Особая тема - музыкальное оформление фильма. Микаэл Таривердиев написал для фильма 18 мелодий, но в картину Лиознова вставила только две. Целая эпопея была с исполнителями песен. Лиознова прослушала всех лучших певцов Советского Союза, в том числе Лещенко, Ободзинского, Магомаева, подумывала о Толкуновой. В итоге она остановилась на кандидатуре Иосифа Кобзона. Но Таривердиев был категорически против Кобзона, так как они из-за чего-то поссорились накануне. И когда Кобзон записывался, Лиозновой приходилось расставлять на лестничных клетках кордоны, которые извещали ее о приближении композитора. Одна из легенд, в свое время витавших вокруг картины, гласила, что кандидатуру Кобзона «зарубили» сверху, именно поэтому он не попал в титры картины. На самом же деле все было намного прозаичнее. Когда заказывались титры, фамилия исполнителя песен еще не была известна. Еще два любопытных факта - в самом финале Штирлиц садился отдохнуть перед возвращением в Берлин. А мимо него проезжали «Жигули» и «ЗИЛ» с прицепом. «Истинные арийцы» и «нордические характеры» – это изобретение сценариста. В настоящих личных делах сотрудников СС такого не было. А чтобы картина выглядела документальной, Лиозновой пришлось просмотреть десятки километров военной кинохроники – и русской, немецкой. «Иной раз от увиденного становилось дурно, - вспоминала Татьяна Михайловна. - Выбегала из зала, чтобы не упасть в обморок, но все равно заставляла съемочную группу, включая артистов, ездить в архив кинофотодокументов». Картина производила впечатление на зрителей еще до выхода на экраны. Вот что рассказывал один из свидетелей съемки фильма в Германии: «Мне было лет 11 - 12, я учился в советской средней школе при нашем Посольстве в ГДР. Естественно, шлялись после (и во время) занятий по всему Берлину. Тут кто-то из пацанов прибегает запыхавшийся, говорит - у Бебельплатц (это где фашисты книжки жгли) кино снимают, эсэсовцы ходят, солдаты вермахта со шмайсерами и вообще атас. Надо ли говорить, что мы туда бегом мчались, благо от посольства это недалеко. Прибежали, смотрим - немцы гражданские (массовка) одеты в старье всякое, шляпы с полями, плащи и пальто до пяток, машины стоят военные, на каждой дверце фашистский орел со свастикой (правда видно было, что наклеен - бумажный), в машинах солдаты в форме вермахта с карабинами, автоматами, каски фашистские и у каждого тоже эмблема вермахта на правой стороне мундира. Мотоциклы стоят, штуки три, с характерными номерами на передних крыльях - эсэсовские. Немцы в касках, очках мотоциклетных, в толстых регланах этих, похоже настоящих - часть потертые были. Фуражки эти с высокой тульей, с черепом-костями. И все с MP 38 и MP 38/40. У меня тогда руководство по немецкому военному переводу было 1943 года издания, разбирался, ну, со «шмайсерами», короче. Тут же киношники, осветители, распорядители, все суетятся, ну и так далее. Зрелище было настолько натуральное, что мы там стояли разинув рот. А забыл… Еще флаги со свастикой вертикальные висели на старом здании, здоровые такие полотнища. Короче, шок для нас, советских пацанов. Даже (а тем более) в Берлине. Понятно, что кино снимают, а все равно не по себе как-то было. Но интересно до жути. А мы в красных пионерских галстуках - сразу ясно, что советские пацаны, немчурята тогда только синие галстуки носили, нас никто и не шугает, стоим, смотрим. Тут нас солдаты из ближайшего грузовика приметили. Что-то между собой перетерли, один спрыгнул, к нам подходит и говорит, вы ребята, не думайте плохого, вот у меня орел со свастикой на мундире приклеенный, бумажный, отдирается легко, а на пряжке у меня - смотрите, мол - герб ГДР, свои мы короче, а это все кино. И улыбается на нас глядючи. Видно рожи-то у нас и впрямь были не самые добродушные... Раз даже делегат к нам подошел. Ну, мы ему солидно так, мол, понимаем, видим, не дураки, снимайтесь дальше... Язык в той или иной