Надя Рушева. Её рисунки будто созданы порывом ветра или вычерчены солнечным лучом – настолько они стремительны, легки, неосязаемы и при этом удивительно наполнены жизнью. И ещё они напоминают рисунки Пушкина на полях его рукописей.

Когда я смотрю на работы Нади из цикла «Война и мир», «Пушкиниана», «Мастер и Маргарита», меня не оставляет чувство, что божественный Гений цеплял как паутинку невесомые образы на кончик её пера. Быть может, это правда, ведь сама художница говорила о своих рисунках: «Я их заранее вижу…Они проступают на бумаге, как водяные знаки, и мне остаётся их чем-нибудь обвести». Надя никогда не делала эскизов и не пользовалась ластиком, при этом в её рисунках нет помарок и исправлений – как будто девочка действительно обводила невидимые контуры, доступные только её глазам. Она родилась в Улан-Баторе в семье художника Николая Константиновича Рушева и тувинской балерины Натальи Дойдаловны Ажикмаа.

В тот же год – летом 1952 – Рушевы переехали в Москву. Николай работал художником на Центральном телевидении в редакции театральных постановок, а Наталья, оставив балет, посвятила себя воспитанию дочери. В пять лет Надя начала рисовать карандашом, хотя никто её этому не учил. Более того, до поступления в первый класс девочка не умела читать и писать. 36 иллюстраций к пушкинской «Сказке о царе Салтане» она нарисовала, будучи первоклассницей, за один вечер, когда отец читал ей вслух.

Особенностью юной художницы было и то, что Надя никогда не рисовала с натуры. Богатое воображение безошибочно подсказывало ей образы героев сказок и повестей Пушкина, позднее – булгаковских Мастера и Маргариты, Иешуа и Берлиоза. Именно поэтому отец, понимая, как уникален дар дочери и как легко его может стереть в пепел любое давление, жёсткие рамки и правила, принял решение не отдавать Надю в художественную школу. Позднее Надя освоила перо, фломастеры, пастель, появились рисунки в цвете.

В 1964 году, когда девочке было двенадцать, журнал «Юность» организовал её первую персональную выставку. А затем состоялись ещё пятнадцать вернисажей – в СССР, Польше, Чехословакии, Румынии, Индии. Современники видели в Наде талантливого книжного графика, сама же Надя мечтала стать художником-мультипликатором.

Роман Булгакова «Мастер и Маргарита» в те годы распространялся только через самиздат: можно было получить нелегальное издание буквально на один вечер. Впервые в Советском Союзе в сокращённом варианте его напечатал журнал «Москва» в 1966-1967 годах, и это стало значимым событием в культурной жизни страны.

Надю книга захватила целиком, она совершенно погрузилась в мир, созданный писателем. По воспоминаниям отца, «Надюша вдруг преобразилась и повзрослела... Она отложила все другие мечты и серии рисунков, засыпала меня просьбами достать всё, что можно, о Булгакове и как-то сразу и упоённо стала создавать свою лебединую песню «Мастер и Маргарита». Никогда не будет 18. Надя Рушева: жизнь как росчерк пера В цикле рисунков к знаменитому роману раскрылась не только зрелость Нади как художника, но и её гениальность, переходящая в дар пророчества и ясновидения.

Никогда не будет 18. Надя Рушева: жизнь как росчерк пера Не будучи знакомой с Еленой Сергеевной Булгаковой и не зная, что образ Маргариты Михаил Афанасьевич «списал» со своей жены, Надя придала главной героине романа черты жены и музы писателя. Все, видевшие рисунки, были поражены почти портретным сходством.

«Как свободно! Зрело! Поэтическая недосказанность: чем больше смотришь, тем больше затягивает. Какая амплитуда чувств! Девочка в 16 лет прекрасно все поняла. И не только поняла, но и убедительно, великолепно изобразила». Е. С. Булгакова об иллюстрациях Нади Рушевой к роману «Мастер и Маргарита» До сих пор именно этот цикл иллюстраций к «Мастеру и Маргарите» считается лучшим, а вдова Михаила Афанасьевича на титульной иллюстрации, изображающей встречу Берлиоза и поэта Бездомного на Патриарших прудах, оставила автограф: «Как жаль, что я не знала это необыкновенное существо – Надю Рушеву».

