Владимирский кафедральный собор в Херсонесе

«Нет на земле красоты такой»

Надо ли сравнивать все эти в разной мере насмешливые истории с весьма подробным изложением «греческой» веры, которое Владимиру представляет некий православный «философ», – так называемой «Речью философа»? Здесь в сжатом виде присутствует и библейская, и евангельская священная история, завершающаяся яркой картиной Страшного суда. Перед нами настоящий маленький катехизис без особых скидок на «варварство» слушателя.

Ответные посольства Владимир отправляет ко всем, кроме «хазарских евреев», религию которых решительно отверг сразу. Впечатления послов ожидаемы, но замечательно то, что они выстроены в последовательности возрастания красоты церковной службы: «Ходили в Болгарию [имеется в виду Волжская Булгария. – «Историк»], смотрели, как они молятся в храме, то есть в мечети, стоят там без пояса; сделав поклон, сядет и глядит туда и сюда, как безумный, и нет в них веселья, только печаль и смрад великий. Не добр закон их. И пришли мы к немцам, и видели в храмах их различную службу, но красоты не видели никакой. И пришли мы в Греческую землю, и ввели нас туда, где служат они Богу своему, и не знали – на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой». Бояре, которые раньше, при Святославе, отце Владимира, противились крещению, теперь заключают: «Если бы плох был закон греческий, то не приняла бы его бабка твоя Ольга, а была она мудрейшей из всех людей».

Виток истории замкнулся, и правда будущего – чужая, зато вселенская правда христианки Ольги – готова восторжествовать над родной, но уходящей в прошлое правдой язычника Святослава.

Княгиня Ольга приняла крещение в Константинополе, став крестницей византийского императора Константина VII Багрянородного. Миниатюра из Радзивилловской летописи. Конец XV века

«Независимый царь Владимир»

Как оценить это летописное и одновременно житийное предание, если рассмотреть его сквозь критическую лупу историка?

Богоматерь Оранта. Мозаика. Собор Святой Софии, Киев. XI век

Безусловно, мы имеем дело не с записками современника событий, а с ретроспективным рассказом, который оформился на рубеже XI–XII веков, столетие спустя после крещения Владимира. При всем своем сюжетном единстве этот рассказ сложносоставен, компилятивен, он соединяет части фольклорные, донесенные устной памятью, с происходящими из книжной традиции. Условно и его приурочение к 986–987 годам: летописцу показалось логичным от сообщения о мире с булгарами (985 год) перейти сразу к сообщению о религиозном посольстве от них, а следом – и обо всех остальных посольствах.

Но в своей основе, несмотря на условность некоторых деталей и оформления, рассказ, без сомнения, историчен. Да, послы вряд ли приходили вот так, друг за другом, и именно в такой последовательности, но этот этноконфессиональный ряд – булгарские мусульмане, «хазарские иудеи», западноевропейские «латиняне», православные греки – отражает систему международных связей Руси в начале княжения Владимира верно, пусть и неполно. Вряд ли стоит сомневаться также в том, что при политических контактах всплывала религиозная тема: залогом тому – отмеченный выше интерес русского князя к религии как к фактору государственного строительства.

Важно и то, что некоторые сведения, содержащиеся в «сказании об испытании вер», поверяются независимыми иностранными источниками, хотя на свой лад тоже тенденциозными. Даже кажущийся экзотическим интерес киевского князя к исламу находит подтверждение в сочинении арабского писателя ал-Марвази, созданном в конце XI – начале XII века, тогда же, когда и «Повесть временных лет». Хрестоматийный для восточной литературы сюжет о руси, обитающей на некоем «острове», дополнен там следующими уникальными сведениями: тяготясь христианством, которое мешало ей жить привычной войною, русь «направила послов к правителю Хорезма, четырех человек из родственников их царя, ибо у них независимый царь, который прозывается Владимир, как царь тюрок прозывается каган… Их послы прибыли в Хорезм и передали свое послание. И обрадовался им хорезмшах, что они захотели принять ислам… и послал к ним, чтобы научить их законам ислама».

