Святой великомученик Георгий Победоносец. Икона. XIII век. Византия

Святой великомученик Георгий Победоносец. Икона. XIII век. Византия В IX веке первые изображения этого чуда появились в пещерных храмах Каппадокии. На иконах в то время чаще изображался житийный цикл святого: вокруг центрального лика или фигуры помещались клейма со сценами из его жизни – от исповедания веры перед Диоклетианом до усекновения главы. Потом в клеймах стали появляться и посмертные чудеса Георгия, а еще позже «Чудо о змие» вышло на первый план и писалось уже на отдельных иконах. Известно несколько их типов: на одних конный герой без затей поражает чудище копьем, на других представлены целые сцены с царевной, горожанами и их царем, смотрящим на битву со стены. На балканских иконах XV века царь протягивает победителю ключи от города, что символизирует принятие им и его подданными новой веры. Царевна изображается в молитвенной позе (в легендах говорится, что она уверовала первой из горожан и позже стала монахиней). Вся сцена напоминает древний миф о Персее и Андромеде, к которому, скорее всего, и восходит «Чудо о змие».

Святой Георгий. Худ. Я. Тинторетто. 1543–1544 годы

Святой Георгий. Худ. Я. Тинторетто. 1543–1544 годы Если в Каппадокии, откуда происходила военная элита империи, Георгия чаще изображали как змееборца, то в Константинополе, столице, он по-прежнему виделся горделиво стоящим воином, покровителем императорской власти. У него появилась и еще одна роль – защитника Христа и Богоматери, как на триптихе конца Х – середины XI века из слоновой кости, где Георгий и другие святые воины окружают роскошный трон Спасителя. К XV столетию произошло возвращение к ранней практике погрудного изображения Георгия в образе Диасорита, то есть спасителя царевны. Вскоре турки взяли Константинополь, империя пала, но ее искусство еще какое-то время развивалось в дальних провинциях. Например, на Крите, где возник новый тип изображения Победоносца – Кефалофорос, с собственной отрубленной головой в руках. Это напоминало о страданиях христиан под властью иноверцев, а образ Георгия Змееборца (теперь его часто прятали в иконах-складнях) призывал к борьбе. Характерная для этого времени черта: дракон обвивает хвостом ноги лошади, как бы держа героя в плену. Лишь через несколько веков православные греки стали свободными, а Георгий и сегодня остается их любимым святым.

Триптих Арбавиля. Конец Х – середина XI века. Византия. Георгий Победоносец – на правой створке вверху слева Такие разные Георгии В Западной Европе Георгия почитали уже в VIII веке, когда в римской базилике Сан-Джорджо ин Велабро появилась реликвия – глава святого («альтернативные» главы, впрочем, хранятся еще в десятке городов). Его изображения долго повторяли византийские образцы и только с началом эпохи Возрождения обрели «особенную стать». Одним из первых к «Чуду о змие» обратился в XV столетии флорентиец Паоло Уччелло, на картине которого можно увидеть все элементы будущей западной «георгианы». Благородный рыцарь на могучем коне поражает копьем страшного дракона, из раны которого течет кровь. Зев пещеры слева и крутящийся вихрь справа представляют буйные силы природы – ее вместе с чудищем призван укротить Георгий, настоящий мифологический герой. По контрасту безмятежно выглядит царевна, уже связавшая дракона своим пояском (из-за чего удар копьем ему в глаз выглядит как-то не по-рыцарски).

Святой Георгий и дракон. Худ. П. Уччелло. Около 1470 года Несколько раз к образу Георгия обращался великий Рафаэль. На одной из ранних его работ («Малый святой Георгий») юный герой, сломав о дракона копье, добивает его мечом, на более поздней, созданной около 1506 года, – канонически обходится копьем, пока его могучая лошадь топчет монстра копытами. Почти в то же время на эту тему создал две картины венецианец Витторе Карпаччо. Первая посвящена битве: решительно настроенный рыцарь мчится на врага на фоне причудливого пейзажа, по которому ужасающе разбросаны кости драконьих жертв. Сюжет второй – «Триумф святого Георгия», где победитель в окружении яркой восточной толпы убивает смущенное поверженное чудище мечом. Необычна и картина другого венецианца, Якопо Тинторетто, написанная в 1540-х годах и хранящаяся в Эрмитаже (прежде ее считали работой учеников художника, но недавняя реставрация открыла характерные только для него штрихи). На этом полотне персонажи предельно сближены: припав к шее коня, Георгий вонзает копье в странного инопланетного дракона на глазах у испуганной царевны. Вернувшись к сюжету десятилетием позже, Тинторетто развернул ракурс: теперь его герой добивает дракона где-то в глубине, перед ними лежит убитый монстром человек, а на первом плане убегает прочь царевна. Но если итальянские живописцы, далеко отойдя от иконописных канонов, сохранили символичность сюжета, то мастера Северного Возрождения пошли другим путем. У них Георгий обрел такую же грубую предметность, как его противник, – это уже не юноша, а зрелый муж, мускулистый и даже свирепый, как на правой части алтарной картины Йоста Халлера (около 1445). Апофеозом этой традиции стала громадная картина Питера Пауля Рубенса, завершенная в 1608 году. На ней мощный богоподобный герой верхом на еще более мощном коне разит мечом раненого, но все равно страшного дракона на глазах у немолодой пышнотелой царевны.

