ДРАУГ

Почему снег такой белый? А небо? Почему здесь оно всё время такое серое? Ведь ещё оно бывает белым, голубым и оранжевым. Почему же всё именно так? И почему я мёртв, но всё же живу в таком прекрасном и странном мире?
В причинах моей смерти я поспешил разобраться сразу же, как только открыл глаза. Я открывал их в, наверное, сотый или даже двухсотый раз. И это только за прошедший век. Я не мог умереть, но всё же был мёртв. Я не знаю почему, а если и знал, то уже давным-давно позабыл это. Слишком часто открывал я глаза, не задавая себе вопроса о том, почему всё именно так. Пришло время задать его. И, сдаётся мне, далеко придётся зайти в поисках ответов.
***
Грязно было в том месте, куда я собрался идти за ответами. Вернее, я надеялся, что там я их получу. В том месте снег был серым, нечистым. От него не веяло той приятной прохладой, как от снега в других местах этих негостеприимных земель. В том месте обитала лишь боль, смерть и тьма.
Но чтобы добраться до этого места, необходимо для начала переплыть море. Холодным, суровым и таким родным оно открылось моему взору. Я ведь когда-то плавал по нему, если мне не изменяет память. Хотя, что такое память, когда ты не помнишь даже своего имени?
Спустившись к берегу, я устремил свой взгляд в даль, пытаясь охватить всю морскую гладь. Это, конечно же, не представлялось возможным. Но ответы ждут меня именно там. Так подсказывало мне сердце, уже несколько столетий не издававшее ни стука. Осталось лишь найти способ переплыть эту промёрзлую пучину.
Я долго ходил по берегу туда-сюда, распугивая чаек. Они взлетали в серое небо, свободные, никем не удерживаемые. Я таким не был, и мне было тоскливо глядеть на этих птиц. В ярости я схватил одну из чаек и откусил ей голову. Перед гибелью она пару раз вскрикнула своим пронзительным голоском и затихла. Отбросив безголовое тело в сторону, я побрёл дальше. И, наконец, Боги даровали мне возможность переправиться через море.
Неподалёку от меня стоял небогатый кнорр[2]. Наверное, какой-нибудь купец или переселенцы. Эти суда часто причаливали у берегов моей родины. Даже слишком часто, чтобы это казалось нормальным. Странные настали времена: новые люди, новые вещи, новые истории и знания приходят к нам домой. Откуда всё это вообще взялось? Раньше ничего такого не было, и всё новое мы узнавали сами, бороздя моря и ступая на неизведанные доселе берега. А сейчас? Всё стало иным, лишь отблеском былых времён.
У кнорра сновали люди. Пять или шесть, все вооружены. Значит, это не купец и не переселенцы, а простые разбойники. Для меня не имело значения, кем они были. Я хотел получить ответы, и неважно, кто будет стоять у меня на пути. Завидев меня, люди начали кричать что-то. Я не отозвался. Мой язык давно уже иссох, а глотка была способна издавать лишь рык и нечленораздельные звуки. Но там, куда я собрался плыть, меня поймут и без слов.
Когда я подошёл ближе, один из них закричал: «Драуг, драуг!». Но другой человек тут же оборвал его и злобно оскалился в мою сторону. Потом все шестеро взялись за мечи и топорики. Я знал, что они не убегут, несмотря на мой внешний вид. По-видимому, они были бесстрашными разбойниками, не верившими в сказки и мифы. Таких не веривших ни во что людей становилось всё больше. В особенности их было много среди тех, кто часто плавал за море, в другие земли. Они забывали старые суеверия и традиции, но зато привозили с собой новые. Поистине, странные настали времена.
Меч рассёк воздух и опустился на моё плечо. Больно не было, ведь я уже давно не чувствую боли. Воин, если его можно так назвать, был очень молод, совсем ещё мальчишка. Руки его дрожали, а в глазах застыл ужас. Он погиб первым. Я разорвал его горло своими костлявыми и заострившимися пальцами, которые задубели от холода и были теперь твёрже камня. Тело воина рухнуло в грязный и мокрый снег, оставляя на нём тёмно-красные пятна. Было что-то красивое в этом зрелище. Красные пятна на сером снегу…
Второй воин был намного старше первого. В его глазах пылал гнев.
— Ты убил моего сына! — кричал он. — Ты, порождение Хель, убил моего мальчика!
Топорик воина впился в мою грубую кожу и оставил на ней глубокую рану. Но я ничего не чувствовал, и кровь не шла из этих ран. Когда старый воин в очередной раз поднял топорик для удара, я был готов. Перехватив топорище, я вырвал оружие из рук человека. Он в изумлении уставился на меня, а в следующее мгновение уже упал на землю. Топор торчал из его головы, по лезвию стекала кровь. И снова красные пятна на сером снегу.
Остальных мне не пришлось убивать. Они испугались и бросились бежать в разные стороны, оставляя позади кнорр, два трупа и меня, стоявшего посреди всего этого в полнейшем безмолвии.
***
Море бушевало за бортами кнорра. Но я был опытным мореходом, поэтому мне не составило большого труда управлять судном. То, что я когда-то ходил по морю, было единственным, что я о себе помнил. И ещё я знал, что мёртв, но не до конца. Маловато сведений, но я привык так жить.
Волна ударила в кнорр и чуть было не перевернула его. Я еле удержался на своих худых ногах. Не хотелось бы упасть в это море и лежать на его дне до скончания времён. Я должен его переплыть.
Ещё одна волна, на этот раз вдвое больше первой, неслась на меня со скоростью урагана. Когда она приблизилась, то я увидел, что это вовсе не волна. Огромный змей проплывал мимо меня, извиваясь в холодных водах. То был Ёрмунганд, сын Локи. Его тело простиралось по всем известным морям мира. Величественное создание, ребёнок самих Богов. Змей проплыл мимо, не удостоив меня ничем, кроме потока воды, чуть не затопившего кнорр.
После пяти дней пути моё судно превратилось в жалкое подобие того, чем оно было раньше. Парус порвался, борта были в трещинах. Но это уже было не так важно, ведь я доплыл куда нужно. Край мировых вод предстал передо мной во всём своём величии. Дальше него только мрак, холодные объятия Хельхейма. Именно туда-то мне и было нужно попасть.
Поведя свой полуразвалившийся кнорр за край, я приготовился к падению. Судно пересекло границу вод и устремилось вниз, прямиком во владения смерти. Я держался за мачту, верхняя часть которой уже отвалилась. Нижний мир был всё ближе, а скорость моего падения становилась всё быстрее. Кнорр, в конце концов, достиг дна пропасти за краем людского мира. Он угодил прямиком в реку Гьёлль.
В отчаянии я забил своими руками по её водам, но тщетно. Я тонул и понимал, что моё путешествие закончилось. Глупо было надеяться, что оно будет удачным, но я хотя бы попытался. Тем более, я ничего не потерял, ведь самое ценное для человека — это его жизнь, а у меня её нет как таковой. Воды поглотили меня, и мне на мгновение показалось, что я обрёл долгожданный покой. Наверное, так оно и было.
***
Я не умер, снова. Я был жив и лежал на берегу Гьёлл. Но кто спас меня? Да и зачем? Неужели Боги хотят, чтобы я нашёл ответ на свой вопрос? По-видимому, это было действительно так.
Вытащил меня из вод великой реки не кто иной как сам Гарм. Огромный пёс, чьи глаза и пасть пылали вечным пламенем и источали злобу. Рядом с ним стояла женщина, очень высокая. Великанша Модгуд смотрела на меня свысока, ухмыляясь.
— Кто посмел ступить за край мира и явиться к вратам Хельхейма?
Её могучий голос пробудил во мне что-то. Но ответить я не мог. Присмотревшись ко мне поближе, она воскликнула:
— Проклятый Всеотец! Да ты же драуг! Мой пёс постоянно вытаскивает из реки всякую падаль и мусор.
Она погладила своего чудовищного питомца и грозно посмотрела на меня.
— Таких как ты, здесь ждёт одна и та же участь. Поднимайся и ступай по мосту через Гьёлль и знай, что тебе оказывается большая честь, несмотря на твоё естество, драуг. Лишь однажды я оказала такую честь тому, кто пришёл сюда по своей воле. Того человека, вестника богов, звали Хермод, приходившего сюда за сыном Фригг и самого Одина.
Я поднялся и побрёл к длинному золотому мосту, что пересекал непроходимую реку. Великанша крикнула мне вслед:
— Помни, драуг, отсюда нет пути назад!
Я шёл по мосту, безжизненными глазами взирая на мрачное великолепие нижнего мира. Хельхейм был холодным и тёмным. Горы, вышина которых казалась безгранично большой, туманы, что застилали взор. И вечный, обжигающий холод. Холод этот был настолько осязаемым, что могло почудиться, будто бы он следует за тобой и шепчет что-то под самым ухом. Но это не холод ступал за мной по пятам и еле слышно говорил мне о чём-то. То были духи, мертвые, что томятся здесь уже очень давно.
Идя дальше, я забрёл в густой, непроглядный туман. Холод стал неестественно сильным, я даже почувствовал его своим одеревенелым телом. Было приятно снова ощутить что-то похожее на жизнь. В тумане я затерялся и не смог отыскать нужный путь. Не знаю, сколько я блуждал в нём, день, а может целую эпоху, но когда я сделал следующий шаг, меня окликнули.
— Кджеллфрид, остановись. Ты уже пришёл куда нужно.
Туман рассеялся, и передо мной явилась женщина. Одна половина её тела была иссиня-чёрной, а другая мёртвенно-бледной. Она протянула ко мне свои руки и обхватила ими моё лицо.
— Больше не нужно ходить, задаваясь вопросом, почему смерть никак не заберёт тебя. Ты получишь ответ, Кджеллфрид, сын Бейнира. Садись же, отдохни наконец. Ты проделал длинный и трудный путь к моему царству, и за это я скажу то, что ты так желаешь узнать.
Я сел на стул, полностью сделанный изо льда. Женщина знала моё имя, и теперь я тоже знал его. Было так непривычно слышать его снова. Память понемногу возвращалась ко мне, и я был весь в нетерпении.
— Ты помнишь своего отца, Кджеллфрид? А брата по имени Бруни? Хорошо, я напомню тебе о них.
Она села подле меня на ледяной трон. Несмотря на её худощавость и бледность, она олицетворяла собой величие и могущество. Хель, богиня мёртвых и властительница подземного царства принялась за рассказ о моей судьбе.
— Вы были в море в тот день, о котором ты уже ничего не помнишь. Отец и брат плыли отдельно от тебя, так как ты был уже достаточно взрослый для того, чтобы плавать один. Погода тогда была очень суровой, впрочем, как и всегда в Мидгарде. Буря налетела на вас, неожиданно и безжалостно. Лодка с твоим отцом и братом накренилась и ушла под воду. А что в это время делал ты?
Я не знал, что ответить. Для меня эти воспоминания были новыми, но что-то в глубине моего разума говорило: «Ты виноват во всём этом».
— Ты не сделал ничего, Кджеллфрид. Они кричали тебе, пытались позвать на помощь. Но ты не слушал их, и пытался спасти самого себя. Вернувшись домой, что ты сказал своей матери?
Я сказал ей, что они утонули в море, и я не чем не смог им помочь. Я вспомнил это, и мне стало не по себе. Прочитав мои мысли, женщина продолжила:
— Ты соврал. Даже не попытался помочь им. И пришлось тебе доживать свой век с этим позором, о котором ты ныне позабыл. И за это ты проклят, обречён на вечные скитания по миру, неспособный умереть, но и неспособный жить.
Я не мог поверить в сказанное. Я не мог бросить отца и брата, я любил их всем сердцем! Но всё же я бросил, проявил трусость, плыл всё дальше, стараясь скрыться от их криков и просьб о помощи. Я получил ответ на свой вопрос, но лучше бы я не искал его. Память вернулась окончательно, теперь я ничего не смогу забыть и снова обречён жить в вечном позоре. Чувство вины принялось обгладывать мою душу, словно волк, со всей своей звериной злобой обгладывавший добычу.
— Но теперь ты здесь, в моих владениях. Отсюда не уйти никому, даже мне, по крайней мере не сейчас.
Неожиданно, она нагнулась ко мне и поцеловала меня в мои сухие губы. Поцелуй Хель был словно глоток воды после долгой жажды.
— Ты присоединишься ко мне, когда Рагнарёк, Время Конца придёт, и когда стены Асгарда падут перед мощью моих армий! Ты, Кджеллфрид, сын Бейнира, станешь одним из гребцов на Нагльфаре, что понесёт нас по мировым водам на битву с Богами! Только тогда ты получишь прощение за содеянное.
Я поднялся с ледяного стула. Моё тело будто бы обрело новые силы, как и мой дух, от которого почти ничего не осталось. Хель указала мне на тропу что приведёт меня к таким же заблудшим и обречённым, как и я. Получив ответы, мне оставалось лишь одно — ждать прощения и надеяться, что Хель действительно сможет победить Всеотца и его слуг.
В конце концов, надежда даёт человеку хоть какую-то свободу. И сегодня я впервые почувствовал, что свободен по-настоящему.
***
[1] Драуг — в скандинавской мифологии оживший мертвец, который не в силах обрести покой после смерти.
[2] Кнорр — один из типов деревянных кораблей викингов. Корабли такого типа использовались торговцами и в качестве транспортов для перевозки людей.
Автор: Max

ВИДЯЩИЙ

Трость в руке была приятно теплой. Это означало, что дух внутри нее всем доволен и расположен к разговору. Впрочем, я не мог вспомнить ни одного момента, когда старый ворчун был бы не рад поговорить. Дай ему только волю и он будет перетирать кости всему городскому собранию с утра и до самого вечера. - А-ай, больно, - вскрикнул я, едва не разжав руку. Трость внезапно стала холоднее снега и обожгла внутреннюю часть ладони ледяным прикосновением. -Для всего свое время, как для разговора, так и для покоя. Хедж, как всегда читал мои мысли и плевать хотел на все мои запреты. - Нет ничего худшего, чем блуждать в чужих краях, Реджинальд! -процитировал я одного из классиков, намекая духу, что пора бы уже убраться из моей головы. Да побыстрее. -Мальчик мой, я тебя можно сказать вырастил. Вот этими самыми руками. глухим голосом отозвалась трость у меня в голове. Ага, интересно посмотреть, где у моего хранителя руки. Странное дело, но за все двадцать четыре года я так и не удостоился милости лицезреть даже его перста, не говоря уже о, можно не сомневаться, царственной длани. Послушать моего духа-хранителя, так весь мир только и делает, что держится за счет него. Трость, я готов был поклясться, усмехнулась и отозвалась скрипучим голосом в моей голове: -Увы, мой дорогой мальчик, но все прекрасное недолговечно. Дух-хранитель, очевидно, намекал на то, что когда-то у него и взаправду были руки. -Хочешь сказать, ты не всегда был тростью? Я задумался. Отчего-то такая мысль никогда не приходила мне в голову. Я как-то привык, что Реджинальд был со мной с самого детства. Правда ,к его иносказательным выражениям я привыкал очень долго и не всегда с первого раза мог понять, о чем это он говорит. -Чтобы не стать пьяницей - достаточно иметь перед глазами пьяницу во всем его безобразии. - проскрипел дух с сожалением. На миг мне пришлось призадуматься. Очевидно сейчас речь шла о его прошлом. И старая, ворчливая деревяшка, пыталась донести до меня мысль, что ему пришлось отказаться от своей настоящей формы. Трость снова начала приятно греть руку, показывая, что я на правильном пути. Сейчас, в преддверии зимы, я был как никогда рад тому, что при мне был Реджинальд. Пальцы рук, не смотря, на вроде бы теплые перчатки, коченели и быстро теряли подвижность. Зимы в Листици всегда славились своими морозами. И после долгих ночей, по утру, как правило, на улицах находили заиндевевшие тела пьяниц, что накануне вечером, решили минутку передохнуть на мягком снегу. Я оправил ворот плаща с меховой подкладкой и нетерпеливо осмотрел площадь. Паренек опаздывал. Это плохо. Не дело начинать первый день на работе с опоздания. *** Дэмиан встал рано утром. Сегодня был значительный день и ему никак нельзя было опаздывать. Его брал в ученики один из видящих! А это значило, что теперь он тоже будет нужным. Он обязательно выучится всем премудростям и будет защищать Листици, также, как и другие видящие. -Дэмиан, не забудь поесть! Мама кричала с кухни. Сегодня она была очень радостной и счастливой и даже сварила суп. Не тот, что они ели обычно, состоящий из воды и картошки. А наваристый. В нем было даже мясо и еще другие овощи!И даже свежий, только испеченный хлеб. Это нужно сказать спасибо господину Энджесу. Он приходил вчера к ним со своей страшной тростью и оставил небольшой мешочек с деньгами, чтобы семья могла есть, пока Дэмиан будет учиться. Мальчик за обе щеки уплел большую тарелку горячего супа и торопливо засобирался на улицу. Сегодня случится столько интересного! Его, наконец, перестанут дразнить и задирать на улице. А совсем скоро он сможет купить домой сто таких буханок хлеба. И его младшая сетстра и брат больше не будут голодать! Дэмиан завязал вокруг шеи свой красный шарф и натянул на голову несуразную шапку, которую им отдала старая Марта, соседка у которой совсем недавно от болезни умер последний сын. Мама необъяснимо как, незаметно подошла к Дэмиану, крепко обняла и несмотря на протестующее фырканье поцеловала в щеку. -И смотри, будь повежливее! - Крикнула она уже второпях выбежавшему сыну вслед. *** Наконец, я увидел, как в толпе мелькнул красный шарф. Невысокий, худой, с россыпью веснушек мальчишка бежал ко мне через площадь. Что же, по крайней мере, он хоть пытается сделать вид, что торопится. -Извини.е, масте. Энджес, - мальчуган весь запыхался и проглатывал окончания слов Я демонстративно поднял правую руку и посмотрел на часы. -Когда я говорю двенадцать - это значит двенадцать. Наше дело не терпит неточности. Запомнил? Можешь считать это началом урока. Паренек усиленно закивал головой, не сводя глаз с моей трости. Набалдашник в виде кричащего черепа, многих повергал в ужас. А другим, наоборот внушал уважение. Все жители Листици знали, кто ходит с такими тростями. И старались лишний раз не беспокоить их владельцев. Я еще раз оправил ворот, наградив резкий порыв ветра недобрым словом. -А у меня тоже будет такая? - Осторожно спросил мальчуган. Я с сожалением покачал головой. Паренек вырос в бедной семье, которая едва находила деньги на хлеб и молоко, таким не положены духи хранители. К моему удивлению, впрочем, не только моему, мальчик обладал даром Видящего. Это было необычно, поскольку видящие рождались только у аристократов с несмешанной кровью. Таким был я, такими были и остальные. И в истории, по крайней мере, в той ее части, что я знал, еще не было такого случая. А Хеджи прикреплялись к ребенку с самого рождения. Учили его точным наукам, рассказывали секреты, историю, контролировали развитие дара. В общем выступали в роли наставника, который всегда с тобой. Вы спросите зачем им это? Хеджи, которые не вступали в контакт с видящими, быстро теряли силу и угасали. так что получался этакий симбиоз: знания и забота в обмен на существование, пусть и в виде трости. Конечно, были еще духи-хранители не только людей, но и мест. Эти были помогущественнее и в какой-то мере могли управлять пространством за которым следили. И существовать тоже могли бесконечно долго. Ну или пока их место не приходило в упадок. Реджинальд даже как-то обмолвился словечком, что существует всемогущий дух всего Листици. И существует он уже так долго, что давно выжил из ума. Возможности проверить слова моего хранителся у меня не было, а с Реджинальда бы сталось выдумать заумную историю про всемогущего духа, которого и на свете никогда не существовало. Так что я не поверил, но принял к сведению. Нетерпеливая пара карих глаз выдернула меня из водоворота мыслей. -Боюсь, что нет. - Я развернулся на каблуках и направился в сторону Красной реки. Ее название пошло от того, что все лето вода в ней была алого цвета. Простолюдины, естественно, верили в различные легенды и росказни, от того, что там демоны убивают людей и поэтому вода красная. Но на самом деле все было намного проще - в воде было слишком много глины и различных всвесей, которые и окрашивали ее в этот, наводящий на людей ужас цвет. -Куда мы идем? И почему так быстро? - Паренек, то и дело переходил с шага на бег, чтобы оставаться со мной наравне и выглядел он довольно запыхавшимся. -Большая часть успеха в нашей работе зависит от того, чтобы появиться в нужном месте в нужное время. А ты, насколько я помню, уже опоздал, чем, возможно поставил под удар наш успех. Дэмиан, а именно так звали этого несуразного мальчишку, сбиваясь с ног, смотрел то на меня, то на трость. -Но меня не хотела пропускать стража, они долго выясняли зачем мне понадобилось на площадь Трех сестер в первый день зимы. Про себя я усмехнулся, Дэмиан и вправду выглядел, как заправский карманник. -Думаю, все дело в шарфе и веснушках, - высказал свое мнение Реджинальд. Я пропустил его реплику мимо ушей, а вслух сказал: -Никогда не оправдывайся и не принимай оправданий от других. Ты опоздал и этим все сказано. -Ну-ну, потише с ним Энджес. Зная нашу стражу, он действительно не виноват в том, что опоздал. - Хедж все никак не мог угомониться. -Помнится, ты придерживался другого мнения, обучая меня. Паренек, сощурив глаза, внимательно посмотрел на меня. Я по привычке сказал последнюю фразу вслух, забыв, что голос Реджинальда слышу только я. -Вы разговариваете со своим духом хранителем? - Осторожно спросил Дэмиан. -Да, порой он бывает несносен. - Хедж опять ожег мою руку холодом, выражая недовольство. А затем скрипучим голос изрек, очевидно, опять цитируя кого-то из классиков: - "Мы не выносим людей с теми же недостатками, что и у нас". Я усмехнулся про себя и обратил свое внимание на Дэмиана. - Отвечая на твой воврос, мы идем на пристань. Нам нужно переправиться на тот берег реки. Глаза мальчишки округлились от ужаса. -Но она же прок.. -Не верь всему, что говорят на улицах. - резко перебил я его. - Большинство этих историй придуманы от страха и необразованности. Научись доверять лишь тому, что ты видел сам. Либо тому, что слышал от человека, которому ты можешь доверять. Следующие десять минут мы провели в молчании. Даже хедж не проронил ни слова, что было удивительно. Обычно его не заткнешь. Реагируя на мои мысли, Реджинальд сэмоционировал недовольство, которое во всей красе отразилось у меня в голове. Я поморщился и обадривающе сжал своего духа хранителя. -Ты ведь знаешь, мысли довольно трудно контролировать. Думаю, многие ужаснулись бы, узнав, что кто-то может наблюдать каждую. Порой то, что у тебя в голове и то, что ты делаешь в итоге и для чего - чересчур разные вещи, не находишь? Хедж чуть заметно нагрелся, соглашаясь. Как раз, когда мы дошли до переправы. Когда-то здесь был мост, но сейчас о нем напоминали только две полуразрушенные статуи, что раньше служили его основанием. Нынешние инженеры так и не смогли понять, как можно построить мост такой длины. Чтобы вы понимали о чем речь - ширина реки была такой, что с одного берега невозможно было разглядеть другой, даже имея при себе подзорную трубу. Дэмиан опасливо косился на воду, не рискуя выходить из-за моей спины. Даже мое присутсвие не вселяло в него уверенность. -Наши страхи, порой притягивают то, чего мы боимся. Так что на твоем месте я бы прекратил валять дурака и начинал делать то, что нужно. - С этими словами я, не оборачиваясь, направился к парому, который как раз собирался отходить от берега. Канаты были натянуты, а десяток, крепко сбитых детин, готовы были переправлять махину через реку. Какой-то худосочный, бородатый тип поднял было руку, показывая, что пассажиры больше не принимаются, но я чуть сжал трость, заставляя глазницы черепа загореться синим огнем. Распорядитель переправы, очевидно, поняв, кто перед ним, без лишних слов отступил в сторону, больше не мешая. Я мельком оглянулся на Дэмиана, поторапливая. Паренек, опасливо ступал на доски трапа, словно ожидая, что вот-вот сейчас из воды с визгом выскочит демон. Или еще какое чудовище, что так любят описывать в тавернах по вечерам. Прозвучала сирена, а затем паром медленно, словно нехотя, начал набирать скорость, разламывая только смерзшиеся небольшие льдины. обслуживающая бригада, изо всех сил проворачивала два огромных колеса по бокам, приводя неповоротливую махину в движение. Я подошел к одному из бортов и подозвал Дэмиана. -Смотри, вода мутная настолько, что ты не видишь ничего. Даже огонек, брошенный в воду, мгновенно исчезает из виду. - Небольшой хрустальный шар, который использовали все Видящие, для более ясного понимания картины случившегося, ушел под воду, будто его и не было вовсе. - В реке растворено очень много глины, взвесей и минералов. От того и вода в ней красная. - Я внимательно посмотрел в глаза мальчика. - почти все в нашем мире можно объяснить логикой. Стоит только подумать. Демиан завороженно смотрел на воду, не в силах поверить в происходящее. На протяжении четырнадцати лет он считал красную реку опасным местом, к которому не стоит приближаться. А в итоге все оказалось настолько просто, что даже не верилось и больше походило на злую шутку. Я решил не тревожить паренька и сел на одну из лавок расположенных по центру баржи. Изо рта вырывался пар, а ноги, несмотря на теплые зимние ботинки, начинали подмерзать. На реке всегда было ветренно в это время года. Оставалось только лучше кутаться в плащ и ожидать окончания переправы. -А в чем состоит сложность работы видящего? - Дэмиан, наглядевшись на воду, решил присоедениться ко мне. Я задумался на миг. -Сложность работы? Знаешь, Дэмиан, я бы не назвал это работой. Я живу этим и от этого никуда не деться. Видения приходят. Хочу я этого или нет. Иногда они показывают то, что уже произошло, а иногда только то, что должно произойти. Если событие уже произошло, мне остается найти виновного или разобраться с последствиями, а если нет, то моей задачей становится предотвратить его. И каждый раз нужно делать выбор. Каждый раз нужно думать, как твои действия повлияют на последующие события. Здесь нельзя полагаться на эмоции. Только холодный расчет. - Я благодарно сжал трость, когда дух-хранитель загорелся теплым, не обжигающим руки огнем. - Очень часто происходит так, что выбор тебе не нравится. И ты проклинаешься себя за сделанное. Но нам всегда приходится выбирать. Запомни это. ...Деревянные скамьи разбросаны и сломаны, будто чья-то огромная рука взмахнула и разнесла все в щепки, вокруг головы кружат снежинки. Свет проникает со всех сторон сразу, но теряется в тумане. У церковного органа, на табурете лежит футляр. Чья-то рука тянется к ней. -Не открывай! - кричу я, но поздно. Волной воздуха меня отбрасывает на скамьи и выбивает трость из рук... Очередная часть видения застала меня врасплох. Я зажмурился, стараясь погасить боль в спине. Хоть упал я и не по-настоящему, боль была вполне реальной. Видение, что я увидел пару дней назад было неясным и непонятным. Единственное, что я смог выудить из череды образов, так это то, что следовало наведаться в Старый город на временном промежутке с трех до четырех дня. Если, конечно, я правильно определил положение солнца в размытых картинках, что проносились в моей голове со скоростью ветра. -Все верно, мой мальчик. - Хедж ободряюще потеплел в ладони. -Думаешь, из него выйдет толк? - едва слышно произнес я, посмотрев на Дэмиана. -Я не настолько молод, чтобы все знать, друг мой. - рассмеялся в моей голове Реджинальд. Я непроизвольно улыбнулся, улавливая настроение духа. Отчего-то он обожал отвечать на вопросы короткими высказываниями, как правило, совсем не своими. А ты потом думай, что он имел ввиду. *** ... Красная полоска ткани. Дыра в крыше. Огненная вспышка. Одной стены не хватает. Повсюду туман. В одном из углов валяется трость, так похожая на Реджинальда... Я сильно встряхнул руками и зажмурил глаза, отгоняя наваждение. Видение, что я увидел неделю назад, уже наполовину забылось. И теперь оставалось только гадать, куски чего я видел. Но общая картина мне не нравилась. Реджинальд сэмоционировал тревожность, выражая согласие. Баржа с глухим стуком причалила к берегу Старого города. Я, не обращая внимания на окружающих, задумчиво подошел к трапу, ожидая, пока его опустят. Мысли в голове прыгали, как ненормальные. Я крепче сжал трость и оправил ворот. Начинала болеть голова. ... Сквозь дыру в потолке падает солнечный луч. Он играет в клочьях тумана. С улицы слышится грустная песнь флейты. Перед лицом проскальзывают снежинки. Руки не слушаются. -Выбирай видящий. Иначе это сделаю я. - Голос объемный и раздается, будто бы со всех сторон сразу... Я резко закрыл глаза и поднял голову высоко вверх, подставляя под ледяной ветер. Чем ближе мы подходили, тем больше я вспоминал и чаще начинал видеть видения. Но это отнюдь не играло мне на руку. Порой это случалось в самый неподходящий момент. Я обернулся, нашел взглядом Дэмиана и указал на одну из улочек уходящих от пристани. Мы быстро отдалялись от баржи, все глубже погружаясь в переулки Старого города. Тесно, темно и повсюду бардак. Примерно так выглядела наша прогулка. Резкие порывы ветра то и дело бросали в лицо острые снежинки, заставляя прикрываться руками. Я шел не сбавляя шага. Дэмиан не отставал, его красный шарф то и дело мелькал сбоку. -Раньше Листици стояли здесь. Но после войны эта часть города была настолько разрушена, что стало проще отстроить новый. Так что сейчас старый город - это примерно четверть от того, что было раньше. И ты не представляешь насколько здесь было красиво. Нынешние архитекторы и инженеры не могут построить ничего хоть отдаленно напоминающее былое великолепие. -Но почему? - любознательные глаза мальчика изучали всю округу, пытаясь найти хоть толику того, о чем я говорил. -Раньше строили с помощью духов. Это сейчас остались только мы - видящие, способные увидеть одни лишь события. А раньше люди могли создаватаь, лечить, вычислять, отправлять письма и еще кучу всего используя духов. Дэмиан потрясенно смотрел по сторонам, желая коснуться хотя бы частички того, о чем я ему рассказывал. -Знаешь, как раньше строили дома. Прежде всего выбирали правильное место. Потом ждали определенное положение звезд и полную луну. Затем проводили ритуал и на месте зарождался дух, который и помогал возводить стены. Такие дома могли стоять тысячи лет и на них даже трещинок не появлялось. -Но почему тогда все разрушилось? -Оказалось, что не все духи добрые и не всем нравится жить в одном месте или предмете. Некоторые начали сходить с ума от долгого заточения, другие просто озлобились. Хрясь! один из ящиков разлетелся на куски, когда на него сверху упало грузное тело. Я, не думая, резко схватил мальчишку и свернул в ближайший проулок, прячась в тени. Почти сразу из дверей дома, из которого вывалился незнакомец вышло четверо громко смеющихся людей. Выпавишй с хрипом попытался встать на четвериньки, но тутже к нему подлетел один из четверки и без замаха пнул ногой в живот. -Хрена лысого тебе, а не встать, Риг! Проиграл, значит надо платить! Риг опять попытался встать, но на этот раз ему заехали сапогом по лицу. Дэмиан испуганно сжался и посмотрел на меня. -Скорее всего это игорный притон. А эти четверо каталы. Они облапошат тебя либо за столом, либо на улице. И в долг у них лучше не брать. -Мы поможем ему? - С надеждой спросил Дэмиан. Я покачал головой. Когда-то, может быть, в юности я бы обязательно помог человеку в беде. Но сейчас, благодаря Реджинальду, у меня в голове появились мозги. -Их четверо. И это только снаружи. Этим ребятам наплевать, что я видящий. Если будет надо - они и на королевский отряд нападут. Дай им только увидеть блеск золотых монет. Дэмиан потрясенно смотрел на меня, словно не веря в происходящее. -Но ты же видящий! Вы ничего не боитесь и можете все, что угодно! Похоже мальчик и вправду верил в ореол неуязвимости и великолепия, которым окружили себя видящие. -Дело не в том, чего я боюсь, а чего нет. А в рациональном расчете. Их четверо и со всеми сразу я не справлюсь! К тому же, это их игорный дом, а значит внутри есть еще с десяток вооруженных до зубов парней. А я несу ответственность не только за себя, но и за тебя тоже! Этот же Риг должен был знать, куда идет и с кем связывается! Мы все совершаем выбор и потом отвечаем за него! Это не сказка, где храбрый герой одним махом убивает злодеев и спасает королевство! Это реальный мир! Мальчик смотрел на меня с непониманием. Я же, пока не случилось непоправимое, взял его за руку и повел дальше в проулок, подальше от разборок местных. -Терпеть не могу логики, она всегда банальна и нередко убедительна. - Реджинальд, как смог поддержал меня. Позади раздался истошный крик. А затем еще один, который сменился гоготом. Я шел и старался не думать о том, что сейчас происходит с беднягой. Ситуация была максимально неприятная. К сожалению, мальчишке, с его юношеским максимализмом, будет трудно объяснить, что есть вещи на которые мы не в силах повлиять. -Всегда нужно действовать осторожно, ведь у каждого из нас в голове свое королевство.- Хедж, как никогда попал точно в цель. Я собрался с мыслями и попытался еще раз объяснить парню, почему мы поступили именно так: -Каждый из нас воспринимает мир по-своему, и везде есть свои порядки и правила. В одном месте ты можешь быть всемогущ и тебе будут преклоняться. А в другом люди об этом не знают и могут просто воткнуть тебе нож в грудь, чтобы ты не мешался. Пройди все Листици и поймешь, что половина жителей не смогут назвать даже цвета волос нашего короля. Вся эта власть, преклонение, ожидание приказа или награды - все это ширма, макет, иллюзия. Король обладает властью лишь потому, что люди верят. Но убери веру и ты поймешь, что ничего в этом мире не истина. Для каждого из нас существует лишь то, во что мы верим. -Но ты же видящий! -Мальчик разве что не кричал во весь голос. -Они все имеют глаза, но остаются слепцами до конца дней своих. Не находишь это смешным? - Подлил масла в огонь Хедж. Я провернул тростью, сворачивая в очередной проулок. -Знаешь, почему нас зовут видящими? Не только за то, что мы можем предсказывать и узнавать о преступлениях. Я вижу картину мира такой, какая она есть. Без приукрас. И я могу объяснить куда приведет тебя каждое твое решение. Так что прекращай попусту устраивать истерики! Всем не поможешь! Запомни это! Выруби себе на носу и почаще смотри в зеркало, чтобы не забывать! Дэмиан, после моей тирады как-то сник и оставшуюся дорогу не проронил ни слова. Хотя было видно, как внутри него полыхает пожар. Его убеждения вступили в борьбу с моей правдой. И теперь парень разрывался. ...Церковь. Старая. Разбитые окна. Сваленный колокол. Стены разваливаются от гнетущего времени... Видение нахлынуло внезапно. Я смотрел на старый город с высоты птичьего полета. Весь заснеженный, только церковь выделяется черной макушкой. Словно снег совсем не трогает ее. Я резко одернул ворот, защищаясь от ветра и остановился. -Мы пришли. -В театре мрака и пустоты, ты не найдешь света. - Реджинальд, видимо, перенял общее настроение и теперь изъяснялся исключительно мрачными высказываниями. Старая полуразрушенная церковь стояла на стыке трех улиц. Старые, перекошенные местами стены поросли мхом, а камень почернел. Мозаика витражных наполовину разбитых окон поблекла. Оборванный колокол макушкой свешивался с башни, удерживаемый только чудом сохранившейся веревкой на одном из концов. Я с сомнением осмотрелся вокруг, а затем направился ко входу. Дэмиан по пятам следовал за мной стараясь не отставать. Похоже, увиденное произвело на него неизгладимое впечатление, от чего парень сразу забыл о разногласиях. Внутри оказалось на удивление светло. Лучи света проникали через разбитые мозаики окон, дыру в крыше. Да и ко всему тому, одна из стен наполовину обвалилась из-за чего внутри гулял сквозняк. Сверху летели снежинки, оседая на плечах и груди. По всему залу разбросаны деревянные скамьи, когда-то красная полоска ковра, темной грудой извивалась под былым великолепием. На сцене, у одной из стен стоял орган, рядом на табурете лежал футляр. Я поморщился, вспоминая видение. Дэмиан потрясенно оборачивался, стараясь уловить все, что он видел. -Что здесь произошло? Его вопрос, на миг заставил меня мрачно улыбнуться. -Еще не произошло. На секунду я отвлекся, а потом увидел мальчишку около органа. Его рука тянулась к футляру на табурете. -Не открывай! - Я начал было кричать, предостерегая, но поздно. Волна горячего воздуха отбросила меня в сторону, выбивая дух. *** Спина нещадно болела. Впрочем, как и голова. Казалось, что от малейшего движения или звука она взорвется, будто переспелая тыква, по которой ударили молотком. Руки не слушались. Не хотели подниматься. Перед лицом проскальзывали снежинки и тут же таяли, стоило им только попасть на кожу. Я осторожно перевел взгляд на левую руку, в которой всегда сжимал духа-хранителя. Пустая! Демоны бы ее побрали! Хедж валялся в углу. Мне могло показаться, но трость будто бы немного подтекла, словно оплавилась. С улицы раздался звук флейты. И почти сразу он зазвучал словно отовсюду сразу. Тревожная мелодия выводила ноту за нотой, рисуя канву звуков. Долгое ожидание, предательство, одиночество, боль потери, обида, гнев. Никогда раньше я не слышал такой музыки. Она передавала чьи-то переживания, заставляла погрузиться в них и прочувствовать. Одно за другим. Я понимал все. Словно они были моими. Это было удивительно. Неизвестный музыкант, явно продал душу за умение так играть. И если бы только мои руки могли меня слушаться, я бы без сомнения захлопал в ладоши. Но руки были словно залиты свинцом. Дышать было трудно, а голова словно весила с гору. Я с усилием перевел взгляд на орган, табурет и открытый футляр. С потолка срывался луч света и падал прямо на то самое место, что и в моем видении. -Твою мать! Я выругался и попытался было двинуться в сторону хеджа, как с потолка упал валун, что раньше был барельефом. -Ты никуда не пойдешь, видящий! Пока я тебе не разрешу! Голос гремел, как горная река, что бесконечно долго падает вниз по камням. Рокот воззнесся до самого потолка, отражаясь от стен. Я с криком закрыл глаза и схватился за голову. Звуки, издаваемые существом, а назвать его иначе, у меня язык не поворачивался, били по моим ушам не хуже, чем церковный колокол, если в него залезть во время набата. -Кто ты? - собравшись с силами, спросил я. Голос опять раздался со всех сторон сразу. Но в этот раз он был уже не таким резким, словно кто-то вдруг сильно убавил громкость. -Ты проходил со своим хеджом всю жизнь, а теперь не можешь понять с кем говоришь?! И ты еще смеешь называть себя видящим?! Постепенно до меня начало доходить, в какую передрягу я попал. Очевидно, что сейчас я разговаривал с духом-хранителем места. Старой, заброшеной церкви. И, судя по всему, он сошел с ума. -Что тебе нужно? -Мне? Мне ничего не нужно, видящий! И нет, я не сошел с ума. И я не дух этой развалины! - На последнем слове, с потолка обвалился еще один камень. Ситуация все больше и больше переставала мне нравится. Мало того, что выживший из ума дух читал мои мысли, так он еще и не осознавал, кто он. -Ты смешон, видящий, если не можешь связать элементарные вещи! Я тяжело сел и оперся об одну из развороченных скамеек. Раз уж сбежать у меня все равно не получится, нужно провести время с максимальным удобством. -Люди всегда разрушают то, что любят больше всего. - Попытался я поддеть и без того разъяренного духа. -Оставь заумные высказывания для своей побрякушки. Она все равно ни на что больше не годится. - передо мной соткался силуэт, обернутый в черный плащ с головой. -Так чего ты хочешь? - повторил я свой вопрос, желая, наконец, узнать, для чего дух заманил меня сюда. -Я? - дух рассмеялся. - Преподать тебе урок. Вы, видящие, порой нуждаетесь в этом, как никто другой. Силуэт расхаживал передо мной и то и дело взмахивал руками. -Ты все время говоришь о выборе. О том, как легко его делать. Мановением руки решаешь все за других. И отчего-то считаешь себя всегда правым. А мальчишка просто хотел помочь ближнему! Только нотаций мне сейчас и не хватало. Реджинальд и так прекрасно справлялся с тем, чтобы действовать мне на нервы. -Нотации? - Фигура в плаще зависла в воздухе, а затем я услышал гневный, звучащий прямо в моей голове голос. -Выбирай, видящий, кто из твоих спутников останется жить, а кто нет. Возможно из-за того, что я ударился головой при падении, до меня не сразу дошел смысл сказанных слов. А когда дошел, я забыл, как дышать. Ополоумевшй дух, похоже, и вправду собирался поставить меня перед выбором. Я вгляделся в пространство у органа и нашел полоску красной ткани, так похожей на шарф Дэмиана. Мальчишка валялся в груде камней. Стоило мне посмотреть на него, как с потолка раздался громкий треск, который эхом отразился от каменных стен. По одной из частей барельефа пошла трещина и я понял, что случится дальше. В другой стороне, вокруг трости начал разгораться огонь, грозя расплавить ее полностью. -Выбирай видящий. Иначе это сделаю я. - Голос был объемным и раздавался, будто бы со всех сторон сразу. -У тебя есть семь секунд на принятие решения. А дальше ты будешь жить со своим выбором. Я лихорадочно прокручивал в голове варинты, понимая, что не успеваю. Сделать духу, который находился в своем месте силы, я ничего не мог. Будь он неладен. Дэмиан, несуразный мальчишка, который только сегодня стал моим учеником. Который еще и не успел повидать-то толком ничего. С его еще идеалистическим видением мира. Верой в добро и зло, Видящих и демонов на красной реке. Паренек, у которого проснулся дар, которого не должно было быть. Ему еще столькому предстоит научиться. Старый ворчун Реджинальд, у которого по каждому поводу было свое мнение. Дух-хранитель, что вырастил меня и научил всему, что я знаю. Он слышал, каждую мою мысль. Знал и помнил, о чем я думал и мечтал всю свою жизнь. -Время вышло! - Голос опять зарокотал, как лавина из камней. -Бездействие тоже выбор! Теперь живи с этим! Внезапно огонь вокруг трости потух, а барельеф на потолке все таки оторвался, нарушая рисунок. Я дернулся было в сторону мальчика. Но до него было слишком далеко. Камень с грохотом упал, подняв облако пыли. Я стоял на четвериньках, смотря, как оседает каменная крошка вперемешку со снегом. Из под камня торчал только красный лоскут ткани, напоминая о мальчике, что лежал под ним. Голова взорвалась очередной вспышкой боли. Но на этот раз другой. Той самой, когда ты не в силах что-либо сделать и остается лишь смотреть. Я бессвязно бормотал какие-то слова, надеясь, что Дэмиан отзовется, но этого не происходило. -Будь ты проклят! Я крикнул, смотря в самый верх опустевшей церкви. Но мне никто не ответил. Только снежинки также продолжали падать в луче света, что проходил через дыру в потолке. *** -Энджес, ты уверен, что хочешь туда войти? Реджинальд нервничал это было видно, по его внезапно потухшему красноречию. Но сейчас мне было как-то без разницы, чтобы заострять на этом внимание. Сначала он пытался меня успокоить, затем, поняв, что я хочу сделать, начал убеждать, горячо споря с моим решением. -Ответь мне, мальчик мой! Я, устав от бесполезного спора, молча шел к двери. -Когда люди теряют что-то очень важное для них, их сердце пропадает вместе с этим. -Хедж, очевидно намекал на мой отказ говорить с ним. -Ты не мог поступить правильно в той ситуации, Энджес.Ты не мог сделать выбор, потому что не знал, что будет потом. Но даже , если бы знал - ты бы не смог выбрать. Хедж старался изо всех сил. -Ты прав, Реджинальд. Правильного выборане существует. Никогда. Есть только сделанный тобою выбор и его последствия. И мои последствия, к сожалению наступили. Я взялся за ручку и открыл дверь игрового притона, прокручивая в руке полуоплавившуюся трость. Глазницы черепа загорелись синим пламенем. В глазах человека, сидящего в темном коридоре напротив двери заплескался страх, когда он увидел меня... Автор: Михаил Федоров

