Роковая красавица Тимоша.

Почему невестке Максима Горького не позволили выйти замуж после смерти мужа.
Она была одной из самых ярких женщин прошлого столетия. Наделённая удивительной притягательностью, Надежда Пешкова, любимая невестка Максима Горького, сводила с ума многих великих людей своего времени. В списке её поклонников были такие яркие личности, как писатель Алексей Толстой, маршал Михаил Тухачевский, академик Иван Луппол, архитектор Мирон Мержанов... Да и сам Иосиф Виссарионович был неравнодушен к Надежде Алексеевне. Анна Ахматова как-то сказала: «Наше время даст изобилие заголовков для будущих трагедий. Я так и вижу одно женское имя аршинными буквами на афише». И пальцем написала в воздухе имя: «Тимоша».
Это домашнее шутливое имя Надежда Алексеевна получила с подачи своего свёкра, Максима Горького. Она всегда следила за европейской модой, и однажды решила отрезать свою роскошную косу. Когда на следующий день Горький увидел невестку в шляпке, из-под которой выбивались коротко остриженные непослушные волосы, он воскликнул: «Тимоша, ну вылитый Тимоша!» - так в дореволюционной России называли кучеров (их волосы так же торчали из-под шапок). Надежда Алексеевна не обиделась на свекра, а, напротив, рассмеялась. С тех пор и осталось за Надеждой Алексеевной это домашнее прозвище.
Она родилась в 1901 году в семье врача Алексея Введенского в сибирском городе Томске. Врачом Алексей Андреевич был известным и довольно успешным. Сын дьякона, после обучения в семинарии, он выбрал медицинское поприще и, окончив Московский университет, стал врачом– урологом.
Кроме Надежды в семье росли ещё семеро детей. Вот что рассказывала о её детстве дочь Марфа: «Их было восемь детей - мама предпоследняя. Когда ей исполнилось двенадцать лет, семья переехала в Москву, поселилась на Патриарших прудах в двухэтажном доме - теперь на его месте стоит знаменитый дом со львами. На втором этаже тогда была квартира, на первом - отец лечил больных, а позднее и раненых, когда началась Первая мировая война. Трое из восьми детей стали врачами и помогали отцу».
Надежда училась во французской гимназии на Суворовском бульваре. Её мама, Александра Леонидовна, дочь успешного самарского адвоката, умерла в 1918 году от испанки - и отец остался с детьми. «Моя мама тогда была на выданье, - рассказывала Марфа Пешкова. - Её отец заболел, считал, что у него рак, и спешил поскорее устроить свою дочь. Был у него ординатор, влюблённый в Надежду, дарил ей цветы. И отец настоял на замужестве. ... После свадьбы жених напился, и невеста так испугалась, когда они остались вдвоём, что выскочила из окна и убежала». Так, не успев начаться, закончилось первое замужество Надежды Введенской.
⠀
К тому времени она превратилась в настоящую красавицу. Окончив французскую гимназию, девушка обнаруживает у себя талант художницы и начинает рисовать. Кроме того, мечтая об артистической карьере, вместе со своей подругой, дочерью Фёдора Шаляпина, Лидией, посещает Вахтанговскую студию.
С сыном Горького, Максимом Пешковым, Наденька познакомилась еще будучи школьницей. Они как-то повстречались на катке на Патриарших прудах, весело проводили время, и Максим за ней ухаживал. В окружении шептались, что они влюблены друг в друга. А потом было то самое неудачное замужество и бегство Надежды от мужа. Они снова стали встречаться, а в 1921-м Максим Пешков предложил Надежде и ее подруге Лидии Шаляпиной отправиться вместе с ним в увлекательное путешествие - за границу к его знаменитому отцу.
Официальной причиной отъезда Максима Горького из России было обострение давнего туберкулёза. Неофициальных причин - было несколько: от разногласий с правительством и чуть ли не полного неприятия советской власти до плохих отношений с «революционным диктатором» Петрограда Григорием Зиновьевым, которого Горький считал своим личным врагом.
