ДЕЗЕРТИР.......

СЛОЖНАЯ ШТУКА - НАША ЖИЗНЬ
...... Жирные балыки принесли к смирновской водке, заказанной Исаком в никосийском ресторане. Надо же, чтобы именно сегодня на Кипре, когда он увидел в газете заметку о выдающемся артисте, сбежавшем на Запад, Исак рассказал ему о событиях весны сорок пятого года. Первую они выпили из фужеров. Потом рюмка за рюмкой сопровождала их неторопливый обед. Метрдотель и свободные официанты с интересом наблюдали, как их коллеги с почтением не по долгу наполняют рюмки уже из второй бутылки водки.
- Прости, Исак, может быть, мой вопрос покажется тебе обидным, но
именно сейчас мне очень важно выяснить правду. Я должен все понять до конца. Скажи, не то ли, что тебе так и не дали Героя за Балатон, не обида ли заставила тебя уйти на Запад?
- Не знаю, Игорек. Боюсь соврать. Обид хватало и раньше. Помнишь, и за
Днепр мне не дали Героя.
- Да. Моей батарее объяснили, что, мол, бригаду сперва придали одному
стрелковому корпусу, потом другому, мол, была путаница и все такое. А на Балатоне о твоем подвиге говорил весь фронт. Даже дураку было понятно, что просто не захотели дать Героя еврею.
- Мне это было ясно уже на Днепре. Нет, не это главное. Помнишь,
Игорек, как мы с тобой поехали в Майданек? Никогда не забуду, как ты стоял у горы детских ботиночек, как по твоим щекам текли слезы. А я даже не мог плакать. Помнишь то место возле Брара, где уничтожили моих родителей и сестричку?
Игорь молча выпил рюмку.
- С немцами было все ясно. Но мне было необходимо найти хоть одного
украинца, принимавшего участие в тех акциях. Даже сейчас мне стыдно вспомнить, но тогда я подозревал каждого. А потом в нашу бригаду, помнишь, пришло пополнение и среди них несколько человек из этих мест. Полевые военкоматы не интересовались прошлым призывников. Им бы только выполнить план по поставке пушечного мяса. А я интересовался...
- Значит, у той вспышки была не только сиюминутная причина?
- Ты имеешь в виду случай с солдатом, вывалявшим в грязи автомат?
- Ты его не просто избил. Его еле откачали.
- Да. Сейчас мне трудно убедить тебя в том, что его разгильдяйство не
осложнилось местом, откуда он был призван в армию. И себя мне тоже трудно убедить. Потом Майданек. Я уже не воевал, а озверел.
- Положим, и до этого ты воевал как зверь.
- В Будапеште, помнишь, меня послали в санбат, когда пуля царапнула
плечо. Впервые в жизни меня занесло в синагогу. Посмотрел бы ты на эту
картину. Вваливается этакий жлобина с рукой на перевязи, с орденами на
груди. Добро еще, что по ошибке не снял шапку. Вваливается и останавливается растерянный у входа. А евреи испуганно смотрят на гоя. И тут я выдавил из себя несколько слов на идише. Боже мой, Игорек, посмотрел бы ты, что там было! Не знаю, как евреи встретят Мессию, если простого советского офицера-еврея встретили подобным образом. Что тебе сказать? За пару часов в синагоге я приобщился к своему народу больше, чем за всю предыдущую жизнь. А что я вообще знал о своем народе? Сейчас проявилось все, что постепенно накапливалось во мне за эти почти четыре года. Жалкая горстка людей, чудом спасшаяся от лагерей уничтожения. Особенно потряс меня один старик. Он работал у печей в Освенциме. Старик... На два года старше нас с тобой. Он умолял меня взять его в батарею. Он хотел дорваться до немцев. Потом мы воевали с ним против англичан и против арабов. Какой был боец!
Исак наполнил рюмку. Игорь показал на свою. Рюмки чокнулись.. Выпили молча.
- Погиб?
- Погиб. Зихроно ливраха.
- Что ты сказал?
- Благословенна память его. Так у нас говорят.
- Знаешь, Исачок, я заметил в тебе перемену, когда ты вернулся из
Будапешта. Поэтому я и верил и не верил разговорам о твоей смерти.
Единственное, что смущало меня: неужели ты бы меня не предупредил?
- Да. Мне хотелось рассказать тебе. Но, прости меня, Гоша, даже в тебе
я тогда видел гоя, неспособного понять, что творится во мне. Это трудно
объяснить. Потом отошло.
Любопытство стерло невозмутимость с лица грека метрдотеля. Многое он повидал на своем веку. Когда он был еще молодым официантом, ресторан посещали в основном англичане. Потом пришли немцы. Они пили побольше англичан, зато вели себя по - свински. Повидал он пьянчуг. Но эти начали третью бутылку, и даже нет ни малейших признаков опьянения. Кто же они такие? Один - явно израильтянин. Только они так гордо выставляют напоказ свою звезду. Второй? Английский у него, как у интеллигента из Лондона. Между собой говорят на каком - то славянском наречье. Третья бутылка смирновской водки!