МОНСТР ВЗАПЕРТИ

— Их было пять за три месяца. Последнюю две недели назад. В кровати. И опять шея — в клочья. Билли, худощавый парень с большими сильными руками, перешел на шепот, будто рассказывал страшную сказку детям, и тут же замолчал, уставившись на пустую пивную кружку. Сидевший напротив мужчина привычно кивнул хозяину паба и через минуту перед Билли появилась уже шестая кружка холодного пенного напитка. — И что, на старуху думают? — спросил мужчина. Билли кивнул, не отрываясь от кружки. Первым глотком он всегда поглощал ровно половину. Видно, ритуал исполнялся не одну тысячу раз. Около двух часов прошло с того момента как странная парочка появилась на пороге паба "Голова лошади". Высокий и стройный, безукоризненно одетый джентльмен лет пятидесяти держал в руках изящную трость. Туфли на нем сверкали, как новые, несмотря на отвратительную погоду и сельскую весеннюю распутицу. Он широко улыбался, оглядывая немногочисленную публику. Спутник его — низкорослый плотный субъект с круглым грубо слепленным лицом, выглядывал из-под широкополой мятой шляпы, напоминающей большую панаму, из-за чего был похож на невероятных размеров гриб. Время приближалось к полуночи, и паб был почти пуст. Одни дремали, другие уже хотели бы покинуть заведение, но неожиданные препятствия в виде столов и стульев не всегда позволяли им сделать это уверенно. Странно, что именно в тот момент открытый и общительный Билли скучал один у барной стойки. Из развлечений — только вялая перепалка с хозяином паба, который никак не поддавался на уговоры ссудить хотя бы пинту. Откровенно говоря, то была большая удача, что Билли, будучи на мели, не успел, так сказать, надраться. В общем их интересы очевидно сошлись и вот уже битых два часа Билли рассказывал незнакомцам, все, что знал и не знал, о чем догадывался, и о чем даже не подозревал. Бесконечно вежливый джентльмен умело поддерживал с виду непринужденный разговор, задавая незаметные наводящие вопросы. Низкорослый крепыш, разделавшись с целым цыпленком, все время молчал, недобро поглядывая из-под огромной шляпы. — Старуха погубила девок, больше некому. — Чем же не угодила бедная женщина? Билли грохнул кружкой об стол. Последняя порция пенного напитка исчезла особенно быстро. Глаза парня подернулись, язык отяжелел, а речь замедлилась. — Бедная женщина? Шутить… ик!.. изволите? Ведьма она! Или того хуже! Это она девок умертвила… всю жизнь из них выпила… отловить ее надо… заново… хотя кто знает... что ее возьмет… Он забормотал нечленораздельно. Джентльмен покосился на своего спутника, мол что делать, иссякнет ведь источник информации. — Ваша щедрость всегда вредила делу и этот случай не станет исключением, — густым басом с хрипотцой медленно произнес низкорослый субъект. Послышались возбужденные крики и зарево за окном всколыхнуло сумрак зала, осветило красивое лицо джентльмена, после чего уродливые тени каруселью побежали по стенам и потолку. Крики усиливались. Хозяин паба молча достал из-под прилавка ружье. Но дверь не шелохнулась. Крики удалялись и приближались снова. Огни факелов проносились в окнах. Незнакомец решительно встал. По столу поскакали монеты — плата за ужин. — Мартин! Крепыш не менее резво оказался у двери и уже открывал ее. — Билли, пропитая твоя душа! Где живет эта старуха? Тот только мычал. — Нигде она уже больше не живет! — громко сказал хозяин паба. — Сгорел ее домишко на окраине. Прошлой весной. — Как ее звали? — Зелма. Просто Зелма. Без рода и племени, — печально ответил хозяин. — Быстрее! — бесцеремонно гаркнул из открытой двери Мартин. Джентльмен и крепыш выскочили из паба и в изумлении уставились на людей, которые с факелами, вилами и топорами шли неорганизованной толпой по улице. Мартин, недолго думая, выдернул хилого паренька и рявкнул ему в лицо: — Что случилось? Хиляк почему-то воззрился на джентльмена и сбивчиво стал объяснять, что дескать вампира ловить изволим, видали его в черном одеянии, плывущего по улице аккурат в сторону девичьего жилища. — Какого еще девичьего жилища, что ты несешь? — Мартин угрожающе оскалил пасть. — Так это я про дом Вудбери, там мать и дочь живет. Дочь прехорошенькая, жалко девку. Джентльмен и Мартин переглянулись. Парень почувствовал, что хватка ослабла, дернулся и исчез. Мартин чертыхнулся, но делать нечего, пришлось следовать за толпой. С трудом протискиваясь и лавируя между людей они поспешили вперед. Толпа свернула с улицы, футов через двести по узкой тропинке вышла к небольшому домику без сада, окруженному вязами. Окна в доме не горели. Мужчины в нерешительности остановились. Вампиров что-то не наблюдалось, а вламываться в дом к молодой девушке было как-то неудобно. Стали решать, кто пойдет стучаться с вопросом все ли в порядке и с предложением оставить охрану на ночь, пока поиски душегуба продолжаться. — Нужно оглядеться вокруг, может он где-то рядом, — предложил кто-то и несколько мужчин направились вокруг дома. Из толпы вынырнул человек в форме и с дубинкой наперевес — местный констебль. — Джо, это ты взбаламутил народ? А ну прекратить самосуд, разойтись всем по домам! Это был невысокий худощавого телосложения молодой мужчина лет тридцати с добродушным гладким лицом, которому не шла та строгость, что он пытался на себя напустить. — Это было бы слишком просто, — пробормотал джентльмен. На что Мартин недовольно хмыкнул и сказал: — Хоть бы раз так было. И словно в подтверждение где-то в стороне грянул выстрел. Толпа загудела. Из-за угла дома показалась, быстро приближающаяся фигура с факелом. Человек бежал. — Кто стрелял, Стив? — спросил огромный мужчина с топором, предположительно главный. — Не знаю. Кто-то. Выстрелил. В окно. — запыхавшись говорил человек. — Кто стрелял? — повторил вопрос констебль. — А главное в кого? — Мы не стреляли, Тони, клянусь! — Беги назад, скажи, чтоб к окну не подходили. — Пора, — прошептал джентльмен и подошел к констеблю. Мартин не отставал. — Прошу прощения, не имею чести знать вашего имени, но мне кажется пора взять ситуацию в свои руки, вы ведь представитель власти, а здесь творится явное беззаконие… — Кто вы такой? — строго прервал его констебль. Джентльмен предъявил документы. — Старший инспектор Стенли Грегсон? — констебль очень удивился. — Прямиком из Скотленд-Ярда, — инспектор поклонился. — А это мой помощник Мартин… эээ… Хопкинс. Сержант Хопкинс. Сержант недобро зыркнул из-под огромной шляпы. — Меня зовут Энтони Болстон. Можете звать меня Тони, как все. Что ж, вы как раз вовремя. Как видите, у нас волнения, охота на вампиров. Дожили, даром что двадцатый век на дворе. А что случилось со стариной Ралли, я думал – он закрыл дело? — Если бы. Я, к сожалению, не знаю имени моего предшественника, мне только сказали, что он попал в аварию и лежит в больнице с серьезными травмами без сознания. Поэтому поговорить не удалось. Надеюсь, вы введете меня в курс дела. — С удовольствием. Как только разберусь с этой стрельбой. С этими словами Болстон направился за угол дома. Толпа было потянулась за ним, но полицейский обернулся и строго сказал: — Никому не двигаться! Джо, возьми двух человек, идите на крыльцо и ждите меня. А вы, мистер Грегсон, подождите меня здесь, я выясню кому пришло в голову палить по окнам. — Позвольте мне вас сопровождать. Честно говоря, не нравится мне все это. — Как хотите, – пожал плечами констебль. Инспектор Грегсон, сержант Мартин и констебль Болстон направились вслед за Стивом на задний двор, хотя двора никакого и не было, а была лишь небольшая поляна в окружении деревьев и кустарников. В окне горел свет. Болстон подошел ближе и сказал: — Окно заперто изнутри. Отверстие в стекле размером, чуть более кулака, возможно стреляли дуплетом из двуствольного ружья. Хм, следов на земле перед окном нет. Вообще никаких следов рядом. Стив, как все было? — Джо сказал осмотреть местность вокруг дома. Но не успели мы зайти за угол, как раздался выстрел. Мы побежали, но возле окна никого не было. — Скорее всего стреляли из кустов, — произнес Болстон и полез заглядывать в окно. — Плохи дела, кажется малышка Эмили мертва. Стив, останься здесь, присмотри за окном и не подпускай никого, чтобы окончательно не затоптали тут все. Инспектор Грегсон, Мартин и Болстон обогнули дом, на крыльце их поджидал Джо с двумя крепкими мужчинами. Дверь была заперта. На стук никто не отозвался. Джо без слов понял взгляд констебля и вышиб дверь. В доме было темно и только щель под дверью спальни манила светом. Спальня также оказалась заперта изнутри. Джо, недолго думая, снова выбил дверь. Слева от двери напротив окна стояла массивная кровать, довольно высокая, с четырьмя полированными столбиками темного дерева, заканчивающимися круглыми набалдашниками. Слева от двери высился громадный дубовый гардероб. Рядом с кроватью — прикроватный столик с выдвижным ящиком. В стене напротив двери полыхал камин. На полу рядом с кроватью — ночная сорочка. В кровати укрытая одеялом до подбородка лежала девушка. Со стороны могло показаться что она просто спит, но откинув одеяло все увидели голое тело, вокруг которого растеклось большое алое пятно. Горло представляло собой кроваво-черное месиво. Неестественно бледная до синевы кожа свидетельствовала о большой потери крови. Больше в комнате никого не было. — Ее застрелили? — спросил Болстон. Кажется, он был потрясен. — Не похоже. — спокойно сказал инспектор Грегсон. — Болстон, вы не угадали, стреляли дробью. Вот дробинки на полу. — Довольно кучный выстрел, — пробормотал Болстон. — Это не удивительно, от окна до кустов метров пять, этого вполне достаточно для такой кучности. Только зачем стрелять? Ведь убийство совершено другим способом. Ей, как и другим жертвам, разорвали горло. — Но как убийца вышел из комнаты? Ведь двери и окна заперты изнутри? — Вампиры могут проходить сквозь стены, — тихо сказал здоровяк Джо у двери. — Что за чушь? Откуда вы это взяли? — возмутился Болстон. — Пить кровь, превращаться в летучих мышей, бояться чеснока — да, но сквозь стены проходить — такого нет даже сказках. Но Джо был непоколебим. — Вы сами все видите, это факт — человек не мог выйти из запертой комнаты, это могло быть только существо со сверхспособностями. — Что вы делаете, Грегсон? Не трогайте тело до прихода судебного врача! — крикнул Болстон. — Я лишь заглянул под одеяло, чтобы проверить кое-что… — Вы что-то нашли? — Дробинку. — Что? — Дробинку. Рядом с телом. — И что это значит? — констебль нахмурился. — Может быть ничего, а может быть очень многое. — Мистер Грегсон, бросьте свои столичные штучки! Тут работать надо, землю носом рыть, чтобы найти этого зверя… — Вы абсолютно правы, я вам в этом помогу. Тщательный осмотр ничего не дал, следов взлома обнаружено не было, все замки и запоры были целы. Зато в камине нашли полусгоревший черный плащ с капюшоном, что недвусмысленно указывало на присутствие убийцы в комнате. — Чертовщина какая-то! Запертой комнаты мне еще не хватало! — жаловался Болстон, когда все необходимые действия были сделаны. — Но убийца здесь был, плащ это подтверждает. Более того, кто-то видел человека в черном, и выстрелил в него, иного объяснения, для чего кому-то понадобилось стрелять в окно я не вижу. И еще одна загадка: как можно было не попасть в цель стреляя из темноты в освещенное окно. — Пол целью я полагаю вы имеете в виду убийцу? — спросил инспектор. — Конечно. Нужно искать свидетеля, который видел убийцу в окне. Кого или что он увидел, чтобы сразу начать палить? *** Коронер Рональд Финклстейн, рыхлого телосложения субъект с мясистыми щеками, своим видом создавал на первый взгляд обманчивое впечатление мягкосердечного человека, но насмешливый взгляд, громогласная речь и уверенные манеры говорили об обратном. Дознание решено было проводить в пабе. Иного подходящего по вместимости помещения в деревне просто не было. Мистер Финклстейн методично и не спеша вызывал и допрашивал всех причастных. Первым, впрочем, как обычно в таких случаях, был судебный врач, который подтвердил, что на шее жертвы обнаружены жуткие рваные раны, кровь почти вся покинула тело. На вопрос дознавателя, можно ли говорить о том, что вся кровь вытекла именно на кровать, или же какого-то количества недостает, врач сообщил, что данное обстоятельство относительно количества крови на кровати определить невозможно, однако при такого рода ранах, довольно большая кровопотеря выглядит странно, почти вся кровь как будто выкачена из тела. При этих словах жюри присяжных выпучили глаза и зашумели. — Прошу тишины! — взревел мистер Финклстейн. Следующей допросили мать жертвы — Джоан Вудбери. Она тихим безжизненным голосом сообщила, что в день трагедии она отправилась в гости к сестре, которая жила на другом конце деревни, с намерением остаться у нее погостить несколько дней. — Простите, вы ведь предупредили дочь об этом? Я имею в виду о том, что останетесь ночевать у сестры? — неожиданно спросил мистер Грегсон, от нетерпения даже подскочив с места. Получив утвердительный ответ, он уселся обратно. Дальнейшие расспросы ничего не дали. Мать ничего подозрительного в поведении дочери не заметила, все было обычным. Следующим допросили жениха Эмили, который, впрочем, также ничего не смог сообщить стоящего. Звали его Гарри Симмонс. Тщедушный, тонкокожий, болезненного вида молодой человек не сдерживал слез, он говорил, без конца всхлипывая и озираясь вокруг, как будто ища поддержки. Среди слушателей, вытянув шею, сидел мужчина чертами лица похожий на Гарри, видимо его отец. Затем были допрошены несколько жителей деревни, которые подтвердили, что на улице видели фигуру в черном, направляющуюся направлялась в сторону дома жертвы. Они поведали, что собралась толпа, что они подошли к запертому дому, рассказали, как услышали выстрел, как выбивали двери и как обнаружили тело. — То есть вы утверждаете, что все двери и окна были заперты изнутри? — уточнил мистер Финклстейн. — Как, по-вашему, тогда убийца покинул место преступления? — Нечистая сила! — уверенно отозвался здоровяк Джо. Люди зашумели. — Тихо! — Финклстейн уже не скрывал раздражение. — Давайте послушаем представителя власти! Мистер Болстон, что вы скажете насчет того, что комната была заперта изнутри? Тони нерешительно крутил в руках полицейский шлем. — Честно говоря, у меня нет объяснения, как убийца мог выйти из комнаты. — Вы уверены, что все двери и окна были заперты изнутри? — Абсолютно. Мы все проверили тщательнейшим образом. — Как насчет дымохода? — Дымоход довольно узкий для человека, но самое главное, если бы кто-то попытался выбраться через него, тонна сажи бы рухнула вниз. Поэтому этот путь также исключен. Честно говоря, ума не приложу… По всему выходит, что из комнаты и мышь не просочилась бы. Кто-то громко кашлянул при этих словах, после чего повисла тишина. Всегда уверенный в себе мистер Финклстейн на этот раз не нашелся, что еще спросить. — Я не представляю, какое решение должно вынести жюри, ведь на лицо убийство, не могла же девица сама с собой сотворить такое, – тихо сказал он. — Никакого оружия в комнате не обнаружено, — тут же сообщил Болстон. — Но при этом убийство совершенно невозможное, учитывая, что из комнаты убийца не мог выйти. В первый раз в своей карьере я затрудняюсь дать какое-либо рациональное объяснение… — Это Зелма вернулась с того света, больше некому! А вы не верили, что она ведьма! Труп-то не нашли в сгоревшей хижине! И тут народ не выдержал и все наперебой закричали, что во всем виновата ведьма или другая нечистая сила. Попытки Финклстейна успокоить толпу были тщетны. — Сатана! Конец близок! — больше всех надрывался высохший дед рядом с инспектором Грегсоном и сержантом Хопкинсоном. Оглушительный выстрел заставил всех замолчать. Люди с изумлением уставились на одетого с иголочки высокого джентльмена, в руках которого дымился большой красивый револьвер, похожий на старинные револьверы, какие показывают в фильмах про ковбоев. — Прошу меня простить за столь бесцеремонное вторжение в вашу безудержную дискуссию. Но кажется я могу разрешить ваши затруднения относительно запертой комнаты. — Каким же образом? — мистер Финклстейн уже отчаялся как-то привести к порядку дознание и сидел с усталым видом. — Поверьте мне, никаких ведьм искать не придется. Несомненно одно – монстр действительно существует. Это монстр в человеческом обличье. Но также очевидно, что никаких сверх способностей у убийцы нет. Я пока не могу сказать, кто убийца и каковы причины его злодеяний, возможно мы этого никогда не узнаем, но понять, как был проделан трюк с запертой комнатой, легче легкого. Итак, стартовые условия следующие. Мы имеем запертую изнутри комнату. Манипуляции с задвижками дверей исключены, потому что задвижки врезные с поворотной ручкой. Современные замки с узкой замочной скважиной исключают трюки с ключом. Окна закрыты на щеколды. Казалось бы тупик. Но, что если убийца сделал свое черное дело, выбрался наружу через окно, а потом закрыл его изнутри на щеколду, просто просунув руку сквозь разбитое окно? — Но позвольте! — мистер Финклстейн оживился. — Свидетели говорят, что окна были целы. — А как же отверстие от выстрела? — Оно появилось уже при свидетелях, убийца не мог вылезти в окно, задвинуть щеколду и скрыться, дом к этому моменту был окружен. — Совершенно верно. Только отверстие от выстрела появилось не на глазах свидетелей. Свидетели только подходили, когда услышали выстрел. — И что из этого следует? — недоумевал Финклстейн. — А что, если убийца в этот момент находился в кустах напротив окна, но выстрел он совершил не в окно, а в воздух, тем самым создав видимость, что окно разбито только что. Все решили, что выстрел совершил один из пьяных охотников за привидениями, который потом испугался и сбежал. А что, если на самом деле окно было разбито заранее. Я себе представляю это следующим образом. Убийца желает запугать народ или всерьез рассчитывает свалить все на нечистую силу, но так или иначе, он задумывает создать запертую комнату — классическую детективную загадку. Он зверски убивает девушку, потом выбирается из окна, стреляет в него (благо дом на окраине, и никто не слышит выстрела) запирает щеколду, в черном плаще с капюшоном привлекает внимание на улице, затем прячется в кустах с ружьем, стреляет вверх, завидев приближающихся свидетелей. То, что дом будет окружен легко предвидеть. Так создается иллюзия запертой комнаты. Только убийца совершил маленький промах. Он зачем-то вернулся после первого выстрела в комнату и из каких-то сентиментальных побуждений накрыл жертву одеялом, как будто не хотел, чтобы ее видели голой после смерти. Он не учел, что под одеялом останется дробинка, которая не могла там оказаться, если бы выстрел действительно был сделан позже уже при свидетелях. Этот маленький нюанс решает загадку запертой комнаты. Недолго посовещавшись жюри вынесло вердикт: умышленное причинение смерти неустановленным лицом. Прощаясь Финклстейн долго и восхищенно тряс руку инспектора. Они стояли на улице недалеко от паба. Жюри, участники дознания и просто зеваки уже расходились. Мимо прошла мать жертвы Джоан Вудбери с абсолютно безжизненным лицом. Ее поддерживал за руку отец жениха мистер Симмонс, он слегка прихрамывал. Сзади опустив голову, шел Гарри — жених убитой. — Это было великолепно. Я уж отчаялся вразумить этих дикарей. Признаюсь – для меня это оказался крепкий орешек. Теперь же, слава богу, а точнее благодаря вам, охота на лешего отменяется. Ха-ха! — Это было легко. Самое сложное теперь поймать душегуба. Как мы видим, убийца — личность неординарная. Не исключено, что он затаится на какое-то время. В общем будет трудно, поэтому радоваться еще рано. — Я в вас верю, вы сыщик от бога. Желаю, удачи! — Всего доброго. Мартин, не пора ли отобедать? Наша хозяйка обещала рябчиков. — Тоже мне еда, птички, что семечки, на один зубок. Кстати, отличная дедукция, мистер Холмс, как вы до этого дошли? — А, ерунда, в одном детективном романе было аналогичное решение запертой комнаты. Грегсон резко остановился. Напарник, семенивший следом, чуть не врезался в него. — Только в нашем случае намного важнее не то, как душегуб вышел из запертой комнаты, а как он туда вошел. — Ваша привычка говорить загадками изрядно утомляет. — Мистер Грегсон, мне нужно с вами поговорить! - их догнал констебль Болстон. — Отлично, я тоже хотел задать вам несколько вопросов. — Позвольте сперва мне… — Послушайте, все эти девушки они ведь… как бы сказать мягче… они все были из приличных семей? — О чем это вы? — Я имею в виду все ли жертвы вели благопристойный образ жизни? — Ах вот вы о чем! Я тоже об этом думал, но к чему это ведет? Да, некоторые девушки вели довольно распутный образ жизни, некоторые откровенно зарабатывали на этом. Но откуда вы знаете? — Но ведь насколько я понимаю Эмили не такая? У нее был жених. — Именно поэтому я не вижу в этом какого-то смысла, наверное, простое совпадение. Но вы не ответили на вопрос. Откуда вы знаете про других девушек? — От инспектора, который вел расследование до меня. — Вы сказали он в больнице, насколько я понял вы с ним не разговаривали. — Совершенно верно, но мне удалось ознакомиться с его записями по делу… — Не замечал за ним такой привычки, обычно он предпочитал все держать в голове. — Люди меняются. Извините, мне нужно идти. Грегсон развернулся. Но Болстон не собирался его отпускать и пошел следом. — Стойте! Вы ведь не Стенли Грегсон. Я сразу почувствовал, что это имя мне знакомо. Потом я вспомнил – так звали инспекторов из книг про Шерлока Холмса - Стэнли Хопкинс и Тобиас Грегсон. Кто вы такие? Грегсон резко остановился. Медленно повернулся и глядя констеблю прямо в глаза сказал: — Вы очень проницательны. Но это дело вам не по зубам, уж простите. Я не могу сказать вам всей правды, все что я могу обещать, что убийства прекратятся. Именно за этим я здесь. Это все что я могу сказать. Прощайте. Грегсон снова зашагал прочь. Но Болстон не отставал и говорил в спину, стараясь говорить не слишком громко, чтобы окружающие не услышали. — Насчет моей проницательности вы чертовски правы, я не такой тупой, как вы там в больших городах привыкли думать о деревенских полицейских. Ваша теория, озвученная во время дознания, очень красиво звучит, но в ней есть серьезный недостаток. Кажется, один важный факт она все же не объясняет. — Какой же? — бросил через плечо Грегсон. — Вы сказали, что убийца специально разгуливал в черном плаще, привлекая внимание, но тогда как этот самый плащ оказался в камине. — Проще простого, это два разных плаща. Еще одна уловка, чтобы доказать, что он не был в комнате до того, как его видели на улице. — Допустим, но есть еще кое-что. — Не томите. — Следы под окном. Их нет. Это не вписывается в вашу теорию. Если нет следов, значит никто не подходил к окну и не мог совершить все те манипуляции, про которые вы говорили. — Все так, но это легко объяснить. К окну можно подобраться, подставив длинную лестницу к подоконнику, и таким образом пересечь поляну перед окном, не оставив следов. Отсутствие следов, конечно же, на руку убийце в чьи планы входит выставить все, как нападение какого-то сказочного чудовища. — Почему вы избегаете слова вампир? Мы имеем дело с вампиром? Зелма жива? Отвечайте! — Прощайте, — только сказал Грегсон и ушел так и не обернувшись. Болстон остался стоять в бессильной злобе сжимая кулаки. — Лестница бы тоже оставила следы, но их нет, — тихо сам себе сказал констебль. *** Когда стало темнеть дверь паба снова открылась. Как и прошлым вечером в проеме стояли двое: один — высокий и худой, другой — плотный, низкорослый. Над их головами виднелось украшенное розовыми мазками небо, посреди которого висел большой оранжевый шар. Не хватало только серебряной дорожки на воде, но вместо этого видны были лишь темные силуэты слепых домов и черная полоса леса за ними. Паб пустовал. Приличные люди уже разошлись по домам, а любители поздних посиделок были не многочисленны. — Вы поверили слухам, что я тот самый стрелок? У меня у одного из немногих есть ружье. Хозяин паба, как обычно, стоял за стойкой. Отточенными движениями он натирал один за другим стаканы, выставляя их ровными рядами перед собой. У него было круглое лицо, пегие усы щеткой и круглый как глобус живот, при этом роста в нем было не меньше 6 футов 5 дюймов, поэтому он великаном возвышался над стойкой бара и смотрел в буквальном смысле свысока, не забывая при этом иронично ухмыляться. — О, не беспокойтесь. Про местных охотников я уже навел справки. Я хотел спросить у вас другое. Не могли бы вы рассказать про Зелму? — Вы ошиблись адресом, здесь не справочная. — Официальной информации практически нет. Ни фамилии, ни даты рождения, ни род занятий. Ничего. Поэтому я пришел к вам. Где как не в местном пабе аккумулируются все сплетни и слухи. А в данной ситуации ничего другого мне не остается, кроме как полагаться на людскую молву. Великан задумчиво потер лицо и хлопнул ладонью по стойке. — Я все расскажу. Но только при одном условии. Инспектор удивленно вздернул брови. — Вы мне расскажете, кто вы такой на самом деле, – сказал хозяин. — Однако вас стоит научить манерам! Шеф, разрешите я двину ему в челюсть! — густым басом сказал Мартин. — Не разрешаю, Мартин. Я вас прекрасно понимаю, мистер… — Зовите меня Хью. — Хью, видите ли, в чем дело. Вы, как я сразу заметил, человек, несомненно, проницательный. Вы меня раскусили. Я не из полиции. Я из другого ведомства. Из секретного. — Грегсон понизил голос. — Я не могу назвать ведомство и свою должность, это государственное преступление. Но представиться я, конечно, могу. Меня зовут Абнер Аллистер. Хью прищурился, почесал подбородок и твердо сказал: — Чем докажите про секретное учреждение? Я не обязан болтать с каждым встречным о жителях нашей деревни, хоть и давно усопших. Мартин зло сопел. Абнер Аллистер просто пожал плечами и вынул из внутреннего кармана пиджака свернутый в трубочку документ на гербовой бумаге. Он подал документ хозяину паба со словами: “Только тихо.” Хью задвигал губами: — Охранная грамота… Подателю сего… не препятствовать… более того оказывать всяческое содействие во всем… что делается в интересах государства… обязуется не разглашать… под страхом неминуемого наказания… подпись королевы. Хью не скрывал своего удивления, челюсть его беспомощно отвисла, а глаза полезли из орбит. Вернув грамоту Хью, слегка наклонился к Абнеру и Мартину, они также придвинулись ближе. — Сколько здесь жила Зелма неизвестно. Каждый кто ее знает, помнит ее с детства. Сколько ей было лет непонятно, очевидно только, что старуха она древняя. Ее, конечно, считали ведьмой, в первую очередь из-за образа жизни отшельника. Но поскольку вреда никакого не было, как и пользы, слухи и домыслы расползались довольно лениво, больше для острастки непослушных детей. Что-то вроде местного фольклора. Но потом стали пропадать домашние животные. Некоторые пропадали бесследно, другие были найдены обгрызанные животными, предположительно волками. Только волки не могли утащить животное из сарая. Поэтому подумали на ведьму, хотя никаких доказательств не было. Особо драчливые даже предлагали устроить самосуд и сжечь ведьму, но дальше пьяных разговоров не доходило. Но однажды ее дом сгорел. И после этого деревня разделилась на два лагеря: одни говорили, что ведьма сгорела поэтому и прекратились убийства домашних животных (а они действительно прекратились), другие утверждали, что ведьма жива и прячется в лесу (труп ведь не был найден). Как вы понимаете, после серии убийств девочек, оживился именно второй лагерь, мол мстит старуха. — Это очень интересно. С Зелмой более-менее понятно. А вот еще вопрос: а кто из жителей деревни не так давно вернулся из дальней поездки или вернулся в родной город после учебы? Хью наморщил лоб, отчего его раньше улыбчивое лицо, приняло грозный вид. — Так ведь Гарри Симмонс вернулся три месяца назад и как раз из дальней поездки. Год его и не было почти, с прошлой весны, когда сгорел дом Зелмы. Думаете это он поджег ее дом? А она якобы отомстила ему, убив его невесту. Это исключено, он тогда сильно болел и не выходил из дома, а потом поехал лечиться в столицу, а после было восстановительное путешествие на восток. Сам его отец мне это рассказывал. Причем я не спрашивал его, он как-то вдруг чаще стал захаживать, и все болтал без умолку, видно было что очень переживает за сына. — Нет, нет, ни в коем случае, я его ни в чем не подозреваю. Я видел его на дознании, он совершенно не подходит на роль обидчика ведьмы. Что там говорить, он и мухи не обидит. — Это правда. — Спасибо, Хью. Вы нам очень помогли. Надеюсь, вы понимаете, что наш разговор должен остаться строго между нами. Любая утечка карается, я вас ответственно предупреждаю. — Богом клянусь — могила! — Вот и славно. Всего доброго. Когда Абнер Аллистер и Мартин вышли из паба, совсем стемнело. Однако они повернули не в сторону гостиницы. Вскоре они стучали в дверь двухэтажного особняка. Дверь открыла маленькая очень худая женщина, запахивая на ходу халат. Она смутилась, увидев незнакомцев на пороге в столь поздний час. — Простите, я думала муж вернулся. Вы должно быть инспектор из столицы, муж довольно точно вас описал. Что-то случилось? — Простите за столь поздний визит. Мне сказали, что ваш муж заядлый охотник? А мне как раз нужна консультация опытного человека по части охотничьих ружей и картечи. Понимаете ли… — О, конечно, я все понимаю. Это нужно для расследования, верно? Тогда вы по адресу. Только… — казалось, она искренне огорчилась. — Он не сможет вам помочь, дело в том, что он уехал, буквально полчаса назад. И когда вернется неизвестно. — На автомобиле? — быстро спросил Аллистер. — Не уверена, я не слышала звука мотора, возможно, он взял повозку, может быть машина не завелась. Это важно? Возможно, он вернется завтра, хотя я точно не знаю. Он спешил, сказал, что Гарри слегка нездоровится, и чтобы не стало хуже они поехали к врачу. — Конечно, конечно, мы заглянем завтра. Еще раз извините, доброй ночи. Абнер Аллистер сбежал с высокого крыльца и быстро зашагал в сторону леса. Мартин поспешил следом. — Шеф, вокзал в другой стороне. — Они пойдут через лес, иначе бы взяли автомобиль. Вот следы от повозки, благо дождь прошел. Ты готов? Мартин глубоко вздохнул, затем встал на одно колено и склонил голову, как будто присягал в верности. Абнер Аллистер недолго думая взгромоздился ему на спину, одной рукой обхватил за шею, а другой прижал шляпу одновременно с этим удерживая тонкую изящную трость. Если бы посторонний наблюдатель видел эту картину, то решил бы, что сошел с ума, тем более что в следующую секунду невысокий, но чрезвычайно сильный человек с седоком на загривке буквально побежал, и чем дальше он удалялся, тем больше набирал скорость. Да и старт его был настолько неожиданно резвым, что необъятная бесформенная панама слетела с его головы, обнажая лысую бугристую голову, от которой отразился лунный свет, осветивший также его необычайно большие вытянутые и заостренные уши. В глубине леса по узкой проселочной дороге, петляющей среди деревьев, человек вел под уздцы лошадь, тянущую простую телегу. Человек слегка прихрамывал. В телеге виднелся темный вытянутый силуэт. — Мистер Симмонс, остановитесь! Человек развернулся и выставил вперед ружье. — Выследили все-таки, чертовы ищейки, – зло сказал Дерек Симмонс. — Что вам нужно от нас? Мой сын болен, ему нужна помощь! Он увидел уши Мартина и на всякий случай перенаправил дуло на него, резонно полагая, что субъект с необычной внешностью опаснее своего спутника. — Я вынужден вас огорчить — ему уже не помочь. Отдайте его нам и не мучайтесь. Мы все знаем. Аллистер выставил вперед руки и маленькими шажками стал приближаться к телеге. Мартин держался чуть позади. — Ни черта вы не знаете! — крикнул мистер Симмонс. — Он мой сын и я не брошу его! — Ваш сын — монстр, он уже не станет прежним, поверьте мне, будет только хуже. Жажда заставляет его убивать. Когда-нибудь он, не дрогнув, убьет и вас и свою мать. Голод не остановить. Подумайте о невинных жертвах. — Мы научимся жить! Вы ничего не знаете, ничего не знаете про него! Ничего! — О, вы ошибаетесь на счет меня. Про таких, как вы и ваш сын я знаю все, и я готов это доказать. Я расскажу вашу историю. Подобных историй я знаю тысячи, поэтому сопоставить факты для меня не составило труда. — Заткнитесь и уходите! — Ваш сын смертельно заболел. Рак в последней стадии скорее всего. Врачи давали немного времени. Вы должно быть скрыли болезнь от матери, выдумали более мягкий диагноз. Но время шло, сыну становилось хуже. Он умирал на ваших глазах. Однажды на охоте вы стали свидетелем шокирующего зрелища. Старуха голыми руками убила дикое животное, скорее всего кабана или косулю. Сначала вы не поверили своим глазам. Но потом к вам пришла гениальная идея. Вы попросили Зелму спасти вашего сына и обратить его. Уж не знаю, как вы ее убедили, во всяком случае точно не подкупом, деньги ей не к чему. Возможно, угрожали разоблачением, или давили на жалость. Старые вампиры бывают сентиментальны, тем более Зелма проявляла лояльность к людям, предпочитая на старости лет охотиться исключительно на диких зверей. Так или иначе она согласилась, и ваш сын был обращен. Естественно, болезнь отступила. Но появилась другая проблема — голод. Новообращенные плохо контролируют жажду крови, чудо, что он не стал убивать сразу, а лишь ограничился домашними животными, предположу, что и здесь вам помогала Зелма, она пыталась привить ему относительно цивилизованное поведение. Но охотится в лесу он не хотел, голод накрывал слишком резко и часто, крови хотелось здесь и сейчас, поэтому домашние животные пропадали все чаще, что тоже создавало проблему. Поползли слухи, чудовище стали искать. Вы жутко боялись разоблачения. Поэтому все свалили на Зелму. Скорее всего сами подогревали слухи, что она ведьма, а затем, либо рассорившись с ней, либо, чтобы покончить со слухами и поисками, убили ее и подожгли дом. Не удивительно, что тело не нашли, конечно, вы не знали, что вампиры за секунды сгорают и превращаются в пепел. Вам пришлось уехать, чтобы сын не сорвался опять на животных и поиски не возобновились. Не знаю, как вам удавалось справляться с сыном во время путешествий, надеюсь он все также питался домашними или бездомными животными, это менее заметно, если все время перемещаться с места на место. Должно быть в какой-то момент вы подумали, что все под контролем, возможно даже он стал охотиться на диких животных и вы решили вернуться. Матери объявили, что сын абсолютно здоров. Но вы ошиблись. Видите ли древние инстинкты подсказывают вампиру, что именно человеческая кровь является самой привлекательной. На самом деле единицам, таким как Зелма, удается окончательно побороть тягу к человеческой крови и полностью перейти на животный рацион. И Гарри сорвался. Скорее всего первая жертва была случайной, какой-нибудь бродяга попался в лесу или охотник из соседней деревни, которого так и не нашли. Человеческой крови хватает на дольше, охотится нужно реже, плюс этот неповторимый вкус, и Гарри наотрез отказался возвращаться к прежнему образ жизни. Вы ничего не могли сделать, и он стал убивать. И для жертв выбирал обыкновенных продажных девушек. На улице в ночное время не всегда встретишь жертву, разве что пьяницу или бродягу, а девушки определенного рода занятий сами впускают в дом кого угодно в любое время суток. Да и в качестве пищи они явно привлекательней бродяг. Известно (и это как раз правда, в отличие от боязни солнца, например), что вампир не может войти в дом без приглашения. Это и выдало Гарри, потому что последняя жертва Эмили Вудбери явно не относилась к порочным девушкам. А кого она могла впустить в дом поздним вечером в отсутствие матери, и перед кем могла остаться абсолютно голой? Это мог быть только ее жених. Видимо жажда победила в Гарри остатки человеческого, что он не пощадил даже свою возлюбленную. Хотя я никогда не верил, что вампиры способны на любовь, они холодны как мрамор. В тот вечер ему не повезло и его заметили на улице в его черном одеянии. Пока он утолял жажду крови, дом уже окружили и выйти незамеченным было невозможно. История знает немало примеров, когда людям совместными усилиями удавалось расправиться с вампиром, несмотря на его изрядное физическое превосходство. К тому же вы боялись огласки. Заслышав шум на улице и увидев толпу с факелами, вы все поняли, и поспешили за толпой. Как спасти сына не понятно, но на всякий случай вы взяли ружье, на случай если придется буквально отбивать сына от разъяренной толпы. С ружьем вы легко слились с толпой, многие тогда вооружились, у кого была такая возможность. Вы хотели подобраться к окну и предупредить сына, но не успели, свидетели уже были совсем близко и все, что вам оставалось сделать, это выстрелить в окно, какое-то секундное озарение вам подсказало выход. Сын тоже быстро сориентировался и вылетел в довольно большое от картечи отверстие в стекле, обратившись в летучую мышь. Он успел это сделать до того, как свидетели увидели отверстие в окне. Благо из одежды на нем был только черный плащ, охотится он предпочитал именно в таком виде, чтобы не пачкать одежду, что могло его когда-нибудь выдать. Плащ правда пришлось бросить в камин, но полностью он сгореть не успел. Так и получилась иллюзия запертой комнаты, решение которой оказалось намного проще, чем мне пришлось выдумать дабы не создавать в обществе панику и не выдавать существование вампиров. Теперь вы видите, что мне все известно. Вам не спрятать вашего сына, он будет убивать, а я этого не могу допустить. Вам придется смириться, что ваш сын умер. Он умер в тот день, когда вы дали согласие на его обращение. Вы в панике бежите в ночь, но вам некуда идти с вашей проблемой, есть только одно решение, и вы знаете какое. Повисла мертвая тишина. Только пение сверчков и легкий шорох, Аллистер не переставал незаметно приближаться к человеку с ружьем. Дерек Симмонс не мог смириться с тем, что предлагал человек напротив, но и ответа у него не было. Он мучительно соображал, что делать. В этот момент в абсолютной тишине раздался жуткий скрежет. Это сдвинулась крышка гроба, а именно этот продолговатый предмет чернел в телеге. — Папа, почему я связан? Ты же знаешь веревки меня не удержат! Крышка сползла с телеги и с глухим стуком ударилась о землю. Из гроба поднялась тощая фигура. Луна осветила мраморное лицо, которое, казалось, светилось изнутри неестественным чуть голубоватым сиянием. Вампиру хватило секунды, чтобы понять ситуацию. Он взмыл вверх на высоту в три человеческих роста и ловко приземлился между отцом и Абнером Аллистером, за которым маячил Мартин. — Мне очень жаль, что так вышло с Эмили. Но я не в силах его контролировать. Голод сильнее меня. Ее кровь была самой живительной, наверное, я действительно ее любил. Зато теперь я чувствую себя как никогда. Я чувствую себя богом. Он говорил сухо, безэмоционально, разве что слегка надменно, как и подобает истинному вампиру. Лицо — мраморная маска, движения — мягче кошачьих. Голос тихий, убаюкивающий. Он по-прежнему был щупл и мелок. Но это не могло обмануть: то был самый опасный хищник среди живых и мертвых. — Вы можете уйти. Сейчас я не голоден. И мне все равно что вы наплетете в деревне. Знаешь отец, я, наверное, покину родное гнездо, возвращайся к матери. Скажи, что я пошел служить в армию. В общем соври, как ты умеешь. И спасибо тебе за все. Но дальше я сам. Человеческая кровь мне придает все больше сил. Я смогу устроить свою жизнь без тебя. Симмонс, совершенно не ожидавший такого поворота, опустил ружье. Вампир повернулся, чтобы уйти. — Именем королевы, я приказываю тебе остановиться. За все свои злодеяния ты приговариваешься к казне на месте путем сожжения, — громко, как перед аудиторией, произнес Абнер Аллистер и вытащил из трости тонкий блестящий клинок. Вампир в долю секунды оказался лицом к лицу с Аллистером, их разделяли сантиметры. — Пожалуй впервые убью не ради голода, а ради забавы, — сказал Гарри. Ни один мускул не дрогнул на его лице. — Мартин! Остроухий коротышка выпрыгнул из-за спины Аллистера и швырнул в грудь вампира маленький мешочек, похожий на те, что в старину носили для хранения звонких монет. Мешочек упал к ногам Гарри, но звон не последовал, вместо этого на дорогу выкатились маленькие горошины. Вампир, ничего не сказав, опустился на четвереньки и стал методично перебирать горох. Он тихо произносил цифры. Он считал. Дерек Симмонс стоял с открытым ртом, абсолютно сраженный происходящим. — Не многие знают про этот старинный способ обезвредить вампира. Дело в том, что вампир не может не считать. После этих слов Аллистер взмахнул своим клинком, и, казалось бы, легко, без усилия опустил его. Голова Гарри отлетела в сторону. Тело при этом продолжало перебирать горох. Мартин удивительно ловко подхватил голову, не давая ей откатиться в кусты. Голова шевелила губами. «Тридцать два, тридцать три». Он положил ее рядом с телом, чиркнул спичкой, и вампир вспыхнул как факел. Лошадь, почуяв огонь, всхрапнула и понесла. Скрип телеги удалялся в ночной тиши, отец стоял и смотрел, как горит и рассыпается в пепел его сын, точнее тот, кто когда-то им был. Автор: Максим Афанасьев