Максим и Надежда сначала отправились в Италию, где жил Горький, а вскоре - оказались в Берлине и решили там пожениться. В том же 1921 году из столицы Германии Горький признавался в одной из корреспонденций: «Писать о Максиме — трудно. Он находится около своей жены, стараясь держаться, как только можно ближе к ней — будто всё ещё не уверен в реальности своего брака и Тимошина бытия. Тимоша — славная штука, очень милая».
В другом письме за молчаливый характер Горький называл невестку красивым растением. Но это всё эпитеты, а вот данное им же прозвище Тимоша приклеилось к Надежде Алексеевне на всю жизнь.
Алексей Максимович вообще всё своё окружение наделил прозвищами. А окружение было немалым — и в квартире на Кронверкском проспекте в Петербурге, и в Европе. Будучи в недобром расположении духа, Горький даже ворчал: «Двадцать харь кормлю». Так вот, сам он был просто Дукой (от итальянского «герцог», свою гражданскую жену, Марию Закревскую-Бенкендорф-Будберг, звал Чобунькой, секретаря Петра Петровича Крючкова — Пе-Пе-Крю, его жену — Цеце. Еще рядом с Горьким был художник Иван Ракицкий, поселившийся в его доме ещё в 1918-м, с какого-то времени постоянно жила медсестра Олимпиада Черткова. Приезжала первая и единственная официальная жена, мать единственного сына Максима, Екатерина Пешкова.
⠀
Прожив пару лет в Германии и дождавшись итальянских виз, весной 1924-го Горький с семьёй перебрался в Сорренто. На роскошной вилле на скалистом мысе Капо ди Сорренто, с балконов которого открывался вид на Неаполитанский залив и панораму Везувия, Надежда Алексеевна проведёт, пожалуй, самые счастливые десять лет своей жизни. Не зря в старости на вопрос о покойном муже она лишь твердила: «Потеряли мы Италию, потеряли мы нашу любовь и друг друга навсегда».
Десять лет, проведённые Надеждой Алексеевной в солнечной Италии, были наполнены самыми приятными событиями. Здесь родились две её дочери: в 1925 году Марфа и в 1927 году Дарья. Здесь, живя в семье всемирно известного писателя, она познакомилась с выдающимися людьми своего времени. Под влиянием известных художников (таких, как Александр Бенуа, Борис Шаляпин, Валентина Ходасевич, Сергей Коненков, Константин Коровин), проживающих или гостивших в Сорренто, она серьёзно занялась живописью. И особенно хорошо ей удавались портреты. Один из самых известных портретов Буревестника революции, также написан его невесткой.
Горький к тому времени был уже всемирно популярен. Художница Валентина Ходасевич (данному ей Горьким прозвищу Купчиха) вспоминала, что «прохожие хватали глубокоуважаемого писателя за руки, становились перед ним на колени и даже, выпрягая лошадь, сами тащили его экипаж. Кругом бежали поклонники «синьора Горького» и во весь голос кричали: «Viva Gorki!» («Да здравствует Горький!» Забавно, но, по словам свекрови Тимоши, Екатерины Пешковой, гулять по Неаполю с ней тоже было невозможно. Девушка тогда красилась в блондинку, и темпераментные южане просто не давали ей проходу.
Отношения, царившие на самой вилле, были куда менее однозначны. Та же Екатерина Пешкова терпеть не могла личного секретаря Горького, которого ввела в дом его любовница, Мария Андреева, когда-то уведшая у неё Горького. Но зато благоволила другой гражданской жене своего бывшего мужа, баронессе Марии Будберг. Когда однажды баронесса начала встречаться с каким-то итальянцем, и Горький об этом узнал, он хотел покончить с собой. Правда, трагедии удалось избежать: сын и невестка нашли у него пистолет и долго не оставляли одного.
По сравнению с такими страстями у Максима Алексеевича и Тимоши царила идиллия. Они занимали нижний этаж дома — Горький называл его детским. Сам же писатель работал наверху, на «детской» половине преимущественно проходила вся будняя жизнь семьи.