степени большинство из нас знали. Смех и грех. Тут какой-то дядька к нам подбегает, движуху просек, и нам на чистом русском - а ну пошли отсюда, мать вашу так, сейчас в посольство позвоню, чтобы вас родители выпороли, шляетесь тут, мешаете и вообще почему не в школе... Последний аргумент был наиболее убедительным, с какого-то урока мы и вправду смылись на эти чудеса посмотреть, потому не пререкаясь, брызнули обратно». «Меня поразило, что женщина могла так всех поставить, – вспоминал Эммануил Виторган. – При ней не было, во всяком случае у меня на глазах, никаких срывов производственных и все было подготовлено очень четко всегда, очень ясно». Она часто импровизировала в кадре, придумывая что-то на ходу. «Лиознова относилась как раз к числу тех женщин, которые можно сказать доказывали, вообще право женщин быть режиссерами и быть очень хорошими, успешными режиссерами, это, конечно огромная потеря для нашего кино, для нашей культуры», – говорил о Лиозновой Карен Шахназаров. Фильм «Семнадцать мгновений весны» каким-то счастливым образом избежал строгой партийной цензуры. Хотя правки материала все же были. Лиознова рассказывала: «Что же касается Андропова, то он просил изменить в фильме две детали: убрать из титров фамилии реальных консультантов с Лубянки, поскольку это были действующие офицеры разведки, и добавить эпизод о рабочем движении Германии. Мол, в сериале слабо отражена роль немецкого пролетариата. Первое пожелание мы выполнили легко, а над вторым пришлось голову поломать. К счастью, вспомнила, что у меня есть кадры хроники с Эрнстом Тельманом. Мы ловко вмонтировали эту сцену в уже готовую серию. Вот и все вмешательство Андропова в фильм. Еще, помню, телевизионное начальство насмерть стояло, чтобы в картине не появился Молотов». «Семнадцать мгновений весны» были показаны на телевидении почти сразу после окончания монтажа. Первую серию советские зрители увидели 11 августа 1973 года в 19.30 по первому каналу ЦТ. Успех был ошеломляющий. Фильм по заслугам был оценен и зрителями, и критикой, и был отмечен Государственной премией РСФСР. Известно, что Фидель Кастро какое-то время недоумевал, почему на каждом вечернем заседании кубинского правительства не досчитывалось нескольких ключевых министров. Наконец ему сообщили, что ответственные товарищи сбегают домой, чтобы посмотреть по телевизору новый советский фильм о разведчиках. В ответ Кастро потребовал привезти ему картину и устроил просмотр для членов правительства всех двенадцати серий сразу. Наряду с киносъемками Татьяна Лиознова преподавала во ВГИКе, сначала в мастерской Сергея Герасимова и Тамары Макаровой, а с 1975-го по 1980-й год вместе с Львом Кулиджановым руководила собственной актерско-режиссерской мастерской. «Замечательное ощущение жизни, какое-то очень свое, очень определенное и которое человек готов отстаивать до конца. Вот у меня от нее было всегда такое ощущение», – говорил о Лиозновой режиссер Владимир Хотиненко. В 1980 году Лиознова сняла двухсерийный телевизионный фильм «Мы, нижеподписавшиеся» по пьесе Александра Гельмана, разоблачающей социальные изъяны советской жизни. Фильм был интересен блестящей работой актеров Леонида Куравлева, Ирины Муравьевой, Юрия Яковлева, Олега Янковского и Клары Лучко. В замкнутом пространстве железнодорожного вагона развернулась борьба неповторимых человеческих характеров, каждый из которых нес определенную нравственную позицию. Интрига — подпишут или не подпишут акт о приемке хлебозавода члены комиссии — держала зрителя в напряжении все две серии. Пьеса с успехом шла во многих театрах, но это не остановило Лиознову. Гельман говорил о Лиозновой, что «она с артистами нежно беспощадна». Но на самом деле Лиознова относилась к актерам с большим уважением. В интервью она рассказывала: «Я люблю все свои фильмы, потому что они все мне трудно достались. Легких фильмов нет. Если сейчас попытаться разобраться, то