Есть мнение, что Ярило древний славянский бог Солнца. Это одно из многих проявлений «эффекта Нельсона Манделы», – когда мнение, возникшее непонятно откуда, прочно укореняется в умах. Так-то, теперь даже славянские неоязычники, – а людей хуже осведомлённых об обычаях своих предков трудно представить, – давно уже в курсе, что «яра» это «весна», отсюда и «яровые», и Ярила – бог весны, стало быть.
Велесова книга: Что именно она рассказывает об истории русского народа?

Проблема, однако, в том что божества с таким именем у славян просто не было. Но это мелкая, неинтересная проблема. К интересному же и полезному можно придти, задумавшись, откуда нам известно то немногое о славянском язычестве, что известно вообще. Причём, в данном случае речь вообще не пойдёт об источниках альтернативных, в том числе и о «Влесовой книге» (в канонических переводах которой Ярила, впрочем, не упоминается). Рассмотрения заслуживают источники, на которых основаны научные представления.

Следовательно, об источниках. Прежде всего, это летописи, но там упоминания о языческих божествах обрывочны и, предсказуемо, встречаются чем далее, тем реже, исчезая где-то в XIV столетии. Позже будет затронут вопрос, почему, пока же достаточно отметить, что Ярила в летописных сводах не фигурирует… Ещё есть – об это часто забывают – огромная масса документов, включая берестяные грамоты, – но и грамоты в большинстве относятся к XIV-XV столетиям, и хотя пишут граждане друг-другу о чём угодно, тема мифологии в документах почти не затрагивается. О Яриле, опять-таки, ничего.

...Следовательно, остаётся фольклор, собранный учёными по деревням во второй половине XVIII первой половине XIX веков. И первый правильный вопрос: почему именно тогда? Что раньше, – хотя бы в XVII веке, – мешало зафиксировать на бумаге народные предания, сказки, былины, описать поверья и ритуалы?

А просто некому было этим заниматься. В Европе науки (в современном понимании), этнография в том числе, появляются в XVII столетии, – в России же только в XVIII. До этого же речь об изучении обычаев никогда не шла. Античные историки и географы, равно как и средневековые, – это бросается в глаза, если присмотреться, – ничего не изучали, а лишь упоминали от случая к случаю традиции других народов, показавшиеся им удивительными. Никому из римлян не пришло в голову ездить по селениям Галлии или Иберии, собирая и систематизируя информацию о верованиях аборигенов. В лучшем случае путешественник упоминал, что тут-то, как кажется, тоже поклоняются Геркулесу, но почему-то представляют его двухголовым.

В XVIII же столетии изучение народных обычаев стало представляться интересным, важным и даже модным занятием, и отвечая на запросы читающей публики Чулков публикует «Словарь русских суеверий»… Десятки располагающих средствами и временем помещиков тут же бросились колесить по деревням, чтобы выяснить где Чулков наврал.

В XVIII начале XIX веков был собран основной массив информации о крестьянской культуре, но в середине позапрошлого столетия учёные уже большей частью анализировали и систематизировали материалы добытые предшественниками. Затем, работа «в поле» стала невозможной, поскольку всё чаще оказывалось, что народные сказки изустно передаваемые от прадедов, написал Александр Сергеевич Пушкин.

Внезапно обнаружилось, что крестьяне существуют не в вакууме. С миром, – точнее же с более высокой культурой, – даже жителей самых глухих деревень связывает батюшка, знакомый с древнегреческой мифологией в силу полученного в семинарии образования, и помещик, в доме которого при слугах иногда читают вслух книги… Да и повальная безграмотность крестьян даже в XVIII веке была мифом. Кто хотел, – Ломоносов не даст соврать, – грамоте учился… и даже покупал книги.

Если проще, вставал вопрос, а что мы, собственно, изучили? В самых аутентичных русских народных сказках пронзительному взгляду наиболее проницательных исследователей открывались следы дохристианского субстрата. Но там же заимствования из греческой и западноевропейской мифологии уже и в XVIII столетии торчали в полный рост. Отдельной статьёй шли былины, записанные в самой заядлой – до Белого моря – глухомани северных губерний. Сразу бросалось в глаза, что это отдельный, не родственный сказкам слой культуры. Ибо былины сочиняли точно не в деревнях.

