Я часто думаю о том, что всё уходит.

Вообще, всегда всё уходило, всегда всё менялось, в пору моей студенческой юности тоже что-то уходило: учителя вахтанговской школы — они были для нас антиквариатом, и мы считали, что их “заносит”.
А потом, как прошло 5 —10 лет, ты начал вспоминать: “Ой, это же говорил мне Виктор Григорьевич Кольцов, да-да! А это Юрий Васильевич Катин Ярцев говорил, а я смеялся, а оказывается, вот как оно должно быть”. И ты начинаешь становиться на их лыжню, пытаешься понять и почувствовать.
Уходит? Да, люди по-другому общаются, разговаривают по-другому, наверно, мыслят тоже по-другому. Вернее, они мыслят не совсем по-другому, но другая волна, другая энергетика, как мы сейчас говорим: клиповое мышление. Но такова моргающая жизнь.
Я не могу читать книжки, которые теперь можно назвать “Hello, Google!” — скажи, любое произведение тебе тут же выдадут. Раньше мы доставали Набокова: втихаря мне привозили в советский период — и “Дар”, и “Приглашение на казнь”, привозили из-за границы, прятали.
Но тогда появлялась книжка “Дар”, её перепечатывали, и очень быстро. Люди за ночь умели печатать книгу, все 465 страниц. Делали, перепечатывали, отдавали и читали. Сейчас — зайди в магазин, можешь купить хоть чёрта с рогами, любого Набокова.
Все говорят: “Да-да, Набоков, ну конечно, “Приглашение на казнь”, да, а спроси: “Вы читали?” — и человек скажет: “Ну да, как-то…” Он знает название, знает имя какого-то персонажа, где-то кто-то что-то говорил, какая-то цитата. И так далее.
Сейчас есть всё, но ничем никто не пользуется по-настоящему. Тогда было чуть-чуть, и умели это хранить. Как я часто шучу: “Почему вы не дружите с теми-то и с теми-то? Да я чего-то в последнее время не размножаюсь”. Это такая моя шутка.
Виктор Проскурин