– похвалил Лешка. – А можно добавки?
– Конечно, Лешенька! – Марина счастливо улыбнулась.
Налила еще тарелку парню, ну и себе налила.
У Марины на глазах выступили слезы. Она еле проглотила первую ложку и сказала:
– Лешенька, ты так сильно меня любишь?
– В смысле? – не понял парень, отвлекшись от супа. – Я просто тебя люблю. В смысле сильно! А что?
– Это же невозможно есть! – Марина вытирала слезы салфеткой. – Пересолено, переперчено, да еще кислотой какой-то отдает…
– Нормальный суп! – заверил ее Лешка.
– Блин, – она хлопнула себя по лбу, – все время забываю, что ты детдомовский. Вас там, наверное, вообще черт знает, чем кормили…
– Не, нормально, – продолжая уплетать суп, проговорил Лешка, – только мало.
– Да не ешь ты ЭТО из-за уважения или там любви ко мне, я сейчас что-нибудь другое приготовлю, – и она потянула его тарелку к себе.
Лешка придержал за край тарелку и поднял на Марину глаза:
– А можно я доем?
Марина опешила, но тарелку выпустила. Леша быстро доел и, поглаживая живот, сказал:
– Спасибо! Очень хорошо! Я сыт!
– То есть, суп выливать не надо? – спросила Марина, соображая через раз.
– Нет, конечно! – возмутился Лешка. – Еду вообще выкидывать нельзя! Если что-то портиться начинает, сразу все мне неси! Я все съем! Мы в детдоме даже плесневелый хлеб ели. Потом только живот урчал, а так, нормально.
Отправив Лешку отдыхать после обеда, Марина снова попробовала свой суп и поняла, что это несъедобно. Списать аппетит Лешки на голодное детдомовское детство можно было, но не до такой же степени. Нужно было авторитетное мнение.
***
– Мама, у меня две новости и обе хорошие! – вернувшись домой, сказала Марина.
– Очень интересно, – с улыбкой ответила Валерия Федоровна, – порадуй мать!
– Ты оказалась права, готовить я не умею!
– А я тебе говорила, что на бухгалтерии свет клином не сошелся! Женщина должна уметь и знать намного больше, чем всякие там счета и проводки!
– А вторая – я нашла мужчину, который с удовольствием ест то, что я готовлю!
– Чудеса, да и только! – рассмеялась Валерия Федоровна. – Он у тебя из оголодалых?
– Он из детдома, – ответила Марина.
– Тогда понятно, – сказала Валерия Федоровна, – эти все, что угодно сметут, только дай!
– Мама, ты не поняла, – Марина пыталась объяснить, – даже с голодухи ТАКОЕ есть нельзя! Физически не получится! Оно в горло ни под каким соусом не полезет! А Лешка, мало того, что съел и добавки попросил, так еще и ночью из холодильника этот суп ел!
– А вопрос-то в чем? – спросила Валерия Федоровна.
– Объясни, как это вообще возможно! – попросила Марина.
Валерия Федоровна хоть и имела среднее специальное образование, но женщиной была умной. В каких только сферах и науках не разбиралась. Для расширения кругозора, читала все, что под руку попадалось: от географических атласов до медицинских справочников.
– Детский дом, это не то место, куда попадают дети с идеальным здоровьем, – начала она рассуждать, – то есть, и у твоего Лешки может быть букет чего угодно. Опять же, в армию его не взяли по здоровью, хотя с виду, по вашим фото, парень крепкий. Да и работает грузчиком у вас в магазине. Значит, где-то что-то в нем есть, что он вкусов не ощущает.
– Где и что? – поинтересовалась Марина.
– Это или мозг, или рот, – сделала заключение Валерия Федоровна, – а если так важно, так можно и обследование пройти. Ну, или для начала, в его мед карту глянуть.
– Спасибо, мам! – Марина задумалась, – Вот всегда ты дельные советы даешь!
– И еще один тебе вдогонку, – Валерия Федоровна широко улыбнулась: – Пока готовить не научишься, Лешку своего лучше не лечи! Сбежит парень, потом локти кусать будешь!
***
– Лешка, а ты не знаешь, почему в детдом попал? – спросила Марина, начиная расследование.
Она считала важным понять, что случилось с любимым человеком. Готовить-то она рано или поздно научится, а вот то, что человек без вкусовых ощущений живет – непорядок!
– Я маленький был, – ответил Лешка, – еще дошколенок. Не помню ничего. Если воспитатели что-то и знали, так детям они точно не говорили, чтобы там не истерил никто. Может в бумагах что-то есть…
– В каких бумагах? – заинтересовалась Марина.
