Мода на панье и фижмы в России

Ушло в прошлое само воспоминание о затворнической жизни девиц, ассамблеи с менуэтами, балы с полонезами, маскарады и заграничные путешествия вихрем подхватили слабую половину человечества и, окутав ароматами и облаком тончайшей пудры, помчали по свету. Сколько разорительных хлопот доставляло явление моды. Грациозно сидеть, стоять, умело тряхнуть своими надушенными локонами, надлежащим образом болеть, спать, говорить и любить было очень непросто. Утренние заботы не только не изменились, но и умножились. Наши модницы уже давно научились элегантно отдыхать на софе от десятичасового ночного сна, неспешно проходить с постели до самовара. Откуда они привычно перемещались в уборную, где, как и раньше, два битых часа подвивали волосы, мазали их разными духами, пальчиками терли щеки белилами и румянами... и, «сделавшись красными словно петушиный гребень», налепляли несколько мушек, стягивались «снуровкою», взбивали фижмы или бочки и, разрядясь, чопорно выходили в гостиную. Там, подобрав юбки, садились, не смея более уже ворохнуться, чтобы, не дай бог, не нарушить своего великолепия. Французская мода властвовала над умами и сердцами россиян. XVIII век для Франции стал веком философов, косметики, парфюмерии и Революции.
Денис Иванович Фонвизин в письмах к графу Петру Александровичу Панину в 1778 году рассказывал: «Если что во Франции нашел я в цветущем состоянии, то, конечно, их фабрики и мануфактуры. Нет в свете нации, которая б имела такой изобретательный ум, как французы в художествах и ремеслах, до вкуса касающихся. Я хаживал к «marchandes des mod» , как к артистам, и смотрел на уборы и наряды, как на прекрасные картины. Сие дарование природы послужило много к повреждению их нравов. Моды повсеместно переменяются: всякая женщина хочет наряжена быть по последней моде; мужья пришли в несостояние давать довольно денег женам на уборы, жены стали промышлять деньги, не беспокоя мужей своих, и Франция сделалась в одно время моделью вкуса и соблазном нравов во всей Европе. Нынешняя королева Мария Антуанетта страстно любит наряжаться. Прошлого года послала она свой портрет к матери, в котором велела написать себя разряженную по самой последней моде. Императрица Мария Терезия возвратила сей портрет при письме, в котором между прочим сии строчки находились: "Ваше приказание худо исполнено: вместо французской королевы, которую я надеялась увидеть на присланном портрете, я нашла в нем сходство с оперную актрисой.
Должно быть тут вышла ошибка"».Уследить за вечными капризами моды непросто. О новостях в платье, модных деталях и аксессуарах при дворе узнавали благодаря присланным из Парижа куклам – «Пандорам», которые представляли парадный и повседневный дворянский костюм. Куклы ежемесячно отправлялись из Парижа в Лондон, а оттуда во все столицы мира – «от Петербурга до Константинополя». В 1751 году посол в Англии граф Чернышев заказал куклу в три фута ростом и к ней «платья всех сортов, каковые при всяких случаях здешние дамы носят и со всеми к ним принадлежностями». Изготовили три комплекта: «каковые английские женщины всякого звания, равномерно по своим достаткам токмо оттеняяся, носят», во время праздников и в публичных собраниях; когда бывают дома и «не в весьма чиновных визитах», как и в гулянье, в каком они ездят верхом и бывают «в дорогах». Жить по моде и разорительно и хлопотно, но тем не менее отстать от нее становилось довольно опасно, так можно навлечь на себя неудовольствие знакомых, да и всего общества, которое подобные небрежности не прощало. Изменение уклада жизни русского дворянства, открытость домов, частые визиты друзей и соседей заставляли хозяев всегда быть начеку и выглядеть так, чтобы не вызвать замешательства у гостей. Между 11 часами утра и 3 часами дня могли «запросто» появиться визитеры: друзья, знакомые и даже малознакомые. Все это люди «своего круга», чьим мнением дорожили и осуждения и насмешек которых боялись. Увидев «неприбранного» хозяина или хозяйку, те могли решить, что пришли не вовремя, а хуже того, что ими пренебрегли.
Появилась необходимость в домашней одежде, простой, удобной, добротной и, главное, модной. В течение дня хозяйка дома несколько раз меняла платье. Утром до трех часов она сидела в своей гостиной в утреннем платье, в чепце блондовом или батистовом и занималась каким-нибудь рукодельем. Потом одевала обыкновенное домашнее, шитое по самой последней моде, но более скромное, чем выходное. Корсажи при этом не стягивали так туго, как при выходе, а для того, чтобы скрыть слабую шнуровку, носили дома большие шали-мантильи, косынки и недлинные пелерины с декоративным капюшоном. Покрой основной женской одежды долгое время не менялся. Для всего XVIII века, за исключением последних нескольких лет, было характерно женское платье с тесно облегающим фигуру декольтированным корсажем и более или менее широкой юбкой. «Новости» касались цвета или рисунка материи, отделки платья, фасона рукавов, длины юбки, формы выреза корсажа . Эти изменения быстро распространялись среди ветреных красавиц, но так же быстро исчезали, уступая место новым маленьким изобретениям модисток. Тон в модах, конечно, задавали первые лица государства.