Ясно, что известие ал-Марвази, как и летописный рассказ, нельзя воспринимать буквально. Под пером мусульманского автора Крещение Руси (которое к тому же совершенно фантастично приурочено к 912–913 годам) и некое посольство с проявлением ее интереса к исламу во славу последнего анахронично переставлены местами. Имя русского князя неверно истолковано как титул. Но в остальном налицо вполне определенное свидетельство о сношениях Владимира с хорезмшахом, в ходе которых поднимался и религиозный вопрос.

«Корсунская легенда»

Выслушав отчет послов и совет бояр, Владимир задается странным вопросом: «Где примем крещение?» Казалось бы, для того чтобы креститься, вовсе не было нужды куда-то отправляться – проще и логичнее было бы пригласить священников из той же Византии. Но дело объясняется просто: далее в летописи следует повествование о походе Владимира на византийский город Херсонес (по-древнерусски Корсунь) в Крыму и крещении его там. В науке это сказание получило не очень удачное название «Корсунской легенды».

Столкновение армий Варды Склира и Варды Фоки в 978/979 году. Миниатюра из хроники Иоанна Скилицы. XII век

Текстологи давно пришли к убеждению, что «сказание об испытании вер» и «Корсунская легенда» изначально не являются частями единого предания, а возникли независимо друг от друга. Если сказание представляет крещение Владимира итогом последовательного религиозного и политического поиска, то «Корсунская легенда» – побочным следствием удачного военного похода. Князь осаждает Корсунь в течение шести (или даже девяти) месяцев и в конце концов захватывает ее благодаря измене некоего корсунянина Анастаса, который указал место, где можно было перекрыть («перенять») трубы, снабжавшие город водой. Из-за стен поверженного города Владимир шлет требование в Константинополь – но не о крещении (да и зачем для этого брать Херсонес?), а о женитьбе на Анне, сестре правивших тогда императоров Василия II и Константина VIII. Получив ответ, что «не пристало христианам выдавать жен за язычников», князь изъявляет согласие креститься.

Таким образом, пружина повествования – не крещение, а вполне былинный мотив добывания невесты. Это впечатление только усилится, если принять во внимание, что существуют такие изводы «Корсунской легенды», в которых о крещении Владимира речи нет вообще! Князь хочет жениться на дочери «корсунского князя» и, получив отказ, силой берет и город, и невесту. Указанные логические несообразности усугубляются оговоркой летописца, что «не знающие же истины говорят, что крестился Владимир в Киеве, иные же говорят – в Василеве, а другие и по-иному скажут».

Во имя сохранения мира с Русью византийским императорам Василию II и Константину VIII пришлось убеждать царевну Анну стать женой князя Владимира Святославича. Миниатюра из Радзивилловской летописи. Конец XV века

Русь приходит на помощь

Выясняется, что сообщения об обстоятельствах крещения Владимира уже в XI веке сильно разнились. Киево-печерский летописец решительно принимает версию «Корсунской легенды», но прав ли он? В составе «Памяти и похвалы князю Владимиру» Иакова Мниха сохранились отрывки древних летописных записей, в том числе о крещении и связанных с ним событиях. Вот что там говорится: «На другое лето к порогом ходи по крещении; на третье лето взят Корсунь». Как видим, крещение князя и взятие Корсуни разделены промежутком в два года.

Как разобраться в этих противоречиях? На помощь снова приходят иностранные источники – на этот раз византийские (сочинения Льва Диакона и Иоанна Скилицы), арабские и даже армянские, но в первую очередь написанная по-арабски хроника антиохийца Яхьи (Иоанна). Если суммировать данные этих источников, то обнаружится следующая картина. Вокняжение Владимира в Киеве случилось вскоре после гибели византийского императора-полководца Иоанна I Цимисхия, победителя Святослава. На трон взошли пасынки Иоанна – юные братья Василий II и Константин VIII. Последний, хотя немного и пережил брата, промелькнул по страницам истории бледной тенью, зато полувековое царствование Василия, за которым закрепилось жутковатое прозвище – Болгаробойца, запомнилось как одно из самых блестящих за византийское тысячелетие. Но весь блеск будет потом, а тогда, в первые годы своего правления, Василий столкнулся с нешуточной угрозой. Дука Антиохии Варда Фока, племянник императора Никифора II, в 987 году поднял мятеж, и вскоре верные ему войска стояли под стенами столицы. Отчаявшись спастись собственными силами, Василий II обратился за помощью к Руси, к князю Владимиру.

