход от сдачи квартиры так, чтобы половина уходила на счет детей Светланы.
- У меня своих детей уж не будет, Светка. А твоим – жить! Образование нынче удовольствие не из дешевых. Собирай или трать – это уж как придумаешь. С ипотекой помогать вы мне запретили. Тут не спорю. Самостоятельность – это хорошо! Но детворе помогать ты мне запретить не можешь! Дед я или не дед? – притворно сурово хмурился Михаил, уговаривая Светлану поехать с ним в банк, чтобы оформить счета на детей.
- Дед! – Света, растрогавшись, не знала, что и сказать. – Самый лучший дед!
- Вот и ладно! И больше слушать ничего не желаю! Поняла?! Вы мне не чужие!
Светлане ничего не оставалось, как принять ту помощь, которую предложил ей дядя.
В долгу они с мужем, конечно, не остались. Помогали приводить в порядок дом и сад, привозили детей на выходные, зная, как любит их Михаил Иванович.
И снова все встало на свои места. У Михаила была семья – любящая, крепкая, дружная. А он корил себя за то, что посмел в свое время усомниться в том, что она у него все-таки есть.
Но судьбе словно мало было испытать на прочность это семейство разок. Она подумала-подумала, да и подкинула Михаилу такую проблему, с которой справиться ему одному было попросту не под силу. То ли укрепить хотела родственные связи, то ли встряхнуть хорошенько души Михаила и его родных, а только дожди осенние, которые загнали Геракла в дом, заставив отряхивать брезгливо мокрые лапы, принесли с собой вести, которых ни Михаил, ни его семья никак не могли ожидать.
- Зойка! Не возись! – мать прикрикнула на Зою, которая болтала с Михаилом Ивановичем, напрочь забыв принять у него деньги за хлеб и сахар. – Не видишь, люди ждут! А у тебя еще уроков – конь не валялся! Кто их делать будет?!
Зоя прыснула со смеху, и махнула Михаилу:
- До свидания! Не даст поговорить!
- Мама права! Делу – время, Зоенька!
- А потехе? – Зоя, которая привыкла перекидываться с Михаилом пословицами и поговорками, которых тот знал великое множество, хлопнула в ладошки и унеслась в подсобку по какой-то надобности, не дослушав ответ.
Девочку эту Михаил Иванович знал с рождения. Воющую на все лады Антонину, Зойкину мать, которая приехала из роддома сама, с ребенком наперевес, не дождавшись, пока муж, гулявший с дружками напропалую месяц без малого, встретит ее, Михаил увидел на станции, когда приехал на дачу забрать какие-то бумаги отца.
- Тонечка! Что с вами?! Вам помочь?! – всполошился он, жалея эту крепкую, словно из детской сказки об Аленушке, пришедшую в этот мир, женщину.
Антонина была высока, стройна, полновата. Ее коса, от которой она наотрез отказалась избавляться перед родами, величавой короной венчала ее бедовую головушку. При всей своей красоте, Тоня девушкой была простой, не слишком образованной, а потому, мужа себе выбирала, не задумываясь особо. Любит, и ладно! А как жить потом с запойным, об это он не подумала.
Свадьбу играли у Тониных родителей. Жених набрался так, что большую часть торжества провел чуть не под столом. А поутру даже вспомнить не смог, почему лежит рядом с ним Антонина и как так получилось, что он теперь женат.
Мать Тони за голову схватилась, конечно, да поздно было. До свадьбы она слушать не хотела никого, думая, что люди завидуют будущему счастью ее дочери, а оказалось, что предупредить хотели.
Посоветовавшись с мужем, родители Тони решили, что позор с разводом принимать на себя не след. Кто не пьет?! Пусть поживут молодые, пообвыкнутся. Может, что и изменится?
Не изменилось. Муж начал поколачивать Тоню, но и тут ни отец, ни мать не вступились. Своя семья – пусть сами и решают!
А Тоня уже ждала ребенка…
В тот день, когда Михаил Иванович встретил Антонину на станции, молодая мать всерьез раздумывала, а не утопиться ли ей, отдав младенца каким-нибудь добрым людям на воспитание. Сил бороться с мужем и равнодушием родителей у нее попросту больше не осталось.
Простое слово участия от Михаила Ивановича сыграло роль того самого триггера, который заставил Тоню прийти в себя. Уставившись на суетившегося вокруг нее соседа, Тоня медленно хлопнула глазами пару раз, перестав реветь, а потом спросила неуверенно:
- Помочь? Вам-то это зачем?
