24 марта исполняется 110 лет со дня рождения певца Ивана Семеновича Козловского. Козловский был обладателем очень потрясающего голоса — высокий (лирический) тенор очень красивого тембра. В репертуаре Козловского насчитывалось около 50 оперных партий, среди которых Ленский, Царь Берендей, Лоэнгрин и многие другие.

За глаза Галина называла мужа «Ванюрчик», а в глаза — Иван Семенович, и часто на «вы». В иные дни, особенно когда Козловский готовился к ответственному спектаклю, жена не знала, «на какой козе» к нему «подъехать». «Вот так и живет перед каждым выступлением, — шепотом жаловалась она друзьям. — Пять дней репетирует, не ест, не пьет, не дышит!». Галя постоянно пыталась стать мужу полезной, но часто попадала впросак. К примеру, решила утеплить окна, чтоб Иван Семенович не простыл, дала домработнице старые афиши… Козловский, увидев обрезки, сделался цвета моркови: «Это кощунство!». В тот раз он ушел из дома прямо в тапочках, и Гале несколько дней пришлось вымаливать прощение. Они часто ссорились. К примеру, Козловский, разъезжая по Москве на собственной «Эмке», любил притормозить, чтобы рассмотреть получше какую-нибудь интересную даму, а иной и свистел вслед. Галина ревновала. При этом Иван Семенович отличался врожденной галантностью: он всегда целовал дамам ручки, осыпал игривыми комплиментами даже девяностолетних дам, не говоря о молоденьких поклонницах. Он не видел в том большого греха, ведь ни до чего серьезного дело не доходило — ему никто не был нужен, кроме Галины. Но она не понимала этого. Сергеевой по-прежнему посвящали стихи поклонники, ей часто дарили подарки. А Иван Семенович жену не баловал. Он всегда кому-нибудь помогал, во время Великой Отечественной войны первым внес в фонд обороны 25 тысяч рублей, на собственные средства построил и содержал музыкальную школу в родной Марьяновке, двадцать лет давал концерты в пользу одного московского детдома. Но для Галины тратиться не желал и говорил, что замужняя женщина должна быть скромной. Он обивал начальственные пороги, выпрашивая для посторонних людей квартиры, оклады и ордена. Иной раз даже сам на себя сердился: что ж я, мол, опять столько времени на NN потратил, ему ведь все мало: в следующий раз придет просить, чтоб я убил его тещу. Но на то, чтобы выслушать собственную жену с ее радостями и горестями, с ее обидами и нуждами, вечно не находил времени. «Я ему совсем не нужна!» — плакала Галина. Однажды после очередной ссоры она собрала чемодан и ушла из дома. Как выяснилось — к своему поклоннику, сценаристу Алексею Каплеру. Две недели Козловский болел, а потом Галина вернулась, и он сразу выздоровел, целый день носил жену на руках по квартире. Но мир в семье воцарился ненадолго. Все стало совсем сложно, когда родилась вторая дочь Анастасия. У девочки обнаружился врожденный сколиоз, со временем мог развиться горб. И Галина Ермолаевна принялась месяц за месяцем, год за годом водить дочь по врачам. Девочке помогла операция, проведенная знаменитым профессором Чаклиным, и тогда импульсивная Сергеева бросила Козловского и ушла к Чаклину, который ради нее оставил и жену-красавицу, чуть не вдвое младше Галины, и троих детей. В 1938 году по инициативе Владимира Немировича-Данченко и под художественным руководством Козловского был создан Государственный ансамбль оперы СССР. Здесь работали такие известные певцы, как М.П.Максакова, И.С.Паторжинский, М.И.Литвиненко-Вольгемут, И.И.Петров, в качестве консультантов выступали А.В.Нежданова и Н.С.Голованов. За три года существования ансамбля Иван Сергеевич осуществил ряд интереснейших постановок опер в концертном исполнении - «Вертер» Ж.Массне, «Паяцы» Р.Леонкавалло, «Орфей» К.Глюка, «Моцарт и Сальери» Н.А.Римского-Корсакова, «Катерина» Н.Н.Аркаса и «Джанни Скикки» Дж.Пуччини. Вот что писал композитор К.А.Корчмарев о первом спектакле ансамбля — опере «Вертер»: «Во всю ширину эстрады Большого зала консерватории установлены оригинальные коричневые ширмы. Верх их полупрозрачен: сквозь прорези виден дирижер, временами мелькают смычки, грифы и раструбы. Перед ширмами — несложные аксессуары, столы, стулья. В такой форме И.С.