Триумф святого Георгия. Худ. В. Карпаччо. 1502–1507 годы Параллельно развивалась традиция «парадного портрета», где Георгий гордо позирует на фоне сраженного им чудища, которого иногда становится жалко. Как, например, на картине неизвестного художника франкфуртской школы (около 1480), на которой герой попирает щегольскими красными туфлями маленького, больше похожего на тапира дракончика. Особняком стоит полотно мастера пейзажей Альбрехта Альтдорфера (1510), где на фоне грандиозного, тщательно выписанного леса почти теряется маленький Георгий, поражающий не дракона, а жабу с крыльями – художник рассудил, что то и другое суть воплощения дьявола, с которым и боролся благочестивый рыцарь.

Святой Георгий, поражающий дракона (Малый святой Георгий). Худ. Рафаэль. 1503–1505 годы

Святой Георгий и дракон. Худ. П. П. Рубенс. 1606–1608 годы В Новое время сюжеты средневековых легенд были забыты, пока уже в XIX веке их не воскресили романтически настроенные живописцы, включая английских прерафаэлитов. Их лидер Данте Габриэль Россетти создал в 1857 году картину на неожиданный сюжет – «Свадьба святого Георгия и принцессы Сабры». Здесь Георгий, представленный в христианской традиции как девственник, становится счастливым новобрачным, принеся невесте ценный подарок – ящик с головой дракона. В 1889 году картину «Святой Георгий и дракон» создал француз Гюстав Моро, вернувшийся к классической интерпретации: юный герой, страшный дракон, потоки крови. Необычно выглядит только лукавая змееподобная царевна, молящаяся то ли о спасении драконоборца, то ли о его погибели.

Свадьба святого Георгия и принцессы Сабры. Худ. Д. Г. Россетти. 1857 год Немало вариаций образа Георгия создано скульпторами – от жившего в XV–XVI веках Мишеля Коломба с его поистине пугающим драконом, чьи размеры подчеркивают подвиг героя, до Сальвадора Дали, изваявшего вполне традиционного (хоть и с пустым лицом-яйцом) святого воина. Не раз обращался к этому образу и наш современник Зураб Церетели: перед штаб-квартирой ООН в Нью-Йорке его Георгий рубит на куски атомные ракеты, а на Поклонной горе в Москве – дракона, прозванного остряками «краковской колбасой». Кстати, город Краков, по польской легенде, получил свое имя от героя Крака, убившего страшного дракона – цмока. Это лишний раз напоминает о том, что тема драконоборства необъятна и святой Георгий остается лишь одним из ее олицетворений, хоть и самым известным.

Святой Георгий с усеченной главой. Икона. XVI век. Крит

Герб Москвы. Российская империя. 1883 год Возвращение Змееборца Русская иконография святого Георгия так же обширна, как западная, но менее разнообразна. Мастера Древней Руси не подчеркивали в герое смелость и боевой задор, не живописали кровавых деталей битвы с драконом. Да такого и не было в русском сказании «Чудо о змие», где враг побеждался не оружием, а молитвой: «И абие силою Божиею и великого мученика и страстотерпца Христова Георгия паде под коленьми ногъ его страшный онъ змий». Иконописцы подчеркивали, что Георгий вступает в бой не ради славы или чести, а ради победы над злом, которое воплощает дракон, а точнее, змий, как говорили на Руси. При этом искусствовед Михаил Алпатов отмечал: «Георгий не делает усилий, его господство над врагом выглядит как нечто извечное и предопределенное свыше».