БЕЗДНА

-Мир, которого нет-
Почему-то принято считать, что апокалипсис — это города в руинах, клокочущие вулканы, ядерные взрывы, зомби и горы трупов. Эдакий фееричный трындец всему. Нет. В этот мир он пришел незаметно, в тишине. Никого не осталось.
Почти никого. Я же здесь. Наверняка, еще кто-то успел спрятаться. Особо сообразительные и шустрые. Такие всегда находятся. А потом их нахожу я.
На хронометре 07:53:47. Первые лучи солнца уже отразились от зеркальных высоток, разжигая над безлюдным городом новый рассвет. Значит, он еще не умер.
Чужая квартира с панорамным видом на сумеречный город, границы которого сливаются с горизонтом.
Моя старая пятирожковая люстра на глянцевом потолке чужой квартиры — нелепое жёлтое пятно. Чужая постель с серебристо-серыми шелковыми простынями. Не люблю серый, он напоминает кожу полуобращённых.
Ничего, это ненадолго.
— Раз, два, три, четыре, пять. Я иду тебя искать! — выдохнул и откинул одеяло. Уже пятница, а, значит, прошло два дня. В нынешних реалиях — бесконечность.
Тихо пропикал будильник.
— Ты становишься бесполезным, – глянул равнодушно на мигающее табло. Да, я оказался быстрее. Я всегда быстрее. Этот мир — моя стихия.
На ощупь нажал овальную кнопку, чтобы заткнулся, случайно (опять, третье утро подряд) зацепил книгу, оставленную кем-то на прикроватной тумбочке, и та с хлопком упала на пол. На раскрывшихся страницах виднелся чуть размытый синий штамп библиотеки. На вкладыше удивительно знакомым почерком указана дата сдачи.
— Просрок, товарищи, — осуждающе цыкнул и вернул «Сказки Пушкина» на место.
Как много люди знают о мире, в котором живут? Люди, утратившие корни со своим родом, оккупировавшие сравнительно небольшую планетку, вращающуюся вокруг довольно-таки средней звезды, на задворках самой обыкновенной галактики. Них…чего!
Брякнул тостер, засветился голубым неоном чайник. Человечество научилось делать свою жизнь комфортнее. Лучше бы научилось не совать нос (и руки) куда не следует!
А куда не следует? Вот он — главный вопрос этого утра. И предыдущего. И того, что было до него.
Табло круглых часов на запястье мигнуло — хронометр изменил дедлайн. Вот же ж… Значит, без кофе. На ходу захрустел обжигающе горячими тостами. Время — не деньги, время — жизнь. Нас обоих. Затянул шнурки на берцах и только тогда заметил, как насвинячил. Мелкие, чуть подгорелые крошки тянулись от кухни до самых дверей. Фантастический свин! Гензель и Гретель, ёпта!
— Утро начина-ается, начинается-я, — радостно затягивало в наушниках чучело-мяучело. — Го-ород улыба-а-ется, улыбается.
Шмыгнул носом.Не улыбается город. А если еще и сегодня клювом прощелкаю, то и не улыбнется больше. Поправил правый, вечно норовящий выскользнуть наушник, запахнул косуху и застегнулся до самого горла. Холодно. В бесконечно высоком небе будто кто-то после стирки опрокинул ушата, и сиреневая пена рассвета разлилась над городом, размывая густую ночную синь.
Красиво. Эта красота была до человечества. И будет после. Как сейчас лучи скользят по темным окнам небоскребов, они будут скользить по зеркальной глади нетронутых озер. И это тоже будет прекрасно. И даже лучше.
То, что люди не коренные земляне, я знал наверняка. Но даже если бы и нет, то… к своему дому не относятся… как паразиты. В этом мире всё взаимосвязано, вплоть по пищевой цепи, никто не существует бесцельно. И только человечество занимается исключительно потреблением. Да. Как паразиты… Но… Я остановился и шумно втянул носом морозный воздух. Я с этим не согласен. И не потому, что это уязвляет мое самолюбие. Отнюдь.
Я просто знаю, для чего мы нужны…
Шаркнули и разъехались стеклянные двери супермаркета. Чисто. Тихо. Пусто. Бездна здесь уже собрала свой урожай. Этот район и этот магазин я прочесал на два раза — никого не осталось. Но я зачем-то вновь заглядываю в «Верный»… Однажды ученые поставили эксперимент: единоразово положили по доброму куску хавчика в закоулке и дали их найти человеку и крысе. Любопытно, что крыса вернулась лишь раз на место нежданной удачи, и, не обнаружив заветной добычи, пустилась на поиски дальше, а человек приходил снова и снова… Вот он, величайший самообман человечества — надежда. Надежда на халяву, на то, что всё само образуется или рассосется. Не-а.
Кстати, зачем я вернулся в «Верный»? Точно. За батарейками. Вчера в Заречном сел фонарик. Вообще, это дурная привычка, опасная — возвращаться затемно, но мне просто не хватает светового дня, а времени остается всё меньше. Перещелкнул табло на хронометре: заход солнца в 16.42, наступление темноты в 17.25.
Хреново. Время истекало катастрофически быстро. Что идет не так? Почему нет этих грёбаных «крошек», которые должны привести меня к нему? Или я чего-то не замечаю…
Да где же они?! Заглянул за прилавок, батарейки под листком заявления на увольнение. Сунул в карман всю упаковку, хотя понадобится вряд ли.
И пачку сигарет. Еще одна дурная привычка. Но мне можно. Щелкнул зажигалкой, затянулся, чувствуя, как никотин вместе с воздухом проникает в легкие. Этот город казался мне смутно знакомым. Даже не он сам, а… лавочка в парке, старый тополь, погнутый дорожный знак пешеходного перехода…
В небо взметнулась стая голубей. Красавцы. Медленно выдохнул и прищурился. Что-то же их вспугнуло…
Я нашел её в деревянном домике на детской площадке. Холодно же, неужели не нашла потеплее места для пряток?
— Кто-кто в теремочке живет? — негромко отстукиваю в такт словам.
Первый человек, найденный мной за три дня. Её бы согреть, успокоить, разговорить, но… хронометр снова чуть слышно щелкнул на запястье. Выпустил из лёгких едкий дым и тихонько попросил ее меня не бояться. Не знаю, поверил бы я себе сам, но она поверила.
Девчушка высунула голову и опасливо посмотрела на меня, выстукивая зубами неровные ритмы.
— Посмотри в мои глаза, — медленно опустился перед ней на корточки, затушил сигарету о снег. — Что ты в них видишь?
Скажи — ничего. Скажи — себя. Скажи — небо. Ты мне очень нужна. Ты моя первая «крошка».
В наступившей тишине мне показалось даже воздух застекленел — шевельнись, и расколется словно тонкая ледяная корка. Маленькие пальчики изучающе коснулись моего лица. Слишком холодные!
Сотни раз я видел обращение. И всё равно не могу привыкнуть. Доли секунды требуется Бездне, чтобы поглотить сознание и саму сущность человека, сделать его частью себя. Так она множится и расползается по миру. Как капля дождя, начиная свой робкий путь по стеклу, вбирает иные капли, сливается с ним. И чем больше её масса, тем выше скорость, тем шире червоточина, через которую она проникла в наш мир.
Кожей чувствую, как Бездна скребется через девчушку в меня. Она уже поняла, кто перед ней. Торопится!
Я не впущу. Я ей еще не по зубам. Кожу жжет от ее прикосновений, будто на рану йодом плеснули. От Бездны не убежать, но мне уже и не надо. Я проигрываю сражение и это мой ва-банк.
По глазам девчушки разливается тьма, на мгновенье открываясь передо мной.
Древняя скала за городом, макушка которой высится на зимним лесом. Пологий подъем ведет к самой вершине. А за каменным проемом отвесный обрыв — Чертовы врата. Компания — шум, смех, запах костра и шпикачек. Румяные от мороза щеки. Горячий сладкий чай из термоса.
Что не так? Я не понимаю.
Детские ладони сжимают мои виски. Слишком сильно. Это не Бездна! Это моя «крошка». Улыбка невольно растягивает мои губы. Те трескаются на морозе. Плевать.
Бездна еще не понимает, что ее поимели. Она лижет мой разум, но ей не проникнуть за барьер, пока он жив.
Я не вижу всего, сила моей «крошки» иссякает. Но из сумрачного марева отчетливо проступает женский силуэт, летящий в пропасть. Лять! Убийство ли, самоубийство, но в среду в 07:53:47 оно пробьет дыру между нашими мирами и впустит к нам Бездну.
Девушка не разобьется о камни, а, соединив собой оба мира, станет первой обращенной. Время выбрано идеально — за полчаса до восхода солнца.
Она вернется в лагерь и пожрет души своих друзей, превратив их в полуобращенных, которым не будет страшен свет. Они станут её десантом, её штурмовым отрядом, её разведчиками, через которых Бездна проникнет сначала в этот провинциальный городок, полностью обратив его жителей в тени. Тени не могут передвигаться днем, но они быстрее и смертоноснее. Подобно термитам, они ночь за ночью зачистят все города и деревни в округе. И когда критическая масса будет достигнута, направятся обратно к Чертовым вратам за Бездной.
И вот тогда нам трындец!
Кожа обращённой стремительно серела, покрываясь сложным узором чернеющих вен и капилляров. Детские ручки то хищно вцеплялись в мои волосы, будто жадно хватали добычу, то беспомощно шарили по мне.
Мои пальцы судорожно сжали берестяную рукоять ножа. Таких надо убивать до окончания процесса, но заставить себя достать нож не могу.
Она ещё дышала, часто, с каким-то болезненным свистом.
Полдень — неурочное время для обращения. Встреться мы в сумерках, и Бездна бы получила своё.
— Свет, — ухнуло пустотой в ответ, кожа моей «крошки» покрылась сеточкой микротрещин и осыпалась, подобно слежалой пудре. Взметнувшаяся чёрная тень хаотично забилась между деревьями в поисках укрытия.
Бесполезно. Это всё ещё мой мир. А тени… Тени исчезают в полдень.
Отвернулся спиной к ветру и снова раскурил сигарету. Затянулся. Душу словно в грязи вымазали. И отнюдь не Бездна. Ладно, потом сопли по рукавам размажу. Если выживу.
Ранние сумерки, и без того темные узкие высокие окна центрального областной библиотеки, делали их похожими на порталы, а я стоял напротив и курил.
— Раз, два, солнце, три, четыре, пять, — опять радостно голосило в наушниках чучело-мяучело. — Приходи играть, приходи играть.
Всё было напрасно, кроха.Больше идти некуда и некогда. Почему-то вспомнилась вечно падающая с прикроватной тумбочки книга. И синий размытый штамп на развороте. Я аж закашлялся.
ИДИОТ!
Старинное здание городской библиотеки, расположенное на перекрестке двух главных улиц города, красиво подсвечивалось зелеными фонариками. Узкие, в резных наличниках окна отбрасывали на первые сугробы медово-желтые тени, призывно светясь в темноте. Ветер слабо качал заиндевелые ветви невысоких яблонь, шебуршался в ровно стриженных кустах. Но я видел тени, скользящие по фасаду от окна к окну. Его ищут, твари. И найдут, только войти не смогут. Силу еще не набрали. Значит, рядом должны быть полуобращенные. Словно в подтверждение моих догадок, из-за поворота вынырнули четверо, почти не оставляя следов на снегу. В отличие от меня. Спрятавшись за тополем, прикинул маршрут. Зима всё усложняла. Лять, лять, лять Прижался лбом к холодной трещиноватой серой коре ствола. Надо на второй этаж. Надо на второй этаж… Хронометр мигнул опасно багровым. Лять! Расстегнул косуху, чтобы не тянула на груди, и вынул из поясных ножен охотничий булатный нож, на серебряной гарде которого я собственноручно вычеканил рунические ставы. В век космических технологий и атомной промышленности шаманим потихоньку. А то.
Это в фильмах свистят, кидают камешки, отпускают остроумные шуточки. Я же молча вогнал нож в основание шеи первого, кто попался на моем пути. Вот такое хреновое у меня чувство юмора. И свистеть я не умею. Тело еще не упало, а я уже поднырнул под вздернутую для удара руку следующего. Некогда мне с ними драться! Еще один неестественно дернулся, на полупрозрачной руке, испещренной черными венами блеснуло обручальное кольцо, будто укор мне. Не прокатит. Знаю, что дальше будет. Ученый.
Перемахивая через три ступеньки, несусь наверх, если верить стеллажам, видневшимся в окнах, то в читальный зал. Я знаю, Бездна уже призвала полуобращенных. Ночь — их время, и от них не убежать. Я вижу как в лунном свете растягиваются за мной по перилам ее тени.
Мне надо всего минуты две-три!
Бутылка с КС* летит вниз, взрываясь пламенем в 1000 градусов. Тени шарахнулись прочь. Это мой шанс! Хронометр истерично замигал и запикал. Да знаю я, знаю!
Одну дверь вышиб пинком — пусто. Вторую — вообще темно!
— Михал! — впервые за несколько сотен лет ужас змеиным ядом впрыснулся в мой разум. — Мишка!
Не успеваю! Не успеваю!
От сильного толчка внутри что-то скрипнуло и сгрохотало. Забаррикадировано! В узкую образовавшуюся щель в темный коридор хлынул желтый свет, на мгновенье ослепив меня. И от этого внутри радостно и тревожно ёкнуло. Нашел!
— Михал?
Но в ответ тишина. Не важно! Я знаю, что он там. Чувствую его! Я знаю — ему плохо! Большая старая деревянная дверь, как неприступные врата средневековой крепости, разделяет нас. Но это бесполезно. Уже бесполезно. Рукой, плечом, всем телом я продираюсь внутрь.
Перевернутые столы и стулья, поваленный стеллаж, разбросанные книги, как полоса препятствий. Не для меня. Там, в углу, свернувшись калачиком, рвано дышит он. Три дня! Он продержался целых три дня! Не откликнулся на призыв Бездны!
Я успел! Успел только потому что он верил в меня!
— Посмотри на меня, — кутаю его в свою теплую косуху и обнимаю. Крепко. Так, чтобы он услышал, как бешено бьется мое сердце, как течет по моим венам кровь. Я знаю, что увижу и готов к этому. Я виноват. Похлопываю его по спине, как ребенка.
Ледяные пальцы сжали мое запястье до боли. Останутся синяки, но это ерунда.
— Долго, — тихо, словно выдох, ответил Мишка и поднял на меня глаза. Черные. Бездонные. Но всё еще не пустые.
Когда-то мне казалось, что к этим глазам невозможно привыкнуть. А теперь…
Друг. Брат. Отражение. Я.
Слышу, как разгоняется по венам его кровь. Чувствую, как согреваются его руки, значит, отступает тьма.
Протяжно скрипнули и предательски громко хлопнули дореволюционные двери вестибюля. Это они. Многочисленный топот стремительно приближался.
— Мишка, Миш, — тормошу его и заставляю поднять тяжелую голову, чтобы задать единственный вопрос: — Что ты видишь в моих глазах?
— Себя…
______
Тихо пикнул будильник. Я помню, что должен его отключить, перевернуться на другой бок и уснуть еще на пару часов. Но я не сплю. Наблюдаю, как первые лучи солнца скользят по полистироловому потолку к старой желтой пятирожковой люстре.
— Чего лежим, кого ждем? — хрустя тостом, заглянул в комнату Михал. Помятое после сна лицо растянулось в улыбке. В темных глазах с отметинами тьмы, заплясали озорные искры.
Вопрос с подвохом. Гаденыш!
Сколько уже лет мы в одной упряжке? Я знаю, Мишка записывает, а я считаю сотнями, так проще. Само существование нашего мира — это симбиоз света и тьмы. Но только не касаясь друг друга, они способны созидать. Однако стоит образоваться червоточине, как всё меняется. Тьма превращается в вечноголодную Бездну, на молекулярном уровне обращающую материю в темную, Свет — во всепожирающий огонь, оставляющий после себя полыхающие галактики. Перспектива так себе, с какой стороны не посмотри.
Так вышло, что я могу в своих снах видеть, где и когда откроется такая червоточина. Это моя ключевая особенность. Проблема в том, что изменить цепь последовательных событий я не в силах, лишь испытывать беспомощное чувство дежа вю и бессильно наблюдать, как мир катится к еб… в тар-тарары. А Мишка другой. Он с Темной стороны. Всё, что я увидел — он меняет легко.
Такие как мы есть по обе стороны во всех уголках вселенной, и наши тандемы практически непобедимы.
Мы с Михалом держим границу по эту (светлую) сторону бытия. Ни хорошо, ни плохо. Это наш пост. Если Бездна проникла сюда, значит, там что-то пошло не так. Это еще предстоит выяснить. Но не сейчас. Гораздо важнее остановить ту дуреху, сиганула в обрыв, от катастрофического "роуп-джампинга".
Хмыкнув, Михал демонстративно запихнул в рот остатки неслабого такого ломтя колбасы и полез в шкаф за шкатулкой с оберегами. Ему это надо. Он — не я. Ему тяжело здесь. Однажды я был на той стороне, так что мне можно не объяснять.
— Так. Я не понял, — грязная футболка прилетела мне в лицо. Издевается, поганец, мстит за мой косяк. — Харе валяться! — красноречиво вогнал большой охотничий нож в ножны и бросил на постель мою плечевую кобуру.
Всё это не способно одолеть Бездну, но крайне эффективно против её «десанта», ведь прежде чем разинуть голодную пасть, ей надо набрать здесь массу.
Михал прохаживался по комнате, предельно небрежно запихивал вещи в рюкзак и максимально недовольно ворчал, что из-за меня мы никуда не успеем.
Мы успеем. Уверен. Мы всегда успеваем. И я просто лежал и ждал, с безразличным видом выставляя на хронометре дедлайн.
Я знаю, Михал уже купил билеты на самолет. Ему осталось только взять меня за руку и запустить обратный отсчёт.
-Демоны-
— Демоны бывают разные. Черные, белые, красные, — я растер о снег носком берца тлеющий бычок, выпустил из легких сигаретный едкий дым. Курил с подветренной стороны, чтобы не учуяли. — Но всем одинаково хочется во что-нибудь заморочиться.
Приближался час Х, и вместе с ним росло внутреннее напряжение. У обоих. Весь наш слух, всё наше внимание, весь наш мир сузился до этого палаточного лагеря, беспечного разбитого под ветвями пушистых, заиндевелых от мороза кедров и сосен.
Почему-то принято считать, что демоны — это кошмарные, хрипяще-рычащие тварюги с рогами, острыми, как у акулы в три ряда, зубищами, с которых капает вязкая слюна. Эдакие прокачанные черти из преисподней. Но нет.
Единственное с чем в своих фантазиях угадали люди — демон пожирает души. Хотя и здесь не совсем так. Плевать он хотел на наши души, он пожирают саму человеческую сущность. И имя этому демону — Бездна.
Наш мир многослоен, многополярен и многозадачен. С ходу и не разберешь, что хорошо, что худо.
— Живьем брать демонов, — шепнул облокотившемуся на моё плечо Михалу, глянувшему на меня так, что и без слов стало ясно — лучше заткнуться. Но я лишь усмехнулся и вскинул бровь: «типа чо?»
У нас превентивная охота. Забавный термин, но как еще по-другому описать то, чем мы занимаемся?
Сдвинув меня в сторону, Михал выглянул из-за скалы, служившей нашим убежищем и одновременно наблюдательным пунктом с полудня прошлого дня. Пришли раньше, другой тропой, чтобы не спалиться. Ели по очереди. Спали по очереди. Почти отпуск. Только пахнет не морем, а апокалипсисом. Но, главное, непонятно откуда. Вроде всё нормально. Песни у костра, разговоры до полуночи… алкоголь… секс… много секса. Кролики, лять.
— Какого хрена они не спят? — нахмурился Михал.
С трудом верилось, что ради впечатляющего своей красотой рассвета бодрствуют. Есть места и полюбопытнее. Значит, чего-то ждут.
— Какого хрена они приперлись сюда зимой с ночевкой? — соглашаясь, уточнил я.
— Какого хрена они вообще сюда приперлись? — закончил серию вопросов Михал.
По большим чуть раскосым глазам разлилась тьма. В утреннем сумраке этого не различить, но я чувствовал в нем изменения всем своим нутром. Будто ледяным ершом кишки скручивало. Рвано выдохнул. Михал покосился на меня, но промолчал. Это я переживу. Он в курсе. Не впервой. Ему и самому по эту сторону не курорт. Он привык. Я тоже. Наверное, окажись с нами рядом сейчас какая-нибудь ясновидящая из местных, то приняла бы курящегося черным дымом Мишку за демона, такого… из популярного ныне сериала «Сверхъестественное». Но он просто другой. Он с темной стороны. Но Тьма не равно Зло.
Зло сейчас там, у подножия древней скалы, черная макушка которой высится над белыми шапками елей-стражей, а пологий подъем ведет к самой вершине, где за каменным проемом зияет отвесный обрыв. Чертовы врата. Сейчас Зло пахнет костром и шпикачками, звучит смехом. Зло греет руки о жестяную кружку с горячим сладким чаем из термоса. Зло ждет рассвет и еще не знает, что оно Зло.
Считается, что человек не способен ничего изменить в своей судьбе, потому что он несвободен, потому что он материален, потому что он лишь часть материи огромного мира, в котором всё взаимосвязано. Физически, энергетически. Вся его жизнь — это череда последствий чьих-либо и его собственных действий. Он обладает энергией, но она ничтожна и не способна влиять на вселенную… Но это если он один. А если нет? А если энергии бесчисленного множества живых существ синхронизируются или одномоментно начинают взаимодействовать друг с другом? Вот тогда возникает Возмущение, катастрофическое, способное создать Энергетические Вихри: гравитационные, электромагнитные, ментальные. Но они не накроют планеты, не разрушат миры. Нет. Они истончат Грань до Червоточины и укажут на то самое слабое звено, через которое пробьется Она.
И если слабое звено у нас, значит, в этот раз враг — Бездна.
— Это точно она? — Мишка сомневался не во мне, он не хотел ошибиться сам. Второго шанса у нас уже не будет.
— Точно.
Это лицо с большими ясными глазами, еще живыми, но уже пустыми, я не забуду долго. И эти распахнутые подобно крыльям птицы руки, что сейчас тянутся к шампуру с сосиской — тоже. И то, как летит в пропасть за полчаса до восхода. Идеальное время для прорыва.
Такое уже случалось. И по эту сторону, и по ту, не раз. Так однажды погиб мой брат и сестра Михала. Миллионы звезд превращались в сверхновые одномоментно, взрывая скопления галактик чудовищными салютами. В тот раз Огонь остановили. Но какой ценой. Погибшим мирам не было числа.
Такое едва не повторилось меньше сотни лет назад уже здесь. Высшие нашли виновных в Прорыве быстро, но карать было уже некого. Люди до них добрались раньше.
— Ты видел, почему она прыгнула? — Михал присел на корточки. Снег предательски громко скрипнул под берцами, но там, у костра было слишком шумно и весело, чтобы услышать.
Нет, причин я не знал. Не успел увидеть. Моя «крошка» - обращенная, способная долго сохранять рассудок и транслировать планы Бездны, была совсем малышкой. Малышкой, обманувшей Бездну и давшей этому миру шанс. Мне, едва не просравшему Откровение, дала шанс. Михал понял мое молчание правильно. Он видел отметины «крошек» на моей душе. Что ж всему есть своя цена. Когда справимся, я обязательно ее найду. Я обязан узнать, кто она и как ей живется. Почему она пряталась в игрушечном домике в такой холод? Если нужно, помочь. Возможно, однажды она сменит меня…
Дернув резко плечом, будто сгоняя кого, Михал проследил взглядом за взмывающим в небо всё ярче очерчивающимся черным силуэтом ворона.
Я усмехнулся. Беспилотник, ёпта. Я люблю по старинке действовать, а Михал настаивает на оптимизации процесса.
— Сатанисты малахольные! — зло прошипел друг, с высоты птичьего полета наблюдая, как парень, что разводил с вечера костер, рисовал красным (наверняка, кровью) замысловатые, но совершенно бесполезные символы. Их треклятые душонки измельчали до того, что Бездна нащупала их без червоточины. Но даже так им нужен был проводник.
Я зло сплюнул: болезненное самомнение, желание признания, жажда власти и неразделенная любовь — вот обязательные составляющие любой беды, как говорится, смешивайте по вкусу, и вынул из поясных ножен охотничий булатный нож с руническими ставами на серебряной гарде.
Снег темнел. Багровел. Чернел. Над лесом вселенная разводила своими слезами ночную синь. И мне казалось, что слышу, как с шипением гаснут звезды.
Ну, нет. Нестрашно умереть. Страшно увидеть, как гибнет твой мир по твоей вине.
— Лежать! — два выстрела в воздух оглушительными хлопками прокатились над спящим лесом. — Мордой в снег, твари!
Перескакивая через гребаных чернокнижников, я взлетел на вершину, успевая поймать «проводника» за капюшон, дернуть на себя и вместе с ней рухнуть в сугроб. Шапка слетела. Снег попал за шиворот. Плевать. Повезло! Повезло, ёпта, что капюшон пришит. Идиот!!!
Девушка даже не сопротивлялась. Будто сломанная кукла с распахнутыми стеклянными глазами лежала в моих руках. Красивая. Красивее, чем в видении.
— Не надо, — тающим в ладонях снегом старательно растер ее бледные щеки. — Слышишь? Посмотри на меня.
Рядом, полыхая огненно-черным пламенем, рычал Михал.
— Что, суки, ссым в трусы? Демона звали? Ну, так вот он я! Нравится?!
Ему что-то блеяли в ответ, скулили, молили о пощаде, кланялись, каялись, клялись в верности, катались в ужасе по земле. Мне было на них плевать. Михал сам решит их судьбу. Он это может, я — нет. Меня волновали лишь Врата и «проводник». И время.
Я видел, как бьется в конвульсиях Бездна, сотрясая в эпилептическом приступе «проводника». Крепче прижал девушку к себе. Не выпущу! Сквозь ледяную кожу, сквозь свистяще-стонущее дыхание, Бездна рвалась наружу. Она знала, кто обманул её.
— Не достанешь, — с мстительным удовлетворением шепнул ей на ухо. Бездна выла, плевалась пеной. Но и она, и я знали — момент упущен.
— Посмотри мне в глаза, — попросил я, легко похлопывая девушку по щекам. — Пожалуйста. Что ты в них видишь?
Там, за стеклом, в бездонной пустоте некогда ясного взгляда замерцали искры. Бледно. Едва различимо. С каждым мгновением разгораясь всё сильнее и ярче.
— Себя, — выдох с испуганным всхлипом — лучший мне ответ.
Я прижал девушку к себе, успокаивающе поглаживая по спине, как ребенка.
— Всё хорошо. Всё хорошо…
Обернувшись, через плечо посмотрел на Михала и осуждающе цыкнул. Тот явно вошел в роль. Но останавливать, и тем более как-то комментировать не стал. Зачем портить такой яркий образ? Хотели демона? Получите-распишитесь, засранцы.
Снег вокруг Чертовых врат светлел и уже искрился в первых лучах восходящего солнца. Я вздохнул полной грудью и широко улыбнулся рассвету. Впервые за много дней.
Успели. Мы успели. Мы всегда успеваем.
Автор: Gall

Ушла из жизни Анастасия Заворотнюк

С 2019 года актриса боролась с раком головного мозга. О её смерти сообщили родственники в социальных сетях. Наибольшую популярность актрисе принесла роль Виктории в сериале «Моя прекрасная няня». Ей было 53 года.

ПРИЗРАК НА БОЛОТЕ (2)