Святой Владимир. Худ. Н.К. Бодаревский. 1900-е годы

Почему именно к Руси? Например, Болгария была много ближе – однако с болгарами Василий уже много лет вел жестокую войну. Кроме того, в политическом общении империи и Руси военная помощь была привычным явлением. Так, русско-византийский договор, заключенный в 944 году, при Игоре, гласил: «Если же пожелаем мы, цари, у вас воинов против наших противников, да напишем о том великому князю вашему, и вышлет он нам столько их, сколько пожелаем: и отсюда узнают в иных странах, какую любовь имеют между собой греки и русские».

Правда, к 987 году Русь, видимо, тоже находилась в стане врагов Византии, успев даже принять участие в византийско-болгарской войне, так что обращение императора к русскому князю лишний раз говорит о крайности положения Василия II. Пробил час Владимира – он мог диктовать свои условия, и главное из них стало для греков полной неожиданностью. Владимир потребовал брака с родной сестрой Василия и Константина Анной.

Анна была порфирородной принцессой, то есть родилась от отца-императора. Такое уточнение существенно, ведь у восходящих на престол со стороны, вне династии, бывали дети, рожденные прежде, чем их отец перебрался в императорский дворец. Между тем византийская политическая доктрина совершенно исключала браки порфирородных с «варварами», каковыми в глазах ромеев были все иностранцы. Совсем недавно, в 968 году, с решительным отказом столкнулся не кто иной, как германский император Оттон I Великий, который пытался просватать либо Анну, тогда еще пятилетнюю, либо ее старшую сестру за своего сына и соправителя Оттона II. Спустя несколько лет, когда на престоле был уже Иоанн I, Оттон II все же получил византийскую невесту, но не порфирородную дочь императора, а всего лишь племянницу.

Таким образом, требование Владимира было предельно дерзким и даже вызывающим, ибо князь не мог не знать о запрете, который предлагал нарушить. Что двигало не столь уж молодым правителем Руси (Владимиру было тогда 25–30 лет)? Только ли политическое честолюбие? Есть основания подозревать, что визит Ольги в Царьград в 957 году, где она приняла крещение, сопровождался безуспешной попыткой найти для 15-летнего Святослава невесту из византийского правящего дома. Быть может, Владимир тем самым мстил за позор отца? Но даже если так, вряд ли то было единственной причиной.

Крещение как победный трофей

Удобный случай удобен лишь тогда, когда нужда созрела и осознанна. Сказанное выше позволяет думать, что в случае с крещением Владимира так и было. Князь, разумеется, понимал, что брак с византийской царевной невозможен без крещения – но крещение крещению рознь. Одно дело – крещение, сопряженное с дипломатическими хлопотами в Царьграде и на условиях последнего. И совсем иное – крещение, силой вырванное у надменных греков на своих собственных условиях. Это не только льстило самолюбию русского князя, но и совсем по-другому выглядело в глазах подвластных ему язычников, которых тоже надо было подтолкнуть к принятию новой веры. Крещение как победный трофей – на такое мог взглянуть благосклонно даже закоренелый поклонник воинственного Святослава.

Василию II было не до династических тонкостей, ему пришлось смириться с требованием Владимира. Уже весной 988 года под стенами Царьграда появилось шеститысячное русское войско, которое совместно с остатками верных законным императорам войск в двух сражениях нанесло армии Варды Фоки решительное поражение. Династия была спасена.