получится, что в каждой картине были свои огромные светлые пятна. Одни встречи с замечательными людьми чего стоят. Например, Плятт, меня называвший хозяйкой. После «Семнадцати мгновений» он часто очень звонил (у него не было жены, и, видимо, ему было тоскливо и хотелось работать) и подгонял меня: «Хозяйка, когда начнем работать?» А потом он женился, хотя был уже достаточно пожилой. Он был очень радостный и внутренне здоровый человек. Работа с Олегом Николаевичем Ефремовым - счастье. Встреча с Ефимом Копеляном - слов нет. Он читал закадровый текст «Семнадцати мгновений», и мы могли переговариваться только в темноте, потому что шла запись. Мы сидели по разные стороны экрана, и я руками ему показывала, тише или сильнее - прибавить меру отношения к происходящему, и он мгновенно это понимал. На озвучение Копелян приезжал каждый раз из Ленинграда и появлялся всегда выглаженный, вычищенный, в свежей рубашке, выбритый, а ведь только с дороги! Вот артист, который уважал и любил свою профессию и людей, с которыми работал. Встреча с огромным количеством актеров, которых я всех и не перечислю, - вот награда за эту работу». В дальнейшем Лиознова вновь обратилась к женской судьбе с ее прихотливыми поворотами и несбывшимися надеждами. Татьяной Лиозновой была снята в 1982 году яркая музыкальная картина «Карнавал» с Ириной Муравьевой в главной роли. Картина была поставлена в жанре музыкальной комедии, но с грустными интонациями. Лиознова пригласила одного из самых ярких композиторов нового поколения — Максима Дунаевского, который подарил фильму неувядаемый хит «Позвони мне, позвони». История создания «Карнавала» началась в 1980 году. Однажды Татьяна Лиознова, совмещавшая режиссуру с преподаванием во ВГИКе, дала каждому из своих студентов задание — экранизировать небольшой фрагмент из сценария Анны Родионовой, опубликованного в журнале «Искусство кино». История о провинциальной девчонке, приехавшей покорять Москву, была отличной. А вот работы, снятые учениками были не очень. Татьяне Михайловне не понравилась ни одна из них. Никто, с ее точки зрения, не понял главного. И она решила: «Да зачем же я буду все свои идеи раздаривать? Лучше сама фильм сниму». Тем более что героиня была чем-то похожа на нее саму. Смешная наивная Нина, мечтавшая стать актрисой, пережила крушение надежд, одиночество, равнодушие сытых людей, находившихся рядом. Все это было знакомо и Лиозновой: она мечтала быть режиссером, но после окончания ВГИКа не могла устроиться работать по специальности. Как и Нина Соломатина, Лиознова подрабатывала уборщицей, а еще шила на продажу халаты, писала заметки в газеты. Этот фильм Лиознова посвятила своей маме Иде Израилевне, которая тяжело болела. Историю с больной мамой Татьяна Михайловна тоже ввела и в фильм. В конце повзрослевшая Нина возвращалась домой, подходила к кровати, где лежала мама, и прислушивалась к ее дыханию — точно так же, как много раз делала сама Лиознова. Идея снять «Карнавал» появилась, когда Лиознова подошла к завершению работы над фильмом «Мы, нижеподписавшиеся», и часть актеров, едва закончив озвучание производственной драмы, получила предложение сняться в музыкальной комедии. Юрию Яковлеву досталась роль отца Нины, Клара Лучко сыграла его жену Жозефину Викторовну. На озвучании «Нижеподписавшихся» Татьяна Михайловна часто обсуждала будущую картину с Муравьевой — и чем больше рассказывала, тем точнее видела в роли Нины именно ее. То, что актрисе было за 30 лет, а героине - 18, режиссера уже не смущало. Своей уверенностью она заразила и худсовет Киностудии имени Горького. И вместо вопроса: «С какой стати девчонку должна играть взрослая женщина?» - получила одобрительное: «Нина в исполнении Муравьевой будет очень чистой и непосредственной». Знаменитый эпизод, в котором героиня Муравьевой, набив рот фундуком, училась говорить «Кукушка кукушонку купила капюшон» и «Бык тупогуб, тупогубенький