Мари стремительно ворвалась в комнату и замерла у стены. Девушка, широко раскрыв глаза, с ужасом смотрела на гостя Жана.
- Здравствуйте, Марин! – бесстрастно произнес Мессир.
- Мессир! – пролепетала Мари, склонившись в реверансе перед своим наставником, бросив на Жана, наполненный тоской и болью, взгляд.
- Вы взволнованы, Марин! Что вас обеспокоило? Ах, да! Понимаю! Вы переживаете за судьбу своего друга! Если это так, то, уверяю вас, ваше волнение напрасно! Думаю, я не причиню ему вреда.
- Я благодарна вам, Мессир! – прошептала девушка.
- Полно! Вам ли благодарить меня? Напротив, это я многим обязан вам.
В комнате повисло молчание. Мари снова украдкой взглянула на Жана, и потупила испуганные глаза.
- Ах, Марин! – медленно заговорил Мессир: - Вы огорчили меня, и сами виновны в этом! Разве я давал вам повод усомниться в моей добропорядочности и доверии к вам?
Мессир поднялся, подошел к девушке, заглянул в глубину ее глаз.
- Я вижу в вас страх! Но почему? – он снова вернулся в кресло.
- В последнее время, я стал находить в вашем поведении немало странностей, и конечно, не мог не попытаться их понять. Я велел Карлу проследить за вами, и вот, он привел меня сюда! Честный, неподкупный Карл! Мне было нелегко решиться на этот шаг, но он оправдан: слишком много наших дел завязано на вас, но мое доверие к вам – пошатнулось. Ответьте, что, привело вас и меня, к столь тяжким последствиям?
Мари не отвечала. Она стояла, плотно прижавшись к стене, поникла, словно в ожидании приговора.
- Хорошо, можете не отвечать! Думаю, что после приятной беседы с молодым человеком, я начинаю догадываться о причинах, происходящих в вас перемен. Неужели я прав, Марин? Скажите, хоть один раз, что я не прав!
- Вы всегда правы, Мессир! – тихо ответила Мари: - Я предала вас…
Жан увидел, как вздрогнуло тело Мессира, остекленели, его, и без того холодные, глаза. Гость отрешенно смотрел в никуда, пустым, безжизненно помертвевшим взором. Снова поднялся, подошел к девушке, взял ее за подбородок, приподнял лицо. Жан рванулся к ним. Но Мессир, слегка откинулся назад, и Жан, застыл в нелепой позе незавершенного броска.
- Пусть постоит так! Возможно, для него будет лучше, не слышать нашей с вами беседы. Скажите, Марин! Вы сами додумались совместить это, или вам кто подсказал? – Мессир кивнул в сторону фляги и Жана.
- Все вышло случайно! Я не могу сказать, как ко мне пришла эта мысль!
- Случай! – медленно протянул Мессир, не отпуская взгляда Мари: - Именно то, что мы так часто недооцениваем! Его величество - случай! Бывает, именно он, подводит к величайшим событиям или трагедиям! Или - к открытиям! Соединить действие элексира - с кровью любящего человека! Вы превзошли меня, Марин! Я всегда верил в вас…
- Мессир, умоляю!
- В вас теперь, стало слишком много качеств, присущих простым смертным! Вы становитесь человеком, Марин. Зачем это вам? Я дал вам все: свободу, власть, золото, могущество. И главное: свое доверие и покровительство.
- Мессир! Там на болоте, во мне впервые, после своей смерти, ожило сочувствие, и мне захотелось полюбить…
- И вы отдали первому встречному мой дар! Бросили под ноги, в грязь, то, что не имеет цены! – подхватил Мессир, отходя к окну: - Я увидел во время прогулки ваше смятение, но не придал этому значения! Ваши последующие отлучки воспринял как проявление женского каприза, и снова не обратил на это должного внимания. Ах, болото! Там, я мог прекратить эту, тогда еще не начавшуюся историю: стоило дать команду псам и все, ваш друг был бы давно мертв. Но он не был нужен мне, и я оставил все на волю рока и судьбы. И в роли судьбы, для этого молодого человека, выступили вы! Вы ни в чем не виновны, Мари! Это моя ошибка! Но как теперь ее исправить?
- Мессир! – в страхе вскричала Мари: - Умоляю! Возьмите мою жизнь, но оставьте его!
- Я уже слышал это, не более часа назад! Только речь шла о вашей жизни! – усмехнулся Мессир. Марин все поняла, безнадежно опустила руки: - Да, милая! Именно, о вашей жизни! А теперь, мне нужно принять решение в отношении вас обоих. Но я не причиню ему зла, хотя он отнимает у меня самое лучшее, что есть у меня! Вас, Марин! Как я могу, убив его, причинить вам боль и страдание, когда вы снова начали их понимать? - Мессир умолк, прикусил нижнюю губу, прикрыл заполненные смятением глаза. После долгого молчания, резко обернулся к измученной девушке: - Ответьте мне, неужели чувства успели так глубоко проникнуть в ваше сердце, и оно ожило? Подумайте, Марин! Вы потеряете многое…
- Зато я приобрету жизнь, которую когда-то потеряла...
- Вы правы! И снова вмешательство рока и судьбы! Вы умерли в юном возрасте, не успев насладиться жизнью и она, каким – то образом, напомнила вам о потерянном! Вы не виновны, Мари! Это вновь, моя ошибка! Я самонадеянно решил, что чувства живут в сердце человека и обманулся. Возможно, весь человек – и есть любовь! Но что это вам даст? Рано или поздно, вас постигнет участь всех смертных…Вы, покупаете у меня жизнь, ценою смерти.
- Я готова к этому!
- Когда я возродил вас, то думал о том, что возможно при помощи элексира и любви, удастся вернуть вас в мир людей. Мне оставалось сделать всего один шаг, к обладанию вами! Но я не решился на этот поступок, ради вас, ради вашего прошлого, настоящего и будущего, от которого вы готовы отказаться! Марин, а ведь, на его месте мог бы быть я! – Мессир кивнул в сторону застывшего Жана.
- Как, Мессир! – голос Мари дрогнул: - Неужели вы способны на любовь?
- Это так, Мари, и теперь, я это доказываю вам на деле! Я обманывал и вас и себя! Но вы прекратили мои бесплодные терзания. Вы оказались решительнее меня и добились успеха! – бесстрастно кивнув головой, Мессир направился к двери.
- Куда вы, Мессир?
- Я ухожу! У вас еще есть время подумать. Пока еще, осталась крохотная возможность, вернуть вас в прежнее состояние. Решайте! Но в любом случае вы должны помнить, что у вас есть верный друг, который вас не предаст!
Побледневшая от волнения Мари, метнулась к столику, взяла серебряную флягу и протянула ее Мессиру.
- Марин, Марин! – укорил ее Мессир: - Я не беру свои дары обратно! Каждое утро она будет наполняться вновь и вновь, это поможет вам пережить трудности. Хотя, это все равно, ничего не решит для него! – он снова кивнул на Жана: - И для вас! Но вы, даже в новом образе, состаритесь медленнее чем все: внешне оставаясь юной, вы будете долго наблюдать как ваш избранник превращается в дряхлого старика…
- Мессир! – на глазах Мари выступили слезы. Мессир подошел к ней, вынул платок и бережно вытер ее лицо. Свернул легкую ткань, приложил ее к своим губам, и спрятал на груди.
- Хорошо! – голос его смягчился: - Я подумаю и о нем! Прощайте!
- Мессир! – снова окликнула его Мари. Он обернулся: девушка умоляющим взглядом указывала на зависшего в воздухе Жана.
- Ах, да! Я совсем забыл что он здесь…И еще, о земном! Днями зайдите к нашему нотариусу, он оформит на вас всю собственность, которой вы владели от моего имени. Не благодарите...Вы это заслужили.
- Мессир...
- Прощайте, мое дитя. Я на вас не сержусь.
- Благодарю! - Мари прикусила губу, с трудом сдерживала слезы.
- Напрасно! Вы выиграли свое право на жизнь! Но и я не проиграл...
- В чем же, Мессир? - судорожно вздохнула девушка.
- Хотя бы в том, что остался жив. Да, да! Хорошо, что мое сердце мертво. Иначе, оно, сейчас бы - разорвалось!
Его прощальный взгляд был был наполнен привычной пустотой и бездушием. Но Мари, увидела другое...
Как только за ним закрылась дверь, оживший Жан шлепнулся на пол и устремился к Мари.
- Где Мессир? Что он с тобой сделал?
- Он ушел! – просто ответила Мари, пряча заплаканное лицо на груди любимого: - Он совершил поступок достойный только его одного! Он – отпустил нас!
Вспомнив прощальный взгляд Мессира, Мари не смогла сдержать хлынувшего потока слез. Жан гладил ее, растерянно прислушивался к угасающим звукам шагов на лестнице...
***
Жарким летом 1914 года, в одном из отдаленных провинциальных приходов, по тенистой аллее старого кладбища шли два человека. Один из них, грузный пожилой, почтительно склонялся к одетому в сутану священника собеседнику, что-то ему объяснял, время от времени обводил рукой кладбищенскую землю. Это был почтенный гражданин города Андре Блан, много лет, добровольно исполнявший обязанности смотрителя кладбища, упокоившего его усопших сограждан. Спутник Андре, кюре церкви Святого Петра, отец Пьер Леру, высказал пожелание осмотреть старое кладбище с целью будущего ремонта его ограды. Отец Пьер, высокий, худощавый, неспешно перебирал кипарисовые четки, выслушивал замечания смотрителя.
- Последнее время, здесь практически не проводятся захоронения, в связи с отсутствием свободной земли, и поэтому, остро стоит вопрос о расширении кладбища. Я неоднократно ставил эту проблему перед местными властями, но – увы…Пока все остается не решенным! - говорил смотритель, с надеждой вглядываясь в священника.
Отец Пьер остановился. В последнее время он давно не выезжал за пределы города, и эта прогулка по заросшей старыми каштанами аллее доставляла ему истинное наслаждение. Легкий шелест листьев, голоса редких пичуг, и самое важное, покойная тишина и умиротворение, присущие только местам последнего приюта человека, наполняли воздух особенной, торжественно печальной атмосферой.
- Так вот! – продолжил смотритель и осекся. Навстречу им от боковой тропинки среди зарослей жимолости вышел человек. Он неспешно шагал по мягкой земле: среднего роста, широкий в плечах, одетый в хорошо подогнанный, дорогой костюм темного цвета. Темная шляпа, галстук. Левой рукой опирался на изящную трость с серебряной рукоятью. Но внимание Андре Блана привлекла не дорогая трость, а предмет, который был в свободной руке посетителя кладбища.
Человек приблизился. Смотритель отступил в сторону, почтительно прикоснулся к краю своей шляпы. Священник с интересом вглядывался в господина, привычно готовясь к встрече, полагая, что незнакомец подойдет к нему за благословением. Но человек спокойно прошел между уступившими ему дорогу людьми, лишь слегка поклонившись в знак приветствия.
- Сударь! – окликнул его смотритель: - Вы что-то ищете?
- Нет! – остановившись, кратко ответил незнакомец.
- Может быть вам помочь? – настаивал добряк.
- Нет! – повторил господин: - Я оставил здесь то, что принадлежит Господу, и взял, что принадлежит мне.
Незнакомец поклонился и пошел дальше.
- Вы видели, святой отец! – прошептал смотритель, глядя в спину незнакомца: - Он прошел чрез нас как сквозь стену, словно нас нет! А глаза? Какой взгляд! Бр-р! – грузный толстяк поежился от озноба: - В них кроме ледяной пустоты ничего нет! У меня впечатление, что я заглянул в холодную бездну…
Священник внимательно смотрел вслед удаляющемуся господину. В его взоре застыло невысказанное осуждение.
- Смотрите! – продолжал смотритель: - Он несет флягу! Для чего ему на кладбище фляга? Он не похож на тех кто устраивает на кладбищах поминальные тризны. Очень странный господин. Я пятнадцать лет приглядываю за этим кладбищем, но никогда не встречал его здесь. Ужасно неприятный тип!
Священник не отвечал. Смотритель помолчал и снова заговорил.
- Впрочем, всякое может быть! Это место очень старое, многие из усопших уже потеряли свои имена. Над безымянными могилами стоят только безмолвные надгробия. Кстати, отец Пьер, не желаете осмотреть местную достопримечательность? Здесь недалеко!
Священник благосклонно кивнул. Оживившийся смотритель увлек его на ту самую аллею, из которой вышел, так не понравившийся ему, незнакомец. Они прошли в глубину кладбища и скоро остановились перед большим сооружением, сложенным из замшелого, серого камня. Темные стены хмурились в зарослях, по выщербленным временем и непогодой камням вился дикий плющ. Из темноты разверстого зева входа тянуло холодом.
- Это одно из самых первых захоронений: фамильный склеп баронов Ле Пен. Когда то, давным-давно, эти земли принадлежали их старинному роду. О-о! – многозначительно протянул смотритель: - Это был очень известный род. Его ветви тянулись к небу Франции почти четыре века. Но он пресекся, и его кончина окутана тайнами и легендами. Прошу вас, святой отец, проходите за мной.
Тропинка затенялась цветущей сиренью. Смотритель раздвинул ветви, привычно шагнул через отверстие в усыпальницу. Внутри склепа было сухо, взор ласкал приятный полумрак. Свет проникал в него через узкие отверстия, похожие на крепостные бойницы, расположенные по окружности сводчатого потолка. Вдоль стены тянулась череда каменных саркофагов, прикрытых гранитными плитами.
- Вот они! – торжественно произнес смотритель, обводя рукой ряд гробниц: - Вероятно, под этими плитами захоронен весь род Ле Пенов. Сколько тайн и страстей, хранят эти безмолвные надгробия…
Священник, вполголоса читал молитву, склонил голову.
- А вот и последний, из славного рода…вернее, последняя! – поправился смотритель.Он подошел ко второму от края надгробию, положил руку на шершавую плиту: - Сохранилось предание о том, что здесь обрела покой юная дочь барона. Никто уже не помнит, что произошло в действительности, но говорят, девочка погибла едва достигнув возраста совершеннолетия. Люди помнят ее как необыкновенно красивую девушку. Сердце ее разбитого горем отца не перенесло утраты, и он упокоился рядом со своим детищем, вот под этим камнем. И род Ле Пен – угас! Как жаль...как жаль...
Смотритель помолчал, отдавая незримую дань ушедшим аристократам, ставших историей Франции.
- Но, скажу вам, святой отец, после ее смерти пошли странные слухи! - голос смотрителя понизился, перешел в таинственный шепот: - Поговаривали, что ее тела нет в этом саркофаге! Якобы, оно таинственно исчезло! Люди неоднократно пытались поднять могильную плиту, чтобы убедиться в справедливости пересудов, но старый барон был еще жив: он поклялся убить любого, кто осмелится решиться на подобный поступок. Со временем разговоры угасли, умер последний барон, и все забылось… Что вы так внимательно разглядываете, святой отец?
- Посмотрите сюда, добрейший Андре! – священник указал на гробницу, в которой как предполагалось, покоилось тело юной баронессы: - Мне показалось, что здесь кто-то был! И более того, сдается, что плита недавно была сдвинута с места. Видите, здесь нет пыли и просыпан мелкий песок. Так случается когда передвигаемый камень перетирает раствор, скрепляющий надгробье с самой гробницей.
- Похоже, вы правы, отец Пьер! – ошеломленно пробормотал смотритель, близоруко вглядываясь в захоронение: - Но как это может быть?
- Так вы говорите, что впервые увидели, встретившегося нам человека? – спросил священник.
- Да, я подтверждаю свои слова! Но это невозможно: плита настолько тяжела, что сдвинуть ее способны только несколько сильных мужчин, а он был один!
- И тем не менее, дорогой Андре…
- Вы правы! Нужно что-то предпринять! Я сегодня же сообщу об этом властям и думаю, завтра мы во всем разберемся! Вы не желаете присутствовать при этом, святой отец?
- Конечно, дорогой Андре! Меня заинтересовало это событие. Тем более, после рассказанной вами легенды из истории баронов Ле Пен…
Во время их беседы, солнце, вероятно, перевалило за полдень, и с западной стороны в одно из окон пробился узкий луч света. Светлая полоса упала на гробницу баронессы, высвечивая на грубом камне надпись. Смотритель отер пыль ладонью, и они прочитали короткий текст, высеченный латинским шрифтом: «Марин Ле Пен. 1582 – 1599г»
…На другой день, перед обычно тихим кладбищем царило оживление. На двух автомобилях приехали представители городской власти и сам начальник полиции с двумя детективами. Вместе с ними прибыл пожилой доктор, со своим неизменным саквояжем. Рядом, стоял отец Пьер, в сопровождении местного викария. Еще с вечера, по городку поползли удивительные слухи, которые как водится, обрастали нелепыми подробностями. Среди чиновников вертелся юркий репортер местной газеты: он выхватил из толпы смотрителя кладбища, и почтенный толстяк, вытирая платком обильный пот, в полной растерянности рассказывал ему о том, как они с кюре решили пройти в фамильную усыпальницу баронов Ле Пен и предположили, что кто-то, осмелился потревожить покой юной баронессы Марин.
В сам склеп допустили только тех, кто имел на это право, исходя из своего служебного положения, и пятерых рабочих.
- Ну что, господа, приступим! – громко сказал начальник полиции, после того как детективы, осмотревшие место происшествия, подтвердили факт предполагаемого вскрытия гробницы.
Дюжие рабочие поддели ломом край надгробия, вставили под него деревянные клинья. Затем, ухватив плиту за края, медленно повернули ее в сторону: в звенящей тишине раздавался зловещий скрежет камня, перемалывающий осыпающийся песок. Покрасневшие от натуги мужчины положили плиту набок. Один из них не удержался, первым заглянул в каменный гроб и громко вскрикнул, отскочил в сторону. Добряк смотритель в страхе отпрянул назад: зато начальник полиции и детективы храбро шагнули к гробнице.
- Что это? – возбужденно вскричал шеф: - Доктора! Немедленно позовите доктора! Может быть они еще живы!
Осмелевшие люди окружили гробницу: древний склеп заполнил дружный вздох, раздался крик ужаса. Все, словно зачарованные, глядели на открывшуюся им страшную картину. В широком гробу, на покрывале из серебристого меха, лежал пожилой мужчина. Он покоился на спине, сложив руки на груди. Красивое, бледное лицо, было слегка повернуто вправо, в сторону еще одного человека, и этим человеком – была девушка. Юная красавица, в платье из тонкого, лилового бархата, лежала на левом боку, тесно прижимаясь к своему соседу: всем показалось, что она просто прилегла отдохнуть. Ее, обрамленное пышными волосами, лицо, было уткнуто в плечо мужчины, уже почти старика. Не потерявшие свежего цвета губы девушки приоткрыты, обнажая ровные зубки. Казалось, вот, вот, она приподнимет свои роскошные ресницы и влажные губы сделают томный вдох. Тонкая рука, затянутая почти по локоть в замшевую перчатку, покоилась на груди спутника по смертному ложу. На среднем пальце блеснул массивный перстень с монограммой.
Доктор протиснулся сквозь пораженных ужасом людей, и принялся за осмотр тел.
- Могу свидетельствовать, что оба тела мертвы! – невозмутимо констатировал он, тщательно прощупав руку девушки: - Время их смерти, и возможного размещения в склеп, не более двадцати – тридцати часов тому назад! Но могу отметить одно: вопреки моим выводам – тела сохранились на удивление хорошо. Не исключаю применения бальзамирующих средств. Признаков насильственной смерти и возможного отравления – по внешнему осмотру не выявляю. Могу предположить, что эти люди умерли естественной смертью. Более точные выводы последуют после вскрытия тел. Я закончил, господа!
Окружившие гробницу люди с грустью смотрели на чудесную пару, навсегда уснувшую в объятиях друг друга.
- Какая прелестная пара, и какая чудесная смерть! – пробормотал осмелевший смотритель, с восхищением рассматривая покойных: - Смотрите, святой отец! Пожилой человек лежит на драгоценном меху, а под девушкой, отчего-то, постлан рваный и грязный плащ. Еще, на них старомодная одежда: мужчины, носили подобные фраки во времена реставрации, более полувека назад…Но кто они?
- Это интересует и меня! – мрачно произнес шеф полиции: - Вы можете дать пояснения случившемуся?
- Что вы! – в страхе замахал руками добряк смотритель: - Кладбище находится под неусыпной охраной: два сторожа, три пса…Нет! Решительно невозможно, провести такой объем работы минуя охрану…
- М-да! – процедил шеф: - Загадочное происшествие. Тем более, что за последнее время к нам не поступало никакой информации о пропаже людей.
Пережившие первый приступ страха, люди молча стояли у гробницы, нежно и печально, вглядывались в тех, кто лежал в ней. Отец Пьер в задумчивости перебирал четки. На улице была ясная погода, и кюре обратил внимание, что также как и вчера, чрез окно, в склеп проник луч света. Скользя по пыльному полу, он передвигался к саркофагу и вскоре лег на лицо девушки. Священнику на миг показалось, что её густые ресницы на долю секунды вздрогнули, прикрываясь плотнее от яркого света. И тут, свершилось нечто невероятное: тело девушки начало рассыпаться в мельчайший, светлый прах. Сначала исчезло прекрасное лицо, затем, мягкой волной, стал оседать на старый плащ бархат платья. Но ее спутник по ложу остался без всяких изменений. В звенящей тишине склепа слышался шорох: на грудь старика, из пустевшей перчатки, осыпались невесомые песчинки праха.
Казалось, сам склеп дружно выдохнул, и люди, в неописуемом страхе кинулись вон. Остались только невозмутимый доктор, шеф полиции и побледневший священник с викарием. Да еще добряк смотритель: трясущийся от ужаса толстяк не осмелился оставить у страшной могилы своего давнего товарища – кюре.
Шеф полиции наклонился над телом мужчины и осторожно высвободил из пальца пустой перчатки серебреный перстень. Дохнул на него, протер о рукав сюртука. На гладкой поверхности обрисовалась четкая гравировка: «M.L.P».
После короткого обсуждения, было принято решение о создании более обширной комиссии по расследованию этого загадочного дела. А пока, оставили все так как есть. Испуганные рабочие опустили могильную плиту на гробницу, и все торопливо ушли. Склеп Ле Пенов опустел.
Дело оказалось очень непростым. Показания свидетелей происшедшего подверглись большим сомнениям и недоверию. Создание комиссии, по разным причинам, затягивалось. Церковь протестовала, объявив вскрытие гробницы незаконным и аморальным фактом. А затем, случилось то, что отодвинуло на второй план многие вопросы: началась первая мировая война. О деле баронессы Мари, так его негласно окрестили полицейские, постепенно забыли. Или вернее, постарались забыть. Из свидетельств, остались только рапорт шефа полиции и отчет о первичном осмотре тел старым доктором. Доктор скоро умер, шеф полиции и детективы растворились на полях сражений. Тонкая папка с двумя документами затерялась в архивах, в которые впоследствии никто не заглядывал. У живых людей были свои, живые заботы. И никому не было дела до странных смертей, немым свидетелем которых стал пятисотлетний склеп баронов Ле Пен. И может быть, неумолимое время разрушило и его. За ним, после смерти добряка Блана, некому стало присматривать. Осталась только память, которая донесла до нас легенду о юной Марин. Мари - из тех, «кто приходит ночью!»
Конец
Автор: vasiliy.shein

ПРИЗРАК НА БОЛОТЕ (1)