Однако далее следуют события, понять которые на первый взгляд трудно. Между апрелем и июнем 989 года киевские дружины овладевают Херсонесом – союзник Византии захватывает византийский же город! Такой поворот даже дал повод некоторым историкам думать, что Херсонес (Корсунь) перешел на сторону мятежников или что его взятие состоялось раньше, чем греки обратились к Владимиру за помощью. Но, вероятнее, дело заключалось в другом: избавившись от опасности, византийские власти не спешили с исполнением своего крайне неудобного обещания. Греки в очередной раз «сольстили» («льстивость» или коварство греческой дипломатии вошли в поговорку не только на Руси). Владимир напрасно простоял в ожидании невесты все лето 988 года у днепровских порогов, в самом опасном месте на днепровском пути к Киеву, – и, не дождавшись, разгневанный, двинул полки на юг, к Корсуни. Василию II не оставалось ничего другого, как выполнить договор и отправить Анну в поверженный город.

Теоретически эти данные совместимы как с версией «Корсунской легенды» о крещении Владимира в Корсуни, так и с утверждением Иакова Мниха, что князь принял православие двумя годами ранее – очевидно, в Киеве от священнослужителей, которые были в составе византийского посольства. Но сложности и противоречия, сопряженные с «Корсунской легендой», побуждают предпочесть сведения Иакова. В таком случае крещение Владимира должно было состояться в конце 987 или начале 988 года; летописная дата – 988/989 мартовский год – суммарна и несколько неточна. В крещении князь получил имя Василий – обычная практика «политических» крещений того времени: император, считавшийся номинальным посаженым отцом, нарекал своего духовного сына в честь собственного патронального святого. Так болгарский хан Борис оказался тезоименит императору Михаилу III, а киевская княгиня Ольга – императрице Елене, жене императора Константина VII.

Златник Владимира Святославича. Конец X – начало XI века

«И была видна радость»

Итак, Владимир добился своего и в сопровождении уже крещеной (отчасти ранее, в Киеве, отчасти в Корсуни) дружины, ведя с собой царевну Анну, пусть и не юную (ей было 26 лет), но окруженную блестящей византийской свитой, в конце лета или осенью 989 года вернулся в Киев. Корсунь князь вернул своим новым родственникам Василию II и Константину VIII «за вено», то есть в качестве выкупа за невесту. Но обоз был тяжело нагружен корсунскими трофеями, включая «двух медных идолов и четырех медных коней», которые позднее были поставлены «за святой Богородицей», то есть за Десятинной церковью. Важно, что князь не ограничился этой добычей, а «взял и сосуды церковные и иконы на благословение себе» вместе с частью (главой) почивавших в Херсонесе мощей святого Климента, папы Римского, и его ученика Фива. И это понятно: предстояла многотрудная работа по воцерковлению Руси.

Прежде всего князь-неофит занялся крещением киевлян. Он не поспешил устраивать общественных проповедей, однако не стал и силой сгонять народ к купели. Назначив время и место крещения в Почайне (днепровской затоке, служившей киевской гаванью), Владимир разослал по городу глашатаев со словами: «Если не придет кто завтра на реку – будь то богатый, или бедный, или нищий, или раб, – будет мне врагом». Немудрено, что все предпочли последовать княжескому выбору, и в присутствии Владимира совершилось массовое крещение: «Вошли в воду и стояли там одни до шеи, другие по грудь, молодые же у берега по грудь, некоторые держали младенцев… попы же, стоя, совершали молитвы». Священников хватало: кроме «попов царицыных» были и благоразумно приведенные князем священники из Корсуни. «И была видна радость на небе и на земле по поводу стольких спасаемых душ», – заключает летописец.

Нет видимых причин не доверять этому рассказу «Повести временных лет» в его основных моментах. Острота языческой реакции, столь явной сразу по вокняжении Владимира, понемногу спала, и стали снова заявлять о себе те начатки христианства, которые были налицо еще при Игоре (уже тогда в Киеве имелась христианская община вокруг соборного храма Святого пророка Илии на Подоле) и которые росли и крепли при Ольге и Ярополке. Время шло, и оно работало на христиан.

Александр Назаренко, доктор исторических наук*