Поверья и сюжеты о "городских" домовых и полтергейстах в русской фольклорной традиции последней четверти XX в.

Повествования о сверхъестественных существах (сверхъестественных явлениях) в доме (квартире), записанные в последней четверти XX в. в городе, можно разделить на две группы. Первая группа включает тексты, зафиксированные преимущественно в устном бытовании, продолжающие в общих чертах традицию крестьянских мифологических рассказов (быличек) о духах двора и дома.
Традиционные представления и повествования о домовом духе наиболее сохранны и устойчивы в небольших провинциальных городках. Ср., например, запись, сделанную в г. Холм Холмского района Новгородской области от Е.И. Цыгановой, 1924 г. р. (подростком Ефросинья Ивановна Цыганова была мобилизована и отправлена за Урал, где трудилась на оборонном заводе; затем работала на Украине и вернулась на родину).
"У каждого хозяина - свой домовой. Я вот видела своего. Муж пил. Я прихожу - муж пьяный. Заметит меня, бой будет! Спать хочу, одиннадцать уже... Я тихонько пробралась на печку и легла. Хоть бы мне не уснуть! А муж уже засыпаить. И вдруг подходить ко мне, к печке, идеть как Цыганок (муж) ко мне. Двойник! Только голова длинней. Один спить, другой идеть на печку! Господи, как будто чудится! Голова уже близко, лицо уже... И пропал. А зачем он шел, к худу или к добру? Не сказал...
А Валькина девка живет в Старой Руссы. Они перешли на другую квартиру. И ейный муж с чужим [домовым] дрался. Она его не видить. А ен дерется с ним! И от, домовой на него нападаить. И Юрка (муж) хватаеть ножик! Ходили, святили, не помогало. Домовой краны открываеть, все разбросано... А надо было сказать два слова. Дедок какой-то им подсказал. И не стал домовой дебошничать!
Когда покойника хороним, платенце в гроб не кладем. А одна, с Ленинграда женщина, сказала: "Надо ложить полотенце и сказать: "Дарю тебе платенце на двух, ты уходишь, бери и хозяина (домового) с собой!""
В Ленинграде, как показал беглый опрос, проведенный в начале 1990-х годов, рассказы о сверхъестественных происшествиях в доме, соотносимые по сюжетике с крестьянскими, были популярны в среде женщин пожилого возраста, которые не являлись коренными горожанками либо не теряли тесной связи с деревней, откуда переехали их родители, родственники. Сообщенные ими былички (мемораты) включают два-три мотива (появление/исчезновение сверхъестественного существа, сопровождаемое некоторыми движениями, действиями) и повествуют о личном опыте рассказчиц.
Скудость сведений не позволяет говорить о некой особой традиции, сложившейся в городе и существовавшей параллельно крестьянской, плодом развития которой могли стать былички о домовых духах последней четверти XX в. Разрозненные свидетельства указывают на то, что поверья, тождественные в общих чертах традиционным крестьянским, издавна бытовали не только в массе простонародья, но и в образованных классах общества, взаимообращаясь, взаимодополняясь, составляя как бы "низший", неафишируемый, но устойчивый пласт суеверий. Ср., например, сохранявшиеся на протяжении столетий сюжеты, в центре которых - мотивы проказ домового ("беса-хороможителя" XVII в.), который кидается кирпичами ("бросает кирпичьем с печи"), либо самопроизвольного передвижения мебели. "В городе говорят о странном происшествии, - писал А.С. Пушкин в дневнике 1833 г. - В одном из домов, принадлежащих ведомству придворной конюшни, мебели вздумали двигаться и прыгать; дело пошло по начальству. Кн. В. Долгорукий нарядил следствие. Один из чиновников призвал попа, но во время молебна стулья и столы не хотели стоять смирно. Об этом идут разные толки".
"Мне было 12-13 лет, - вспоминает известный врач Н.Ф. Высоцкий. - Жил я в доме родителей, в Нижнем Новгороде. Отец мой, занимавший довольно видное место среди губернского чиновничества, считался человеком просвещенным и выдающимся в своей среде. И хотя открыто посмеивался над различными видениями, но в душе верил в них. <...> Кроме того, и дом, в котором мы жили, был полон легенд и различных таинственных обитателей. Говорили, что он построен на месте древнего кладбища и что под печкой старой кухни лежит могильная плита, а над ней по ночам теплится восковая свечка; что в бане обитает банный дед, который моется по ночам, хлещет себя веником и стонет от удовольствия, что на вековом вязе, в огороде, гнездится кикимора, а в новой кухне за плитой приютился дух повесившейся здесь горничной Луши. Благодаря всем этим условиям, мы, ребята, были самым обстоятельным образом ознакомлены со всей отечественной чертовщиной...".
Вторую группу городских рассказов о сверхъестественных существах и сверхъестественных явлениях в доме, бытовавшую в последней четверти XX в. и особенно ярко обнаружившую себя в 1990-х годах, условно можно отнести к смешанной "устно-письменной" традиции, характеризуемой непрерывным взаимообменом разнородных устных и письменных источников: слухов, "страшных" рассказов, цитируемых, тиражируемых и более или менее авторитетными изданиями, и бульварной прессой.
Для повествования этой группы, актуализирующих не традиционное (устоявшееся) мировоззрение либо его реплики, а массовое сознание, косное, но податливое, легко поддающееся агрессивному влиянию средств массовой информации, характерно смешение (часто беспорядочное) наименований и образов, почерпнутых из разных культурных пластов и традиций. Полтергейст (наиболее часто упоминаемый) соседствует либо отождествляется с "домовушкой" (реже - с "барабашкой").