…Жан открыл глаза. Воспаленным взором обвел унылое поле, поросшее травой и высохшим рогозом. Оперся на руки, попытался приподняться: ладони погрузились в мокрый снег и грязь. Застывшее тело мгновенно отдалось во власть проснувшейся боли. Жан застонал, ощущая каждой клеткой измученного тела промозглый холод: крупная дрожь сотрясала его, но, внезапно возникшая, подсознательная жажда к жизни, снова и снова, заставляла его подниматься. И падать…
После нескольких безуспешных попыток он окончательно обессилел. Ткнулся лицом в ледяную слякоть. Но, вдруг, ему стало на удивление хорошо. Снег приятно холодил пылающий жаром лоб. «Как глупо! - подумал Жан, отдаваясь безразличному покою: - Неужели это конец моей жизни? Все мы, бравируем неизвестно перед кем, думаем о смерти, но не предполагаем, что она может прийти.. Нет! Она не должна прийти ко мне вот так: легко, просто и нелепо! И так рано!»
Невероятным усилием ему удалось перевернуться на спину. Уже совсем стемнело, на лицо медленно падали редкие снежинки. В глаза светил яркий месяц: безлико, холодно, безразлично. Жан прикрыл веки, пытаясь восстановить в памяти все то, что привело его к такому бедственному состоянию, но мысли, вероятно, тоже медленно растворялись в охватившем тело блаженном неведении и томительном ожидании. Он подумал что умирает, и это оказалось совсем не страшным, и даже легким, если бы только не тупая боль, которая не хотела оставлять его изувеченное тело…
…Сколько Жан пробыл в этом состоянии, он не знал. Память, услужливо оберегая его от дополнительных стрессов, перестала фиксировать время, но проклятая боль снова вспыхнула в груди и животе, заставила слабо шевельнуться и застонать. Вдалеке слышались приглушенные звуки похожие на лай собак. Месяц, сиял как и прежде. Небо кружило мерцающим серебром крупинок снега. Они плавно опускались на землю. «Боль! Значит, я еще жив! Собаки… Нет, это наверняка шумит ветер или галлюцинации…». Жан снова устало закрыл глаза.
Но шум приближался: все громче слышался неторопливо сдержанный лай больших псов. Слабеющее тело Жана снова возжелало жизни, во взоре затеплились огоньки надежды. Он с трудом лег на бок, оперся на локоть. Оказывается, он лежал на возвышенности, яркий месячный свет позволял видеть далеко, словно это была не начинающаяся ночь, а вечерние сумерки. Прямо на него двигалось темное пятно, которое по мере приближения приобретало все более ясные и отчетливые очертания. Через несколько минут мимо Жана пробежало несколько крупных псов: собаки двигались большими прыжками, изредка с достоинством подавая голос тем, кто следовал за ними. Они быстрыми тенями скользнули мимо него, не обратив никакого внимания на лежавшего в сыром поле человека, словно не слышали и не чуяли его запаха и стона. Следом за ними скакала группа всадников: внезапно обострившиеся чувства Жана уловили глухие звуки топота копыт, позвякивание сбруи и жаркий храп рвущихся вперед коней.
Жан приподнялся еще выше, и даже сумел махнуть им рукой. Сдавленное холодом горло издало слабый, похожий на стон, хрип…
…Первым, мимо него, обдавая запахом горячего пота и кожи седла, проскакал вороной конь. От его копыт брызнули комья грязи. Укутанный в черный плащ всадник, равнодушно бросил из-под широкополой шляпы мимолетный взгляд на Жана, и помчался дальше. Следом за ним проскакали еще двое. Жан мог поклясться, что всадники видели его: он даже встретился с тусклым и холодным взором их предводителя, но они не остановились, Жан был им не нужен. Потрясенный таким открытием он удрученно смотрел им в след. «Это конец! - подумалось ему, - Как жесток мир, и как ничтожна наполняющая его жизнь!»
К нему пришло горькое разочарование в собственной ненужности и ничтожности. Чувство бессилия захватывало в невидимый плен сознание, сильная дрожь сотрясала немеющие члены тела, но вдруг… К нему приближался еще один верховой, и Жан, необъяснимым внутренним чувством, понял – это женщина. Это действительно было так: на гнедом коне, одетая в широкий плащ из серебристого меха, скакала женщина. Он, даже сумел заметить, видневшиеся из-под откинувшейся в сторону полы накидки, острые кончики ее сапожек. И еще – глаза! Чем угодно, и перед кем угодно, Жан мог свидетельствовать в том, что он видел взгляд этой женщины, хотя на ее лицо опускалась кружевная вуаль. В нем промелькнуло любопытство, и Жану показалось, она на миг придержала своего скакуна, и даже, сделала быстрое, направленное в его сторону движение, но это случилось только на миг, а может быть ничего и не было… Совсем ничего. Конь, роняя с удил желтую пену, стремительным прыжком рванулся вперед, вдогонку странной кавалькаде…
- Не заметили, - обреченно прошептал Жан, глядя вслед удаляющейся группе всадников, - но они видели меня, особенно женщина… И она очень красива… Но может быть эта дама была моя смерть, и я воочию заглянул ей в глаза? Боже, как же она тогда прекрасна!
Обессиленный Жан снова опрокинулся на спину. Во время поворота, ему почудилось, что рядом с ним, в грязном снегу что-то блеснуло. Скосив взгляд в сторону, увидел темный предмет, наполовину зарывшийся в снег и грязь. Протянув руку, Жан ухватил его за короткую кожаную петельку, подтянул к себе. Это была фляга: небольшая, но тяжелая. Отвинтил крышку, сосуд был чем-то наполнен. Жан, не задумываясь поднес флягу к сухим губам, глотнул. Ему было безразлично, что он сейчас пьет.
- Это не видение, - пробормотал он: - Я видел ее и она – видела меня…Я пью ее дар, и принимаю его каким бы он не был.
Он лежал и думал о том, что в тяжелый для него вечер только одно существо выразило сострадание к нему, и доказательством этого сочувствия являлся этот напиток. «В любом случае, смерть или жизнь – но прекрасная дама этот дар преподнесла мне. Только мне, и больше никому! Я с благодарностью принимаю его… А дальше, пусть рассудит судьба!» - думал он, умиротворенно взирая на падающие снежинки…
Через время он с удивлением почувствовал, что в теле стали происходить разительные перемены: снова вернулся холод, но утекала изнурительная боль. Сознание прояснялось, и настойчиво требовало от него действий, свойственных здоровому, живому организму. Не веря самому себе, Жан уже более уверенно сделал еще один глоток, еще, и еще…
Прохладная, слегка горьковатая, но удивительно приятная на вкус, влага заструилась по его изувеченному телу. Живительными ручейками разливалась по крови, заставляя сердце биться все сильней и крепче. И, самое важное – уходила боль…
- Что это? – удивился он: - Что это за вино? Оно возвращает мне жизнь! Так я ошибся: прекрасная дама - не смерть…Но тогда кто она? Как она оказалась на этих болотах? И зачем она меня спасла?
Жан осторожно поднялся. Его слегка пошатывало, но он уверенно стоял на ногах. Тело холодила отсыревшая, изодранная одежда, но он не замерзал: чудодейственное вино согревало его.
Наполовину опустошенную флягу он бережно спрятал за пазуху своей куртки. Сейчас, она была для него самым ценным сокровищем, и он, не согласился бы расстаться с ней за все богатства мира, потому что в ней - была его жизнь.
- Где я? Но впрочем, все равно! Надо идти…
Он прошел несколько шагов в сторону проскакавших мимо всадников, и с удивлением обнаружил, что не видит никаких следов оставленных псами и лошадьми. Он неподвижно стоял, незряче вглядываясь в нетронутый снег, в непримятые травы и землю.
- Не может быть! – пробормотал Жан: - Их не было! Мне привиделось то, чего не было!
Он запустил руку за пазуху, ощупал обтянутую мягким флягу. Покачал головой и медленно побрел в ту сторону, откуда, по его предположению примчались призрачные всадники.
Шел довольно долго. Размышляя о случившемся, он не сразу заметил, что уже вышел на наезженную, присыпанную снегом дорогу. Жан зашагал более уверенно. Все потом! Сейчас нужно выйти на людей!
Дорога пошла на подъем. Под большим, совершенно лысым холмом, Жан увидел большое строение, окруженное высокой оградой из покрытого скользким лишайником дикого камня. Подошел к воротам, взялся за тяжелое медное кольцо и постучал. Потянулись минуты томительного ожидания. За оградой захлебывались лютой яростью цепные псы.
- Пусть господа не сердятся на меня! Старый Жофруа уже спешит к вам! – послышался голос проснувшегося хозяина двора.
Жан смотрел под ноги: сквозь широкую щель между землей и воротами к нему придвигалась полоса желтого света от лампы. За дверью кто-то остановился, скрипнула задвижка, и в воротах распахнулось небольшое окошко. В нем, Жан увидел широкое, поросшее золотистой щетиной лицо. Из-под ночного колпака сонно смотрели выпуклые, близорукие глаза. Хозяин, хрипло дышал, вглядывался в незнакомца.
- Что желает ваша милость? Чем я могу вам услужить?
- Мне бы переждать ночь, отогреться у огня! – ответил Жан, и тут же, торопливо добавил: - Не более этого, уверяю вас, сударь!
- Вы один?
- Да, один!
- И как же вы, позвольте вас спросить, оказались у моих ворот, темной ночью и один? Без слуг, без сопровождения?
- Я не помню, - почти соврал Жан. Почти, потому что он действительно не помнил как оказался на болоте.
- Вас ограбили? – настойчиво продолжал расспрашивать хозяин, - Если это так, то вам нужно обратиться не ко мне, а к властям.
- Наверное нет, не ограбили! Я не помню!
- Так чем я могу вам помочь?
- Я уже говорил… Только мне нечем отплатить вам за гостеприимство!
- Я это уже понял! – толстяк хрипло дышал, поднял лампу повыше: - Но должен вас огорчить, сударь! Мой постоялый двор давно в запустении, я разорен! В доме царит холод, и в сырых углах пауки плетут паутину. Винный погреб также пуст, как пуста, рассохшаяся на солнце бочка. Давно не топленый камин разваливается на куски.
- Что ж! – вздохнул Жан. Еще на подходе к дому он увидел тонкую струйку дыма, уютно тянувшуюся к небу из высокой трубы над прочной крышей из черепицы: - Тогда, прошу вас, укажите мне путь к городу.
- К Парижу? Вам в эту сторону! – толстяк кивнул головой в сторону дороги: - Всего через два лье вы дойдете до ближайшей таверны, что расположена в его пригороде! Но погодите: еще никто не говорил, что старый Жофруа не проявил сочувствие к попавшему в бедственное положение человеку. Из человеколюбия, я могу предложить вам кусок пирога и кружку воды. Обождите немного, сейчас я принесу…
Окошечко захлопнулось, послышались удаляющиеся шаги.
- Человеколюбие! – Жан проследил за утекающим в глубину двора светом. Он вспомнил безразличный взгляд черного всадника и усмехнулся: - Пожалуй, псы на болоте, поступили более человечно: они пробежали мимо, а могли разорвать… И, были бы, по своему правы…
Он развернулся и быстро зашагал в указанном направлении.
…Утром, снегопад сменился дождем. В сером тумане на неприглядных улочках маячили силуэты редких прохожих. Люди, зябко кутаясь в промокшие плащи, торопливо шагали по своим делам. Обычная для зимнего времени погода, и Жан не обращал на это внимания. Он шел по узким, кривым улицам, приближаясь к своей квартире. По дороге ему показалось, что его кто-то окликнул по имени, но он только глубже натянул на голову пропитавшуюся водой и грязью шляпу, и ускорил шаги.
В квартире было тихо и холодно. Возле закопченного камина лежала кучка хвороста, на хорошие дрова у Жана не хватало средств. Сбросив плащ, он высек огонь. Наблюдая, как пламя медленно охватывает сухие ветви, Жан уселся в старое кресло, вытянул ноги к теплу и крепко уснул.
Проснулся он поздно. На ратуше, отмеряя вторую половину дня, били часы. Огонь давно прогорел, но в комнатке, которую снимал Жан, еще сохранились остатки тепла. Он не торопился подниматься. Сидел с закрытыми глазами. В голове хаосом закружились обрывки воспоминаний о вчерашнем дне.
…Жан был старшим сыном обедневшего дворянского рода из Гаскони. Отец его, с успехом промотав фамильное достояние, вынужден был заняться земледелием на оставшемся в его владении куске земли, но это занятие оказалось малодоходным. Старый вояка, шевалье де Моро, половину жизни проведший в казармах гвардии и походах, плохо смыслил в хозяйстве и постепенно погружался в долги. Находя утешение в кружке доброго вина, размышляя о будущем своих четырех сыновей, он решительно отказал им в продолжении семейного занятия, карьеры военного, и пожелал видеть старшего сына в сане священника. Но его духовник, отец Жозеф, побеседовав с юношей, посоветовал отцу изменить свои планы. Священник мотивировал свое решение тем, что не смог обнаружить в юноше истоков истинной набожности, и будет лучше для всех, если мальчик станет изучать другие науки, к примеру – каноническое право. Шевалье благосклонно отнесся к дельному совету и вскоре Жан, отбыв в столицу, начал свое обучение Сорбонне.
Юноша рос крепким, любознательны человеком и были все основания полагать, что он, вероятно, сможет достичь на избранном поприще определенных успехов. Жан, практически целиком отдавался учебе, но жил замкнуто, отдельно от своих товарищей студентов. Причиной тому была бедность, порой граничащая с нищетой. Присылаемых отцом средств едва хватало на оплату и содержание крохотной комнатушки, находившейся в старом доме под самым чердаком. Свободное от учебы время юноша был вынужден тратить на заботу о своем пропитании: он устроился переписчиком деловых бумаг в конторе нотариуса. Заработок был скудный, и едва позволял ему сводить концы с концами.
Жан вспомнил, что последние монеты он истратил вчера, в трактире на набережной Сены. А тот вечер он возвращался домой. По дороге сильно промерз и решил зайти в трактир, чтобы выпить горячего вина. Расплатившись с трактирщиком, Жан, бережно держа вожделенную кружку, оглядывал полутемное помещение, переполненное по случаю непогоды праздным народом и гуляками. Высмотрев свободное место у стола, он осторожно двинулся через зал. Лавируя среди разгоряченных вином людей, он проходил мимо стола, у которого спиной к нему сидели молодые парни. Напротив них расположились веселые девицы, которые всегда были в этом трактире, и одна из них, глянув на Жана, улыбнулась ему: лукаво, многообещающе. Один из сидевших за столом молодых повес, заметил это и резко повернулся к Жану. Юноша узнал его: это был сынок богатого мясника. Недовольный парень, медленно пережевывая кусок жирной ветчины, вперил в Жана тяжелый взгляд. Второй, также, развернулся в сторону студента. На его широком, раскрасневшемся от выпитого вина лице блуждала откровенно презрительная улыбка.
- Обнаглевший школяр! Ты решил, что можешь предложить моей Мадлен больше чем заплатил я? – процедил сквозь сальные губы мясник, и презрительно сплюнул под ноги студенту непрожеванный хрящик.
Товарищ его весело захохотал, тыча пальцем в застывшего Жана, он захлебывался от восторга, услышав слова своего товарища. Жан не был трусом: он с детства отличался немалой физической силой и отвагой, но сегодня решил пройти мимо подвыпивших богачей. Невнятно пробормотав несколько слов, он, бережно прижимая к себе драгоценную кружку с вином, шагнул дальше. И тут же упал на грязный, заплеванный пол, споткнувшись о вытянутую ногу мясника.
- Возьми, и убирайся к дьяволу! Купи себе кислого вина у торговки, что стоит у моста! Тебе не место с добропорядочными людьми! – ухмыляющийся парень бросил в лужицу вина мелкую монету.
Дальше, произошло то, что должно было случиться. Оскорбленный Жан взметнулся с пола. Истошно закричала растрепанная девица, трактир загудел в предвкушении зрелища. С перевернутых столов покатились кувшины и тарелки, вокруг дерущихся столпились пьяные бретеры, готовые в любую секунду выхватить из ножен свои шпаги…
Далее, память Жана проснулась почти ночью, на болоте, в двух лье от Парижа.
Вероятно, избитого до полусмерти Жана, мясник и его дружок посчитали мертвым, и сумели, вытащив из беснующегося в драке трактира, отвезти на далекий пустырь и оставили там. По тем временам, это являлось обычной практикой, и, как правило, власти не особенно озабочивались опознанием и расследованием дела пострадавшего. Париж, едва вышедший из революционного безумия конца 18 века, досыта вкусивший правой и неправой крови, равнодушно перемалывал неосторожные жертвы, присыпая их тонким слоем земли и забвения.
…Вспомнив все это, Жан вздрогнул. Резко поднявшись с кресла, подошел к маленькому, мутному зеркалу, внимательно разглядывал свое лицо.
- Странно! – пробормотал он: - Лежа на болоте, я считал, что на мне нет ни одного живого места! Да оно так и должно было быть: эти скоты не знают пощады. Но почему я не ощущаю боли? – Жан ощупал свое тело.
- Ни царапины! Хотя, в лучшем случае, я должен был бы провести в постели не менее двух-трех недель. Почему так?
Юноша перевел взгляд с зеркала на столик: на нем лежала обтянутая темно-голубым бархатом серебряная фляга с золотой крышкой. Жан взял ее в руки, вгляделся в колпачок.
- M.L.M – прочитал он, отчетливый, причудливо вычеканенный вензель.
Перед его мысленным взором, вновь возникла унылая болотистая равнина, мертвенно бледный свет месяца, тихо падающий снег. Мимо словно тени пробегают огромные псы: они, занятые своим делом не обращают внимания на умирающего Жана. Безликий, проникающий льдом в глубину души, взгляд первого всадника и она… Прекрасно холодна в своей недоступности и равнодушии, которое вдруг меняется на любопытство, и фляга в талом снегу…
- Кто они? – подумал Жан.
Он стоял, держа в руках драгоценную флягу, и старался понять, разгадать смысл всего произошедшего прошлой ночью на болоте. То, что всадники промчались мимо него, Жана не удивляло. Всего лишь несколько лет назад, патриархальная Франция взорвалась, словно праздничный фейерверк над Версалем. Сбросивший с себя привычные нравственные и моральные устои, народ фантастически быстро привык к опьяняющему чувству вседозволенности и свободы, которое в первую очередь направилось в сторону своих господ и властелинов. С безумным фанатизмом, особо не вдаваясь в проповедуемые ему идеалы равенства и братства, народ Франции направил гигантские усилия на уничтожение всего того, что довлело над ним веками. Все смешалось в это время: революция разметала в стороны всё и всех! И случалось так, что поверх праведных идей, всплывали грязной пеной озлобленные, ни к чему не приспособленные существа, которые с гордостью примеряли на себя невиданное доселе звание – гражданин! Францию захлестнули кровь и террор.
Рушились древние склепы аббатства Сен–Дени, высохшие тела умерших королей бесцеремонно выбрасывались в мусорные ямы, словно это могло изменить ушедшую историю государства. Беснующаяся толпа, вчера еще благопристойных, почтенных буржуа и новоявленных граждан, устроила буйную вакханалию праздника возле эшафота, на котором застывала кровь, текущая из отрубленной головы их королевы – Марии Антуанетты…
- Что на этом фоне означает моя жизнь? – спрашивал себя Жан. Он обманывал, успокаивал сам себя, старался оправдать поступок незнакомцев, ведь с ними была – ОНА!: - Франция не успела отвыкнуть от гильотин и смерти! Еще бегают по ее полям одичавшие псы, привыкшие к человеческому мясу! Но, кто же эти люди? Судя по фляге, они очень богаты… А может они вовсе и не люди? Почему я не нашел следов на снегу?
Духовник отца, в свое время, сделал правильные выводы в отношении мировоззрения сформировавшегося у Жана. Любопытный юноша не сумел погрузиться в религию, находя в ней немало несоответствий с реальной жизнью. Не воспринимал он серьезно и многие из суеверий, считая их проявление следствием косности ума. Также ровно относился и к мистицизму. Конечно, он с трепетом читал или слушал рассказы о потусторонних силах или существах, но считал, что это у него происходит не более чем из простого любопытства. Но вчера он сам столкнулся с чем-то непонятным, и в его душе зародились сомнения в правоте своих убеждений…
На ратуше снова пробили часы. Жан вздрогнул, освобождаясь от нахлынувших размышлений. Он вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего дня, и у него неприятно засосало под ложечкой. В комнате из съестного ничего не было. Жан с надеждой обыскал карманы своего небогатого гардероба, хотя загодя знал что не найдет ни одного су.
Единственно ценной вещью в его жилище была подобранная им в снегу фляга. Жан даже приблизительно не мог определить ее стоимость, но полагал что она очень дорогая. Однако, честный юноша не мог и помыслить, чтобы отнести вещь в ломбард или заложить ростовщику – она ему не принадлежала. Правда, шевельнулась робкая мысль, что прекрасная дама обронила драгоценную флягу случайно, но он решительно прогнал все сомнения по этому поводу.
- Нет! Я ясно помню глаза дамы! Она спасла меня, я уверен в этом так же, как и в том, что на улице сейчас идет дождь…
При мысли о холодном дожде и предстоящей голодной ночи Жан погрустнел. Он машинально взболтнул флягу: в ней плеснулись остатки вина.
«Что же, выпью вина! Это лучше, чем провести остаток дня и ночь на голодный желудок! А владелицу фляги я обязательно найду и верну ей ее сокровище, вместе со своей признательностью за спасение!» - решил юноша, припадая губами к серебряному горлышку сосуда.
И снова, как и прошлой ночью, он явственно ощутил, как с каждым глотком в него буквально вливается сама жизнь.
«Нет, это не вино! – решил он: - Напиток не пьянит, правда, слегка дурманит голову…Не больше…Но сколько в нем энергии, я чувствую как во мне забурлила кровь…Что я пил?»
Жан сидел, разглядывая флягу. Его разум решительно отказывался давать хоть какие-то вразумительные пояснения обо всем происходящем. Время шло. Прилив энергии сменился чувством насыщения и покоя. Юноша задремал…
Проснулся он, оттого, что услышал шаги на лестнице, ведущей к двери его комнаты. Жан прислушался: это не были грузные шаги хозяйки, вечно ворчливой старухи, поднимающейся по этой лестнице один раз в месяц, чтобы взять с постояльца плату за жилье. Не были эти шаги и служки, пронырливого мальчишки приносившего в комнату Жана воду для питья и умывания, а также, тощую вязанку хвороста. Тот, кто поднимался к комнате, несомненно, был молод и силен, поступь была легка и уверенна. Жан с нарастающим напряжением смотрел на дверь. Сердце его учащенно забилось. В непонятном предчувствии к горлу юноши подкатил комок…
Человек остановился, и Жан услышал его ровное дыхание. В дверь постучали, тихо, но требовательно. Жан судорожно сглотнул, по его телу пробежала ознобная дрожь. Он смотрел на дверь, не в силах ответить пожелавшему войти к нему посетителю. Дверь скрипнула и медленно отворилась. В проеме, Жан увидел женский силуэт, укутанный в широкий плащ серебристого меха. Над изящной, в цвет накидке, шапочкой, опускались кружева черной вуали со вшитыми в нее жемчугами. Женщина стояла неподвижно и ничего не говорила.
Жану показалось, что в наступившей тишине остановилось не только его сердце, но и само время. Он узнал ее! Это была ОНА!
- Это вы! – только и сумел выдавить из себя ошеломленный юноша. Он попытался подняться навстречу незнакомке, но занемевшие ноги не подчинились ему, он лишь слегка шевельнулся в направлении нечаянной гостьи. Его высокий лоб покрыла обильная испарина, глаза лихорадочно блестели.
Молчание затягивалось. Женщина прошла в комнату: остановившись напротив окна, легким движением подняла вуаль, оправила аккуратно уложенные на висках локоны каштанового цвета волос. В маленьких мочках ушей блеснули изумрудные сережки. На Жана смотрели спокойные, цвета спелой вишни, глаза. На удлиненном, с тонким, правильным носом и четко очерченными губами лице, не дрогнул ни один мускул. Дама подняла затянутые в бархат перчаток руки к застежке плаща, расстегнула ее и требовательно посмотрела на растерявшегося юношу.
Жан, оправившись от растерянности, поднялся и принял сброшенный ему на руки плащ. Он проклинал себя за минутную слабость, которую проявил при появлении незнакомки. Смущенный юноша покраснел до корней волос, оглядел комнату в поисках достойного места для одеяния гостьи, но не нашел ничего лучшего как оставить его в своих руках. Жестом указал сесть в оставленное им кресло: оно было единственным в его бедной комнате.
Женщина благосклонно кивнула, расправив платье из тонкого, темно синего бархата, села на предложенное ей место. Жан, как и прежде, молчал.
- У вас не горит камин! – заговорила гостья. Голос у нее соответствовал ее красоте: глубокий, мягкий, с легкой хрипотцой, присущей истинным француженкам.
- Я не успел заготовить дров! – смущенно ответил Жан.
- Конечно! У вас была очень бурная ночь!
- Мадам! – снова пролепетал Жан: - Я…
- Не нужно говорить, я все знаю! Меня зовут Марин Ле Пен. Близким друзьям я позволяю обращаться ко мне просто – Мари. Зовите и вы меня так, Жан.
- Вы знаете мое имя? – поразился юноша.
- Я знаю о вас гораздо больше, чем вы предполагаете. Мне не составило труда отыскать вас…
- Но кто вы? Вы спасли меня, когда я уже потерял надежду на холодном болоте. Вы приходите ко мне и называете меня своим другом. Мадам…
- Мари! Меня зовут Мари! Запомните это, иначе я обижусь на вас.
- Простите…Мари! – юноша оправлялся от растерянности и недоумения. Он бережно положил плащ на край своей кровати, и, спохватившись, кинулся к столику, схватил драгоценную флягу: - Вы, вероятно, пришли за своей вещью, которую случайно обронили на болоте! Она ваша! Клянусь, минуту назад я думал о том, что мне необходимо найти вас, и вернуть ее вам! Только…Только, она пуста, мадам…Простите, Мари…
- Вы верите в случайности? – глаза Мари лукаво блеснули.
- Не знаю! До вчерашнего дня – да!
- И что же изменилось со вчерашнего дня?
- Многое, Мари! Я поверил в судьбу, которая привела меня к вашему пути.
- Возможно, вы и правы! Но это была обычная, вечерняя верховая прогулка…
- Которая спасла мне жизнь! – подхватил Жан, прижав руки с флягой к груди, он заговорил горячее и убедительней: - Поверьте, Мари! Когда я сделал глоток из вашего дара, мне было решительно все равно, что в нем находится: жизнь или смерть. Я принял вас за прекрасное видение, несущее мне избавление, и неважно, куда бы оно меня привело.
Жан взволнованно рассказывал Мари о том, что он пережил и передумал на болоте. Девушка внимательно слушала его и лишь только тогда, когда Жан рассказал, как принял ее за ангела смерти, слегка улыбнулась. «Бедный мальчик!» - прошептала она.
Жан упал на колено, взял в свою руку ладонь Мари, и с благодарностью припал к ней губами. Девушка поворошила его густые, темные волосы. Юноша поднял на нее свой взор, заглянул в ее спокойные, внешне невозмутимые глаза, и внутри его разверзлась бездонная пропасть любви и признательности. Мари, рассеяно, думая о чем-то своем, смотрела в угасший камин, не замечая полного страсти взгляда своего собеседника. Через время, она словно опомнившись, перевела взгляд на побледневшее лицо Жана, и тот понял, что он – погиб! Вся его прожитая жизнь, служила всего лишь прелюдией к этой, начавшейся так трагически, встрече. Он родился и жил только для того чтобы утонуть в омуте этих глаз.
- Мари! – потрясенно прошептал Жан.
Девушка, спокойно отвечала на пламенный взор юноши. Но в ее взгляде было столько мудрости и величия, что Жан невольно смутился, словно нашаливший сын перед строгой матерью. Еще когда она откинула вуаль, Жан отметил, что гостья очень юна, возможно, младше его самого, недавно перешагнувшего двадцатилетие. Но сейчас ему показалось, что их разделяет огромная жизненная или временная пропасть. Жан склонил голову, отдавая себя во власть этой странной, но ставшей столь желанной, девушке.
- Жан, Жан! – негромко проговорила Мари, отнимая руку от юноши: - Все не так просто, как хотелось бы! Возможно, когда вы узнаете то, что сокрыто от вас, вы измените свое мнение обо мне.
- Кто вы? – спросил Жан, поднимая голову.
- У вас и впрямь, не горит камин! – уклонилась от ответа Мари: - Дело не в тепле, а в уюте, который создает горящее пламя…Бесконечный трепет бликов огня!
Она сделала легкое движение в сторону камина, и в нем вспыхнуло пламя. Огонь взметнулся в каменной клетке, заполняя ее своим светом и теплом. Жан изумленно попятился, сел на кровать.
- Кто вы? – в отчаянии спросил он: - Уверяю, от вас я приму любое, что вы скажете, лишь бы это было правдой!
Кресло, на котором сидела Мари, было повернуто к камину, и девушке было неловко обращаться к сидевшему в стороне собеседнику. Жан удивился, с какой легкостью, хрупкая на вид девушка, привстав, повернула под собой тяжелое, старинное кресло.
- А я, признаться, подумала, что после вчерашней ночи вы многому перестали удивляться! Вероятно, я ошиблась! – с наигранным весельем сказала Марин, но Жан отметил, что в ее голосе скользнули нотки плохо скрываемой горечи.
- Хорошо! – решилась девушка: - Я скажу вам правду, но ровно настолько, сколько могу рассказать, без ущерба для моих друзей…и для вас! – ее и без того бледное лицо, посветлело еще больше: - Я из тех, про кого вы говорите: «Они приходят по ночам!»
- Не верю! Этого не может быть! Вы поняли, что я полюбил вас, и решили обмануть меня, чтобы избавиться от моих притязаний. Вы ведь – здесь, передо мною!
- И я не обугливаюсь в смертных муках от лучей солнца! – горько усмехнулась Мари: - Не рассыпаюсь в прах при виде святого распятия, которое висит над вашей кроватью! Не бросаюсь на вас, накрывая своим плащом, со злобным шипением выпивая из вас жизнь… И …Я не химера с крыльями летучей мыши – а просто Мари! Вас это удивляет?
Жан молчал. Его сознание отказывалось воспринимать услышанное.
- Вот видите, я была права! Моя правда, слишком страшна, для вас.
- Так вот почему я не увидел ваших следов на снегу…
- Да! Хотя под нами были обычные лошади, но Мессир, из осторожности, часто скрывает свои следы.
- Мессир? Это тот, первый, с холодным взглядом?
- Да! – кивнула Мари.
- Он как вы?
- Вам лучше не знать о нем! Я и так сказала слишком много!
- Но зачем? Зачем вы мне открылись?
- Наивный мальчик! – покачала головой Мари: - Ты так ничего и не понял!
- Неужели…Мари! – Жан, не веря в свою догадку, забыв обо всем, рванулся к девушке.
- Тс-с! – остановила его Мари: - Не спеши, мы еще не обо всем поговорили.
- Мари, умоляю вас!
- Не торопитесь! Выслушайте меня до конца, хладнокровно и спокойно! Иначе, мы расстанемся навсегда!
Жан встал на колени перед креслом. Девушка негромко продолжала говорить, перебирая пряди его волос.
- Я урожденная баронесса Ле Пен. В свое время это был очень знатный род. Произошло это давно, за два с четвертью века, до вашего рождении. Мое тело уже двести лет как должно лежать в фамильном склепе. Но я живу…Так вышло, благодаря Мессиру. Когда-нибудь, я вам расскажу, как все случилось. Поверьте мне, Жан! Мы почти такие люди, как и вы, только немного другие. Холоднее, и в нас почти нет чувств, присущих обычному человеку.
- Но как вы живете? Вы ведь…
- Вы хотели сказать – мертвы? Не беспокойтесь, я не обиделась! Когда умирает тело, его оставляет душа! Но Мессир вернул мою душу в уже умершее тело. Мы живем благодаря напитку, чье чудодейственное влияние испытали вы. Его состав нашел Он, кого, мы считаем своим хозяином и товарищем, Мессир. Этот элексир, позволяет нашим телам сохранять силы и гибкость, питает наш мозг и нашу волю! Этого достаточно, чтобы иметь могущество, многократно превышающее возможности человека, но слишком мало, чтобы сравняться с самым ничтожным из людей. Я это поняла вчера, когда увидела вас там, на болоте.
- Мари, я не могу понять вас!
- Все сложное, как правило, очень просто, милый Жан! У меня холодный разум и холодное сердце. Чувствуете? – девушка прижала руку юноши к своей груди: - Оно почти мертво, бьется столь редко, ровно настолько, сколько требуется для того чтобы провести холодную кровь по моему телу. В нем нет места для ненависти, но нет места и для любви. И я подумала…
- Говорите, говорите, Мари!
- Я…Я … Вчера, впервые за все годы, у меня мелькнуло сожаление к вам, которое вдруг вызвало сострадание. Я не могу объяснить, почему именно вы пробудили во мне то, что должно быть утеряно навсегда! Чувства! Какие прекрасные и давно забытые, печальные слова! – взор Мари затуманился, она отрешенно смотрела в огонь очага.
- Мари! – в отчаянии вскричал Жан: - что я могу для вас сделать! Одно ваше слово, и я отдам вам все! Хотите, берите мое сердце, и знайте, в мире не будет человека счастливее меня…