Самая известная щеголиха своего времени, императрица Елизавета Петровна, прославилась своим громадным, неправдоподобным количеством платьев в пятнадцать тысяч! Для нее выписывали из европейских магазинов самые дорогие ткани, роскошные кружева, сундуки с чулками и перчатками, короба с обувью, пуды тончайшей пудры, ароматических помад, благовонных эссенций и прочее. А когда какой-нибудь европейский купец привозил новые ткани, их в первую очередь показывали императрице. Если та или иная материя ей нравилась, она распоряжалась закупить ее целиком, чтобы, упаси бог, не встретить платье из нее же на придворной даме. При этом, по словам В. О. Ключевского, Елизавета жила и царствовала в золоченой нищете – с одной стороны, ворохи дорогих туалетов, маскарады и балы, поражавшие ослепительным блеском и роскошью, с другой – теснота и убогая обстановка ее дворца, неряшливость, куча неоплаченных счетов. Французские галантерейные магазины иногда отказывались отпускать во дворец новомодные товары в кредит. Красивая и стройная дочь Петра Алексеевича любила производить впечатление в обществе, обожала увеселения, прекрасно танцевала и любила наряды и драгоценности. Она страшно ревновала ко всем хорошеньким женщинам, особенно со вкусом одетым, и всячески унижала их.
Обер-егермейстерше Нарышкиной, урожденной Балк, на глазах всего двора срезала ножницами головное украшение из лент. Граф Федор Гаврилович Головкин рассказывал, что придворное платье очень шло несчастной и подчеркивало достоинства ее изумительной фигуры, и потому вскорости ей велели снять каркас с юбки, что сделало и туалет и весь ее облик убогим и нелепым. Но мадам Нарышкина оказалась женщиной предприимчивой и заказала в Англии костюм, в юбку которого вставили каркас на пружинах, они складывали и поднимали его по необходимости. «Она приезжала ко двору точно божество, затмевая всех своей талией, своим нарядом и видом. В то же мгновение, когда появлялась императрица, пружины падали, и платье и талия теряли свою прелесть; но как только императрица удалялась, пружины снова оказывали свое действие». В 1742 году Елизавета запретила придворным дамам носить дорогую одежду с серебряным и золотым позументом и регламентировала ширину кружев, чтобы платье пышностью не выделялось.
А чтобы дамы не хитрили и не клялись в том, что их дорогие туалеты сшиты до вступления в силу этого распоряжения, старые платья пометили специальной сургучной печатью и милостиво разрешили их донашивать. Поговаривали тогда, что этот запрет основывался на желании императрицы подражать порядкам Петра Великого, при котором появились некоторые запреты в одежде и украшениях. Но скорее всего государыня хотела уберечь себя от расстройства при виде великолепного туалета какой-нибудь франтихи. Ее подругой и доверенным лицом была Мавра Егоровна Шувалова, немолодая и некрасивая, но умная и веселая. Эта маленькая женщина «всегда из аффектации» одевалась по-мужски. И в этом наряде ее нельзя было назвать интересной, что, вероятно, делало ее еще более близкой и незаменимой для государыни. А вот Елизавету Петровну мужской костюм красил. Екатерина Алексеевна рассказывала в «Записках», что многие переодетые в мужской наряд «дамы казались жалкими мальчиками; кто был постарше, того безобразили толстые и короткие ноги; а из всех них мужской костюм шел только к одной императрице. При своем высоком росте и некоторой дюжести она была чудно хороша в мужском наряде. Ни у одного мужчины я никогда в жизнь мою не видала такой прекрасной ноги; нижняя часть ноги была удивительно стройна». Переодевание женщин в мужскую одежду началось еще в петровские времена, в нее облачались на маскарадах.
Позже носили не только на них, но иногда и в повседневной жизни, особенно те, кому она шла, или из желания выделиться и подчеркнуть свою независимость. В середине века наши модницы щеголяли различными фасонами платья, они назывались «адриенн», «а-ля черкешенка», платье «по-польски», или «полонез» и т. п. Названия и их форма навеивались различными событиями культурной, светской и политической жизни, но отличались они друг от друга лишь деталями. Так, платье «а-ля черкешенка» шили с длинными узкими рукавами. «Адриенн» имело своеобразно широкий силуэт. Появление этого фасона французский историк костюма Ф. Буше объяснял успехом пьесы Теренция «Андриенна», где героиня, роль которой исполняла знаменитая актриса, после родов одела широкое платье. Фасон вошел в моду во Франции и получил название по имени героини. В России название исказили на «адриенн».Мода на «панье» продержалась довольно долго и только в начале 70-х годов в России появились фижмы.