Козловский осуществил свой первый режиссерский опыт… Создается полное впечатление спектакля, однако такого, в котором музыка играет первенствующую роль. В этом отношении Козловский может считать себя победителем. Оркестр, находящийся на одной площадке с певцами, все время прекрасно звучит, но не заглушает певцов. И вместе с тем сценические образы живы. Они способны волновать, и с этой стороны данная постановка свободно выдерживает сравнение с любым идущим на сцене спектаклем. Опыт Козловского, как вполне оправдавший себя, заслуживает большого внимания». Во время войны Козловский в составе концертных бригад выступал перед бойцами, давал концерты в освобожденных городах. Его любили не только за голос с уникальным тембром и уникальными возможностями, но и за то, что никогда нельзя было заранее знать, что сделает Козловский из той или иной роли. Он то «осовременивал» арии: «Откройте, а то сейчас объявят воздушную тревогу», — пел он в 1942 году в «Севильском цирюльнике». То вмешивался в режиссуру: в «Риголетто» знаменитое «Сердце красавиц» с некоторых пор он стал заканчивать, уйдя за кулисы. Режиссер сердился: «О том, что вы берете ре-бемоль третьей октавы, знают двое — уборщица и я!». А то напрашивался в партнеры к балерине Ольге Лепешинской и выполнял несложные поддержки — начальство попеняло Козловскому, что он ставит под угрозу драгоценное здоровье, занимаясь не своим делом, но он пригрозил, что в таком случае станет носить по сцене пудовых оперных примадонн. В годы войны в 1944 году вместе с дирижером Свешниковым Козловский создал уникальный коллектив Хор мальчиков, который со временем превратился в знаменитое Хоровое училище имени Свешникова. Пять лет Козловский царил на оперной сцене безраздельно, но потом у него появился достойный конкурент: в Большой театр пришел Лемешев. Оба были хороши по-своему. Ценители говорили, что у Лемешева была русская манера исполнения, а у Козловского — немецкая. Это было дело вкуса. Но страна разбилась на два лагеря: «лемешистов» и «козловитян». В послевоенный период помимо выступлений в качестве солиста Иван Семенович продолжал режиссерскую работу и поставил несколько опер, а в 54 года певец оставил сцену Большого театра. Козловский говорил, что пение – это избыток здоровья. Он был замечательным волейболистом, прекрасно играл в теннис, любил плавать в море, в 75 лет занимался на кольцах. Вплоть до восьмидесяти лет Козловский давал ежегодный сольный концерт, исполняя сложные произведения Рахманинова, Чайковского, Верди и Вагнера. Однако, по словам дочери, Козловский жил с ощущением непонятости. «Где-то в глубине души его поселилась Великая Печаль. Ему казалось, что его не понимают… родные и близкие, государство, чиновники, с которыми у него всегда были непростые отношения». Но была и другая причина по которой Козловский покинул оперную сцену. Он тосковал несколько лет по своей Гале. В какой-то период он стал проситься в Ново-Афонский монастырь. Но о каком монашестве могла идти речь, когда он, как влюбленный школьник, не мог и недели прожить, не видя своей Гали? Козловский принимал теперь приглашения в любые гости, на любые приемы — лишь бы была надежды встретить там ее. Самыми счастливыми днями для Ивана Семеновича стали те, когда Галина приезжала на их общую дачу в Снегири. При этом, когда Сергеева развелась с Чаклиным, Козловский даже не предложил ей вернуться — оказалось, простить ее он так же не в силах, как и забыть. После развода с Галиной Иван Семенович прожил еще тридцать лет, но больше не женился. За хозяйство в его доме отвечали несколько особо верных «козловитянок» — уже немолодых, но беззаветно преданных своему кумиру. В театр Козловский так и не вернулся, зато много ездил с концертами. Публика обожала его по-прежнему. Однажды где-то в Сибири его минут двадцать не отпускали со сцены, а потом у дверей концертного зала образовалась такая толпа, что выходить было просто опасно. Выручил аккомпаниатор — надел шапку Козловского, повязал сверх воротника шубы шарф, как это делал Иван Семенович, взял знаменитый портфель с нотами и шагнул к толпе. Беднягу подхватили на руки и понесли — с треском рвалась шуба, чья-то рука потянулась к галстуку. Как только машина с настоящим Козловским тронулась с места, двойник задушенным голосом захрипел: «Я не Козловский!», — к счастью, обошлось без травм. На обратном пути