- К чему такие жертвы? – грустно улыбнулась Мари: - Соединить два мертвых сердца в одно целое, живое, такое не под силу даже Мессиру…
- Но вы, о чем - то говорили! О чем?
- Пока не знаю! – девушка с сомнением покачала головой: - Но я вдруг подумала: что если, к моему сердцу добавить немного жизни человека, который пил чудесный напиток. До вас, его не пробовал ни один смертный. Который, ко всему, полюбил меня? Немного, маленькую частицу…Может быть, это заставит мое сердце ожить, и забиться в счастье и тревоге… И, возможно – в любви…
- Ах, Мари!- укорил ее Жан, - Всего лишь маленькая частица жизни, чтобы дать возможность ощутить счастье любимому человеку? Как вы можете во мне сомневаться, в том, кто предлагает вам свою жизнь... всю без остатка, целиком! Милая Мари! – юноша улыбнулся девушке, и уже более рассудительно добавил: - И не смейте спорить! Без вас, мое тело уже весь день терзали бы вороны! От такой сделки я только выигрываю, так как могу получить взамен любовь самой прекрасной девушки Франции.
Но Мари не улыбалась. Она думала, серьезно и напряженно. Затем поднялась с кресла, прошла к окну и долго смотрела в сгущающиеся сумерки. Оглянувшись, пристально посмотрела Жану в глаза. Решительно подошла к кровати, повернулась к юноше спиной.
- Помоги мне! Расстегни пуговицы на платье…
Она сказала это просто, и даже – обыденно. Легкий бархат, скользнув по ее телу, упал на пол. Мари переступила через него, раскинула свой плащ на кровати. Отчего-то вздрагивая бледными плечами, легла на него, вытянув руки вдоль узкого, стройного тела.
- Иди ко мне, Жан! – позвала она и закрыла глаза.
Жан, словно в тумане, не веря ни во что и ни чему, прилег рядом с девушкой. Провел рукой по ее прохладным плечам, ища горячими губами ее губы.
- Нет, подожди! – Мари неожиданно ловко извернулась под ним: - Я попробую…немного…чуть-чуть…
Девушка легла на него, обвила руками. Холодными губами провела по груди Жана, выше, еще выше… Затуманенный страстью юноша, вдруг ощутил легкий укол повыше плеча, в шее. Что-то невидимое соединилось в их телах, и по жилам Жана заструилось невиданно сладостное томление, и в этот миг ему хотелось только одного: что бы это не прекращалось никогда.
Мари оторвалась от шеи Жана, прильнула к нему всем телом, обняла неожиданно сильно и страстно.
- Жан! – прошептала она: - Люби меня, Жан!
Юноша обхватил ее за спину, и они переплелись в тесном объятии. И вдруг, задыхаясь в упоительной страсти, он почувствовал как в теле Марин, отвечая на его любовь, послышались робкие, но уже учащающиеся удары: тук - тук, тук - тук…
…Поутру, проснувшийся Жан не увидел своей возлюбленной: вероятно, она ушла, когда он еще спал. Юноша долго лежал с закрытыми глазами, восстанавливая в памяти прошедшие, кажущиеся невероятными, события.
«Может это всего лишь сон, иллюзия! Плод разыгравшегося воображения!» - думал он, вспоминая переполненную эмоциями и страстью ночь. Сейчас, когда все прошло, случившееся с ним казалось фантастической историей, не имевшей ни малейшего права на реальность. Мари – из общества вампиров: безжалостных и коварных убийц и пожирателей плоти человека? Нет! Что угодно, но только не это! Этого не может быть только потому, что это невозможно. Прекрасное существо, полное обаяния и любви, которую она щедро дарила обычному человеку, не может быть исчадием, отвергнутым самим адом...
Жан вздохнул. Под ним была постлана меховая накидка, в которой вчера к нему пришла Мари. На столике лежала серебряная фляга, с которой началось их знакомство. Юноша прошелся по комнате. В стекла окна, раскачиваясь на ветру, стучал веткой старый каштан. Как и вчера, моросил нудный, холодный дождь, иногда переходящий в снег. Жан поежился от неуюта, создаваемого непогодой.
«Но, как - же Мари? В такую непогоду и она оставила свой плащ!» - забеспокоился Жан. Но, после недолгого осмотра комнаты, он обнаружил исчезновение не только девушки, но и своего старого плаща: того самого, в котором он страдал на болоте. Жан улыбнулся: он представил, как торопливо бежит по улице молоденькая девушка, укутанная в грязную, изорванную хламиду бедного студента.
«Боже мой, - прошептал он: - Она еще совсем дитя! Милое, шаловливое дитя!». Его сердце снова наполнилось нежностью и любовью к созданию, на долю которого выпала нелегкая судьба. Но Мари, наперекор всему, сделала отчаянную попытку вырваться из своей, как ему казалось, пучины, чтобы снова вернуться к свету счастья и любви. Жан гордился своей подругой.
Юноша вздохнул. Молодость, потребности здорового тела, требовали своего, и он стал собираться к выходу из дома. Уже перед самым уходом, он увидел на каминной полке мешочек. Обычный кожаный мешочек, какой носят почтенные люди, имеющие средства, так как в них обычно кладут деньги. Жан взял его в руку, мысленно взвесил: мешок был довольно тяжел. Он распустил шнурок, стягивающий горловину, и на ладонь высыпалось несколько монет. «Золото!» - побледнел Жан. В нем, одновременно, вспыхнули стыд и справедливое негодование, которое случается у обманувшегося в своих ожиданиях человека.
«Ах, Мари – Мари! Разве можно купить мою любовь к вам? Зачем вы так поступили?» - с грустью и негодованием подумал юноша. Но, вспомнив чистый взгляд девушки, её, обращенную к нему мольбу о счастье, засомневался в своих поспешных выводах. Нет, не могла Мари поступить с ним так легко и подло: купить, словно гулящую деву из трактира. Вероятнее всего, она вновь проявила сочувствие к своему возлюбленному, и, зная о его бедственном финансовом состоянии, просто решила помочь. «Из человеколюбия!» - усмехнулся успокоившийся Жан, вспомнив доброго трактирщика Жофруа, предложившего ему воды и хлеба, но отказавшего в скамье у огня в холодную, дождливую ночь.
Кроме того, мораль и нравы общества времени были довольно просты: многие богатые женщины или мужчины содержали своих любовников и любовниц, и никто в этом не видел в этом нечего постыдного. Так было принято, платили все, если было что покупать, и было – на что, покупать.
Первым делом Жан зашел в лавку. Там он приобрел недорогую и привычную, но новую одежду и теплый плащ. Затем, завернув в ближайший трактир, не отказал себе в удовольствии заказать, как ему казалось – роскошный обед. Расплачиваясь, он выложил на стол золотой луидор. Подошедший за расчетом слуга, даже не прикоснувшись к монете, быстро ушел к хозяину. Через минуту, к Жану подбежал запыхавшийся трактирщик. Бросив жадный взгляд на золото, он почтительно поклонился посетителю.
- Я сожалею, господин! Но день только начался, и мне нечем отсчитать вам сдачу за ваш скромный обед. Но если вашей милости будет угодно, то вы еще несколько раз можете посетить мое заведение, и может быть, когда на то будет ваша воля – удостоите меня чести, став моим постоянным клиентом. В этом случае вас всегда будут ожидать отдельный стол и отменные блюда, приготовленные только для вас…
Трактирщик говорил, а сам с любопытством осматривал молодого богача, одетого в обычную для простых парижан одежду. «Оказывается, чертовски приятно, быть богатым человеком!» - подумал, милостиво принявший предложение хозяина, Жан, направляясь к выходу.
- Что ты стоишь, дурак! – накинулся трактирщик на своего слугу: - Проводи господина к двери!
Проследив за уходящим гостем, он схватил монету: взвесил ее в руке, прикусил зубом и положил в широкий карман фартука.
Жан, бесцельно бродил по улицам. Сытный обед, хорошее вино и теплый плащ, приятно согревали его. Он остановился у вывески, под которой находился вход к цирюльнику, ощупал небритое лицо. В небольшой комнате его встретил немолодой еврей.
- Что я раньше не видел вас, молодой человек? – спрашивал брадобрей, намыливая щеки Жана горячей пеной: - Но в это нет ничего удивительного! Париж перемешал своих жителей, как река смешивает мусор в половодье! Я вам так скажу: революции никогда не доводили до добра простой народ, особенно брадобрея! Революции – это удел аристократии, а мое дело – брить всех клиентов. И старому Мойше, меня зовут Мойша, все равно кого брить: республиканца, реставратора или буржуа! Да хоть самого короля… Но, думается мне, падшему Величию теперь не понадобятся мои услуги. Скажите мне, разве на том свете может расти борода?
- Хотя, кто его знает! – засомневался еврей, поправляя бритву на жестком ремне: - Может и растет…В святых книгах на это не указано…Хотя, какие сейчас – святые книги, бог отвернулся от Франции и она стала несчастной… А вы слышали: все только и говорят о неком Бонапарте из Египта, который решил спасти страну? Нет? Странно!... Минутку, сударь! У вас на шее два свежих шрама, они почти затянулись молодой кожей! Но я буду очень осторожен! …Ну что вы, нельзя же так нервно! – воскликнул он, урезонивая вздрогнувшего Жана: - Я мог бы вас порезать, а это для меня - позор! …Ну, вот и все! С вас три франка, сударь…
Мелочи у Жана не оказалось, и он снова выложил на столик луидор. Цирюльник почесал затылок.
- Похоже, что я сегодня сделал доброе дело: бесплатно побрил человека! Нужно будет рассказать об этом счастливом дне своим добрым знакомым. Только, боюсь – они мне не поверят. Откуда у бедного еврея столько денег, что бы рассчитаться с вами. Мойша не владелец ломбарда, а простой цирюльник…
Покрасневший от смущения Жан, также как и в трактире, пообещал ежедневно приходить на бритье, пока не закончится луидор. Подобревший еврей щедро опрыснул юношу пахучим одеколоном.
«Глупец! – укорял себя Жан, быстро шагая домой: - Расшвырялся золотом, словно закутивший магнат! Зачем мне лишнее внимание, тем более, когда со мной Мари! Вдруг это повредит ей!». Дав себе слово, впредь быть экономней в расходах, Жан пошел медленнее. Он рассуждал о магической силе золота: действительно, еще пару часов назад, трактирщик не знал о его существовании, а зная – скрыто презирал бы его за бедность. Но золото – оно превратило спесивого кабатчика в угодливого раба, перед тем, кому он не подал бы и куска черствого хлеба. Золото меняет людей: владея им, у них более обостренно проявляются все чувства, хороши они или плохи. И редкий человек может устоять перед его всесильной магией своим равнодушием. К примеру – он сам: вчера еще мечтавший о кружке дешевого вина, сегодня готов скупить весь мир. И более того, весь мир должен непременно знать о своем новом хозяине…
- Глупец! – еще раз обозвал себя обозлившийся Жан, - Трижды глупец!
Поднявшись в комнату, Жан разжег камин. Перед этим, он зашел к хозяйке и попросил впредь приносить хорошие поленья, выложив ей на ладонь, разменянное на золото серебро. Глядя в огонь, он снова думал о превратностях судьбы: еще вчера – нищета, и, казалось, неминуемая гибель, а сегодня – золото и любовь! Еще он подумал о том, что у золота есть немалые преимущества, а именно – оно дает свободу, так как предполагает освобождение человека от заботы по своему содержанию, на которую у очень многих бедняков – уходит вся жизнь.
…За размышлениями Жан даже не заметил, как закончился день. За дверью послышался торопливый стук каблуков. Дверь отворилась без стука: Мари, сдерживая сбившееся дыхание, остановилась.
- Я торопилась, Жан! Боялась не успеть…
- Куда, Мари? Куда вы боитесь опоздать? – удивился Жан, подходя к запыхавшейся девушке.
- Не знаю! Весь день я думала о вас, и мне казалось, что если я не приду к вам, то все что было между нами исчезнет… Потому как – ничего и не было! Но ведь это неправда, Жан? Ответьте мне…
Жан ответил ей горячим поцелуем.
- Погодите! – отстранилась Мари: - Я, наверное, выгляжу глупой, влюбленной девчонкой! Нет – нет, не перечьте мне…Это так, я совсем потеряла голову…
- Мари!
- Я счастлива, Жан! – прошептала она, прижимаясь к любимому.
…Девушка сняла промокший плащ. Жан, принимая его, улыбнулся, кивнул на постель.
- Кажется, у меня скоро будет небольшой гардероб из ваших плащей! Скажите, как вы могли уйти в моей рваной хламиде?
- Ушла и все! Я его отдала служанке и велела спрятать в шкафу! Таким как есть: рваным, перепачканным землей и вашей кровью. Когда мы с вами расстанемся, он будет напоминать мне о нашей встрече…
- Но Мари! Почему мы должны расстаться?
- Глупенький! Рано или поздно это случится! Я живу очень долго, а вы – обычный, смертный человек!
- Но я не хочу об этом думать и знать!
- И я – тоже…
Внезапно возникшие ласки прервали звуки шагов на лестнице.
- Кто это может быть? – недоуменно спросил Жан: - Я никого не жду.
- Это слуга вашей хозяйки. Перед приходом к вам, я велела ему принести вина и фруктов! У нас сегодня будет пир! – оживленная Мари захлопала в ладошки.
- Кстати, Мари! – вдруг спросил Жан, раскладывая на столике принесенную провизию:- Как понимать это? – он кивком головы указал на каминную доску.
- Ах, это! – Мари увидела мешочек с золотом: - Не обращайте внимания, мне захотелось сделать вам приятное! Сущий пустяк: вы должны знать, я очень богата! Настолько, что могу купить самые дорогие имения в Европе. Но они у меня и так есть: Мессир щедро оплачивает услуги своих помощников!
- Мессир?
- Вы, кажется, ревнуете? Перестаньте, Жан! Это глупо! Если бы вы знали, сколько мужчин за прошедшие десятки лет добивались моей благосклонности! Среди них были разные люди, встречались и достойные! Но я никому не ответила взаимностью: мертвое сердце не располагает к горячей любви. Отдавать себя словно пьяная горничная, которая не помнит того что с ней было ночью – гадко! Не забывайте: я баронесса де Ле Пен! А Мессир… Мессир очень много значит в моей жизни, но то что было между нами – было в той, в прошлой жизни…В которой я жила человеком! После своей смерти и воскрешения, я стала ему другом и помощником, не более… Оставим этот разговор, Жан! Прошу вас! …Лучше налейте мне вина…
- Но у меня только одна кружка! – покраснел Жан.
- Так это замечательно! Мы с вами, станем пить вино из одной кружки! Что может быть прекраснее!
Затем, последовало то, чего они с нетерпением ждали оба. Только перед тем как обнять Жана, Мари смущенно попросила его выпить элексира из фляги.
- Я опасаюсь за вас, Жан! Вы отдаете мне часть своей жизни, и это может вам повредить. Правда я не знаю, какое влияние оказывает на вас напиток, но возможно, эта предосторожность не будет лишней.
- Но она пуста! – возразил Жан.
- Нет, она никогда не бывает пустой! Каждое утро она наполняется снова и снова… как это происходит, знает только Мессир.
- Но вы? Как вы обходитесь без напитка, ведь ваша фляга у меня!
- Я буду пить вместе с вами…
И снова, прохладные губы Мари коснулись тела Жана. Юноша чувствовал, как его жизнь переливается в сердце любимой, и оно начинает стучать все громче и звонче. Их жизни сплетались в незримые жгуты, наполняя тела желанием и силой. А затем, они переплелись сами. Так тесно, что казалось, что в это сплетение любящих существ вместилось все мироздание, и не было на свете силы, которая могла разорвать этот тугой узел, увязавший их в единое целое…
…Мари лежала, подперев рукой голову. Спутавшиеся локоны волос опускались на ее грудь и плечи. Девушка задумчиво смотрела на тихо тлеющий камин. В графине с вином, янтарными искорками переливались отблески огня. Жан, с нежностью играл ее каштановыми прядями.
- Жан! Послушайте: у нас с вами одна комната на двоих, одно кресло. Правда оно такое большое, что мы можем вдвоем сидеть в нем и пить вино у камина… У нас на столике горит одна свеча, стоит одна кружка…и у нас с вами - одно сердце! Потому что мое начинает жить тогда, когда соприкасается с вашим…
***
…Шло время. Пылкое чувство влюбленности постепенно переходило в более ровные, устойчивые отношения. Но Жан всегда с нетерпением ждал встречи с Мари. Иногда, она ссылаясь на занятость делами, приходила через день или два: был случай, когда ее не было почти две недели. Объяснением столь длительной отлучки явилась необходимость её отъезда в соседнее с Францией государство. Жан догадывался, что Мари и таинственный Мессир связаны непонятные ему, но очень важными для них, делами. Однако, девушка - решительно отказывалась отвечать на расспросы, требуя при этом от Жана только одного – полного доверия к ней, как к любимой женщине.
Закончилась промозглая зима. С наступлением весны, а затем лета, отлучки Мари участились. Это очень тревожило Жана, но он никак не мог повлиять на ход событий. В, ставшие довольно редкими, встречи, Жан отметил, что Мари в последнее время заметно осунулась: в ее, открывшемся к жизни, сердце, поселились тревога и волнение. Случалось, она вздрагивала от внезапных звуков, подолгу вслушивалась в тишину. Все это было настолько не похоже, на, прежде уверенную в своей силе и уме, Мари, что Жан приходил в искреннее недоумение.
- Что с вами происходит, Мари? – как-то спросил он ее.
- Я боюсь!
- Что может испугать вас в этом мире? Ведь вы стоите над ним, и - гораздо выше его!
- Я боюсь, что моей бесконечной жизни может не хватить, чтобы насладиться тем, что вы мне дали, Жан! Вашей любовью!
Жан, к стыду, ничего не сумел понять в этом, странном на его взгляд, ответе. Но искать дополнительных объяснений – не стал: дополнением служили пылкие объятия Мари, в искренности которых нельзя было усомниться…
Заполняя образовавшуюся в отсутствие Мари пустоту, Жан, вернулся, в, заброшенную было им, кафедру права, справедливо рассудив, что знания никогда и никому не мешали. Пережив заполненный обычной рутиной день, возвращался в свою комнатушку. Однажды, он предложил Мари, переселиться в более просторные апартаменты, но та, решительно отказалась: «Здесь, мне все напоминает о нас с вами! Пусть будут – одно кресло у камина и одна кружка…И одно сердце на двоих! Мне совершенно без разницы, где быть! Лишь бы ничто не разлучило нас!»
По ее желанию, в комнате ничего не изменилось. Разве что, драгоценный плащ Мари, занял почетное место на стене, напротив камина. Расспрашивая о судьбе своей, «похищенной» Мари студенческой хламиды, Жан, посмеиваясь над подругой, поинтересовался, также, ее планами в отношении столь ценной накидки, долгое время замещавшей им покрытие ложа. «Я сберегу ваш плащ, а вы – берегите мою накидку! Она напомнит вам о нашей брачной ночи!» - серьезно ответила Мари. «Брачной?» - удивленно спросил тогда Жан. «Да, Жан! Пусть будет так! Я так хочу!» - твердо сказала девушка.
…Поздним вечером он штудировал прослушанную днем лекцию, но отвлекшись в случайных воспоминаниях, с улыбкой смотрел на волны мягкого серебра. Накидка мерцала серебром, переливалась драгоценными искорками. Сегодня, Жан ожидал ее хозяйку.
…Внезапный порыв ветра упруго ударил в окно, взметнул со стола бумаги. Появившийся сквозняк распахнул дверь. И тут, случилось невероятное: в створки, раскинув крылья, плавно влетела зловещая тень: это был ворон. Птица спланировала через комнату, взгромоздилась на каминную доску. "Кар-р-р!"- хрипло просипела она. От неожиданности, по коже юноши прошел мороз. Сначала, он принял все за очередную выходку Мари: девушка иногда преподносила другу веселые сюрпризы, но на проверку, оказывалось, что все кошмары, которые она вызывала, были не больше чем искусная гипнотическая иллюзия. Мари виртуозно владела приемами воздействия на сознание человека, создавая самые различные, эффектные, а порой и замораживающие ужасом кровь, образы. Но этот ворон – был настоящий, Жан чувствовал это! Птица почистила клюв о камень камина и снова каркнула: призывно и требовательно.
- Благодарю вас, Карл! Вы свободны! – услышал юноша голос за своей спиной. Жан обернулся, и внутри него, мгновенно образовался ледяной комок всепоглощающего ужаса. Он узнал человека вставшего в дверном проеме: это был он, незнакомец с болота! Мессир…
Ворон внимательно посмотрел черными бусинами глаз на онемевшего Жана, расправил крылья, шумно хлопнул ими, взлетел к окну…
- Вы позволите войти? – спросил Мессир. Жан ошеломленно кивнул: - Благодарю!
Мессир вошел в комнату, остановился посредине, с интересом оглядывал ее убранство и интерьер. Невысокого роста, широкоплечий, и вероятно, очень силен физически. Черная одежда подчеркивала бледность его рук и лица, застывшего, словно гипсовая маска в обрамлении аккуратно уложенных, темных волос. Лицо казалось неподвижным даже тогда, когда Мессир говорил или улыбался. Вежливая улыбка, ледяной, пронзительный взгляд голубых глаз, заставили Жана оцепенеть, словно он прикоснулся к жуткому холоду, идущему из самой преисподней. Мессир прошел к плащу Мари, погладил его.
- Хорошее, уютное гнездышко. И чудесный мех! У хозяйки этой вещи прекрасный вкус. Вы не находите?
Жан молчал, наблюдая за его рукой.
- Вы не предложите мне сесть? – ровным голосом спросил посетитель, оборачиваясь к юноше: - Полагаю, будет невежливым, если гость стоит, а хозяин встречает его сидя!
…Благодарю! – снисходительно кивнул он, усаживаясь в кресло, которое освободил для него взявший себя в руки Жан. Юноша встал у камина, скрестил руки на груди, ждал продолжения разговора.
- Это был Карл! Старый Ворон, из почтенного семейства, которое преданно служит мне на протяжении многих веков! Напрасно считается, что у животных и птиц нет души. Она есть, но на минимальном уровне сознания. Его можно развить, как, к примеру, поступил я с родом Карла. …Я говорю с вами вполне открыто, так как полагаю, вы наслышаны обо мне от известной нам особы. Только, мне неизвестно, что, и в какой мере, она рассказывала вам обо мне! – гость резко обернулся к Жану, равнодушным взглядом скользнул по его лицу. Смотрел долго, пристально наблюдая за реакцией на свое появление.
- Хорошо! – удовлетворенно кивнул гость: - Меня называют Мессиром! Я привык к этому обращению и не требую иного. У вас хорошее, уютное гнездышко! – снова повторил он, бесцеремонно вял со стола флягу Мари: - Знакомая вещь!
Мессир отвинтил крышку с вензелем, пролил несколько капель напитка на узкую ладонь, понюхал.
- На создание этого напитка, я потратил почти пять веков! Поверьте на слова: титанический труд. На меня работал целый штат алхимиков и ученых нескольких стран! Но они не догадывались что ищут: каждый из них работал в отдельности. Мне осталось только соединить их знания, и получить результат. Я назвал этот чудесный состав – элексир жизни! Вы пробовали его?
Жан кивнул.
- Я так и знал! Девочка не удержалась и спасла вас, и тем самым - вынесла из нашего круга великую тайну. За попытки проникновения в эту тайну, я уже не говорю о ее разглашении, всегда следовало наказание: обычно им являлась – смерть.
Жан вздрогнул. Он не знал, какой ценой может оплатить Мари его спасение.
- Ну-ну! – подбодрил его Мессир: - Не отчаивайтесь, молодой человек! Возможно, еще не поздно что-то поправить. Правила в этой игре создаю я, и стало быть, в моих силах их изменить. В жизни всегда имеют место исключения от правил.
- Отчего это зависит? – хрипло спросил Жан: - Если от меня, то я готов без колебаний обменять свою жизнь на жизнь Мари.
- Браво! – Мессир медленно хлопнул ладонями: - Но вы не подумали, для чего мне нужна ваша жизнь, равно как и смерть? Красиво – но глупо!
- Я никому ничего не говорил и не скажу!
- Знаю! – согласился Мессир: - Вы будете хранить молчание даже на костре, так как от вашей несдержанности пострадает Мари. Вы никогда этого не допустите, поэтому я с вами так откровенен…
- Вы все правильно поняли…Мессир! – поколебавшись, Жан с достоинством поклонился своему гостю. Тот, с любопытством смотрел на юношу.
- Вы не похожи на глупца, по крайней мере, я хотел бы так думать! Не стану скрывать, я пришел к вам не из праздного любопытства, и не ради установления справедливого возмездия…Пока! – равнодушно пояснил гость: - Все дело, как вы понимаете, не в вас, а в Марин Ле Пен, чей путь, внезапно пересекся с вашим. Не скрою и то, что это меня настораживает, и даже огорчает! Поэтому я решил поговорить с вами: с вами и Марин.
- Вы видите, ее здесь нет!
- Пока нет! Но она скоро придет!
- Что вы от нас хотите, Мессир?
- От «нас»? – делано удивился Мессир: - Вот как! Я не ожидал, что ваши отношения зашли настолько далеко.
- Мы любим друг друга! – Жан дерзко и вызывающе вздернул подбородок. Мессир сидел неподвижно. На его бесстрастном лице не дрогнул ни один мускул. Только холодная улыбка сожаления, слегка тронула его твердые губы.
- Вы закончили? – вежливо поинтересовался он: - Благодарю! Вы многое прояснили для меня. Но прежде чем продолжить наш разговор, я расскажу любопытную историю. Все, о чем я буду говорить, произошло в самом конце шестнадцатого века, ровно двести три года назад. Но, не смотря на это, я помню все, до мельчайших деталей. Важные дела привели меня в отдаленную провинцию, где я остановился у старого знакомого, барона Ле Пен. Барон не был в курсе моих занятий, хотя считал себя моим другом. Но считал ли так - я, как он предполагал? Откуда ему было знать, что понятие дружбы исчезло от меня, уступив место холодному расчету? Он заблуждался в отношении меня. Но иногда, заблуждения идут на пользу дела, в том числе и тому, кто заблуждается… Блаженное неведение! Так стоит ли разуверять человека в его убеждениях, сея в его душе горечь разочарований и сомнения, приводящие к душевному опустошению … Мы хорошо ладили с бароном, и он боготворил меня до самой своей смерти. Еще, у него росла дочь: единственная продолжательница рода Ле Пен. На то время ей было шестнадцать лет: возраст возвышенных чувств и иллюзорных мечтаний, которые так свойственны юности. Мы много общались с ней, и стоит ли удивляться тому, что, наивная и трепетная девушка, умудрилась влюбиться в меня. Я не смог устоять перед ее красотой и свежестью, и ответил взаимностью. Не осуждайте меня, Жан! Я, человек – вне возраста и всегда остаюсь в цветущих годах, на уровне 30 – 35 лет. Но, как оказалось, все было не так просто: мертвое сердце и горячая любовь плохо дополняют друг друга. Но как объяснить это Марин? Я, всемогущий властелин времени, встал перед неразрешимой задачей! Если бы вы знали, как я тогда сожалел о том, что дал волю тому, что давно умерло во мне: любовь! И мне кажется, пожалею еще не раз. За ошибками, всегда следует неумолимая расплата...
Жан насторожился: он уже слышал подобные слова от Мари.
- Я не смог полюбить девочку, но пытался ответить на ее чувства, и мне это нравилось. Наши отношения зашли довольно далеко, возможно, дальше возможного, и неизвестно, чем бы закончилась эта привязанность, если бы не вмешался случай. Во время верховой прогулки по лесу, Марин упала с лошади и погибла. Возможно, я сумел бы ее спасти, но меня не было поблизости от трагедии. Марин была погребена в родовом склепе, а дальше… Дальше, я выкрал ее тело, и сумел вернуть в него обеспокоенную душу. Увез Марин так далеко, как только мог. Я заботился о девочке, занимался ее образованием, дал ей почти все знания, которыми обладаю сам. О возобновлении былых отношений не могло идти и речи: два, практически мертвых сердца, соединить в одно целое – невозможно! Но у меня осталась привязанность к ней, а у нее – признательность за возврат, пусть и не к прежней, но все-же жизни, взамен тьмы могильного склепа. С тех пор, мы с Марин не расставались. Сохранив свой прекрасный облик, она добавила к нему ум и предприимчивость, став моим незаменимым помощником. Благодаря ее красоте и обаянию, мне удается достигать очень неплохих результатов в своих делах. В свете, нас принимают за любовников, но что с того? В любой работе есть свои издержки! ...Вы удивлены моим рассказом?
- Я потрясен, Мессир!
- Неужели, Мари об этом не говорила?
- Нет, Мессир! Она уклонялась от беседы на эти темы, мне ничего не известно о ваших отношениях и делах. Она утаивает это от меня…
- Похвально! Марин, намного мудрее, чем я предполагал!
- Чем же она занимается, Мессир? Мне очень хотелось бы знать!
- В этом нет большого секрета! Даже, если вы и расскажете об этом, вам никто не поверит, или, в лучшем случае, вы закончите свои дни в сумасшедшем доме. Мы управляем миром!
- Вас много?
- Не очень! Но мои ставленники рассеяны по всей Европе, на самых высоких государственных постах. В моих руках сосредоточенны банковские системы, и добрая треть, этих невидимых нитей, находится в маленьких ручках прекрасной Мари.
- Кто вы, сударь? – спросил пораженный Жан.
- Мы те, «кто приходит по ночам!» Нет, не думайте о глупостях! Времена, когда мы питались кровью невинных младенцев ушли в далекое прошлое, особенно – после создания мною элексира вечной жизни! Правда, есть исключения: иные из моих помощников пользуются людьми, и я не запрещаю им этих маленьких слабостей! Но они используют, как правило, тех, кто бесполезен в вашей системе жизни, или содержат у себя в усадьбах нечто, напоминающее – «дойное стадо», без особого ущерба для своих подопечных.
- И Мари?
- Я не контролирую так плотно своих людей! – равнодушно пожал плечами Мессир: - Возможно, она пробовала живую плоть. Вас это смущает?
- Не совсем! – Жан машинально потер свою шею.
Мессир заметил это движение. Подошел к Жану: юноша, при его приближении оцепенел, лишившись возможности и желания к самостоятельным действиям. Мессир развел в стороны ворот рубахи Жана, приблизил к нему свое бледное лицо. Почти касаясь губами, провел ими вдоль его шеи, где таились, зажившие или начинавшие рубцеваться, шрамы. Затем, пристально посмотрел Жану прямо в глаза: юноше показалось, что его немигающий взгляд проник прямо в глубину мозга, вызывая в нем слабую ответную реакцию на сопротивление.
- Вот как! – тихо сказал Мессир: - Неужели она смогла это понять?
Мессир, вернулся на место, впал в глубокую задумчивость. В комнате наступила гнетущая тишина. Жан натужно прокашлялся. Горло саднило, остро заныли сразу вспухшие, оставленные Мари, рубцы. Ему казалось, что в его глаза, только что - заглянула сама смерть…
- Ах, да! – спохватился Мессир: - На чем мы остановились?
- Вы говорили о своих делах и помощниках.
- Да, да! – рассеянно кивнул гость. Он продолжил говорить, но Жану подумалось, что основные его мысли очень далеки от беседы: - Мы – люди! Только гораздо совершенней и могущественнее! Ваши предки давно это подметили, но человеческой природе свойственно идеализировать то, что ему непонятно, то, что внушает ему опасения, или - страх. И тогда. люди наделяют эти явления сверх могуществом, оправдывая тем самым, свою не способность, или нежелание, противостоять тому, что не могут вместить в свое ограниченное восприятие сути явлений. Так возникают легенды, перерастающие в глубокие, ни на чем не основанные убеждения. Со временем, убеждения, лишенные способности к адекватной оценке реальности, перерастают в веру, порой – необдуманную, фанатичную…Подобным образом возникла уверенность в существование тех, «кто приходит по ночам». Но мы далеки от образов, которыми нас наделяют, изображая в виде химер на своих храмах. Правда, возле нас вертятся различные силы и нелюди: существа из других миров, последователи культа, спириты и прочие шарлатаны, не имеющие к нам никакого отношения. Но я поддерживаю, и стараюсь контролировать их деятельность: они создают некий мистический образ нашей деятельности, стереотип…и формируют атмосферу страха. А страх – это большая сила, если его умело направлять… Я, мои помощники, по сути, выполняем роль - некого баланса, между тем, что вы понимаете под добром и злом.
- И к чему вы больше склоняетесь?
- По разному! – уклончиво ответил Мессир: - Все зависит от обстоятельств! Добро и зло! Извечный вопрос! Но все сложное является простым, если его постараться правильно понять. … Зло, имеет свои извечные начало и конец. Оно несет разрушение и гибель всему, что вольно или не вольно, попадает в сферу его воздействия… Зло, есть действие - самоистребительное: разрушив все, что способно его оценивать - оно исчезнет само по себе. Вечно, только добро! Милосердие, основанное на любви и уважении, несет жизнь и стремится к ее сохранению. И каждому человеку предоставлен свободный выбор между добром и злом. Но, не следует забывать, что сын мясника всегда останется мясником, если его отец воспитает того в невежестве, алчности и себялюбии…
- Вы знаете и это? – спросил Жан, имея в виду причину, приведшую его на болото.
Мессир не ответил, прислушался. На лестнице простучали поспешные шаги.
- Кажется, мы близки к развязке нашей встречи! – произнес он, глядя на дверь.
Продолжение далее..
Автор: vasiliy.shein