бычок», появился спонтанно. Однажды Татьяна Михайловна пришла на площадку и объявила: «Ночью придумала новую сцену. Нина с орехами во рту говорит скороговорки — и они с отцом вместе заразительно смеются». До этих съемок Ирина Муравьева ни разу не становилась на ролики. Но, выслушав задачу режиссера, пообещала справиться. Она имела в виду, что после нескольких тренировок, пожалуй, сможет проехать по прямой, но выяснилось, что актриса должна станцевать с ансамблем «Ритмы планеты». Ролики в начале 1980-х годов отличались невероятно плохой маневренностью. Но на то они и трудности, чтобы их преодолевать. Летом Муравьева с труппой Театра имени Моссовета отправилась на гастроли в Киев. Вместе с ней ехали тренер по роликам, массажист (чтобы разминать ноющие после занятий мышцы) и «Ритмы планеты». Хотя ансамбль должен был лететь на Дальний Восток, Лиознова добилась, чтобы его гастроли перенесли в столицу Украины. Там, на Киностудии имени Довженко, для репетиций построили такую же сцену, как в Москве на Киностудии имени Горького. И за два-три месяца Муравьева научилась кататься — причем гораздо лучше, чем это делала в кадре ее героиня. Заболевший медведь, которого подменяла в варьете героиня Муравьевой, на самом деле был медведицей по кличке Фонтанка — звездой «Медвежьего цирка» Филатовых. Все, что понадобилось сделать для фильма, — сшить Фонтанке новый наряд. Красное платье и цилиндр, в которых она блистала в «Карнавале», ей после съемок торжественно вручили прямо в цирке под аплодисменты зрителей. Лиознова хотела, чтобы в фильме прозвучала песня про телефонный разговор. Сама она не смогла найти подходящее стихотворение, но знала, кто сможет его написать. Еще когда Татьяна Михайловна снимала «Семнадцать мгновений весны», она сказала Роберту Рождественскому, что ей нужна песня более трогательная, чем полонез Огинского. И он написал целых две — «Мгновения» и «Песню о далекой Родине». Вот и во время работы над «Карнавалом» поэт не разочаровал ее. Песня на его стихи «Позвони мне, позвони» стала воистину народным хитом. И мало кто знает, что исполняла ее не Ирина Муравьева. Несмотря на то, что у самой актрисы были прекрасные вокальные данные, Лиознова пригласила певицу Жанну Рождественскую. Не родственницу поэта, а просто однофамилицу.

На роль цыганки Кармы было перепробовано множество актрис, но Лиознова остановилась на Екатерине Жемчужной из театра «Ромэн». «Татьяна Михайловна сказала мне, — вспоминала Жемчужная. — «Катя, твоя роль — это совесть фильма. Ты знаешь, что такое карма? Это судьба». Я так удивилась! Я-то думала, это имя моей героини от Кармен образовано. Табачный дым я на дух не переношу, а в фильме мне пришлось не просто курить сигареты — смолить ужасные папиросы «Казбек». Сколько дублей я вынесла, вспомнить страшно! Это был кошмар. Но главные переживания на этих съемках были связаны с другим эпизодом. В финале несчастная героиня Иры, уезжая с Курского вокзала домой, должна была встретить Карму — с новорожденным ребенком и с подбитым глазом. Нина спрашивает подругу: «Что с глазом?» Та: «Упала, скользко». Нина обещает прислать деньги, а Карма лишь отмахивается. Нина: «А где твой мальчик?» Цыганка отвечает: «Умер». Очень сильная была сцена, меня после нее даже валокордином отпаивали. Но при монтаже этот фрагмент вырезали: такая трагическая история слишком выпирала из фильма. Это был наш с Муравьевой первый общий съемочный день. Снимали зимой на улице, промерзли до костей, сели в машину отогреться — и вдвоем, чтобы расшевелиться, стали петь песни. Так и подружились. У нас разница всего в пять лет, но я чувствовала, что намного старше и опытнее ее. Она мне казалась такой же юной, как Нина. Сурового супруга Кармы сыграл мой настоящий муж Георгий Жемчужный. Он не любил в кино сниматься и, если бы его попросила я, обязательно отказался бы. Но Лиознова позвонила ему лично: «Георгий, хочу тебя видеть, приходи!» Он