Фижмы – тоже каркас из ивовых прутьев или китового уса, который крепился поверх нижней юбки, так же как и «панье», но он стал более эластичным. Фижмы не только не уменьшили ширины юбки, но и расширили ее в боках. Это новшество пришло к нам, разумеется, из Франции, а туда оно попало, по словам французов, в 1714 году из Англии. Русские франтихи очень быстро оценили удобства каркаса. Его эластичность позволяла сжимать юбку локтями, кроме того, подол стал мягким, платье даже слегка изящно колыхалось при движении. В то время о платьях на фижмах, вернее о их владельцах, рассказывали разные смешные случаи, происшедшие из-за громоздкости юбок. Вот один из подобных анекдотов. «Одна приезжая в Москву иностранка вздумала осмотреть город в наемной карете, которые в то время были редки и по небрежению содержателей обыкновенно покупались для сего старые и рассохшиеся. В эту карету села или, лучше сказать, втиснулась иностранка, одетая в предлинные фижмы, которые крепко упирались от одного конца до другого. Неуместимость фижм в карете послужила к спасению ее от великой опасности. Когда извозчик поскакал под гору к Кузнецкому мосту, тогда отпало у кареты дно, сквозь которое спасительные фижмы не допустили ее совсем провалиться. Народ, видя столь странное приключение, поднял великий смех, остановил карету и спас иностранку, которая от усталости и страха начинала уже задыхаться».
В конце 60-х годов российских модниц посетила еще одна новость – стали носить небольшой ватный валик, который прикреплялся сзади, под юбку немного ниже уровня талии. Все сборки юбки теперь драпировались не на боках (от чего платье раздувалось вширь), а только сзади. Эти новшества медленно завоевывали общее признание и удерживались в течение длительного времени. Силуэт платья при этом так менялся, что никакими украшениями нельзя было скрыть старой модели, наши франтихи спешно обновляли свой гардероб, чтобы не подвергаться насмешкам со стороны завзятых модниц. Популярными украшениями платья в XVIII веке «сделались» ленты и банты. Банты делали из ленты другого цвета и нашивали на подол, грудь и рукава платья. Особенную популярность получила так называемая «лестница» из бантов, которая располагалась по лифу платья. Снизу, от талии вверх до выреза на груди, пришивались бантики, разные по размеру. У талии они были широкими, сверху узенькими. «Лестница» зрительно делала талию более тонкой. Мода регламентировала и украшения выреза платья, будь то кружева или ленты. Пришел обычай убирать его косынкой или шалью, в основном так носили платье на улице. Косынки, шали и шарфы придавали нарядному туалету дамы или молоденькой девушке много своеобразия и изящества. С их помощью подчеркивали величавость или грациозность фигуры – стройность талии, легкость движений или горделивость осанки.
Большие газовые или кисейные косынки, модные в 70-е годы, концы которых закладывались под край выреза корсажа, создавали впечатление высокого бюста, при котором талия казалась еще тоньше. Умению красиво носить косынку или шаль придавали немалое значение, и женщины затрачивали массу усилий, упражняясь в этом искусстве перед зеркалом. Однако научиться ему было далеко не просто. По словам француза Белькура, посетившего Петербург, некоторые барышни в косынках: «Как ни стараются хорошо одеться, у них все выходит нескладно. Три, четыре косынки, одетые без вкуса, делают их похожими на кормилиц, нарядившихся в детские пеленки. А те, что открывают грудь, переступают пределы приличия, так что парижанин принял бы их за женщин на содержании» . Кринолином назывался жесткий каркас, который наши прапрабабушки носили под платьями, чтобы придать фигуре форму песочных часов. Это была довольно неудобная конструкция, если так можно сказать о тяжелой и громоздкой штуковине диаметром два метра, которая мешала проходить в двери и сидеть на стуле. Кринолин привязывался к ногам на уровне колен, что создавало немалые затруднения при ходьбе, зато юбки не поднимались, а мерно покачивались в такт шагам. Женщинам приходилось семенить ногами, чтобы хоть как-то передвигаться.
Но помимо всего вышеперечисленного кринолины были очень огнеопасны. Зацепиться за канделябр в ассамблее было гораздо проще, чем выговорить эти слова. Шелк и хлопок, из которых шились юбки, легко воспламенялись, а воздух между кринолином и собственно женщиной выступал катализатором скорости распространения огня.