Дальше Михаил слушать не стал. Поднял Тоню на ноги, отобрал у нее ребенка, и решительно зашагал к своей даче, не слушая причитаний поспевавшей за ним Тони.
- Располагайтесь! – положил он на стол ключи, когда Тоня была напоена горячим чаем, а согревшаяся Зоя тихонько посапывала у ее груди. – Живите, сколько нужно! Я здесь все равно не бываю. Завтра я приеду и привезу вам продукты.
- Зачем вам все это? – снова повторила свой вопрос Тоня, удивленно глядя на этого странного человека, который готов был пустить ее в свой дом даже ни о чем не спрашивая.
- Тонечка, вам нельзя на улице с ребенком! Домой, как я понял, вы по каким-то причинам пойти не можете. Значит, вам лучше остаться здесь. Скажите мне, что нужно для ребенка, и я завтра все привезу. И не стесняйтесь! Я делаю это для вашей девочки. А вы, как мама, не должны отказываться от помощи своему ребенку, если это в его интересах. Понимаете?
- Да. Спасибо…
Тоня не знала, что еще сказать, как отблагодарить Михаила за то, что не прошел мимо и понял, как нужна была ей помощь.
А он и не ждал благодарности. Просто делал так, как считал правильным.
К мужу Тоня все-таки вернулась. Пусть и не сразу. Давили родители, убеждая, что ребенку нужен отец, валялся в ногах муж, прося прощения, и обещая луну с неба, только бы Тоня простила и передумала разводиться. Зачем ему это было надо, Антонина так и не поняла.
Прожив с ним какое-то время, она окончательно поняла, что семьи не будет, а дочери ее такой отец не нужен. Чем пьяница, который день пьет, день бьет, так лучше и вовсе никакого!
Уезжать из поселка она не стала. Сняла небольшой домик и устроилась в детский сад нянечкой, чтобы быть рядом с дочкой. А когда Зоя подросла, пошла работать в магазин.
С Михаилом Ивановичем Тоня виделась, конечно, но не так, чтобы часто. Вежливо здоровались, перекидывались парой слов о том, как растет Зоя, и расходились в разные стороны. И Тоня предпочитала не замечать, как смотрит ей вслед этот не молодой, но еще и не старый, человек. Замуж она больше не хотела. Ей хватило горького опыта. Теперь в приоритете у нее была Зойка. Ее нужно было растить, кормить, обувать-одевать и давать ума. Последнее Тоня старалась делать, как могла, но понимала, что этого мало. Зойка росла шустрой, любознательной и почему-то очень любила читать, чего ни за матерью, ни за отцом не водилось. За книжками она бегала поначалу в библиотеку, а когда Михаил Иванович переехал в поселок, то и к нему. Библиотека у него на даче была теперь богаче, чем в соседнем поселке, а Зоя не привыкла размениваться по мелочам. Да и матери тревог меньше. Тоня очень не любила, когда дочь самостоятельно уезжала из поселка, пусть даже и с подругами.
Однако, поселок не дремал. И вскоре поползли шепотки по углам. Шастает. мол, девчонка на дачу к холостому мужику. Куда это годится?! А ну, как случится чего? Зойка хоть и молоденькая еще, а на ногах высоконькая, да и на личико хороша. В мать пошла. Да и сердцем добрая и ко всякому приветливая. Как не от мира сего девчонка растет! Беречь таких надо! А то мало ли?!
Одна кумушка Тоне «глаза открыть» попыталась, другая…
И дрогнула Тоня. А ну, как правда?!
Зойке к Михаилу Ивановичу ходить запретила. А сама кроме приветствия и вовсе общаться с соседом перестала. Корила себя, вспоминая, как помог ей в свое время Михаил, а поделать ничего с собой не могла. За дочь переживала.
А Зойка ничего понять не могла. Мать почему-то изменилась к тому, кого девочка почти отцом считала, но объясниться с нею и не подумала. Как ни приставала Зоя к ней, прося рассказать, что случилось, Тоня только молча качала головой да плакала.
А потом и вовсе случился скандал.
Михаил, забрав с прилавка хлеб и пакет с сахаром, вышел было на крыльцо магазина, но Зоя окликнула его и поскакала следом, чтобы спросить о чем-то, а Тоню в этот момент дернула за рукав кофточки одна из соседок:
- Куда ты смотришь?! Мать ты или кто?! Уже на глазах у всех амуры водят!