приехал, не зная, зачем его зовут. В кабинете у Лиозновой была корейская делегация, и Татьяна Михайловна представила его так: «Это артист Георгий Жемчужный, он будет сниматься в моем новом фильме». Когда мы вышли, муж спросил меня: «Твои дела?» Но сниматься все-таки согласился. Я не представляла, что фильм и моя героиня станут настолько популярными. В 1982 году, когда отправились на гастроли в Японию, нам двое суток пришлось плыть из Владивостока в Йокогаму. Нас не очень комфортно поселили: не на свои места и раскидали по разным каютам. Но администратор, узнав меня, отвела нас в каюту люкс, принесла целую сумку провизии (огромный свежеиспеченный каравай, масло, яйца, абрикосовый джем) и сказала: «Ешьте на здоровье и не тратьте суточные». Я онемела от такой внезапной щедрости и заботы, а она продолжила: «Мы вчера видели «Карнавал» — вот это кино!» И только тут я поняла, в чем дело. А однажды мы зашли в ресторан ВТО, и подвыпивший дядечка стал приставать: «Кармочка, погадай мне!» Но Саша Абдулов, который был рядом, его быстро приструнил. Так что для меня Карма и правда судьбой оказалась». Именно «Карнавал» Лиознова считала своей самой любимой картиной. «Это моя жизнь, этот сценарий я написала про себя. Даже колонка, из которой героиня пьет воду, реально существовала», — признавалась она в одном из интервью. После выхода фильма «Карнавал» на экраны Эльдар Рязанов восхищался: «Сделать комедию, на которой публика пятнадцать минут хохочет так, что не слышно музыки, - такое надо суметь!». «Кто мог предположить, что режиссер, снявший «17 мгновений», сделает «Карнавал», - вторил ему Олег Табаков. Всего за все время проката в Советском Союзе фильм посмотрели 31 миллион зрителей. Последняя работа Татьяны Лиозновой в кино оказалась малозаметной. В 1986 году по пьесе американского драматурга А.Копита она сняла трехсерийный телевизионный фильм «Конец света с последующим симпозиумом», направленный против угрозы ядерной войны. В картине снимались Армен Джигарханян, Олег Табаков, Евгений Весник, Олег Басилашвили и Дмитрий Певцов. Однако эта картина оказалась не ко времени начавшейся перестройки и потепления отношения с США, против политики которых и был направлен пафос пьесы. Относительно небольшое число своих режиссерских работ Татьяна Лиознова объясняла так: «Я много времени потеряла: я по 2-3 года искала ту историю, которую я бы прочла, и у меня заколотилось сердце. Только из-за этого я сняла так мало картин. Я годами сидела без зарплаты, ходила в одной юбке и продолжала искать свой материал. И вообще, наверное, преодоление - это мое жизненное кредо. Поэтому сейчас мне грустно слышать от своих же коллег, прекрасно снимавших картины и без особого труда преодолевавших редакторские препоны, что им не давали снимать, что их фильмы сокращали». В дальнейшем Татьяна Лиознова в течение четверти века в кино больше не работала. Она говорила, что не понимает, чем дышит новый зритель. В этом проявился ее характер - сильный, честный и бескомпромиссный. С момента создания Антисионистского комитета советской общественности (АКСО) Татьяна Лиознова принимала участие в его работе (в качестве Члена Комитета). В жизни Лиозновой случались романы. В одном из интервью Татьяна Лиознова говорила, что в молодости была увлечена Станиславом Ростоцким, но отношения у них не сложились. Роман между двумя будущими звездами советской кинорежиссуры оказался коротким. Они познакомились на съемках фильма «Земля и люди» в 1954 году. Он был подающим надежды режиссером, любимцем Козинцева, она была его молодой ассистенткой, недавно уволенной с киностудии имени Горького. Совместная работа Ростоцкого и Лиознову очень сблизила. «В последние годы она говорила о Ростоцком исключительно как о друге, — рассказывал главный редактор журнала «Кинопроцесс» Вячеслав Шмыров, близко знавший Татьяну Михайловну. — Я помню день, когда стало известно о смерти Станислава