– Ну, когда меня из детдома выпустили, ключи от моей квартиры отдали, что от родителей, дали вещи там всякие, документы. Я оттуда на квартиру и на меня документы вынул, а все остальное так и лежит в коробке.
Он поднялся с дивана, достал из антресолей коробку от офисной бумаги и поставил перед Мариной.
– Изучай, – сказал он флегматично, – мне интереса не было. Хватило того, что я один на целом свете. Никому не нужен был. Если меня бросили, так чего мне кого-то искать?
Марина поняла обиду парня.
– Лешка, если хочешь, я тоже не полезу, – проговорила она, отсаживаясь от коробки.
– Меня это вообще не трогает, – ответил он, – если тебе интересно, бери, читай! Если что-то важное найдешь, скажешь. Я пойду, перекушу, можно?
– Ну, конечно, Лешка! – Марина улыбнулась. – Давай я подогрею!
– Не-не, и так нормально, – отмахнулся парень и пошел на кухню.
***
Разнообразием документы не блистали. По сути – макулатура. Но нашлась выписка из больницы, датированная временем, когда Лешке было пять лет. Там Марина и почерпнула ответ на свой вопрос:
«Органическое поражение ротовой полости, фатальное повреждение вкусовых рецепторов. Восстановление маловероятно».
На этом поиски можно было бы прекратить, но нашлось и еще кое-что. И это было интересно.
– Лешка, тут письма от твоего отца! – крикнула Марина. – Вместе почитаем или ты сам? Или мне самой?
– Шама читай! – донесся крик из кухни. – Пошом рашшкажешь!
– Кушай-кушай! – прокомментировала ответ Лешки Марина и достала одно из писем:
«Дорогой мой сыночек! Прости меня, что ты там, а я тут. Так уже вышло. Я обязательно выйду и тебя заберу! А сейчас мы с тобой, получается, вместе срок мотаем! Вот она жизнь!
Ты зла на меня не держи. И за мамку. Да и за нас с тобой. Срок мой выйдет, я за тобой приеду! Заберу! Будем вдвоем! Ну, их, этих ба_б!
Люблю тебя! Твой папа Боря!»
И еще полтора десятка писем с обратным адресом: ИК. Письма были вскрыты, но, раз Лешка о них не знал и не говорил, ему их не передавали. Может, и читали, хотя и это вряд ли.
И тут же было свидетельство о смерти Окунева Бориса Михайловича.
– В тю_рьме он ум_ер, – проговорила Марина, – потому и Лешку не забрал. А ему-то и не сказали. Просто поменяли статус на «сирота». А что мать?
Нашлось и свидетельство о сме_рти матери.
– Окунева Анна Семеновна, – прочитала поблекший текст Марина.
Сопоставила даты рождения Лешки и сме_рть его мамы:
– В родах, значит…
Слезу потекли из глаз.
– Бедный мальчик и его папа, – приговаривала она, поглаживая конверты и шмыгая носом.
***
Удовольствие с лица Лешки слетело в один миг, как он увидел Марину:
– Милая моя! Не надо плакать! Если там что-то стр_ашное, то оно уже давно позади! Я этого не знаю и не помню! И ты забудь! Только не надо плакать!
– Лешенька! – Марина вытирала слезы. – Понимаешь, тебя не специально в детский дом сдали. Так получилось просто. Тебя любили.
– Мы там себе постоянно это рассказывали, – проговорил он, – даже верили в это. И каждый день ждали, что придет мама или папа, и нас заберут. За мной никто не пришел.
– Лешенька, некому было приходить.
Она показала свидетельства о смерти.
– Мама ушла, только тебе жизнь подарить успела, а отец в тю_рьме. Но он очень хотел к тебе вернуться! Он очень сильно тебя любил!
– Ну, наверное, – растерянно проговорил Лешка.
– Понять бы, что за эти пять лет происходило, – сказала Марина задумчиво. – Видимо, что-то важное, что все наперекосяк пошло.
– Так можно у бабы Клавы спросить, – ответил Лешка, – она тут старшая по подъезду. Я когда вселялся, она мне все документы проверила. Дотошная старушка! Она и отца моего вспомнила и мать, только я слушать не захотел…
– А давай спросим? – предложила Марина. – Хочется понять…
***
– Боря как овдовел с дитем на руках, не знал, в какую дырку засунуться, – рассказывала баба Клава, когда ее позвали в гости. – Боялись, что запьет. А он положенные три рюмки на поминках положил и к сыну. Но и двух недель ему не дали пожить одиноким, сразу в оборот взяли.
– По ба_бам пошел? – спросил Лешка.