Ну, правда. События в былинах развиваются в городах, причём, южных. Причём, главные действующие лица – представители военного сословия, и автор упоминает «князя Владимира» (хотя и непонятно, которого) и пишет о пирах в княжеском тереме, словно бывал на них. В собственно «деревенских» сказках быт царей представляется странно и смутно.

Примечательно также и то, что сверхъестественные существа былин и сказок – разные. «Народной» нечисти – русалок, леших, домовых, да бабы Яги, хотя бы, – в былинах нет.

Предположительно, былины слагаются, – именно для услаждения слуха знати, – в XIV веке, как воспоминание от старых, добрых – домонгольских – временах. Собственно, упоминается, что самый молодой из знаменитых богатырей – Алёша Попович – погибает при Калке (а старшие товарищи не дожили)... Затем, сюжеты этой серии приобретают популярность в городах, где к XVI столетию принимают уже современный, – тот в котором сохранились до XVIII века в северной глубинке, – вид. Аристократическая культура, повлияв на городскую, с тех пор сменилась, сменилась и городская, следовательно…

Следовательно, и деревенская тоже сменилась. Бросившись изучать старинные русские предания, этнографы вскрыли слой фольклора примерно двухвековой (по меркам Москвы) давности. И только.

Ничего «языческого» в этом слое не было, и быть не могло. Как наглухо христианской предстаёт Русь и в мире былин. Скорее всего, отсылок к языческому наследию в былинах не было уже в XIV веке, – прочие источники не подтверждают, что тогда о Перуне и Велесе на Руси кто-то помнил. Сказитель, – если б сам о языческих богах что-то знал, – не был бы понят аудиторией.

...Возникает однако вопрос, причём здесь Ярила. Да ни при чём. Всё вышеизложенное просто объясняет отношение науки к данной фигуре.

В первый и последний раз Ярила всплывает в записках ранних этнографов, причём, только некоторых. Во всём мире, – не только на Руси, – наступление весны было значимым для земледельцев событием, которое так или иначе отмечалось, даже перестав считаться началом нового года. В частности, крестьяне некоторых уездов сжигали персонифицирующее уходящую зиму соломенное чучело – Кострому. И тут надо подчеркнуть, что – некоторых. Обряд не являлся общерусским, – как странным было бы вообще существование общерусских поверий и традиций, учитывая что крестьяне соседних уездов были куда теснее связаны со столицами и даже с Европой (через помещиков), чем друг с другом.

В некоторых уездах Кострому сжигали. В некоторых хоронили. В некоторых место чучела занимали парень или девка, символизировавшие плодородие всем чем одарила их природа, – и аниматоров не сжигали, если что… Проводится обряд мог в разные дни, да и называться персонификация могла по-разному. В частности, этнографы упоминали, что в ряде случаев обряд строился вокруг персонификации весны – Ярилы.

В основной массе, однако, именно обряды с участием Ярилы признаны «кабинетной мифологией» – вымыслом. Иногда они слишком сложны, чтобы исполнить их могла труппа любителей без длительных репетиций. Иногда странно смотрятся в культурном контексте, – например, использование в обряде человеческого черепа даже в дохристианский период славяне посчитали бы дикостью. Крайне странным выглядит также пол Ярилы, который может быть как мужским, так и женским…

То есть, в принципе, персонаж по имени Ярило, – именно персонаж, чем-то близкий к Деду Морозу, а не божество, являющееся предметом поклонения, – в каких-то местных поверьях фигурировать мог. Но не считается фактом, что фигурировал. Главное же, русское язычество тут в любом случае не при делах.

Из того, что в XIX столетии в некоторых деревнях с шутками и прибаутками сжигали соломенное чучело не следует, что обряд в такой же форме проводился хотя бы в XVII веке. Даже в среде крестьян обычаи и поверья не могли не смениться несколько раз со времён древней Руси.

Источник: Канал "Цитадель адеквата"