- Спасибо за откровенность, Исачок. Ты даже представить себе не можешь, как она мне нужна сейчас, сегодня. Итак, мы с тобой снова на Балатоне. Февраль 1945 года.
- Нет, Гоша, мы с тобой в Вене. Апрель 1945 года.
- Ты отбросил два месяца, когда ты видел во мне гоя.
- Ладно, о синагоге в Будапеште я тебе рассказал. Это было главное
событие. Я был там еще раз, уже в апреле, когда из бригады поехал получать боеприпасы.
- Помню. Меня несколько удивило, что ты увязался за тыловиками.
- Да. Я начал думать. Самостоятельно, а не переваривать чужие мысли.
Раньше я просто смотрел. А сейчас - видел. И то, что я увидел... В общем,
жизнь потеряла всякий смысл. Единственное, что меня удерживало, это желание отправить на тот свет как можно больше немцев. А тут внезапно закончились бои. Мою батарею загнали на захудалый фольварк. Ты у меня там был.
- Да. Меня отправили в Вену. А когда я вернулся в батарею, я узнал, что
ты погиб. Говорили, что тебя убили "вольфы" ( немецкие диверсанты - партизаны ). Ходили, правда, слухи, что ты дезертировал. Но ты и дезертирство настолько несовместимы, что никто этому не верил.
-А ты?
- Я? Я не хотел верить, что ты погиб.
- Не финти, Гоша.
- Понимаешь, Исачок, еще в училище я привык к тому, что ты все делаешь
правильно. И даже допуская возможность твоего дезертирства, я пытался доказать себе, что у тебя для этого есть веские основания. Но я отбрасывал этот вариант, потому что, если ты не предупредил меня, на свете вообще не существует дружбы. Я не мог представить себе, что ты -ненастоящий друг.
- Не стану уверять тебя, что предупредил бы. Не знаю. Но все произошло
до того внезапно, что у меня даже не было времени на раздумье. Приехал к нам помпострой. Помнишь, он и в трезвом виде был изрядным дерьмом. А тут, на подпитии, его понесло. Стал придираться к моим офицерам. Обматюкал и их и меня в присутствии всей батареи. Я сдерживался. А когда мы зашли в дом, наедине я сказал ему, что в бою никогда не замечал в нем такой прыти. Он обозвал меня вонючим жидом. Пистолет он не успел вытащить. В жизни я никого так не бил. Он еще был в сознании, когда я потащил его к выгребной яме, но сопротивляться он уже не мог. Пару раз я окунул его головой в дерьмо, а потом утопил.
- И никто этого не видел?
- Видел. Был у меня в батарее наводчик - сибиряк Куликов, маленький
такой. Он видел.
- Куликова допрашивали в особом отделе. Он последний видел
подполковника и тебя.
- В чем же дело? Все должно было быть абсолютно ясным.
- Куликов сказал, что подполковник сел на свой мотоцикл, усадил тебя на
заднее сидение и покатили к штабу бригады. Мотоцикл подполковника действительно нашли в километре от фольварка. Особисты знали твою любовь к подполковнику и допрашивали Куликова по всем правилам. Но он стоял на своем. Тогда и решили, что вас убили "вольфы". Особистам тоже хотелось закрыть дело.
- Давай выпьем за Куликова. Не все в России так плохо, если еще есть
там такие люди.
- Есть. Только как их распознаешь?.. За Куликовых! Давай дальше.
- Дальше? Через два часа я уже был в американской зоне. В Вене разыскал синагогу. Вышел из нее уже в гражданском. А дальше - Италия.
Там я стал бойцом еврейского подполья против англичан. Моим командиром была девушка. Вот уже скоро тридцать лет как мы женаты, а для меня она все та же девушка. При первой встрече я увидел только глаза и пятизначный номер вот здесь, на левом предплечья. У нее очень красивые руки. А этот номер... Да. Под носом у англичан мы привозили в Палестину из Европы уцелевших евреев. И снова возвращались в Италию. Рут чудом спаслась в Дахау. Единственная из большой семьи кенигсбергских евреев. Повенчали нас уже в Палестине - можно сказать, за пять минут до рождения нашего первенца. Потом война за свободу и освобождение новой родины. Мой боевой опыт пригодился. Вот только с артиллерией у нас было туговато. Посмотрел бы ты, какие фокусы мы придумывали вместо орудий. Рут уже не воевала. Она нянчила младенца. У нас три сына. Хорошие ребята.
Они сидели еще долго, советский дипломат и дезертир Красной Армии, Герой битвы за Днепр и Балатонской мясорубки......
автор танкист - ас Восточнопрусского прорыва Йон Деген (отрывок)
на фото: немецкий истребитель танков Jagdpanzer IV раннего выпуска, подбитый у озера Балатон....