Две жизни - две смерти.

История отношений Сергея Есенина и Галины Бениславской.
Часть 2.
В августе 1923 года Есенин и Дункан, будучи мужем и женой, после полутора лет проведенных заграницей, приезжают в Москву. Однако прожить здесь вместе они смогли только 12 дней - Айседора отправилась в турне по городам Кавказа, Крыма и Украины, а вырвавшийся на волю поэт ушел в разгул. Айседора слала мужу телеграммы, но Есенин под любым предлогом отказывался приезжать к ней. А вскоре вернувшегося домой поэта стали преследовать бытовые неурядицы, недружественная критика резко отзывалась в печати о его творчестве. Ничего не получилось у него с изданием журнала, финансы заканчивались, бытовой вопрос по-прежнему не был решен... И Есенин не мог не вспомнить о Бениславской.
Они встретились 21 августа 1923 года в Политехническом музее на очередном литературном вечере, и прежние чувства вспыхнули с новой силой. «После заграницы, — вспоминала Бениславская, — Сергей Александрович почувствовал в моем отношении к нему что-то такое, чего не было в отношении друзей, что для меня есть ценности выше моего собственного благополучия. Носился он со мной тогда и представлял меня не иначе как: «Вот, познакомьтесь, это большой человек» или «Она — настоящая» и т. п. Поразило его, что мое личное отношение к нему не мешало быть другом; первое я почти всегда умела спрятать, подчинить второму».
Есенин по разным причинам попал в полосу безденежья. «В делах денежных после возвращения из-за границы, — вспоминала Бениславская, — он очень запутался… Иногда казалось, что и не выпутаться из этой сети долгов. Приехал больной, издерганный. Ему бы отдохнуть и лечиться, а деньги только из «Стойла». Писать он не был в состоянии, т. к. пил без передышки. По редакциям ходить, устраивать свои дела, как это писательские середняки делают, в то время он не мог, да и вообще не его дело это было».
Поэта тяготила эта неустроенность в жизни, обострившаяся после ухода от Дункан. В Москве у него не оказалось даже собственной крыши над головой. «Есенин страшно мучался, — вспоминала подруга Галины, Анна Назарова, — не имея постоянного пристанища.
На Богословском комната нужна была Мариенгофу, на Никитской в одной комнатушке жили я и Галя Бениславская. Он то ночевал у нас, то на Богословском, то где-нибудь еще, как бездомная собака, скитаясь и не имея возможности ни спокойно работать, ни спокойно жить. Купить комнату — не было денег».
Окончательно Есенин переехал к Бениславской в сентябре 1923 года. Решающим поводом для переезда послужило известие о возвращении Айседоры Дункан в Москву после гастролей по югу России.
В жизни Сергея Есенина, как отмечали его друзья, наступило время, когда он стал терять веру в себя. При встрече с Бениславской нередко говорил, что ему нужно помочь выкарабкаться из этого состояния, необходимо срочно найти выход для окончательного разрыва отношений с Дункан. «Если вы, Галя, бросите меня, то это будет полный конец, так как больше никто не сможет мне помочь», — с нескрываемой тоской говорил он.
За разговором Сергей и Галина просиживали иногда в комнате всю ночь. Говорили обо всем. Деликатно, чтобы не обидеть, Галина попросила однажды Сергея рассказать о Дункан. Есенин не смутился, а стал рассказывать о ее сложной биографии, как она стала танцовщицей, затем о трагической гибели ее детей. Есенин не скрывал своих былых чувств к ней.
— Была страсть, и большая страсть, — рассказывал он с волнением. — Целый год это продолжалось, а потом все прошло и ничего не осталось. Когда страсть была, ничего не видел, а теперь… Боже мой, какой же я был слепой, где были мои глаза. Это, верно, всегда так слепнут.
Рассказывал о личных отношениях с Айседорой, о семейных скандалах, о том, как он хотел уйти от нее, как он однажды при ссоре разбил зеркало, а она вызвала полицию. Как положили его в Париже в психбольницу… Затем приостановился, задумался, вспоминая, и дополнил:
— А какая она нежная была со мной, как мать. Она говорила, что я похож на ее погибшего сына. В ней вообще очень много нежности…
Дункан не хотела верить в окончательный разрыв с Есениным. Во время гастролей она продолжала присылать на его имя телеграммы с просьбой приехать к ней. «Все придумывал, — вспоминала Бениславская, — как бы это кончить сразу.