– Что ты! Он же при тебе, как пришитый. Это за ним начали увиваться! Квартира, машина, работа хорошая. Правда, в декрете он был, но так это временно. А так, дите малое ба_бе помехой не станет. Зинка его прихватизировала. Я в окно видала, как она соперниц отваживала! Ух, лю_тая была баба!
– Так Борис женился на этой Зинке? – спросила Марина.
– Ага, счаз! К телу допустил, в квартире поселил, но даже прописывать не стал! Умный был мужик! – ба_ба Клава отхлебнула чая, а оладушку понюхала и отложила на блюдце. – Как с Зинкой засожительствовал, так на работу вышел. Но за ребенком глаз да глаз! Ты не подумай! Души не чаял! Баловал!
– А Зинка что? – спросил Лешка.
– Да черт ее разберет, – ба_ба Клава пожала сухонькими плечами, – вродь и тебя растит, и за Борисом ухаживает, да и хозяйство держит. Не работала нигде, так и не надо было. Борис-то зарабатывал!
– А что случилось-то? – спросила Марина, намекая на кульминацию.
– А я ж тебя помню! – ба_ба Клава всмотрелась в Лешку. – Такой малец радостный! По двору бежишь, хохочешь! А следом папка! Любо-дорого посмотреть! – перевела взгляд на Марину: – С этой радости горе и случилось.
– Что? Что случилось? – Марина поторапливала бабу Клаву, потому что любопытство буквально разъедало!
– Это уже сплетни и домыслы, а кое-что и участковый рассказал. Не все я видала. А случилось так. Ужинали Борис с Зинкой. Ну а Лешка бегал по своей детской нужде. У них, у малых, завсегда шило в одном месте. Бегал да смеялся! Счастливым ребенком был. А тут Зинке что-то не по душе пришлось. То ли смех радостный, то ли Борис ее в чем упрекнул. А может луна не в той фазе была. А подозвала она Лешку, и в рот ему столовую ложку крутой горчицы, да и проговорила: «Чтоб ты меньше смеялся!»
– Уж_ас какой-то! – воскликнула Марина.
А Лешка вытянул язык и потрогал его пальцем:
– Вот с чего я не чувствую его, – сказал он, вытирая палец о штаны.
– Борис как подорвался, – рассказывала баба Клава дальше, – кричит: «Выплевывай!» давай воду сыну в рот лить. А ребенок уже синеть начинает. Борис горчицу выковыривал пальцами, да водой промывает. А ребенка уже трясти начинает.
Марина побелела.
– Не знаю, каким ты чудом выжил, – продолжала баба Клава, – но скорую Борис вызвал, та моментом приехала. А вот пациента было уже два. Зинка, как мальца горчицей накормила, так сама хохотать стала. Так Борис ее отоваривал, пока нас_ме_рть не забил. Правда пом_ерла она уже в больнице. Это следователь потом рассказывал.
– Стр_ашная история, – шепотом проговорила Марина, прижимаясь к Лешке.
Тот ее обнял:
– А ведь была у меня семья! Не брошенка я.
– Как тебя твой отец любил, – баба Клава поднялась с табурета, – не каждая мать любить умеет! Так что, живите ладно!
Марина пошла провожать бабу Клаву к двери, а та, ступив на порог, сказала:
– Ты это, готовить учись! То, что он не чувствует, не значит, что его можно га_достью кормить. А если научить, так ты подходи, вместе кулинарить будем!
– Спасибо! – Марина смущенно улыбнулась. – Забегу по-соседски.
– Ох, гр_ех_и наши тяжкие, – проговорила баба Клава и направилась к своей двери, – нарочно и не придумаешь…
О вкусах не спорит
Автор: Захаренко Виталий
Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 28
Но зачем так Врать
Что в детском доме едят что сварят. Что варят как свиньям. Хлеб плесневый.
Зачем врете.
Да дет, дети одеты лучше чем домашние. Кухня лучше чем домашняя. Каждый день свежо сварена, катлеты каждый день.
Спонсоры хорошие, и так детскому дому идут перечисления.
Вот поэтому они выростают неблагодарными во всем и ко всем относятся когбудто им все должны.
Им даже жилье предоставляют. А домашние дети платят ипотеки подолгу, подолгу.
Кто то что то скажет. Но это совсем другое. И мамашки которые бросают и отказываются от своих детей. Жто их вина что дети в дет, доме. Но кормят и относятся к ним хорошо. Пусть эти дети не придумывают.
Вот у домашних у некоторых порой едят суп по несколько дней и одеты не так хорошо, как детдомовские.
Говорить можно долго. Извените.