страдальцу-аккомпаниатору пришлось еще раз пережить смертельный ужас: Козловский, поспорив с пилотом самолета по поводу маршрута, сам уселся за штурвал на высоте нескольких тысяч метров. Оказалось, это был розыгрыш, так как был включен автопилот. Иван Семенович с годами не менялся. С некоторых пор к его драгоценным раритетам: старым концертным рубашкам, ботинкам и портфелю для нот, прибавилась еще одна — белая пилотка Джевахарлала Неру. Когда-то тот подарил ее сестре Чехова, а Мария Павловна отдала Козловскому. Иван Семенович почему-то считал, что носить эту пилотку — к здоровью и долголетию. В этой пилотке он и появился в последний раз на людях — в Московской консерватории в декабре 1993 года. Ему было тогда 93 года. Чуть ли не до последних дней Иван Семенович делал гимнастический крест на кольцах, что висели у него в комнате. И никогда не принимал лекарств, потому что считал, что их пьют одни старики. И, что совсем уже поразительно, свой чудесный серебристый голос — уникальный случай для тенора — он сохранил до конца. Современники артиста часто отмечали еще одну удивительную черту в облике Козловского – удивительно бережное отношение к людям и всегдашнюю готовность прийти им на помощь. В тяжелейшие для русских людей годы он никогда не боялся помогать нуждающимся, в том числе и репрессированным, так называемым «врагам народа». Это был его выбор, он не представлял, что можно жить по-другому. Он умел видеть незащищенность человека, чем бы она ни была вызвана, и никогда не проходил мимо. Козловский передавал деньги известной пианистке и православной подвижнице Марии Юдиной для помощи репрессированным и бедствующим, посылал ссыльным тёплые вещи, лекарства и деньги. У Козловского искала защиты и человеческого тепла первая жена Федора Шаляпина с дочерью, оставшиеся в России после эмиграции великого певца во Францию и преследуемые как родственницы «врага народа». Иван Семенович помогал им материально, как только мог. Единственный из московской интеллигенции он поддержал Наталью Рыкову, дочь второго после Ленина руководителя Советского Союза, председателя Совнаркома СССР А.И.Рыкова, отсидевшую в сталинских лагерях 18 лет. Он помог ей внушительной суммой денег, хлопотал о жилье для нее и о пенсии. Она всегда была желанной гостьей в его доме, возможно единственном радушном для нее доме в Москве. Из воспоминаний Елизаветы Лельчук: «Один молодой человек, мой сослуживец, оказался в Ленинграде, где случайно познакомился с Печковским (Н.К.Печковский попал на оккупированные немцами территории, поехав спасать проживавшую там мать, а затем и в немецкий лагерь, что и стало причиной его опалы после войны…), который тогда только что вышел из заключения. Печковский рассказывал, что бывшие друзья от него отвернулись, ему было очень трудно, – и первым, кто откликнулся на его возвращение, был Козловский, который выслал ему по почте 5 тысяч рублей на первое время». Козловский жалел коллег, вышедших на пенсию, вообще всех, кто был одинок, обездолен, стар и нуждался, той жалостью, которая отправляла его выпрашивать, добиваться у чиновников для посторонних ему людей квартиры, оклады, лекарства и поездки в санатории. Он не стеснялся просить помощи в вышестоящих органах, чтобы лучше жилось театральной гардеробщице или вдове провинциального артиста. Однажды на гастролях в Минске Козловский обратил внимание на молоденькую девушку 16-17 лет, с трудом передвигавшуюся на костылях. Вернувшись в Москву, он нашел для нее хороших врачей, согласившихся сделать ей две операции. В результате девушка избавилась от костылей. Козловскому приходили кипы писем с просьбами о помощи. И он старался помочь, не забывал тех, кто к нему обращался. Так артист понимал ответственность человека перед человеком. Не случайно современники Ивана Семеновича называли его «золотым сердцем». Живя очень скромно, Козловский очень много помогал материально людям. Он признавал любовь только жертвенную, в самом высоком понимании этого слова. Он неоднократно говорил: «В чем счастье? Отдавай, что имеешь, и отдавай скорей. Вот в отдаче, видимо, и есть взаимное обогащение… Если испытываешь к кому-нибудь неприязнь, подумай о том, как ты ему можешь помочь». В последние годы жизни практически на каждой странице