В одно утро проснулся, сел на кровати и написал телеграмму: «Я говорил еще в Париже что в России я уйду ты меня очень озлобила люблю тебя но жить с тобой не буду сейчас я женат и счастлив тебе желаю того же. Есенин».
Потом дал прочитать текст Галине, и она заметила, что лучше не упоминать о любви. Есенин переделал:
«Я люблю другую женат и счастлив Есенин».
Бениславская была на седьмом небе от счастья - наконец-то ее Сережа рядом с ней и только - с ней. Но не тут-то было! Уже очень скоро Галина поняла, что Есенин болен и очень серьёзно...
К тому времени Есенин не мог выйти из-под влияния своих друзей-собутыльников, которых Бениславская часто называла пьяной нищенствуюшей братией. Таких прилипал у поэта было много. А отбиваться от них он не умел. Неудивительно, что Галина смело бросалась на защиту любимого. «Помню, как, заходя за Сергеем Александровичем в «Стойло Пегаса», чтобы пораньше увести его домой, я проходила сквозь строй враждебных, ненавидящих глаз. Чего только они не делали, чтобы устранить меня. К их величайшей ярости, они никак не могли раскусить наших (моего и Сергея Александровича) отношений. Жена. Не жена. Любовница — тоже нет. Друг. Не видали они таких среди себя и не верили в мою дружбу», - писала Бениславская.
Однажды Есенин предложил Гале: «О вас могут нехорошо думать. Давайте поженимся», но Галя отрицательно покачала головой: «Нет, Сергей Александрович, что обо мне будут думать, мне все равно, я не пойду за вас замуж из-за того, чтобы люди обо мне лучше думали».
Конечно, она мечтала создать домашний уют, окунуться в семейное счастье, но прекрасно понимала, что с таким человеком, как Есенин, это практически невозможно, да и любит ли он ее, она до конца не знала. Вместо спокойных семейных вечеров ей приходилось выискивать его по пивным заведениям, вытаскивать из пьяных драк и везти домой, укладывая на постель в беспробудном состоянии.
Отныне Галина посвятила свою жизнь Сергею Есенину и его родным. «Самым ценным, самым преданным другом последних лет была Бениславская, — вспоминала С. Виноградская. — С невиданной самоотверженностью, с редким самопожертвованием посвятила она себя ему.
.В ней он нашел редкое соединение жены, любящего друга, родного человека, сестры, матери. Без устали, без упрека, без ропота, забыв о себе, словно выполняя долг, несла она тяжелую ношу забот о Есенине, о всей его жизни — от печатания его стихов, раздобывания денег, забот о здоровье, больницах, охраны его от назойливых «кабацких» друзей до розысков его ночами в милиции. Этого редкого и, нужно сказать, единственного настоящего друга Есенин недостаточно ценил. Он часто твердил: «Галя мне друг; Галя мне единственный друг». Но еще чаще забывал это».
Время с декабря 1923 г. по март 1924 г. в биографии Есенина отмечается как «больничный период». За это время поэт прошел лечение и медицинское освидетельствование в четырех клиниках. Первоначальный диагноз в регистрационной карточке Есенина был определен как алкоголизм. Все это время Бениславская регулярно его навещала, беседовала с врачами, контролировала расписание посещения поэта... Но даже когда он вышел из больницы, ничего не изменилось.
Семейные отношения Есенина с Бениславской не выдержали многих испытаний. Галина хотела быть единственной у Есенина, хотя и понимала, что в огромном сердце поэта обязательно найдется место и для других женщин. Уже современникам было очевидно, что поэт не ей посвящал стихи и не ей дарил цветы. Галине до конца досталась лишь одна участь - «заботницы», изредка получающей от поэта теплое слово и нежный взгляд.
Кроме того, на Бениславскую свалилась огромная ответственность не только за себя и Сергея, но и за живших с нею двух сестер поэта: Катю и Шуру, к которым добавились и родители Есенина, нуждавшиеся в постоянной поддержке из-за трудной жизни в деревне.