Малая государственная печать Ивана Грозного. 1539 год Первые изображения святого, повторяющие византийские образцы, датируются XI веком: фрески сохранились в Георгиевском приделе Софии Киевской. При Ярославе Мудром Георгий изображался на княжеских монетах и печатях. «Чудо о змие» получило распространение на Руси в XII веке, и постепенно на иконах стали появляться новые детали: город с многолюдной толпой, царь, глядящий на змееборство с городской стены, ангел, возлагающий на голову воина мученический венец. Составлялись строгие правила изображения популярного сюжета: «Чудо святого Георгия, како избави девицу от змия, пишется тако: святый мученик Георгий сидит на коне белом, в руке имеяше копие и оным колол змия в гортань; а змий вышел из езера, вельми страшен и велик; езеро велико, подле езера гора, а на другой стране гора же, а на брезе езера стоит девица, царская дщерь, одеяние на ней царское вельми преизрядное, поясом держит змия и ведет поясом змия во град…» Появились полная композиция иконы (с царевной, городом, ангелом и толпой народа) и более распространенная сокращенная (только с Георгием и змием). Объединение Руси под властью московских великих князей сделало образ Георгия еще более популярным. С конца XIV века он украшал их печати, хотя назывался тогда просто «ездец», то есть всадник. В 1464 году Иван III украсил Фроловские (ныне Спасские) ворота Кремля белокаменной скульптурой Георгия Змееборца. Такое изображение всадника, побеждающего дракона, стало восприниматься как герб Москвы, а вскоре после появления нового государственного символа – двуглавого орла – обосновалось в щите на груди птицы. Правда, ученые считают, что ездец того времени, лишенный нимба, представлял собой не святого, а царя, но с этим оказался не согласен сам царь – Петр I, особым указом объявивший всадника на гербе именно святым Георгием. В ходе реформы российской геральдики в середине XIX века всадника развернули в левую (геральдическую правую) сторону. В советское время этот образ был забыт, но в 1993 году опять вернулся на гербы России и Москвы. С этим, кстати, связано исправление ошибки: в империи противник Георгия именовался драконом, а в геральдике он – «хороший» символ. Теперь его официально переименовали в змия – символ «плохой». Георгиевская традиция так глубоко укоренилась в русской культуре, что притягивает к себе даже, казалось бы, чуждые элементы. Пример – знаменитый Медный всадник, созданный Этьеном Морисом Фальконе, французом, католиком, поклонником идей Просвещения. Екатерина II (только что учредившая орден Святого Георгия) не одобрила змея под ногами петровского коня, но скульптор настоял на своем – и создал важнейший образ новой государственной мифологии, где первый российский император, подобно Змееборцу, выступает в роли «культурного героя» и борца с хаосом. Новые интерпретации этой темы связаны уже с эпохой модернизма. В 1885 году картину «Георгий Победоносец» создал Валентин Серов. Его герой, хрупкий юноша в золотом шлеме, поражает дракона длинным красным копьем-молнией, уходящим высоко в небо. Так художник подчеркивает, что только высшие силы помогли Георгию одержать победу. Образ этого святого был важен и для основоположника русского абстракционизма Василия Кандинского. Возможно, именно в честь него художник назвал созданное им в 1911 году объединение «Синий всадник». Тогда же была написана картина «Святой Георгий II», где в суматохе цветовых пятен можно различить героя в чем-то вроде карнавальной маски, который разит копьем дракона, очерченного лишь зубчатой линией. Слева видна Елисава в синей накидке, спешащая прочь. В 1915–1916 годах Кандинский создал еще одну, более традиционную картину на эту тему, где хорошо различимы и мчащийся на врага воин, и выглядывающий из пещеры дракон, и гордая царевна в древнерусском платье. К этому сюжету обратился и другой русский авангардист – Павел Филонов. На его «мозаичной» картине (1915) юноша-воин спокойно и отрешенно смотрит на многоцветного дракона, лежащего у его ног. Почти человеческое лицо чудища полно печали, и Георгий жалеет его, как и стоящий рядом белый конь героя. Вокруг них вращается все пространство картины: всадник с трубой, дома, собаки, плачущая в левом углу Елисава. Пафос борьбы со злом художник заменяет близкой ему темой объединения и очеловечивания всех живых существ.

Без названия (Георгий Победоносец). Худ. П.Н. Филонов. 1915 год В советскую эпоху и после нее на первый план снова вышла героическая ипостась Георгия, его роль защитника родной земли. В его образе художники представляют полководцев, чаще всего маршала Жукова (что символично, Георгия). Без сомнения, традиция изображения святого борца со злом будет еще долго вдохновлять мастеров искусства – независимо от того, жил ли Георгий на самом деле или явился к нам из вечного пространства мифа. Вадим Эрлихман, кандидат исторических наук