После того, как Афанасия записали сыном Фёта — первого мужа матери, его жизнь резко меняется: его отвозят в город Верро ( ныне — Выру Эстонии), в немецкую школу-пансион. Оторванный от семьи, потерявший свою фамилию, отлученный от дома (его даже на каникулы не брали), одинокий в чужом городе, Афанасий чувствовал себя изгоем. Эта драма в его жизни подготовила в его душе почву для неискоренимого пессимизма. Уже в 14 лет Афанасий чувствовал рождение какого-то неясного, непонятного света в душе. Он пишет: «В тихие минуты полной беззаботности я как будто чувствовал подводное вращение цветочных спиралей, стремящихся вынести цветок на поверхность…» Это подавал голос никому еще неведомый творческий дар, это просилась к жизни поэзия. А пока в жизни Афанасия происходит радостное событие — закончив школу, он переезжает в Москву и осенью 1838 года, в 18 лет становится студентом философского факультета университета. Он начинает неудержимо писать стихи. Афанасий подружился с Аполлоном Григорьевым, который тоже горел страстью к стихотворству. Афанасий переезжает в дом Григорьевых, в Замоскворечье. В этом доме друзья готовили к печати первый сборник студенческих стихов Афанасия, который вышел в 1840 году под инициалами «А.Ф.». На заре ты её не буди На заре она сладко так спит; Утро дышит у ней на груди, Ярко пышет на ямках ланит. И подушка ее горяча, И горяч утомительный сон, И, чернеясь, бегут на плеча Косы лентой с обеих сторон. А вчера у окна ввечеру Долго-долго сидела она И следила по тучам игру, Что, скользя, затевала луна. И чем ярче играла луна, И чем громче свистал соловей, Всё бледней становилась она, Сердце билось больней и больней. Оттого-то на юной груди, На ланитах так утро горит. Не буди ж ты ее, не буди... На заре она сладко так спит! 1842г. В этом же доме были созданы и многие уже зрелые стихотворения, которые стали печататься уже в журналах под именем «А. Фет». Может быть буква «ё» превратилась в букву «е» по вине наборщика, но отныне подпись «Фет» стала как бы литературным псевдонимом русского поэта. В 1843г. в журнале «Отечественные записки» печатается стихотворение Фета: «Я пришел к тебе с приветом, Рассказать, что солнце встало, Что оно горячим светом По листам затрепетало; Рассказать, что отовсюду На меня весельем веет, Что не знаю сам, что́ буду Петь, — но только песня зреет». Критик Боткин восклицает «Подобного лирического весеннего мы не знаем во всей русской поэзии!». В русской критике появляются эпитеты, характеризующие творчество Фета: «благоуханная свежесть», «первобытная природность», «страстная чувственность», «младенческая наивность». О первый ландыш! Из-под снега Ты просишь солнечных лучей; Какая девственная нега В душистой чистоте твоей! Как первый луч весенний ярок! Какие в нем нисходят сны! Как ты пленителен, подарок Воспламеняющей весны! 1854 г. После окончания университета в 1844 году Афанасий Фет едет в Херсонскую губернию и поступает нижним чином в кавалерию. Он поставил себе цель стать законным членом своего дворянского рода (откуда он был исторгнут), став офицером, так как только офицерский чин, даже низший, давал ему право на дворянство. И вот 1,5 года образцовой службы и ему вручают заветные эполеты кавалерийского корнета. Но судьба наносит еще один удар: выходит указ — дворянство отныне давал только чин майора. Снова годы военной службы. В 1856 году, в 36 лет, Фет дослужился до нижнего звания. Но карма снова догоняет Фета: новый император Александр II издает указ: дворянство дает только чин полковника. Это был роковой удар по не очень крепкой психике Фета: он уходит в долгий отпуск, а в 1858 году подает в отставку. Свою настойчивость в достижении дворянского звания и материальных благ Фет пытался обосновать тем, что, по его мнению, истинная культура создается дворянами. Он упрекал литераторов из дворянской среды, которые забывали о своих классовых интересах.