Понятию "полтергейст", сравнительно недавно привнесенному на русскую почву, соответствуют самопроизвольное перемещение, опрокидывание мебели, появление необъяснимых звуков - стук, шаги, резкое изменение температуры предметов, появление воды и проч.
Ряд признаков полтергейста совпадает с традиционными проявлениями домового русских крестьянских поверий (беспричинные, как будто не имеющие источников звуки, стук в окна, двери и стены, в пол и потолок; скрип, царапанье, грохот, звуки пилы или стирки, падения и пляски; звуки шагов и голосов; монологи и диалоги с присутствующими; движение и полет предметов словно бы под воздействием невидимой руки, битье посуды и проч.). Это обуславливает сходство мотивов, входящих в повествования о полтергейсте и домовом, способствует отождествлению этих мифологических персонажей.
Мотивы, описывающие разнообразные "шалости" домового или дворового духа варьируются в рамках традиции. Домовой стучит, шумит, шаркает, топает; разбрасывает посуду, кидается кирпичами, гасит лампу, сдергивает одеяло и проч. Подобные мотивы могут быть отнесены и к домовому (дворовому), и к являющимся в избе покойникам, кикиморе, к нечистой силе неопределенного обличья. Такая нечеткость создает благоприятные условия для творчества рассказчиков, измышляющих по традиционным клише все новые, "страшные" и занимательные истории, в круг действующих лиц которых попадает в конце концов и полтергейст.
Для устно-письменной традиции 1990-х годов показательна ситуация, когда сообщения рассказчиков старшего возраста комментирует "экспертная группа" (уфологов, экстрасенсов), именующая домового полтергейстом, что способствует дальнейшему смешению традиционных и привнесенных поверий, а также трансформированию традиционных представлений о домовом и их оттеснению на периферию массового сознания. Образ домового (в крестьянских поверьях - полисемантичный) становится при этом однозначно пугающим, загадочным и разрушительным.
"В "Аномалии" № 22 за 1997 г. была просьба написать об истории про домового. Но моя история, связанная с домовым, очень и очень печальна для меня. Я приехала с Дальнего Востока и вселилась в новый многоэтажный дом. По незнанию я взяла его (домового) с собой оттуда. Спустя лет 7-8 вначале были звонки в дверь, потом услышала во сне, как кто-то ворвался ночью в квартиру скрежетом двери. Несколько раз уходил и возвращался, теперь уже не уходит, мужа не трогал, а меня все время ночью будил различными звуками. А проснусь - никого нет. Все это не опишешь - как звенели стекла (когда я кресты ставила). А было - и по-пластунски приближался ко мне во сне. Услышу, проснусь - никого нет. 10 лет не дает покоя. Два года назад пригласила я человека, который три дня подряд читал молитвы и проводил прочие мероприятия. Стало тише, но все равно не дает покоя. Редко когда тихо, и я сплю ночь. Когда я начинаю сама что-то делать, кажется, что это для меня еще хуже. Муж умер недавно, теперь я одна. Сейчас я вечером или днем, когда кушаю, то ставлю и ему еды. Вроде немного лучше. Я продолжаю искать пути спасения у людей - может, кто знает, как мне избавиться? Сказали менять квартиру. Но я уж немолода: мне 70 лет. Нет сил. То как-то раз за дверью ночью он стучал об дверь и приговаривал: "Эй, кто там?". И голос грубый, как в бочку. Проснусь - никого нет".
Сообщение жительницы г. Энгельса Саратовской области содержит смутные реминисценции некогда распространенных поверий и обычаев, связанных с домовым (необходимость его "кормления", приглашения в новое жилье), однако тема злокозненных и неустранимых "шалостей" доминирует. В сходных по семантике "городских" текстах образ сверхъестественного существа, посетившего дом, дискретен: время от времени в нем проступают черты, свойственные домовому.
В устно-письменной традиции последней четверти XX в. полтергейст постепенно вытесняет домового, а корпус повествований о полтергейсте обогащается новыми образами, мотивами, сюжетами. Сугубо современное свойство полтергейста - стремление незаметно открыть краны и спровоцировать обширную протечку, за которой следует скандал между хозяевами квартиры, их соседями, коммунальными службами. Соответствующую деятельность "полтергейста Васи" из Веселого Поселка разбирал в 1991 г. суд Невского района г. Ленинграда. Несмотря на видимую анекдотичность эпизода с полтергейстом Васей, он достаточно традиционен и органично продолжает ряд российских судебных разбирательств XVIII-XX вв. "с участием" нечистой силы либо расследующих козни нечисти.
Очевидно, что горожане конца XX в. (используя вновь сочиненные сюжеты и обогащенные современными деталями традиционные клише) стремятся объяснить вмешательством сверхъестественных существ и сил нежданные, беспричинные, нежелательные события. Как и домовой крестьянских поверий, полтергейст по большей части - вестник и вершитель судьбы, но на сугубо бытовом уровне: он провоцирует семейные скандалы и устраивает коммунальные протечки. Вероятно, велика здесь и доля мистификаций, даже махинаций.
Необходимо подчеркнуть: существенная черта данной категории рассказов в 90-х годах XX в. - их "коммерциализация", использование в качестве саморекламы, добывания денежных средств и проч. Ведь полтергейст может быть "снят" (и здесь выстраивается привычный ряд: священник - колдун - экстрасенс, в разной очередности приглашаемые), а занимательные сообщения в прессе способствуют росту тиражей.
(По одноименной статье М.Н. Власовой)