"Это и есть счастье.

Минута тишины перед тем, что тебя ждет."
/Эрих Мария Ремарк/
Их отношения, с виду такие естественные и легкие, складывались непросто. И завершились они драмой, которая нашла отражение в их переписке, в самых прекрасных, самых страстных и самых печальных любовных письмах.
В итоге перед нами последняя великая история любви в XX веке, грандиозная иллюзия, полная лжи и самообмана, но освещенная изнутри бенгальским огнем образов Ремарка, который никогда не был писателем в большей мере, нежели чем в этих интимных письмах к своей холодной возлюбленной.
Здесь одно из писем.
"Нежная! Любимая кротость! Среди мимоз, что вокруг моего дома, расцвела в последние дни маленькая ветка. На утреннем солнце она золотой гроздью свисает перед белой стеной. Мягкая, как твое сонное дыхание на моем плече…
Сладчайшая… иногда по ночам я протягиваю руку, чтобы притянуть поближе к себе твою голову…
… Но у тебя уже день, понемногу начинают зажигаться уличные фонари, ты стоишь посреди своей комнаты, кто-то пригласил тебя поужинать или сходить вместе в театр, на постели разложены твои вечерние туалеты, и ты не знаешь, надеть ли белое платье с золотым корсетом от Скиапарелли или черно-золотое от Аликc.
Или вон то, с черными блестками? Или красно-зеленое от Аликс? А может быть, изящный костюм от Лануан, который опять будет царапать тебе шею? Или зеленовато-золотистое платье из Голливуда, из той же ткани, что и платье, которое было на мамаше Роша в «Максиме»?
Или одно из тех, в греческую складку, от Виоме?
Дай мне сигарету, дорогая, — от примерок я устаю. А теперь взгляни в зеркало. Светлое, любимое лицо! Ты коротко встряхиваешь головой, отбрасывая волосы назад. Одно плечо опять ниже другого.
И все как-то перетягивается вперед, придется Тобиасу согласиться. И даже господин Шеербаун, лицо у которого более багровое, чем у коротышки в углу, вынужден будет подтвердить. А когда ты снимаешь жакеты, они соскальзывают со слегка отставленных плеч, будто их снимает с тебя ангел.
Ничего не забыл? Ах, ну да! Пальто, эта накидка лешего. Опять ночью было полно домовых. Как оно раздувается по бокам — будто щека у хомяка. Не говоря уже о том, что оно распахнуто. О ты, терпеливейший из всех падших ангелов! А потом опять будет китайский чай у Смита. И кексы, и корнфлекс.
И злые шутки, и гогот, и пустая болтовня. Но сначала ты расчешешь волосы черным гребнем. Наклонив голову набок, будешь часто продирать их торопливыми движениями, невзирая на боль. А потом вздох, взгляд ниоткуда и никуда, неуловимая улыбка, обращенная ко всем и ни к кому в частности, быстрая прогулка и теплое вечернее дыхание далеких Елисейских полей…
Милая! Ангел западного окна! Мечта светлая! Я никогда больше не буду ругаться, когда ты убежишь от больного ишиасом старика. Золотая моя, с узенькими висками и глазами цвета морской волны, вдобавок я обещаю тебе никогда не ругаться из-за проклятого шелкового одеяла, за которое цепляются пальцы ног…"
.............................
Марлен Дитрих (27 декабря 1901 г. - 6 мая 1992 г.)
Ровесница века, она стала воплощением всех противоречий и бунтарского духа ХХ столетия. Ею восхищались, ее клеймили, ей подражали, ее ненавидели, ей поклонялись. Всю жизнь она приковывала к себе внимание, даже тогда, когда она исчезла с экранов. Платой за мировую славу и успех стало 20 лет одиночества и болезней, которые одолевали ее на склоне лет…
Несмотря на бесчисленные романы, актриса была замужем всего один раз – в 22 года она стала женой продюсера Рудольфа Зибера, спустя год у них родилась дочь Мария. Супруги прожили вместе всего несколько лет, но официально так и не развелись – в статусе замужней женщины Дитрих оставалась до самой смерти супруга в 1976 г.В 1975 г. артистка совершила свой последний гастрольный тур.
И с этого момента ее начали преследовать неприятности. Сначала она сломала ногу во время спектакля и несколько месяцев провела в больнице. Затем последовал перелом шейки бедра, из-за чего актриса оказалась прикована к постели. В 1976 г. ушли из жизни ее муж Рудольф Зибер и мужчина, которого она очень любила, – Жан Габен. Такой одинокой Марлен Дитрих не чувствовала себя никогда.