За период своей военной службы Фет пережил еще одну драму. В 1848 году он знакомится с дочерью сербской семьи Лазичей. Мария Лазич из скромной бедной семьи любит поэзию, музыку, она прекрасная пианистка, давно знала и любила поэзию. У них вспыхивает взаимное чувство, но они оба бедны. В лице Марии Лазич Фету было послано еще одно испытание. Надежды на брак нет. Фет сообщает Марии, что они должны расстаться. Мария умоляет его не прерывать отношений. Страшным финалом стала гибель Марии: она сгорела от вспыхнувшего на ней платья. Предполагали, что это могло быть самоубийством. Фет всю жизнь помнил Марию, винил себя в ее смерти и посвящал ей многие стихотворения. Когда Фету было под семьдесят и, говоря его же словами, уже светили «вечерние огни», родилось это поэтическое признание: Нет, я не изменил. До старости глубокой Я тот же преданный, я раб твоей любви, И старый яд цепей, отрадный и жестокой, Еще горит в моей крови. Хоть память и твердит, что между нас могила, Хоть каждый день бреду томительно к другой, — Не в силах верить я, чтоб ты меня забыла, Когда ты здесь, передо мной. Мелькнет ли красота иная на мгновенье, Мне чудится, вот-вот, тебя я узнаю; И нежности былой я слышу дуновенье, И, содрогаясь, я пою. 1887г Во время военной службы Фету удается бывать в Петербурге. Здесь он входит в круг талантливой молодежи. Среди его друзей — известный позже критик и поэт Аполлон Григорьев; лирик Янов Полонский, историк Сергей Соловьёв, Тургенев, Гончаров, Анненков, Боткин, Некрасов. С Владимиром Соловьевым (1853-1900) Фет дружил больше 10 лет. С Львом Толстым был знаком 40 лет. Встречался с Тютчевым и обожал его поэзию. А. Фет мог быть необычайно обаятельным, его любили в обществе. Он славился остроумием, вел философские беседы, был прекрасным рассказчиком. Критик Страхов пишет: «Фет был неистощим в речах, исполненных блеска и парадоксов». Друзья Фета предлагают издать сборник его стихов, который и появился в 1856 году. Фет становится очень известным поэтом. Критика не скупится на похвалы. Романсы на его стихи распевает вся Россия. Романс Варламова на стихотворение Фета «На заре ты ее не буди» в «Отечественных записках» назван почти народной песней. По своим общественным взглядам А. Фет был консерватором: не верил в общественные преобразования, считал, что в этом мире невозможно равенство и что гармония может быть только в искусстве. Поэтому тема его поэзии: природа, Любовь, Красота, Вечность. По этой причине в 1859 году происходит разрыв Фета с Некрасовым и журналом «Современник», который становится выразителем взглядов революционной демократии Чернышевского и Добролюбова. Фет же был ярым защитником прав помещиков, дворянства. Он — тончайший лирик и прижимистый помещик. Он исключил из своего искусства политику и социальную действительность. Фет не допускал в свою поэзию изображения противоречий и борьбы в российском обществе. А. Фет служил «Вечной красоте». Это еще одна драма его жизни: спор с веком, начавшийся в 60-ые годы и продолжавшийся до конца жизни поэта. Отринув социально-враждебный мир, Фет ищет идеального человека в высших сферах, в духовной красоте. Кляните нас: нам дорога свобода, И буйствует не разум в нас, а кровь, В нас вопиет всесильная природа, И прославлять мы будем век любовь. В пример себе певцов весенних ставим: Какой восторг - так говорить уметь! Как мы живем, так мы поем и славим, И так живем, что нам нельзя не петь! 2 марта 1891г. В 1857 году Афанасий Фет женится на сестре известного критика Боткина — Марии Петровне, а в 1858 году, когда выходит в отставку с головой уходит в хозяйственную деятельность, купив хутор в родном Мценском уезде. Он расчётливо богатеет, избирается мировым судьей, забрасывает поэзию.