В 1967 году Надя провела незабываемый летний месяц в пионерском лагере «Артек». Конечно, девушка и там не переставала творить: рисовала стенгазеты, создавала новые рисунки. В «Артеке» Надя подружилась с Олегом Сафаралиевым, ставшим впоследствии известным кинорежиссёром, сценаристом и продюсером. У Олега Мирзагаевича до сих пор хранятся письма Нади и иллюстрации к ним.

Несмотря на рано пришедшее к художнице признание, восхищение ценителей, статьи в журналах и газетах и число персональных выставок, которым не всегда могли похвалиться даже взрослые состоявшиеся мастера, Надя оставалась скромной девушкой, которая училась в школе, гуляла с подругами, много читала и, конечно, рисовала.

Писатель Лев Кассиль описывал её как «худенькую, чернобровую девочку, молчаливо и как-то отчужденно, безразлично слушавшую всё, о чём восторженно толковали писатели, журналисты, художники». Линейная графика, присущая Надиным работам, до сих пор считается в изобразительном искусстве эталонной: простыми линиями, среди которых невозможно найти лишнюю, она передавала гамму чувств, характерные черты облика, настроение, атмосферу.

«Я не знаю другого подобного примера в истории изобразительных искусств, Среди поэтов, музыкантов редко, но были необычайно ранние творческие взрывы, у художников же – никогда. Вся юность у них уходит на студию и освоение мастерства». А. А. Сидоров, библиофил и коллекционер, историк искусства, доктор искусствоведения – о феномене Нади Рушевой Среди рисунков цикла «Русский балет» есть несколько, посвящённых образам балета «Анна Каренина», хотя Родион Щедрин написал его только в 1972 году. Костюмы к балету создавал Пьер Карден – и они были именно такими, как изобразила их Надя Рушева. Главную партию исполнила непревзойдённая Майя Плисецкая.

Утро 6 марта 1969 года было самым обычным. Надя недавно вернулась из Ленинграда, где «Ленфильм» снимал документальную ленту о ней – «Тебя, как первую любовь». Девушка собиралась в школу и уже одевалась в коридоре, когда внезапно потеряла сознание. Её доставили в больницу, но спасти Надю не удалось. «Гениальная девочка обладала поразительным даром проникновения в область человеческого духа. Она работала почти с отчаянием, стремясь сказать людям как можно больше. <...> Последние рисунки особенно поражают. Откуда у 16-летней девочки такое знание людей, эпох? Это загадка, которая никогда не будет разгадана». Д. С. Лихачёв, культуролог, искусствовед, доктор филологических наук, профессор «Гениальная девочка обладала поразительным даром проникновения в область человеческого духа. Она работала почти с отчаянием, стремясь сказать людям как можно больше. <...> Последние рисунки особенно поражают. Откуда у 16-летней девочки такое знание людей, эпох? Это загадка, которая никогда не будет разгадана». Д. С. Лихачёв, культуролог, искусствовед, доктор филологических наук, профессор Как выяснилось, причиной стала врождённая аневризма сосудов головного мозга. О том, что над жизнью девушки довлеет грозный диагноз, никто не знал, и сама она никогда не жаловалась даже на малейшее недомогание. «Бомба замедленного действия» сдетонировала мгновенно.

На памятнике, установленном на её могиле, изображён Кентаврёнок из Надиного цикла «Эллада» – забавное мифическое существо с задорными кудряшками, недетски-серьёзным взглядом, острыми копытцами и венком в руках. Наследие юной художницы сложно подсчитать: оно составляет более 12 тысяч рисунков, но сколько их Надя подарила друзьям, сколько разлетелось в письмах, потерялось на первых выставках! Николай Константинович Рушев все отмеренные ему после смерти дочери годы посвятил её памяти, организации выставок, подготовке альбома. Он написал воспоминания «Последний год Надежды», которые долгие годы хранились в московской квартире Рушевых, пока мама, Наталья Дойдаловна Ажикмаа-Рушева, любезно не дала согласие на публикацию отрывков из них в одну из юбилейных дат Нади.

Отца не стало в 1975 – он пережил Надю всего на 6 лет. По-тувински её имя звучало как Найдан и в переводе означало «Вечно живущая». Так и случилось: Надя живёт в своих рисунках, в образах, которые навсегда вошли в классику изобразительного искусства. Творчество советской художницы оказалось очень близко канонам японской классической эстетики.