Истории из жизни. Мистические.

Дело было лет 30 назад. Мы молодые девчонки, в те времена ни детей, ни плетей, жили в общежитии! Решили погадать. Ну, умницы, что сказать! Бумагу пожгли, тарелочку покрутили, ( не крутилась, зараза, никак), свечи тоже пожгли, на кофейной гуще погадали! Мало! И тут Зуля рассказывает историю... Молодая женщина тоже погадать хотела, да на даму пиковую! Положила её рубашкой вниз возле порога. Ждёт 12:00 ночи. Ровно в полночь стук в окно, и голос умершей мамы:" доченька, открывай!" У доченьки ноги подогнулись! Дальше больше! Стук в дверь! Голос отца. Из подполья стук, грохот! На разные голоса все пытаются в дом попасть! А дом то ещё и частный! В гадании главное было, пока к тебе стучат, разговаривают с тобой, успевай вопросы задавать! От стука и муж проснулся! Хотел открыть, посмотреть, кто его разбудил, да гадальщица костьми легла, чтоб не думал даже к дверям подходить. Всю ночь просидели под окошком, страшно было! Ну нас то такое не остановит! Девки смелые! Взяли даму пиковую, положили рубашкой наверх, да ещё и под коврик. Нас в комнате трое жили! Я, Люся и Ольга! Моя кровать и Ольги стояли к стене, возле моечной. У Люськи напротив моей. Легли около полуночи. Поболтали и только решили, что можно спать... Вдруг во всей общаге пропали звуки! Мы затаились. И тут послышались шаги... Почему то с пролёта между 3 и 4 этажом. Мы уже замерли. Шаги в моечную, назад в коридор. Мимо нашей комнаты. Буквально несколько шагов, разворот к комнате. Возле комнаты потоптались, назад в моечную, и такой удар в стену, что я с Ольгой чуть с кровати не слетели! Потом на выход, и пропали так же, в пролете! А следом и звуки появились. Кто в туалет пошлепал, кто пить захотел ночью. Мы уснули. Утром вышли в секцию, вытащили даму, в колоду её, и колоду выкинули по пути на работу. А ночью нас домовой душил. Мы спать боялись. Неделю, наверное, он нас учил! Святой водой стены и углы брызгали, как могли прощения просили. Если кто скажет, какой домовуша в общаге? Сразу говорю: есть! Троим девушкам один и тот же домовуша не мог видеться одинаково! Молодой, лет 30, мужчина, высокий, интересный. Люся его видела - черный верх, белый низ, я белый верх, черный низ, а Ольга однотонное. Ходил к нам по очереди! После этого- никаких гаданий, от слова СОВСЕМ! Страшно было! Хватило! © Вера К. *** Я 2 года назад купила квартиру, хорошую и недорого. После получения документов выяснилось, что хозяина дома прирезала любовница прямо в квартире... Следы от ножа на двери... А квартира меня не принимала.. Звуки, шумы, все не складывалось... Я окурила ладаном, жгла церковные свечи, освящала святой водой.. Читала много молитв.. И все наладилось.. © Катерина Е. *** Мою знакомую на сутки парализовало после вызова духа. Думаете это ее чему-нибудь научило? Уже за сорок,до сих пор балуются. Худая стала как моя смерть! © Лена Полякова *** Я сама в 1996 году начала гадать на картах , хотя раньше не умела . Потом даже приезжали из деревень к бабке - гадалке .Мне тогда было где то 37 лет . Я для того это описываю , что бы было понятно , что я не от балды это делала , ну вот , в процессе моего гадания стала я в определенные дни в году гадать вызывая духов , когда это было менее безопасно. Но , я знала одно правило , всегда после гадания надо было духа прогонять , иначе не избежать беды. И всегда всё получалось нормально и без эксцессов. Ко мне прямо приходили и просили , упрашивали погадать таким образом. Как то опять пришли через знакомых и стали просить. Я как то уже устала и так мне не хотелось , но я согласилась. И вот , собрались , стали гадать , но я думаю пришёл кто то другой , не тот кого мы вызвали. Гадать у нас толком и не получилось , стала я его прогонять , а он не уходит...И икону старинную принесли и воды святой , нет толку. Что делать не знаю , но , точно знаю , оставлять нельзя так. Я тогда , очень много знала молитв и особенно " живые в помощи..".Стала её читать , да не один раз , ну и короче говоря у меня получилось его прогнать , слава Богу. Конечно , это очень дело не столько страшное , потом привыкаешь , как будто так и надо , но на тебе лежит большая ответственность за всё происходящее. Кстати кому гадали , всё сбылось. Кроме самой себя , интересно... Всем всех благ !!! © Зинаида Русина

Хочу поделиться своей историей...

Моя мама при жизни страдала клаустрофобией, у нас всегда были открыты окна. Она не хотела, чтобы после её смерти ей устанавливали памятники плиту, только крест и открытая земля на могиле. Так мы и сделали. И вот через 8 лет после её смерти мой племянник, её внук, решил поставить общий памятник им с нашим покойным отцом. Так появилась вместо открытой земли плита. И вот однажды звонит мне моя подруга детства и рассказывает свой сон. Идёт она ,а навстречу ей моя мама, несёт тяжёлое одеяло, причём очень злая. Подруга спрашивает, зачем вы несёте, оно же тяжелое. А мама с таким злом швыряет ей это одеяло под ноги и говорит: вы мне совсем земли не оставили! Она была очень недовольна и зла. Конечно, мы ничего переделывать не стали, но до сих пор как-то неспокойно на душе. © Валентина *** У нас случилась трагедия 20 лет назад.Моего дедушку,на тот момент ему 75 лет было,кто то убил прям в его квартире,в двух квартирном деревянном доме.Точнее не просто убили,а пытали его(он в тот день пенсию получил, хорошую),избивали так,что погнули кочергу и сломали об него точильный камень.Жуть!Полиция нам сразу сказала,что вряд ли найдут,так как подозреваемых пруд пруди.Моя мама,его дочь,целый день промучилась вопросом кто бы это мог быть...кого попало отец бы в квартиру не пустил,подозрительный был очень.И вот ночью снится ей сон,что отец ей про Лапина рассказывает(это неродной внук младшего сына,которого он жалел и всю жизнь ему помогал деньгами).Проснулась мама и поняла,что только его мог дед впустить(родных внуков и чужих вечером дедушка не пускал-сплю уже и всё).Сказала милиции,они к этому товарищу,и точно...пропивают с подельников добытое.Вот так дедушка помог найти убийцу. © анонимно *** Вот почти три года,как нет моей средней сестрёнки, а она практически постоянно снится моей младшей сестрёнке. Мне за всё это время несколько раз всего в снах являлась, по пальцам можно пересчитать. Не знаю, почему мне меньше, может потому что они погодки? Хотя со мной она была больше близка. В этих снах она нас с сестрой поддерживает, даёт понять, что оберегает. Однажды, спустя полгода после своей смерти, она во сне показала, как прошёл её последний день, ведь мы доподлинно не знали, что именно послужило причиной ( всё случилось в больнице). К слову сказать, что часто она приходит в компании с моим мужем. А мне он почти и не снится. Скорее всего, младшая сестра, как проводник. Они ей говорят, она мне передаёт! © Розалия

УМЕРШИЕ С НАМИ ГОВОРЯТ....