Через 17 лет, в 1877 году, он покупает другую деревню, в Курской губернии, где проводит остаток жизни. В это время Фет возвращается к поэзии.Четыре книги его стихов под общим названием «Вечерние огни» — итог творчества в новом поместье. Он творит также вдохновенно, как в юные годы. Поэта волновали вечные нравственные вопросы, тайны жизни и смерти, противоречия тела и духа. Он говорит: «Мир во всех своих частях равно прекрасен. Красота разлита по всему мирозданию. И как, и все дары природы, влияет даже на те, которые ее не сознают». Загадка Фета для современников, притом близких, казалась непостижимой. В нем как бы совмещалось два человека: один — сурово, жестоко осуждал реформы, ограничивающие права дворян; другой — поэт поразительной глубины, тончайшего лиризма. Упреком, жалостью внушенным, Не растравляй души больной; Позволь коленопреклоненным Мне оставаться пред тобой! Горя над суетной землею, Ты милосердно разреши Мне упиваться чистотою И красотой твоей души. Глядеть, каким прозрачным светом Окружена ты на земле, Как божий мир при свете этом В голубоватой тонет мгле! О, я блажен среди страданий! Как рад, себя и мир забыв, Я подступающих рыданий Горячий сдерживать прилив! 1888г. Полонский писал Фету по поводу этого стихотворения: «Что ты за существо - не постигаю; ну, скажи, ради бога и всех ангелов его, и всех чертей его, откуда у тебя берутся такие елейно-чистые, такие возвышенно-идеальные, такие юношественно-благоговейные стихотворения, как и "Упреком, жалостью внушенным..."?Стихи эти так хороши, что я от восторга готов ругаться. Какой Шопенгауэр, да и вообще какая философия объяснит тебе происхождение или психический процесс такого лирического настроения? Если ты мне этого не объяснишь, то я заподозрю, что внутри тебя сидит другой, никому не видимый, и нам, грешным, невидимый, человек, окруженный сиянием, с глазами из лазури и звезд, и окрыленный. Ты состарился, а он молод! Ты все отрицаешь, а он верит!.. Ты презираешь жизнь, а он, коленопреклоненный, зарыдать готов перед одним из ее воплощений, - перед таким существом, от света которого божий мир тонет в голубоватой мгле! Господи боже мой! Уж не оттого ли я так и люблю тебя, что в тебе сидит, в виде человечка, бессмертная частица души твоей? И ты еще смеялся надо мной за мою веру в бессмертие!.. Да кто ему не верит, тот пусть и не читает стихов твоих, не поймет, — ни за какие пряники! <...> Я по своей натуре более идеалист и даже фантазер, чем ты, но разве я или мое нутро может создать такой гимн неземной красоте, да еще в старости!..» 1890 год. (Фету 70 лет). А. Фет занимался и переводческой деятельностью. Ещё будучи студентом, начал переводить Горация, а со временем перевел не только все сочинения этого поэта, но и почти всю римскую поэзию (Катулла, Тибулла, Проперция, Овидия, Вергилия, сатиру Ювенала, Персия, Марциала ). Кроме римских авторов Фет переводил множество других древних и новых западных, и восточных поэтов. Из больших трудов Фет-переводчика отмечается «Фауст» Гете и сочинение Шопенгауэра «Мир как воля и представление». К одному из своих стихотворений Фет дает цитату из Шопенгауэра: «Равномерность течения времени во всех головах доказывает более, чем что-либо другое, что мы все погружены в один и тот же сон; более того, что все видящие этот сон являются единым существом». И, навеянное сочинением Шопенгауэра, стихотворение Фета: Измучен жизнью, коварством надежды, Когда им в битве душой уступаю, И днем и ночью смежаю я вежды И как-то странно порой прозреваю. И так прозрачна огней бесконечность, И так доступна вся бездна эфира, Что прямо смотрю я из времени в вечность И пламя твое узнаю, солнце мира. И всё, что мчится по безднам эфира, И каждый луч, плотской и бесплотный,- Твой только отблеск, о солнце мира, И только сон, только сон мимолетный. Здесь мы слышим Фета-философа, говорящего и о мимолетности мироздания, и о едином центре творения — солнце мира. Но основное направление поэзии Фета — лирика, А. Фет один из немногих в русской литературе XIX века чистейших лириков: ни эпический, ни драматический род не был его призванием. В стихах Фета всегда напор восторга или трагедии, всегда взлет или попытка подняться и заглянуть в небытие: Я загораюсь и горю, Я порываюсь и парю В томленьях крайнего усилья И верю сердцем, что растут И тотчас в небо унесут Меня раскинутые крылья.

Афанасий Фет все время преодолевает удары судьбы: тайна рождения, тяжелая наследственность от матери, потеря дворянства, неудачи вернуть его через военную службу, гибель любимой девушки, разрыв с Некрасовым… Поэзия для Фета — это исцеления от муки и претворении её в радость: Какая ночь! На всём какая нега! Благодарю, родной полночный край! Из царства льдов, из царства вьюг и снега Как свеж и чист твой вылетает май! Какая ночь! Все звёзды до единой Тепло и кротко в душу смотрят вновь, И в воздухе за песнью соловьиной Разносится тревога и любовь… 1857г. Всю жизнь Фет отличался склонностью к приступам мрачной хандры. Это было и следствием ощущения себя изгоем в юношеские годы, когда душа особенно тонко реагирует на несправедливость, и на отсутствие родительского тепла. Его задушевный друг юности Аполлон Григорьев, в семье которого жил Афанасий, пишет: «Я не видал человека, которого бы так душила тоска, за которого бы я более боялся самоубийства. Я боялся за него, я проводил часто ночи у его постели, стараясь чем бы то ни было рассеять… страшное хаотическое брожение стихии его души». Такое состояние души Фета отражено в стихотворении: Жизнь пронеслась без явного следа. Душа рвалась - кто скажет мне куда? С какой заране избранною целью? Но все мечты, всё буйство первых дней С их радостью - всё тише, всё ясней К последнему подходят новоселью.