Сама Галина зарабатывала немного, поэтому приходилось бегать по редакциям журналов и издательствам, выбивая гонорар за опубликованные есенинские произведения. Неожиданно вновь стала проявляться ее нервная депрессия. «Я очень больна, — записала Бениславская в дневнике. — И, кажется, опять всерьез и надолго. Неужели возвращаются такие вещи? Казалось, крепко держу себя в руках, забаррикадировалась ... но теперь хуже».
Встреча Нового 1925 года не сулила Бениславской ничего хорошего. Она опять оказалась в одиночестве, если не считать домашнего общения с сестрами Есенина. Любимый был далеко на Кавказе. Иногда присылал телеграммы, которые, по всей видимости, писал в подпитии, так как содержание порой невозможно было понять. Галину тревожило состояние здоровья Есенина, хотя в письмах тот бодро сообщал, что у него творческий подъем. На любовные похождения Есенина старалась не обращать внимания, но и не была к ним равнодушной. До нее доходили ходившие по Москве самые невероятные слухи о различных эпизодах кавказской жизни поэта.
Бениславская понимала, что ее мечта о создании для Есенина спокойного семейного быта не сбылась. Он беспощадно рубил все связывающие их нити. В присутствии сестры Екатерины он рассуждал: «Галя. Вы очень хорошая. Вы самый близкий, самый лучший друг мне. Но я не люблю вас как женщину. Вам надо было родиться мужчиной. У вас мужской характер и мужское мышление». А она лишь отвечала: «Сергей Александрович, я не посягаю на вашу свободу, и нечего вам беспокоиться». Отвечала, но переносила подобные есенинские слова с большим трудом.
21 марта 1925 года, в очередной раз уходя из квартиры, Есенин написал Гале записку: «Милая Галя! Вы мне близки как друг. Но я Вас нисколько не люблю как женщину. С. Есенин». Бениславская не стала устраивать по этому поводу сцен, это было бесполезно. К тому же она знала - в жизни Есенина появилось новое увлечение - Софья Толстая, внучка великого русского классика.
Через несколько дней Софья Толстая уже на правах близкого друга присутствовала на прощальном вечере Сергея Есенина на квартире Галины Бениславской перед его поездкой на Кавказ. А когда он вернулся, сделал Софье предложение.
Многие говорили, что в этот период Есенин пытался изменить свою жизнь - после встречи с Софьей, разорвав отношения с Галиной Бениславской, пусть на время, но оставил разгульные компании. Но пока Софья обустраивала быт, занималась здоровьем мужа, готовила его стихи для собрания сочинений, сам он был глубоко несчастен. Как-то встретив приятеля, Есенин на вопрос: «Как жизнь?» отвечал: «Готовлю собрание сочинений в трех томах и живу с нелюбимой женщиной»...
В июне 1925 года Галину Бениславскую уволили из штата газеты «Беднота». Плохое здоровье вынуждало ее часто не ходить на работу. Ухудшившиеся материальные условия сказывались на ее душевном состоянии, вновь обострилась неврастения. Болезнь развивалась особенно после разрыва отношений с Есениным. А он как назло стал всё чаще заходить к ней в гости - под любым предлогом, лишь бы не идти домой. А 2 ноября 1925 года перед отъездом в Ленинград он позвонил Галине:
- Галя, приезжайте на Николаевский вокзал. Я уезжаю. Мне нужно многое сказать вам.
— Я не люблю таких проводов.
— Ах… Ну, тогда всего вам хорошего.
— Вы сердитесь? Не сердитесь, когда-нибудь вы поймете.
— Ничего. Вы поймете тоже. Всего хорошего.
— Всего хорошего.
Ни он, ни она не знали тогда, что в дальнейшем им уже не придется разговаривать друг с другом.