Тимоша была душой их дома в Сорренто - ей удавалось развеселить любую компанию. Со стороны казалось, что она и Максим - два так и не повзрослевших ребенка: им случалось громко рассориться из-за пустяка, но тут же быстро помириться. Сын Горького, так и не окончивший университет, не выучившийся никакому делу, и его очаровательная, не приспособленная к взрослой жизни жена идеально подходили друг другу, и Горький любил их обоих…
Правда, это обожание стало причиной омерзительных слухов. В богемной среде, окружавшей писателя, поплыли неприятные слухи, и явственно прозвучало мерзкое слово – «снохачество». Дошло до того, что в обществе стали говорить, что отцом младшей дочери Надежды является сам Горький, который боготворил Дашеньку.
Тем временем на родине писателя началась активная кампания, направленная на его возвращение. Сталину Горький был нужен именно в Советском Союзе. Писателю посылались коллективные письма - от объединения советских писателей, от промышленных предприятий, различных организаций, даже от пионеров и школьников. Его просили вернуться и помочь «поднять культурный уровень советского народа». Свою лепту вносил и сын Максим, также уговаривавший отца вернуться.
Горький согласился не сразу. В 1928 году он отправляется в СССР с ознакомительной поездкой, где ему демонстрируют достижения советской власти, а результатом поездки становится цикл очерков «По Союзу Советов». Демонстрация эта, однако, не убедила писателя, и Горький возвращается в Италию.
Но через год снова едет на Родину и на этот раз берёт с собой сына и невестку. Теперь писателю решают показать Соловеций лагерь особого назначения, так называемый СЛОН. И по итогам поездки Горький пишет о нём положительный отзыв.
Тимоша сопровождает свёкра во всех поездках, и даже на Соловки. Вот как этот эпизод описан Солженицыным в книге «Архипелаг Гулаг»: «Это было 20 июня 1929 года. Знаменитый писатель сошёл на пристань в Бухте Благоденствия. Рядом с ним была его невестка, вся в коже (черная кожаная фуражка, кожаная куртка, кожаные галифе и высокие узкие сапоги), живой символ ОГПУ плечо о плечо с русской литературой».
После второй поездки в Советский Союз Горький всё ещё колебался и только через три года решил окончательно вернуться. Сказались, видимо, и финансовые проблемы. То, что это было ошибкой, писатель понял очень скоро и к концу жизни, в беседе с одним из посетителей, определил время жизни в СССР как «максимально горькое».
Несмотря на предоставленные ему все мыслимые и немыслимые блага - особняк в центре Москвы, две благоустроенные виллы - одна в Подмосковье, другая в Крыму, домашняя прислуга – писатель не чувствовал себя счастливым. Очень точно охарактеризовал положение Горького в СССР французский писатель Ромен Роллан – он назвал его «медведем на золотой цепи». Из страны его больше не выпустили.
А вот его сын Максим попал, наконец, в среду, к которой он так стремился, и эта среда ему очень нравилась. Он лихо гонял на автомобиле, подаренном ему Сталиным, ездил на охоту, играл в теннис, собирал шумные компании, устраивал застолья... А Тимоша продолжала писать картины и очаровывать всех мужчин, попавших в орбиту её обаяния. Очарован ею был и сам Сталин.
«Все разговоры, что за мамой ухаживал Генрих Ягода, просто домыслы, - рассказывала Марфа Пешкова. - К ней его посылал сам Сталин. Ему хотелось, чтобы мама о нём хорошо думала, и Ягода должен был её подготовить. Сталин положил на неё глаз ещё тогда, когда впервые привёз к нам свою дочь Светлану. Он всегда приезжал с цветами. Но мама в очередной их разговор на даче твёрдо сказала ему «нет». После этого всех, кто приближался к маме, сажали. Первым был Иван Капитонович Луппол, директор Института мировой литературы. Уже после войны у мамы появился Мирон Мержанов, известный архитектор. Его тоже арестовали. Потом настал черед Владимира Попова, который очень помогал маме. После этого она сказала: «Больше ни один одинокий мужчина не войдет в мой дом».
Существует версия, что именно эта страсть Сталина к Надежде Алексеевне явилась одной из причин смерти Максима Пешкова. «Ягода постоянно спаивал моего отца, - рассказывала Марфа Максимовна. - Он часто приходил домой нетрезвый. А мама как-то сказала ему твёрдо: «Если ты ещё раз приедешь в таком состоянии, я с тобой разведусь». Однажды папа после очередной выпивки вышел из машины и направился в парк. Сел на скамейку и заснул. Это было 2 мая. А потом заболел и вскоре умер от двустороннего воспаления лёгких. Ему было всего 36 лет».