26 декабря 1873 г. Александр II дал Сенату указ «…О присоединении отставного гвардии-штабс-ротмистра А.А. Фета к роду отца его Шеншина со всеми правами, званию и роду его принадлежащими». Фет стал законным членом рода Шеншиных, полноправным российским дворянином. И так, в конце жизни Фет обрел все: фамилию Шеншин, дворянство, коммерческое звание, богатство, но это до конца не изменило состояния его души: она то взлетала в небеса, то падала в бездну мрака и тоски. На 72 году жизни Фет попытался покончить с собой, но его секретарь успел отнять у него стальной стилет. Тогда Фет бросается к буфету, где лежат ножи, но в этот момент смерть сама настигает его — сердце разрывается. Поэт не дожил до 72 лет двух дней. Похоронен в родовом имении Шеншиных, недалеко от Орла. Но, несмотря на внутренний, постоянно преодолеваемый трагизм, Афанасий Фет является одним из самых солнечных поэтов мира: Еще люблю, еще томлюсь Перед всемирной красотою И ни за что не отрекусь От ласк, ниспосланных тобою. 1890 г. (Фету 70 лет) Какое же надо иметь в этом возрасте нежное сердце, чтобы такими строками выразить свои чувства. Фет говорил о том, что «прорвать план будничной действительности, поэт сможет только в состоянии безумного парения». Как нежишь ты, серебряная ночь, В душе расцвет немой и тайной силы! О! Окрыли и дай мне превозмочь Весь этот тлен, бездушный и унылый. Какая ночь! Алмазная роса Живым огнем с огнями неба в споре. Как океан, разверзлись небеса, И спит земля и теплится, как море. Мой дух, о ночь! Как падший серафим, Признал родство с нетленной жизнью звездной, И, окрылен дыханием твоим, Готов лететь над этой тайной бездной. 1865г. Блок говорил, что «…описать Фета — это значило бы исчерпать неисчерпаемое». У поэта глубокое космическое видение и миропонимание. Как часто он, глядя в небесную беспредельность, поражается величием мироздания, разговаривает со светилами, со звездами. А они поэту отвечают»: Нам нет числа. Напрасно мыслью жадной Ты думы вечной догоняешь тень; Мы здесь горим, чтоб в сумрак непроглядный К тебе просился беззакатный день. Вот почему, когда дышать так трудно, Тебе отрадно так поднять чело С лица земли, где всё темно и скудно, К нам, в нашу глубь, где пышно и светло. Поэт прикасается к тайнам мироздания. Обращаясь к звездам он задается вопросом: а звезды ли это? Или может быть лишь их запоздалый отсвет? Угасшим звездам: Долго ль впивать мне мерцание ваше, Синего неба пытливые очи? Долго ли чуять, что выше и краше Вас ничего нет во храмине ночи? Может быть, нет вас под теми огнями: Давняя вас погасила эпоха, — Так и по смерти лететь к вам стихами, К призракам звезд, буду призраком вздоха! 1890г. На стоге сена ночью южной Лицом ко тверди я лежал, И хор светил, живой и дружный, Кругом раскинувшись, дрожал. Земля, как смутный сон немая, Безвестно уносилась прочь, И я, как первый житель рая, Один в лицо увидел ночь. Я ль несся к бездне полуночной, Иль сонмы звезд ко мне неслись? Казалось, будто в длани мощной Над этой бездной я повис. И с замираньем и смятеньем Я взором мерил глубину, В которой с каждым я мгновеньем Все невозвратнее тону. 1857г. Фет сознает тождество своей личности с Вселенной и творит с ощущением Бога: Не тем, Господь, могуч, непостижим Ты пред моим мятущимся сознаньем, Что в звёздный день твой светлый серафим Громадный шар зажег над мирозданьем Нет, ты могуч и мне непостижим Тем, что я сам, бессильный и мгновенный, Ношу в груди, как оный серафим, Огонь сильней и ярче всей вселенной. Меж тем как я - добыча суеты, Игралище ее непостоянства,- Во мне он вечен, вездесущ, как ты, Ни времени не знает, ни пространства. 1879г. Афанасий Фет #АфанасийФет#Биографии#поэзия#ТатьянаЗинина