Обострившаяся болезнь вынудила Галину в ноябре 1925 года лечь в московский санаторий имени Семашко. А в декабре, выполняя рекомендации врачей пожить немного деревенской жизнью, она выехала в село Дмитровская Гора Тверской губернии и стала жить в семье своей подруги. В то время в дневнике появились записи, о которых она в прошлом не могла бы подумать. В основном они касались Есенина. В выражениях Галина не церемонилась. «Сергей — хам, — писала она. — При всем его богатстве — хам. Под внешней вылощенной манерностью, под внешним благородством живет хам. А ведь с него больше спрашивается, нежели с какого-нибудь простого смертного. Если бы он ушел просто, без этого хамства, то не была бы разбита во мне вера в него».
Или вот: «...погнался за именем Толстой — все его жалеют и презирают: не любит, а женился — ради чего же... Ведь он такая же бл*дь, как француженки, отдающиеся молочнику, дворнику и прочим. Спать с женщиной, противной ему физически, из-за фамилии и квартиры — это не фунт изюму. Я на это никогда не могла бы пойти. Я не знаю, быть может, это вино вытравило в нем всякий намек на чувство порядочности...»
О смерти Есенина Галина Бениславская узнала с опозданием. Только тогда, когда за ней приехала с печальным известием подруга Аня. Из-за сильной пурги они с трудом добирались до железнодорожной станции. Всю дорогу до Москвы Галина вновь и вновь вспоминала многое из прошлой жизни, связанной с Есениным. Не верилось, что его теперь нет в живых, что жизнь теперь разрезана какой-то невидимой чертой на периоды «до» смерти поэта и «после». Жизнь без Есенина, жизнь без него в одиночестве для нее не представлялась возможной.
«Как же это вы его похоронили, а мне даже телеграммы не дали?» — были ее первые, очень грустные слова. Упрек был законный. Как можно было забыть ее, верную и трогательную подругу Сергея Есенина...
На Ваганьковское кладбище Галина пришла 2 января 1926 года. Возможно, что после этого посещения она начала отсчет отпущенных ей дней до своего трагического конца.
Уйти из жизни Галина Бениславская решила твердо и окончательно. И это решение крепло с каждым днем. Она ни с кем свой замысел не обсуждала, даже самые близкие подруги ни о чем не догадывались. В тяжелые минуты раздумий она иногда старалась объяснить свое состояние. Откровенно признавалась Екатерине Есениной: «Оттого, что он бросил бы меня вообще, могла быть тоска, но это еще не горе, иногда в этой тоске — счастие. Ты понимаешь, у меня была драгоценная вещь, которую я очень любила и которой дорожила, гордилась даже. Теперь - нет...»
Бениславскую продолжало интересовать все, что было связано с Есениным. Она собирала материалы о биографии и творчестве поэта, писала «Воспоминания о Есенине», выступала с его стихами на вечерах, посвящённых его памяти. Привела в порядок имевшийся у нее архив поэта, оставшийся после его смерти.
О том, что она работала с этими документами, свидетельствуют оставленные ею пометки. Многие знали, что у нее хранятся ценные есенинские материалы. А 3 октября 1926 года в день рождения Есенина Галина написала свое завещание - на листке бумаги в клеточку простым карандашом. А потом стихи:
«Женщин любил ты жадно и много.
Тобою любимой могла быть и я.
Сегодня ж спокойно стою на пороге
Близкого вечного небытия...»
5 декабря 1926 года в разделе «Извещения» газеты «Правда» появилось объявление:
«Друзья извещают о безвременной кончине Гали Бениславской, последовавшей в ночь на 4 декабря. О дне похорон будет объявлено особо».
Всего две маленькие, небольшие строчки, которые породили различные слухи о самоубийстве. Общественного ажиотажа не было. Не очень многие лично знали покойную, еще меньше были осведомлены о ее когда-то близких отношениях с поэтом Есениным. Милиция открыла уголовное дело, следователи стали опрашивать свидетелей.
Похороны взяли на себя подруги, оповещая близких и знакомых по телефону. Дозвонились до Зинаиды Николаевны Райх, которая летом встречалась с покойной и даже подарила ей свою фотографию со своими детьми. «Кто-то позвонил нам и сказал, что Галя стрелялась и ее увезли в больницу, — вспоминала Татьяна Сергеевна Есенина, дочь поэта. — Из разговора мама не поняла, что Гали нет в живых, она помчалась в больницу с букетом цветов, вбежала в какую-то комнату и остолбенела — там уже началось вскрытие».