Иосифовича. Я приехал в Выборг, там был кинофестиваль. Нас встретили устроители, сказали, что Ростоцкий вчера в Выборге умер. Я позвонил Лиозновой, мы минут двадцать говорили на самые несущественные темы. А в конце она сказала: «Ты, наверное, мне звонишь, чтобы сказать, что Ростоцкий умер?» Я говорю: «Да» – «Я знаю, я плакала». И наш разговор закончился. Все-таки, думаю, она всю жизнь воспринимала его как большого друга. Хотя по молодости все отношения из одного состояния часто переходят в какое-то другое. Так что ничего удивительного в том, что их роман начался и закончился». Совместная работа с героем Советского Союза Василием Калашенко, ставшего одним из консультантов фильма «Им покоряется небо», вышедшим в 1963 году, навсегда изменила жизнь Лиозновой. Василий Петрович покорил Лиознову своими безупречными манерами, обходительностью и мужественностью. Вся съемочная площадка наблюдала за развитием их отношений. «В то время Калашенко был молодым вдовцом, - рассказывал Вячеслав Шмыров. — У него было две дочки. Дочки, конечно, маленькие были, они требовали материнского участия, женского внимания». В итоге Лиознова взяла на воспитание одну из его дочерей — Людмилу, ставшую на долгие годы самым близким для Лиозновой человеком. Именно Людмила ухаживала за Лиозновой после тяжелой операции в начале 2000-х годов. Однако отношениям Лиозновой и Калашенко не суждено было продолжиться из-за характера Татьяны Михайловны. Но она умела сохранять отношения — как и с Ростоцким, они с Калашенко остались друзьями, а Людмила стала ее названной дочерью. У Лиозновой был роман с исполнителем роли Остапа Бендера в «Двенадцати стульях» Гайдая Арчилом Гомиашвили. Грузинский актер даже пробовался на роль Штирлица. «Весь день Лиознова проводила кастинг на роль Штирлица, и никак не могла найти подходящую кандидатуру, — рассказывал Вячеслав Шмыров. — Вечером вся съемочная группа собиралась ехать в ресторан «Арагви», где за всех платил Гомиашвили. Он вообще не жалел денег — делал Лиозновой подарки шикарные. И вот Лиознова садится в автобус, к ней тут же подсаживается Юлиан Семенов и говорит: «Господи, где же нам взять этого Штирлица?» Тут его взгляд падает на сидящего впереди Гомиашвили. «Да вот же он, Танечка». Эта сцена была достаточно пошло срепетирована. Лиознова страшно разозлилась, и на перспективах Гомиашвили был поставлен крест — причем речь не только о перспективах на роль Штирлица. Долгое время они пребывали в состоянии «холодной войны». Думаю, здесь Татьяна Михайловна резала по живому, потому что с Арчилом они потом восстановили отношения. Он помогал ей деньгами в последние годы. Я знаю, что каких-то дальних родственниц, которые приезжали к Татьяне Михайловне с Украины, даже на работу устраивал. Она могла ему сказать: «Арчил, я хочу так». Он ее слушал. Ну, это уже когда те страсти улеглись. Он ведь ее называл женой в своих последних интервью. А она отмахивалась: «Ну, какой он мне муж?» И в то же время резко не отрицала». В середине 1980-х годов Лиознова собралась снимать фильм про испытание атомной бомбы. Картину курировал Совмин СССР и лично заместитель Косыгина Владимир Кириллин — один из самых влиятельных чиновников в стране, курирующий атомную энергетику. Познакомившись с Лиозновой, Кириллин сразу в нее влюбился. «И хотя Татьяна Михайловна его никогда не любила, она решила, что стоит попробовать, — вспоминал Вячеслав Шмыров. — Зачем ей это было нужно? Знаете, к тому моменту она хотела просто выйти замуж, чтобы пожить в таком выставочном браке. Это была очень романтическая история, они читали друг другу стихи. Но Лиознова, как истинная советская женщина, требовала, чтобы он сначала развелся. И он к ней пришел с открытым паспортом. У двери стоял и показывал, что там есть отметка о разводе. Но этот брак расстроили два обстоятельства. Однажды Кирилин вместе с Лиозновой поехали во МХАТ смотреть спектакль «Мы, нижеподписавшиеся». Лиознова тогда работала над экранизацией этой пьесы. Он ей сказал: «Не вздумай это снимать, тебя посадят». Она тут же вынесла вердикт — трус. А вторая причина состоит в… богатстве Кириллина. Как-то раз она приехала в его квартиру и оторопела от советской номенклатурной роскоши. И в этот момент в ней взбунтовалось ее нутро московской девчонки с окраин. Она поняла, что никогда не сможет жить, в этих хоромах. И еще осознала, что эта огромная квартира означает то, что ей придется стать частью партийной номенклатуры. А вот этого вынести она уже не смогла». Роман с Кириллиным стал последним в жизни Лиозновой. На протяжении оставшихся 25 лет жизни она заводила исключительно дружеские отношения. И как говорили близкие ей люди, она никогда не переживала об отсутствии настоящей семьи. Она жила с мамой, заботясь о ней. На первом месте у Лиозновой всегда стояла работа. Лиознова рассказывала: «Мы жили с мамой (отец погиб на войне). Наша жизнь, в том числе и кинематографическая, была очень интересной. Моя мама не имела никакого отношения к кино, она была крестьянской девчонкой из села Корюковка на Украине, Херсонская область. Три класса образования у нее было, но она самообразовалась вместе со мной: раньше меня прочитывала газеты, я в экспедиции получала самые толстые письма, и все знали, что там, во-первых, будут вырезки статей о политике, во-вторых, заметки о вреде курева (я тогда курила). Кино она интересовалась меньше, но при этом была в курсе всех наших кинематографических дел, была знакома со всеми моими друзьями и знала, что я делаю и как я это делаю. Сколько я себя помню, у мамы было больное сердце, и я благодарна замечательному врачу Наталье Шрейдер, которая продлила ее жизнь на добрых 10-15 лет. Наверное, это самое большое счастье, потому что тяжелее сиротства ничего нет даже в самом взрослом возрасте. Ведь я была совсем взрослая, и «Семнадцать мгновений» уже были сняты. Меня мама практически не видела: я уходила с рассветом и приходила за полночь, но зато она посмотрела этот фильм. И принимала многочисленные звонки. Например, такой: «Это режиссер Лиознова?» - «Нет». А я ей от стола показываю, мол, скажи: «Да». Она краснеет. Она краснела всю жизнь, потому что была наивна и очень трогательна, - многое в моих героинях от моей мамы. Она краснела, сердилась и говорила в трубку: «Это мама режиссера Лиозновой». И начинался примерно такой разговор: «Мама режиссера Лиозновой, с вами говорят женщины фабрики пошива женской обуви. Вы нам скажите, пожалуйста, Катя спасется с детьми или нет?» А мама, которая была патриотом картины, отвечала: «А вы посмотрите сегодняшнюю серию и узнаете». – «Так у нас работа стоит, никак успокоиться не можем, очень тяжело ждать. Вы нам все не говорите, вы только намекните: если все будет хорошо, скажите «х», если плохо – «п». Мама говорила: «Х-х». – «Девки, ура, Катя спасется с детьми! Работаем! Спасибо, мама режиссера Лиозновой!». Я сейчас с радостью вспоминаю, как сидела по 12 часов за работой, от стула оторваться не могла, вот раздавался звонок - и начиналась молчаливая борьба, согласится ли мама за меня поговорить. Но, как правило, борьба оканчивалась ее победой, и мама говорила: «Она сейчас не может подойти. Вот уже двенадцатый час сидит и работает, а ей уже давно пора сходить куда нужно да поесть как следует». Это и есть семейная жизнь. Тут недавно в одной газете меня решили подколоть: сначала распинались в любви, а потом сказали, что у всех людей есть дети, а у меня коробки. Да, мои дети - это фильмы. Они дорогого стоят - всей жизни моей. Но они же мне и давали счастье. И по крайней мере по письмам, которые я получаю до сих пор, я знаю, что мои фильмы приносили людям надежду, свет и веру в жизнь, а это было моей самой главной задачей. А все остальное, что не сбылось, не случилось, это совершенно закономерно». В конце жизни Татьяна Михайловна сильно болела. Врачи ей удалили