В галерее – коллаж кадров из советской комедии Михаила Швейцера «Золотой теленок» и российского сериала Владимира Бортко «Мастер и Маргарита»

Однако этот человек не просто так стал героем книги Булгакова. Можно сказать, что у Михаила Афанасьевича были особые виды на Бездомного.

Прежде всего автор хотел показать путь становления героя:

от Ивана малообразованного (пока Берлиоз полноценно участвовал в беседе с Воландом, Иван половину сказанного ими не понимал) клепателя «чудовищных стишков»

до сотрудника Института истории и философии, профессора Ивана Николаевича Понырева.

Очевидно, писатель имя своему персонажу выбрал не спонтанно, но подразумевая в его начальной ипостаси простака Ивана из русских народных сказок.

Однако к любой сказке прилагается «да в ней намек». Так, сказав о «чудовищных стишках», Иван, хоть и говорил напрямую не о себе самом, все же по сути дал себе самоироничный диагноз. А на такое способны только люди вдумчивые и с интеллектом.

Требовалось лишь продвинуть этот интеллект в нужную сторону.

Как мы видим, поначалу его пробовал идеологически обрабатывать Берлиоз. Но то ли не вовремя подсуропила простофиля Аннушка с ее маслом, то ли сам Воланд встрял с его тайными темными замыслами – и Берлиоз сошел со сцены.

Вероятнее всего, дело было в Воланде, Аннушку же он направил сам, сделав своим орудием.

В галерее – кадры из экранизации Владимиром Бортко книги Михаила Булгакова

В итоге Иван перешел в учение к соседу по клинике. И это стало одним из факторов, благодаря которым мастер смог состояться именно как мастер – т. е. имеющий ученика.

Во многом тут можно найти аллюзию с масонскими статусами.

Впрочем, как ни крути, и без масонства Бездомный помог стать мастеру, так сказать, завершенным. Иначе тщетны были бы труды этого мечтателя, поскольку:

и книгу-то его никто не прочитал, кроме разве что 7–10 человек от силы (любимая женщина, пара сотрудников издательства, пара читателей да пара критиков);
и никакого другого значимого наследия он на земле не завершил;
и оставалось бы неясным, с какой стати «Он прочитал сочинение мастера... и просит тебя, чтобы ты взял с собою мастера и наградил его покоем».

А ученик этот был вполне достойным. Не зря булгаковеды находят всё новых прототипов Бездомного в писательской среде первой половины XX в., вплоть до Демьяна Бедного. В частности, этот последний в «Правде» на самом деле опубликовал антирелигиозное «Точное суждение о Новом Завете», где указывал, что, дескать, «не о ком было Евангелия писать».

Вот и МАССОЛИТ был придуман Булгаковым. У него тоже существовал «прототип»: Союз писателей. Причем размещался он в Доме Герцена, где располагались целых две организации с длинными, в традициях соцкреатива, названиями:

Российская ассоциация пролетарских писателей – РАПП;
Московская ассоциация пролетарских писателей – МАССПРОПИС.
Вот эту вторую аббревиатуру Булгаков и спародировал в своем МАССОЛИТе. Заодно из Дома Герцена вывел Дом Грибоедова.

Но кто мог попасть в МАССОЛИТ / МАССПРОПИС? В «парниках этого дома», по извилистому рассуждению Фагота, можно было ожидать «удивительных вещей». А объединил он «под своею кровлей несколько тысяч подвижников, решивших отдать беззаветно свою жизнь на служение Мельпомене, Полигимнии и Талии».

Кадр из фильм Бортко по книге Булгакова

Как придуманная Булгаковым организация писателей, так и ее прообраз по сути были элитным клубом для избранных. Туда могли попасть самые достойные… но в каком плане – достойные?

Согласно своему Уставу Союз писателей в качестве участников включал беллетристов, поэтов, драматургов и критиков. Каждый из них был обязан:

заниматься литературной деятельностью, да не в редкие периоды, когда нахлынет вдохновение, а систематически;
быть сторонником Советской власти;
активно участвовать в соцстроительстве.

Собственно, и единственный практиковавшийся стилистический прием тоже был соцреалистический. Он по определению правдиво описывал историю страны и людей, а по факту воспитывал читателей в революционном духе.

В нашей стране писателей было великое множество. В каждом населенном пункте имелись свои звезды и звездочки, которые максимум – доходили до публикаций в местных СМИ. Попасть же в организацию, квинтэссенцией венчающую эту колоссальную армию писателей огромного государства, было практически невозможно.