Пройдёт 4 года, и Генриху Ягоде, а так же личному секретарю писателя Горького, Петру Крючкову, будет предъявлено обвинение в убийстве Максима Пешкова и самого Горького (его не стало через 2 года после смерти сына).
Ягода признал себя виновным и утверждал, что делал это из «личных соображений» — влюблённости в жену Максима Пешкова. По приговору суда Ягода и Крючков были расстреляны.
Интересно, что сам Пётр Крючков рассказывал в своих показаниях совсем другую версию событий: «…сторона линии Ягоды в доме Горького заключалась в стремлении быть постоянно в курсе того, о чём говорят члены Политбюро, бывающие у Горького. Проще говоря, Ягода в своих целях практиковал внутреннюю слежку за членами Политбюро. Обычно он на эти встречи не приглашался. Роль такого рода информаторов Ягоды играли, в частности, я и Тимоша. Как правило, каждый раз, как только члены Политбюро уезжали от Горького, Ягода в тот же день приезжал или звонил по телефону, спрашивая: „Были? Уехали? О чём говорили?“...»
Младшая дочь Максима Пешкова, Дарья, рассказывала свою версию произошедшего - мол, вскоре после возвращения на Родину её отец разуверился в советской власти: «Отец много ездил по стране и видел жизнь реальную, и поэтому вскоре понял: то, во что он верил, несет народу не благо, а сплошные несчастья. Отец стал отходить от партийной работы, охладевать к революции, и его тут же взяли под контроль, стали им манипулировать и в прямом смысле - спаивать. Поди-ка не выпей за Сталина, потом ещё раз за Сталина, потом за Ворошилова? Горький, конечно, был очень болен, у него, например, лёгкие были в ужасном состоянии, и его смерть была событием ожидаемым, — думаю, она произошла без всяких посторонних вмешательств. А вот смерть отца явно была срежиссированна».
⠀
После смерти мужа Надежда Алексеевна осталась жить с его семьёй, а накануне войны собралась выйти замуж. Её избранником стал академик Иван Луппол, директор Института мировой литературы. С ним она познакомилась, когда устраивала Музей-квартиру Горького в Москве, которым он тоже занимался. По рассказам дочерей Надежды, это был первый близкий ей человек после смерти мужа. В доме он у них не бывал, но они встречались. Как-то Луппол пригласил Надежду в Тбилиси, на торжества по случаю юбилея Шота Руставели, а после этого они поехали отдохнуть в дом писателей под Тбилиси — Сагурамо, где его и арестовали.
В Москву Надежда Алексеевна вернулась уже одна, и никакие хлопоты не помогли ей вызволить любимого человека. Луппол был репрессирован и умер в 1943 году. Уже посмертно он был реабилитирован и восстановлен в звании академика в 1956 году.
По аналогичной причине в 1953 году не состоялся и другой брак Надежды Алексеевны - с инженером Владимиром Поповым. Её дочь Дарья рассказывала: «После смерти отца и деда любой мужчина, который приближался к ней, был обречен. (…) Мать при этом не трогали, зато вокруг неё оставляли «выжженную землю». У мамы была приятельница, которая была вхожа в высшие круги власти, и перед самой смертью, уже в наше время она рассказала, что Сталин сам имел виды на мать и предлагал ей соединить судьбы. И потому убивал любого, кто к ней приближался. Но я бы не исключала мотив мести Горькому за его вроде бы предательство. Ну и к тому же, о Ленине Горький написал книгу, а всё-таки о Сталине — нет».
Так и доживала свой век Надежда Пешкова в одиночестве. Она всегда отмечала 28 марта, день рождения Горького, а последние 20 лет своей жизни посвятила созданию музея великого писателя, возникшему практически на одном её энтузиазме. Она была вежливой и улыбчивой, но всё держала в себе - никаких дневников и мемуаров она не оставила. К концу жизни часто жаловалась на сердце, что и стало причиной ее смерти. Умерла Надежда Алексеевна в 1971 году.