доброкачественную опухоль, а чуть позже она попала в больницу с диагнозом инсульт, и тогда врачи буквально вытащили ее с того света. Это был очень тяжелый период в ее жизни. После инсульта Лиознова долго восстанавливалась в Институте нейрохирургии имени Бурденко. По сложившейся в России традиции авторы снятых в СССР фильмов ничего не получают за показ на телеканалах. Татьяна Лиознова, находясь в одной из больниц, рассказывала: «Ни копейки. Ни мне, ни артистам. Ни за «Мгновения», ни за «Три тополя на Плющихе», ни за другие мои картины. А вот уродующую все рекламу вставлять не забывают, безбожно кромсают фильмы... Я уже на все махнула рукой, ни у кого ничего не прошу. И милости не жду. Вы тут про весну говорили, а у меня давно осень на дворе, глубокая осень... Сейчас вот Олег (Табаков) оплатил месяц моего пребывания здесь. Девяносто тысяч рублей. Сумма!». Близкая подруга Лиозновой арфистка Наталья Попова-Сараджева познакомилась с Лиозновой еще в школе. О последних годах жизни Татьяны Лиозновой она рассказывала: «Мы с Таней начали дружить c девятого класса. В студенческие годы тоже часто встречались. Тата приглашала меня в свои шумные компании. Она всегда была приветливой, но в то же время закрытой, даже для подруг. Умела слушать, с ней часто делились секретами, но сама - никогда о себе не рассказывала. Жили Лиозновы в двух маленьких комнатах в коммуналке. Мама Тани, Ида Израилевна, запомнилась мне очень гостеприимным и добрым человеком. Она всегда чем-нибудь старалась угостить, что в те голодные годы было редкостью. Хотя нам, студентам, давали дополнительные пайки, которые мы между собой называли «УДП» - «умрем днем позже». Средств к существованию у нее действительно совсем не осталось. Только квартира и коллекция гжели, которую она собирала годами. Но ведь посуда нынче почти ничего не стоит. Когда у Тани умерла мама, ей как раз должны были дать «трешку», но она отказалась и взяла двухкомнатную. Потом купила еще одну квартиру где-то в районе Клязьминского водохранилища. Но вынуждена была ее продать, когда понадобились деньги на лечение».

Понять, почему такой настоящий мастер, как Татьяна Лиознова не сняла в течение 25 лет ни одного фильма, можно из такого отрывка ее позднего интервью: «Я просто хотела бы снимать картины, потому что это главное дело моей жизни. У Ахматовой есть стихи (извините, если точно не вспомню): Я знаю, ты - моя награда, За годы боли и труда, За то, что я другим отрадам Не предавалась никогда, За то, что я не говорила Возлюбленному: «Ты любим», За то, что всем я все простила, Ты будешь ангелом моим. Так моя подруга из давних лет выразила словами то, что я могла бы повторить за ней. Хотя, если бы сейчас у меня была возможность выбирать, я не стала бы режиссером. Потому что невыносимо видеть, как твои картины режут по живому. Тебе этот кусок стоил сердечных мук, эмоций, часов труда, и вдруг он режется там, где кому-то захотелось, и вставляется какая-то идиотская реклама. Все, что я делала, чтобы проникнуть в сердце зрителя и родить в этом сердце тепло, смех, желание любви и веру в любовь (а не в секс, елки зеленые!), все это разрушено рекламой. Поэтому сейчас я бы лучше занялась другим делом. Когда мой отец в 1941-м уходил на войну, мама его спросила: «Что с дочкой делать будем?» (Я как раз в 10-м классе была.) А он ответил: «Дай ей решать самой, но, по мне, пусть лучше она будет хорошим врачом, чем плохой актрисой». (Для него, что актриса, что режиссер, все было одного толка, несерьезно.) Сейчас я с ним согласна и стала бы кем угодно, но не пошла бы отдавать на поругание свои мысли, свое сердце, свою неразрывную связь со зрителем, которой я дорожу и благодаря которой я тоннами получаю письма». Татьяна Лиознова умерла 29 сентября 2011 года в Москве после продолжительной болезни на 88-м году жизни. Урна с ее прахом была захоронена на Донском кладбище в могилу матери.

#музыка #кино