Подумать только, кто входил в Союз писателей:

Максим Горький – между прочим, даже отказавшийся от почетной должности первого председателя Союза, решив, что недостаточно грамотен;
Анна Ахматова – принятая в Союз, заметьте, только спустя пять лет после подачи ею заявления об этом;
Михаил Зощенко и Борис Пастернак – со временем вообще выкинутые из рядов данной организации...

Вот в сообществе подобных крупнейших фигур и писал «стишки» Бездомный (ну, или тот, кто мог быть таким же, как он, но в реальном Союзе писателей).

Фото с a4format

Итак, скорее всего, Бездомный не просто так попал в самую главную организацию писателей в стране: он был чьим-то ставленником. Ведь ни особого таланта, ни глубоких познаний, ни хотя бы умения красиво выступать у него не было. Даже в рамках соцреализма – всего одного жанра – он не мог размахнуться: приходилось главе МОССОЛИТа его учить.

Кстати, Иван был небезразличен Михаилу Александровичу. Ведь вряд ли председатель столь крупной и серьезной организации стал бы так долго учить уму-разуму каждого рядового участника. На Бездомного же Берлиоз потратил массу времени и сил.

Причем он не просто ему выдавал вызубренные ходовые лозунги, но искал индивидуальный подход. В том числе вспомнил многое из того, что знал сам, – показав, кстати, неплохую эрудицию.

Так что, вполне может быть, Иван оказался не только чьем-то ставленником, а родней того, в ком Берлиоз был заинтересован лично.

Ну, а может, и судьба у Ивана была такой. Ведь как «кирпич ни с того ни с сего никогда никому на голову не свалится», так и Воланд с кем попало не заговорил бы.

И уж тем более князь тьмы не потратил бы на разговор абы с кем столько времени, эмоций и личных воспоминаний. Заметьте, последние касались противоборства с его главным идейным противником – Иешуа, т. е. были максимально важными для самого Воланда.

Добавьте сюда тот факт, что и мастер не просто так учеником выбрал именно Бездомного.

Да, конечно, мастер изначально попал в палату к Ивану, вроде бы, случайно: просто украл ключи и один из них подошел к палате соседа.

Но ведь, если бы этому человеку со «встревоженными глазами» некомфортно или неинтересно было разговаривать с таким вот психическим, он не стал бы продолжать общение.

В галерее – кадры из фильма Бортко по Булгакову

В стиле, им же определенном как «взвейтесь! да развейтесь!», Бездомный не писал. Кстати, и псевдоним он выбрал себе говорящий. Словом, видимо, старался парень вдумываться глубже. И вот это духовное, хоть и немного, пардон, нeoтecaнное ядро в нем и почувствовал тот, кто затем сделал его своим учеником.

Бездомный и тему-то не простую для сочинения выбрал – библейскую. Во многом он ею и заинтересовал мастера. Причем обратите внимание на разницу:

мастер писал об Иешуа, т. е. о собственной интерпретации, а не о реальном образе;
Бездомный пробовал писать об Иисусе, т. е. о Реальном Бого-Человеке.

И с учетом того, что оба творили в начальные советские времена, можно даже Бездомного оценить как более смелого, чем мастер. Ведь в стихах Ивана Христос «получился ну совершенно как живой».

Мастер и в клинике с Бездомным общался часто, и даже, оказавшись по ту сторону бытия, в периоды весеннего полнолуния навещал ученика. При этом он был с Марго, и та королевски одаривала Ивана поцелуем в лоб.

Не слишком ли большую честь оказывали Бездомному, будь он всего лишь горе-поэтом?

В галерее – кадры из сериала Бортко по Булгакову

Итак, далеко не Иванушкой-дypaчком из русских сказок был Иван:

изначально он наверняка не просто так попал в МАССОЛИТ и не абы почему подвернулся под руку мастеру, но благодаря неким корням:

1) социальный блат – для МАССОЛИТа,

2) фантастические причины наподобие французской королевы, далекой пра…бабушки Маргариты, – для мастера, Воланда и иже с ними;

затем он стал учеником мастера, сотворившего сочинение, которым заинтересовались сами силы света и тьмы… вплоть до того, что князь тьмы со свитой лично сопровождали мастера с его женщиной до места их последнего пристанища.