Потемнела лицом Тоня. Сколько можно?! Высвободила рукав кофточки из цепких пальцев и, нагнувшись через прилавок, прошипела прямо в лицо сплетнице:
- А вы свечку держали?! Или по себе других судите?! Зачем на человека напраслину возводите?! Хватит! Наслушалась! Нет там ничего! Жених он мне! Поняли?! Мужем моим будет! А Зойка – его дочь! Ясно вам?! С отцом она общается, а не с чужим дядькой!
Ахнула очередь. Сорвалась с места и выскочила за дверь вслед за дочерью Тоня.
И понеслась над поселком весть – Тонька-продавщица за Михаила, сына профессора, замуж собралась!
Сплетен хватило надолго! Горохом рассыпались они по улицам поселка, одна другой интереснее.
- Это что же получается? Родила не от мужа?
- И не знал никто! Ну, тихоня! Даже бровью не вела в его сторону, когда мимо проходил! Как со всеми здоровалась, а сама…
- А Зойка-то знает, что он ее отец?! Или скрыла Тоня?! Ох, грехи наши тяжкие! Что это на свете делается?!
А Тоня, поняв, что натворила, кинулась в ноги Михаилу.
- Ты прости меня, МихалИваныч! Наболтала такого, что теперь глаз мне на тебя не поднять вовек! Но не могла я больше слушать, как с грязью мешают Зою мою! Да и тебя тоже… Ты – человек! А я плохо о тебе подумала! Нет мне прощения!
- Встаньте, Тонечка! Что вы в самом деле?! – Михаил не знал, что и сказать. – Слово не воробей, конечно, но вы же знаете наш поселок! Поболтают, почешут языки, да и перестанут! А Зою в обиду давать нельзя! Тут вы совершенно правы! И я нисколько не сержусь на вас! Уж поверьте!
Тоня плакала, Михаил, как мог, пытался ее утешить, а Зойка глазела на происходящее, не зная, что и думать.
Точку в этой странной ситуации поставила Светлана. Приехав через пару дней на дачу, она узнала обо всем и всплеснула руками:
- Дядя Миша! Ну ты и лопух!
Светлана никогда не позволяла себе подобного тона, и Михаил страшно удивился, когда племянница расхохоталась, а потом обняла его:
- Ты же к Тоне не ровно дышишь столько, сколько я ее знаю! А сказать ей об этом не решался почему-то. Молчал, носил все в себе, помогал ей с ребенком, но ни словечком не обмолвился о том, что чувствуешь!
- Светик, ну какая мне любовь?! Я же старый!
- Какой ты старый?! Что ты время у себя воруешь?! Его в тебя впереди еще ой, как много! Вот и живи! Нет, вы посмотрите на него! Женщина сама его позвала, а он еще и думает! Дядя Миша, ты жениться на Тоне хочешь?!
Такой прямой вопрос застал Михаила врасплох, но он даже минуты не взял на раздумье:
- Да!
- Ну так и потопали тогда!
- Куда?!
- Свататься! – Светлана улыбнулась. – Что ж ты, дядя Миша, как маленький-то?! А еще отец! Разве Зойку ты дочерью не считал втайне все эти годы?! Так кто тебе мешает теперь ее по праву своим ребенком назвать?!
Свадьбу сыграли через месяц. И весь поселок с удивлением наблюдал, как идут под руку Михаил с Антониной через весь поселок, а следом скачет довольная нарядная Зойка вместе со Светланиными детьми.
Антонина, в белом платье и венке из осенних листьев, была так хороша, что даже самые болтливые кумушки не нашли ни единого плохого слова. Ахнули только, увидев такую красоту:
- Повезло Михаилу! И чем раньше думал?! Давно бы уже счастье хоровод в его доме водило!
А Михаил выйдет вечером на крыльцо своей дачи, обнимет жену, и, снимая с ее головы нарядный венок, проведет рукой по косам Тони, уложенных в сложную прическу:
- Ты мое счастье осеннее, Тонечка! Спасибо тебе…
- Не надо, Миша! Люблю я тебя… Давно уж люблю. Сама себе боялась признаться! Думала, что не пара тебе! А про осень – это ты зря! Будут у нас еще и зимы, и весны, и все времена года по очереди в свой срок! И я не я буду, если ты у меня пожалеешь хоть раз о своем решении! Веришь мне?!
- Как себе верю, Тонечка! Как себе…
Автор: Людмила Лаврова.