его дневника было написано: «Пусть будет добро… Надо делать добро…». Любовь к женскому полу Козловский тоже сохранил до самой смерти. Правда, это увлечение никогда не принимало у него вызывающих, эпатирующих общество форм. Притом, что он всегда был окружен толпами воздыхательниц-фанаток, и ему постоянно приписывались различные любовные приключения с жёнами высших партийных бонз, министров и маршалов Советского Союза. К упомянутому перечню надо еще приплюсовать министра культуры Екатерину Фурцеву и нескольких жён членов Политбюро. Сам Козловский никогда даже не пытался бороться со слухами. Часто молва выставляла его хитрым интриганом и искусным конструктором всевозможных адюльтеров. Конечно, дыма без огня не бывает. Но Козловский во всём знал не только толк, но и меру. Его настоящей страстью были лошади. Относился он к ним с какой-то до конца не объяснимой, непонятной увлечённостью, несмотря на то, что ещё в детстве конь ударил его кованым копытом. Да так сильно, что шрам на верхней губе сохранился у Козловского на всю жизнь. Это было особенно видно, когда певец брал высокие ноты. Но он все равно любил лошадей и всегда восторгался этими прекрасными четвероногими. Уже будучи солистом Большого театра, Козловский на спор решил принять участие в скачках. Друзья полагали, что он пошутит и отступится от нелепой затеи, но Иван Семёнович на лошади Горислав взял первый приз и всю жизнь потом этим гордился. #музыка На «лошадиной почве» Козловский сдружился с Маршалом Советского Союза Семёном Будённым, который часто гостил у певца. «Вот на этом стуле, маршал любил восседать, часто рассказывал Иван Семенович. - Бывало, примет несколько рюмок водки, возьмёт гармонь и пойдет в пляс, играя и припевая.Семён Михайлович часто вывозил меня на приёмы, которые устраивал Сталин. На одной из вечеринок потребовал, чтобы я спел украинскую народную песню. А Сталин удивился: «Зачем такому певцу, как Козловский, навязывать, что он хочет петь. А он хочет спеть арию Ленского». Конечно же, я исполнял Ленского. Как будто для таких, как я, существовала альтернатива. В другой раз жалуюсь вождю на то, что меня не отпускают за границу. - А вдруг вы возьмёте и сбежите! - Да вы что, Иосиф Виссарионович, - говорю ему возмущенно. - Да для меня красивее родной Марьновки нет ничего в мире! - Как вы замечательно сказали о своей Марьновке! Вот и поезжайте туда и не майтесь дурью. Незачем вам эта … заграница! Ну, что я мог ему возразить?». Многим было и остаётся непонятным, необъяснимым то обстоятельство, почему достаточно независимого в суждениях и поступках артиста обошли сталинские притеснения, не говоря уже о репрессиях. Сам певец по этому поводу тоже не распространялся. Только однажды, уже на закате жизни, обронил: «Вот если бы журналисты платили мне в валюте, я бы им такое порассказал, чего никто и никогда не узнает». Гнетущие времена тоталитаризма Козловский вообще вспоминал очень сдержанно, почти не осуждающе. Часто подчёркивал, что нынешнее поколение бездумно и взахлёб упрощает прошлое: «Сейчас все, кому не лень ругают Фурцеву. А я ведь при ней исполнил всего Рахманинова. Была, конечно, многолетняя переписка, согласования и всё такое прочее. Так ведь в такое время мы жили и творили. И не всегда, доложу тебе, плохо творили. Я не судья нынешнему поколению, но удаль, бесшабашность, категоричность к тем, кто служил культуре в прошлом, тем более к тем, кто уже ушёл из жизни и не может никак себя защитить - не самое лучшее поведение, и я его не приемлю». Козловский выступал с сольными концертами до 87-летнего возраста. Иван Козловский умер 21 декабря 1993 года, (по другим источникам — 24 декабря). Он был похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище. В Киеве именем певца был назван переулок Ивана Козловского в Печерском районе, где 8 октября 2008 года был открыт памятник артисту скульптора В.И.Знобы. Именем Ивана Козловского была названа музыкальная школа в Москве. В его честь были выпущены почтовая марка и памятная монета Украины. В Киеве был открыт Культурно-концертный центр имени Ивана Козловского на Крещатике. В 1995 году был создан благотворительный фонд поддержки оперного и балетного искусства имени Ивана Козловского. Текст подготовлен Татьяной Халиной