Приехали с мужем на деревенское кладбище, где его родственники похоронены. Могилу бабушки нашли легко. А прабабушкину он никак не может найти. Я так вообще не знаю даже, в какой стороне искать, была там один раз много лет назад. Ходим кругами, понимаем, что рядом, но никак не отыщем. Я встала, глаза закрыла, и говорю тихонько - бабушка Поля, правнук к тебе приехал навестить, а ты от нас скрываешь могилку, никак тебя не найдем, помоги нам, дай знак какой нибудь. Глаза открываю, шаг делаю вперед и голова сама прям вправо поворачивается, как будто кто насильно ее потянул. А там за кустом и оградка с искомой могилой. Зову мужа, а он уже метров за 50 совсем в другую сторону пошел. Зачем, говорю, ты туда, на выход уже, надо ближе к лесу. А он -не знаю, тянуло что то. Обиделась видно баба Поля, что правнук не был давно, уводила в сторону. А меня послушала, простила и показала правильное направление. © Наталья Тимакова. *** Дело было в 90-е. Прихожу в гости к подруге, а она расстроенная. Говорит, видела сон, по ощущениям - вещий. Мол, сидит ее мама на балконе, такая, как она будет лет через 15 примерно - постаревшая, поседевшая, в светлой ночнушке и смотрит, как над Москвой встает огромная волна цунами и вот-вот обрушится. И мама смотрит на нее обреченно, и нет от этой волны спасения. И подруга начала говорить, типа, надо бежать из столицы, через несколько лет будет катаклизм, сон об этом и предупреждает, надо валить, в Сибирь, например. Я посмеялась, говорю, на карту посмотри, как далеко от Москвы моря и океаны, какое может быть цунами? А подруга упёрлась - нет, сон вещий, дело верное! Прошло с тех пор много лет, уже и мама ее умерла от онкологии. И как-то я припомнила этот наш давний разговор и уколола подругу, мол, вот тебе и вещий сон, где ж твоё цунами, Нострадамус? А подруга грустно ответила: "Сон и вправду был вещий. Ведь мама в нем выглядела точно как в последние недели перед своей кончиной - такие же стрижка, седина, ночная рубашка и обреченный взгляд. Просто смысл сна был другой, а я тогда его не разгадала - не цунами обрушится на Москву, а болезнь захлестнёт маму как цунами, и не будет от нее ни лечения ни спасения ..." © Виктория А. *** Давно это было. Умер мой отец. На тот момент с мамой моей не жили вместе больше 10 лет. Инфаркт. Бабушка положила его в том, что было. Костюм ещё ничего, а туфли разбитые. Через некоторое время начал он сниться моей маме с одной просьбой - отнести туфли в ремонт, а то с ног сваливаются. Несколько раз этот сон повторялся, а тут соседка умерла, в одном с ним доме жила. И мама попросила её родственникам положить к ней в гроб обувь для моего отца. Согласились. После похорон соседки отец маме с просьбой туфли в ремонт отдать не снился. И ещё один сон приснился уже мне. Я родила сыновей-близнецов, преждевременно. Роды были очень тяжёлые, мальчишки родились очень слабые, одного даже реанимировали, да и сама едва не погибла из-за резко поднявшегося давления. И был один момент, когда дети были на грани между жизнью и смертью. Снится мне сон, будто я стою с сыновьями на остановке, которая находится прямо напротив дома моего отца. И вот он выходит из дома и через дорогу смотрит на нас. Я ему говорю: - "Иди к нам, я тебя с внуками познакомлю". А он говорит, что лучше оттуда посмотрит. Постоял недолго и ушёл. После того сна сыновья пошли на поправку, не стал их дед с собой забирать. © Елена С. *** Вот недавно, в начале мая приснился нашему сыну дед со стороны мужа.Пришел во сне и говорит я упал, подними меня.Утром 7мая сын приехал и говорит, папа поехали на кладбище, там вроде памятник упал.Приехали и точно, мраморный памятник упал.И это не первый раз, поэтому уже не удивляемся.То памятник переносит, то дерево упадет.Причем снится только нашему сыну, есть и другие внуки , сын. © Вероника Аркадьевна *** В январе 19 года мне поставили диагноз - рак шейки матки с метастазами, железисто - плоскоклеточная карцинома и т д. Неоперабельна Лечение, химии, облучения, брахитерапия, это когда внутрь в женские органы вводят... и облучают Приснилась мне мама умершая, стоит на пороге квартиры протягивает мне платок : подойди, я платок надену А нашей маме отказать было - ой. И я набралась окаянства - нет, не надену И она как растворилась со вздохом облегчения. В самом начале моего лечения Всё, я поняла, что выберусь. © Ольга Б. *** Похоронила сестру подхоронение сделали к отцу с матерью то есть навещали это место часто более 20 лет и вот на такси приехали на сороковину крутимся на машине а места не находим всё объездили вроде место то а могил не видим вылезла из машины и крикнула сестра покажи где ты и сразу увидела могилы близких стояли буквально в 10 шагах и вот что это так и не поняли. © Светлана *** в 90е умерла коллега...были очень близки - моя старшая подруга и наставник, сестра по духу... Нашим сотрудникам многим снилась, рассказывали, что весёлая и нарядная приходит. Удивлялась, что видят те, с кем мы только "здрасте/до завтра" общались...Очень скучала, могла в ночи рвануть на её могилу - поговорить и поплакать...Однажды проснулась в слезах и недоумении - сон увидела, а впечатление такое, будто явь...У магазина встретились, я рада, зову к себе, а она отказывается: "Я не могу -занята! N ( просто девочка коллега) в магазине - дождусь её и ко мне пойдём, я её пригласила." Прошусь с ними - отказывает, выходит эта девочка, прощаются со мной и удаляются...Бегу за ними, а догнать не могу, а подруга с улыбкой, через плечо обернувшись: " Домой уже иди!" На этом и проснулась...А девочка умерла (до этого сна или после - уже за давностью лет не вспомню - ребёнку её ещё годика на тот момент не исполнилось) Светлая память ушедшим. © Светлана Д. *** Давно это было, похоронили мы дядю родного в Уральске.Уехали домой в Саратов..через какое то время по телефону разговариваем с сестрой, говорит- папа приснился - укройте меня. холодно, замерз. Поехали на кладбище, и увидели -земля в ногах провалилась , яма зияла... © Наталья А. *** Все мои сны связаны с отцом. Я на его похороны опоздала - август 1979, 7 тысяч км лететь, не успела. Похорон не видела, никто ничего рассказать не успел. Снится отец в широком гробу и туфли не на ногах, а рядом стоят. Матери рассказала, а она подтвердила - гроб шире обычного, делали на заказ, его брат столяр. А туфли ему купили незадолго до смерти, но носить не смог - жали. Я беременная была, через пару месяцев сон приснился. Я с отцом и матерью сидим за столом. На руках у меня девочка. Отец говорит - Все равно я вас кого-нибудь заберу. Через месяц родила девочку. Рожала тяжело, в поселковой больничке, в Забайкалье. Везти куда-то в большую больницу было поздно, а беременность протекала нормально и ничто не предвещало. Врач потом рассказал, что вопрос о ребенке вообще не стоял, спасал он меня и родила я чудом, головка у ребенка не так повернулась и он ничего не мог поделать. Ребенок родился здоровый, со мной все в порядке. Через 2 недели мать заболела пневмонией. Еле выкарабкалась. Не забрал никого - пожалел. Отец умер от двусторонней пневмонии, врачи сказали, что был в реанимации и в бреду постоянно звал меня, не умирал чудом, уж очень тяжелое состояние у него было.Второй раз приснился через 30 лет. Матери уже тоже не было в живых. Они с матерью ведут девочку лет пяти. Я их вижу со спины. Позвала, они обернулись и отец мне рукой махнул - поди прочь... Проснулась, но страха за девочку, которую они уводили, не было, хотя у меня одни девчонки - 2 дочери и 3 внучки. Через неделю умерла моя тетушка - родная сестра моей матери. Ей было 72. Мать ее вынянчила, она была младше на 10 лет и всю жизнь тетушка звала ее Наной (няней). Мать всю жизнь считала ее ребенком и отец относился к ней как к младшенькой, практически как к дочке. © Алла В. *** В квартире перед смертью мамы стали трещать пластиковые рамы, это невозможно, но это так. После ее смерти треск продолжился, муж предположил, что дом "садится" или еще что-то подобное, но через полгода умерла наша овчарка и едва не умер сын, только после этого треск прекратился. За овчаркой и сыном мама "пришла" наяву, увидела ее боковым зрением, услышала, что она говорит : "забираю Тяпу и Женю". Я стала стала возражать, говорить "нет", но понимала, что собаку я отстоять не смогла. Снова трещать рамы начали спустя девять лет, ушел на Радугу мой любимый котик, и снова тишина. © Ирина Б. *** Умер брат и снится сон, заходит ко мне в дом, стоит на пороге, улыбается, я говорю ему:- как такое возможно? Этого не может быть, ты же умер. А он отвечает-я там встретил Любу и она мне сказала вернуться. А Люба это его вперед умершая жена. Когда Люба умерла на 49 дней вызывали шамана(по её вере) и она через него сказала, что вернётся на землю через три года в теле мальчика. Через три года её дочь родила сына. А ещё родственники не могли найти деньги, она их куда то спрятала, а через шамана сказала-не ищите, я здесь долги раздала. Вот такие дела. © М. С. *** Когда с отцом прощались в морге у него были глаза чуть приоткрыты, сестра сразу сказала, что он высматривает, кого бы с собой взять, так и получилось, мамы через 8 месяцев не стало! И когда отца не стало, сестре приснился сон, что у неё хотят занять денег, а она отвечает, что не могу дать, т. к. впереди ещё одни похороны!! Хотя тогда мама чувствовала себя хорошо! © Елена П. *** Одна женщина похоронила дочь, очень горевала и свела счёты с жизнью. Похоронили её рядом с дочкой. Как то пришла ее коллега по работе к ней на могилку и видит, стоит эта женщина у могилы своей дочери на коленях и выпрашивает у дочери прощение.... Как бы ни было тяжело хоронить своих умерших родных, но надо дожить до конца своих дней, чтобы потом встретиться.... © Людмила М. *** Когда то у моего отца брат старший умер. Отец с похорон приехал, очки брата привёз (тогда с оптикой было плохо). И в какое то утро мама говорила, проснулся перепуганный. Брат во сне говорит, что ж ты Иван очки то взял, я тут ни почитать не могу, ни сделать чего. Сегодня,говорит, у вас там мужик к нам идёт, передай с ним. А деревня же, знают где что. Мама унесла очки, попросила передать. © Елена З. *** Вышла я замуж, через 2 года умер свекр, потом сестра свекрови, после свёкра, лет через 5 умерла. Снится мне сон, иду я по кладбищу, уже на выход и бежит та самая тётя моего мужа. Я ей в след:" Тётя Шура, чего мимо бежишь? " Она мне в ответ, типа, некогда. Потом мне шумит в след :"Скажи Зинке (моя свекровь), Сашка (мой свекр), не доволен, на его могилу землю накидали, пусть уберёт ".Я сон мужу рассказала, а он своей матери. Она поехала на кладбище, а там и правда землю накидали. Рядом мужчина был похоронен и потом к нему жену подхоронили и накидали на чужую могилу , моего свёкра, землю и не убрали © Яна *** Умер мой дед. Похоронили. Бабушка осталась ночевать одна в своем деревенском доме. Легла спать в комнатке,закрыла дверь изнутри входную на крюк,комнату закрыла изнутри на небольшой крючочек. Рассказывала:" Ночь,не уснуть,лежу. Вдруг,слышу,открывается входная дверь. Шаги. На кухне наливается вода в чашку. Потом шаги к ее двери. И голос деда называет ее по имени. " Бабушка рассказывала,что волосы у нее встали дыбом. От ужаса дышать не могла. Видит,дверь пытаются открыть. Потшм шаги,хлопнула входная дверь. До утра,пока на улице не стали ходить люди,лежала не шевелясь. Утром вышла из комнаты,входная дверь закрыта. Что это было? © Тамара О.

ПРОБУЖДЕНИЕ

Непослушными руками Рина попробовала опереться о землю и приподняться, однако тело и конечности, казалось, существовали независимо друг от друга. Не найдя сил еще на одну попытку, девушка распласталась на асфальте. В щеку впился камешек, в голове шумело, а взгляд никак не фокусировался. - Я должна… - издаваемые звуки более походили на шелест сухой травы. - Дорога… Автобус… Я должна… Но объединить всплывающие в памяти смутные образы в единую логическую цепочку никак не удавалось. Веки налились свинцом, и борьба за ускользающее сознание оказалась проигранной. Рина погрузилась во тьму. - Бакс, отстань… Сейчас выгоню из комнаты! – за словами последовал слабый жест рукой в попытке отогнать кота, и тут же тело пронзила острая боль. Вслед за этим вернулись воспоминания: автобус, авария, попытка отползти подальше… Резко открыв глаза, Рина осознала себя по-прежнему лежащей на асфальте. Картинка выглядела гораздо четче, и девушка смогла рассмотреть высокий борщевик на обочине и возвышающуюся стену леса чуть дальше. Легкий поворот головы чуть не обернулся очередной потерей сознания, но этого не хватило, чтобы расширить обзор. Сжав зубы изо всех сил, девушка сначала подтянула ноги, отметив, что движения ими не вызывают болезненных ощущений, а после попробовала подняться. На минуту ей показалось, будто тело пронзили миллионы игл, но в следующий момент пришло облегчение. - Уф, главное теперь… - фраза оборвалась на полуслове, когда взгляд начал выхватывать то один, то другой кусочек действительности, из которых складывалась ужасающая панорама: метрах в десяти дымился искореженный автобус, а вокруг него повсеместно лежали тела людей. Но даже не это было самым страшным – посреди дороги возвышались три странные фигуры: они не были похожи ни на одно виденное ранее существо, но как-то интуитивно ощущалось, что они живые и разумные, а еще – очень злые… Тело каждого монстра не имело четких контуров – казалось, оно состояло из клубящегося тумана и по форме напоминало размытую очень высокую трапецию, на вершине которой находился среднего размера черно-красный шар. Из этой ужасающей головы в разные стороны простирались извивающиеся жгуты. Прямо на глазах у перепуганной молодой женщины один из отростков начал удлиняться и, достигнув земли, медленно пополз к одному из тел. Складывалось впечатление, что таким образом монстр обнюхивает погибшего, однако в следующий момент щупальце замерло, но лишь для того, чтобы впиться в открытый участок кожи. Одновременно с тем, как по отростку вплоть до самой шарообразной головы пробежала алая искра, Рину передернуло от ужаса и отвращения. В голове набатом звучала одна и та же мысль: «Надо сваливать как можно дальше!» Однако на смену ей пришла другая, более пугающая. Девушка вспомнила о том, что вывело ее из бессознательного состояния: шершавые прикосновения, так похожие на касания языка любимого питомца. Забыв о боли, Рина дернулась, лихорадочно оглядывая пространство вокруг себя. Догадка подтвердилась: совсем рядом с ногой почему-то безжизненно лежал отвратительный отросток, чем-то напоминавший кольчатого червя серого цвета. Не выдержав происходящего, молодая женщина закричала, в отчаянии вцепившись в волосы. Словно в ответ на этот полный страха и боли вопль в отдалении раздался звук сирены скорой помощи. Он подействовал как успокоительное. Рина замолчала и, обхватив, себя руками стала ждать спасения, не сводя глаз с не реагирующих ни на что чудовищ. В такой позе девушка встретила и выбежавших из подъехавшей машины медиков. Сразу стало шумно, прибывшие люди суетились, осматривая тела. Среди врачей мелькали полицейские, все занимались своим делом. Но Рина наблюдала за всем будто в замедленной съемке. Не сразу она обратила внимание на склоненное над ней обеспокоенное лицо пожилого врача, задающего какие-то вопросы. - Посмотрите! Они не уходят! Разве вы не видите – они высасывают их жизнь! Прогоните их! – выкрикнув это, спасенная заметила, как в лице медика что-то неуловимо поменялось. Он повернулся к проходившему мимо медбрату и попросил: - Коль, позови-ка Андрея Дмитриевича! - Мозгоправа? Что сказать – шок или крышей двинулась? – проявил заинтересованность Николай. - Просто скажи, что я зову. Срочно! – дождавшись, пока медбрат отойдет подальше, врач обратился к пострадавшей. - Сколько их? Тех, кого ты видишь? Где-то на задворках разума промелькнула мысль о необходимости удивиться этому вопросу, но она уступила желанию выплеснуть страх и получить утешение: - Трое! Их трое! И они не уходят! Почему? - Тише, девочка, тише! Знаешь, птичка есть такая – стервятник? – дождавшись натужного утвердительного кивка, мужчина продолжил. – Вот и они своего рода стервятники, только их не физическая оболочка привлекает, да и редко кто их видит в нашем мире… - Что у тебя, Тимур Кирилыч? – в разговор вклинился подошедший доктор, очевидно, тот, которого просили позвать. – Выжившая? В шоке? - Андрей, вызывай своих. Прямо сейчас. – наткнувшись на недоуменный взгляд, Тимур Кириллович Романов понизил голос и продолжил. – Видящая она. - Да ладно?! – опешил Андрей, но быстро взял себя в руки. – Сколько? - Говорит, трое, все до сих пор здесь. Если успели утолить голод и набрать силы, то и живым тут сейчас опасно. - Ну вот и дождались. Права была Марта… - Да что происходит?! – Голос Рины сорвался на фальцет. Недвижимые фигуры монстров пугали еще сильнее от того, что их больше никто не видел. Желание удостовериться, что она не сошла с ума и ей ничего не угрожает, было настолько велико, что девушка не могла больше спокойно стоять и слушать двух врачей, спокойно обсуждающих странные темы посреди этого оазиса смерти. Несколько медиков и полицейских обернулись на крик, после чего один из стражей правопорядка направился в их сторону. - Как же не кстати! – буркнул в сторону Тимур Кириллович, а Андрей сделал шаг на встречу полицейскому: - К сожалению, выжившая находится в шоке, реакция неадекватная, опросить сейчас никак не представляется возможным. - Имя хоть назвала? - Нет. Сейчас ее отвезут в областную поликлинику. Давайте я запишу ваш телефон и дам знать, когда с пострадавшей можно будет побеседовать. – Андрей ловко потушил интерес полисмена к выжившей девушке. – А вот и моя визитка, звоните в любое время, буду рад сообщить новости. - Я – Рина. Карина Полянская. – Из девушки будто разом выкачали весь запал. – Объясните мне, пожалуйста, что здесь происходит. - Обязательно, но чуть позже. – пообещал вернувшийся Андрей. – Давай сейчас по твоему самочувствию: что болит? Ногами-руками шевелить можешь? - Да я, наверное, и встать смогу, болит только шея и левая рука. Сильно. – И, действительно, левая конечность висела безжизненной плеткой, а в районе ключицы кожа налилась синевой. - Зафиксируй, Кирилыч, не до больницы сейчас. Я своих вызвал, но как бы не опоздали. - Давай встанем, вот так, аккуратнее. И медленно пойдем к машине. – Кирилыч придерживал девушку и ненавязчиво закрывал ей вид на то, как пакуют тела погибших. Рине и самой не хотелось наблюдать эту страшную картину, но боковым зрением девушка уловила движение над головами людей. - Тимур Кириллович, что это такое? Они зашевелились! - Опоздали, началось! Карина, сейчас нам бы только дождаться моих ребят! Надежда на тебя – мы их не видим, у нас вообще только одна Видящая, да и та пенсионерка… - Но очень резвая! Не кисните, прорвемся. – С наигранным весельем подмигнул Кирилыч. – Ну, так что происходит? - Они сближаются друг с другом. Вы ведь знаете как они выглядят? - Примерно. – кивнул Андрей. – Продолжай. - Стали совсем вплотную. Замерли. - Эх, была не была. Хуже не будет! – Андрей вышел на центр дороги и сложил руки в виде рупора: - Народ, мои слова могут показаться вам странными, но я настойчиво предлагаю всем побыстрее утрамбоваться в машины и разъехаться! То тут, то там стали раздаваться взрывы хохота. - Ну, ты опять в своем репертуаре, Дмитрич! А мы уж было думали успокоился! - Да я только «за», только кто жмуров уберет да опишет всю эту картину Репина?! - Андрей, ты б заканчивал уже с выпивкой-то! В это время Романов усадил Рину в скорую и стал торопливо оказывать ей первую помощь, комментируя происходящее: - Он каждый раз так! Уже и на освидетельствование возили, и уволить пытались, но специалист хороший. Решили, что чудачит. Не объяснишь ведь, что он их спасти пытается, никогда ведь не знаешь, как повернется. А начни такое рассказывать – моргнуть не успеешь и привет из «желтого» дома. - Тимур Кириллович, а оно теперь одно… Они это… слиплись вместе. – Рина судорожно подбирала слова, чтобы описать наблюдаемую картинку. – Знаете, как выглядит? Будто осьминога кверху щупальцами перевернули. И тело теперь не серое, а фиолетовое. Это что значит? Кирилыч перестал наматывать бинт и первый раз за все время выругался. После встал, обошел машину и откуда-то из-под передних сидений достал небольшой ящик. Увидев это, к ним заторопился Андрей. На ходу скинул медицинский халат, после чего словно переродился: на смену обычному интеллигенту пришел боец – именно это слово вертелось на языке, глядя на плечистого, рослого мужчину с короткой стрижкой и решительным выражением лица. - Открывай! – скомандовал Андрей, кивнув на ящик. Рина, на мгновение отвлекшись от наблюдения за монстром, проявила интерес к содержимому. А посмотреть было на что: внутри ящика оказались кинжалы, из какого-то темного материала, на лезвиях и рукоятях были выгравированы некие символы. Память неожиданно услужливо достала откуда-то из студенческих времен знание о том, что они напоминают славянские руны, но, к сожалению, ограничилась только этим. - Ах, ты ж… Такого еще не было на моей памяти: он материализуется! – Кирилыч дернул коллегу за рукав и безошибочно кивнул в сторону монстра. И действительно: воздух в этом месте сгустился и начал вибрировать, периодически внутри возникали фиолетовые блики. - По машинам! – еще раз попробовал Андрей, но было уже поздно: очертания монстра становились все более четкими, он выходил в реальный мир. Растерянные люди, побросав свои дела, смотрели на возникшую аномалию, а тем временем к каждому из них тянулись щупальца. Когда кто-то очнулся и закричал «Бежим!», большинство уже не могло пошевелиться, будучи опутанными чудовищными отростками. Между тем Андрей и Тимур Кириллович соорудили обережный круг, разделив его на четыре сектора пересекающими окружность лучами. В начале каждого луча был воткнут кинжал. Медики выводили какие-то руны внутри круга, когда к ним приблизились первые жгуты, однако, достигнув борозды смертоносные отростки остановились, натолкнувшись на невидимую преграду. Со временем их становилось все больше, Рина сидевшая почти в самом центре почти не дыша наблюдала, как щупальца оплетают их невидимое убежище, пытаясь найти слабое место и проникнуть внутрь. А снаружи гибли люди. Гротескное подобие перевернутого головоногого опутывало каждого, кто попадался на пути, лишало возможности сопротивляться и, особо не мешкая, начинало вытягивать по крупицам жизнь. Чем большее количество жертв оказывалось в смертельных коконах, тем явственнее проступали очертания чудовищного монстра. - Тише, тише! Ты в безопасности, мы должны продержаться… - до этого момента Рина даже не понимала, что все время тихо поскуливала. На плечи девушки опустились крепкие руки, Андрей быстро, но стараясь не причинять боли, развернул Карину к себе. Молодая женщина размазала здоровой рукой по щеке слезы, и хриплым шепотом повторила: - Мы в безопасности… Мы! А они? А как же они? - Ну что ты, девочка? Я же пытался… Но они не поверили, и ты бы не поверила, если б не увидела своими глазами. – Было видно, что Андрей говорит искренне, но легче от этого не становилось. - Не можем мы ничего сделать. Вот спрятаться можем да картинки на земле вырезать, кулаками махать, - откликнулся сидевший у самой границы круга Кирилыч. – Да еще вызвать тех, кто может. Так что сиди и жди. Старайся по сторонам меньше смотреть. Внезапно медленно ползущие по защитному барьеру щупальца замерли, а в следующую минуту над головами полыхнуло. Рина и мужчины вскочили на ноги, устремив взгляды к источнику вспышки – самому чудовищу. Переливаясь всеми оттенками красного, монстр пришел в движение и начал приближаться к обережному кругу, где находились спасшиеся. - Чувствует живых, тварь. – Выдохнул Кирилыч, вытаскивая из-за пазухи еще один кинжал, похожий на те, что были воткнуты в ритуальный круг. Андрей повторил его движение, готовый при необходимости обороняться. Потом словно вспомнив что-то, обернулся к Карине: - Вперед не лезь, держись за нами, если что. От тебя потом будет гораздо больше пользы, чем от нас двоих. Монстр, меж тем, был уже рядом – замер всего в нескольких человеческих шагах от края убежища. Рина стояла ни жива, ни мертва, обреченно думая о том, что ей остается только смириться и наблюдать за происходящим. Еще раз полыхнуло и вместе с тем исчезли все щупальца – они оказались втянутыми внутрь безобразной шарообразной головы. - Кирылыч, ставлю бутылку коньяка, что это не конец! – Вымученно улыбнувшись, Андрей подначил приятеля. - Готов поставить по ящику тебе и ему, если ты оши…- начал был Кирилыч, но осекся, увидев, как из чудовищной головы появляется и устремляется к ним один огромный извивающийся щуп. Все отростки, виденные до сих пор, на фоне этого выглядели тонкими ниточками. Монстр опять полыхнул алым и щуп вонзился в спасительный купол. Мгновение ничего не происходило, а после Рина даже не увидела, скорее, почувствовала, что защитного барьера не стало. В лицо сразу пахнуло теплым ветром, мир наполнился вечерними звуками, а в голову девушки ворвался голос, который вселял уверенность и точно знал, что стоит делать. Повинуясь этому наитию, Карина протянула здоровую руку и выхватила из рук Андрея кинжал. Щупальце же начало свое движение вниз, к людям - чудовище жаждало получить очередную порцию жизненной силы. А голос в голове все шептал, подсказывая правильный порядок действий: уверенными движениями девушка рассекла ладонь сломанной руки, даже не почувствовав боли, а после стала орошать кровью руны, не так давно начертанные врачами на земле. Несмотря на то, что видимых изменений не происходило, она знала, что все делает верно, и продолжала, забыв об окружающих и даже о смертельной угрозе, которая сейчас нависала уже буквально над головой. Ошарашенные мужчины тоже отвлеклись от безобразного монстра, с любопытством и даже благоговением наблюдая за преображением Карины. Именно они первыми заметили, что знаки на земле начали наполняться светом и с каждым мгновением разгорались все ярче. Карина же, закончив круг, растерянно замерла в центре с изумлением разглядывая сияющие белые символы, не веря, что это дело ее рук. Голос в голове замолчал, но на смену ему пришел новый звук – извне, пронзительный, наполненный нечеловеческой ненавистью. Испуганно вскинув вверх голову, девушка увидела, что свет от рун достиг смертоносного щупа, а тот… начал на глазах тлеть, разлетаясь мелким пеплом. Монстра корежило, а его визг оглушал, но в где-то внутри рождалось чувство надежды на то, что отчаявшиеся, загнанные в угол люди переживут сегодняшний день. Готовый сорваться с губ девушки вздох облегчения, превратился во всхлип, когда Кирилыч опустил всех с небес на землю: - Не расслабляйтесь, он только обжегся. И действительно – визг стих, а раненое чудовище отползло чуть в сторону, волоча за собой опаленный обрубок щупальца. То, что виделось чудесной победой, оказалось лишь временной передышкой. Следующая дурная новость пришла от Андрея: - Карина, если у тебя в запасе нет больше никаких фокусов, то нам точно конец: руны гаснут. - Это не я, это… это.. голос… Но он замолчал, а я не знаю, что делать. – Рина сейчас больше напоминала беззащитного ребенка, нежели отважную чаровницу, которой она была еще несколько минут назад. - Ну вы даете, док. – Откуда-то сзади послышался насмешливый молодой голос, но повернутьяся, чтобы рассмотреть его обладателя девушка не рискнула. – Я такого даже в сказках не читал! - Вадик, да где ж вы были? – по голосу узнал говорившего Андрей. – Мы тут уже готовились пасть смертью храбрых. - Почему готовились? – отозвался Кирилыч. – Сохраняем все шансы на героическую кончину! Сейчас опять к нам полезет. И верно: монстр начал выпускать новые отростки. - А девчонку вы толковую нашли! Ее и учить почти не надо! – В круг шагнула высокая статная женщина преклонных лет и остановилась возле Карины. На открытом лице незнакомки сияли зеленые глаза, в которых читался ум, решимость и безграничная усталость. А голос… был тем же, что звучал недавно в голове Рины. – Зашевелился, голубчик? Сейчас мы тебя успокоим! Ты ведь мне поможешь? Карина сначала кивнула и лишь вдогонку подумала о том, что из нее никудышный помощник: ничего не знает, ничего не умеет. А женщина уже сделала надрез на своей ладони и соединила ее с раной на руке девушки, отчего Рина почувствовала небывалый прилив сил. Вдвоем они неспешно опять пошли по кругу, напитывая знаки перемешавшейся кровью. В какой-то момент наперсница Карины запела, язык казался смутно знакомым, находил отзыв где-то глубоко внутри, и незаметно для себя девушка стала все смелее вплетать в песню свой голос. Защитный круг разгорался все ярче, свет простирался вперед, и в какой-то момент настиг пытавшегося сбежать монстра. В этот момент два голоса зазвучали особенно сильно, женщины замкнули круг и вернулись в центр. Монстр оказался в ловушке – свет объял его со всех сторон, опалив и превратив в пепельные хлопья. Какое-то время на дороге стояла тишина, которую нарушил кто-то ехидный: - Ну, вы, девчата, дали! Сразу после этого зазвучал радостный смех, Кирилыч сграбастал Андрея в охапку и колотил по спине, приговаривая, что после сегодняшнего ему ничего не страшно, а Рина и пришедшая им на помощь женщина продолжали стоять, взявшись за руки. - Кирилыч! Хорошую вы девчонку нашли, берегите ее! – еще раз повторила незнакомка. - Вот ты, Марта, и береги, она твоей породы! – парировал Кирилыч, но что-то заставило его более внимательно взглянуть на женщин. – Ты чего это удумала, а? - Не мешайте… Я так долго этого ждала, я так устала. – Лицо Марты подернулось печалью. – Теперь она – ваша Видящая. А я ухожу в свет. Не печальтесь, вы же знаете, как это работает, – я всегда буду с вами. После произошедшего этим днем Карина была готова ко всему, хоть и мало что понимала. В голове пульсировала навязчивая мысль о том, что она совсем ничего не знает. Даже сама Карина не могла ответить, почему именно знание было так важно для нее. - Посмотри на меня! – Добрый, но настойчивый голос вырвал девушку из раздумий. Ей захотелось задать множество вопросов, но, встретившись взглядом с глазами напротив, она почувствовала, как в ее голову вторгается вереница образов, как через кровь, ритуал побратимства, передается сила и знание. Нет, даже не передается, а пробуждается то, что жило в ней всегда. Одно за другим всплывали воспоминания о том, что было много веков назад: славянские боги, ушедшие на покой, капища, ведьмины круги, раскиданные в местах силы и просыпающиеся время от времени, чтобы пропустить в этот мир зло, нарушить хрупкий баланс света и тьмы, и, наконец, они – Видящие, ведуньи, защищающие людской род. Все это длилось не больше минуты, но Рине показалось, что за это время она прожила тысячи жизней. В одно мгновение тепло, пульсировавшее в руке ушло, что подействовало на девушку отрезвляюще: вместо сражений и откровений Карина увидела, что рядом больше нет Марты, но она по-прежнему стоит в защитном круге, а на нее настороженно таращатся пять человек. Впервые за этот долгий день она не испытывала страха и понимала, что происходит. Она – Видящая, и сегодня она пережила свое первое сражение на новом жизненном круге. - Ну, что замерли? Идемте! – Рина весело подмигнула Растерянным Кирилычу и Андрею. – Помнится, прежняя Видящая вам наказ дала меня беречь? Так нынешняя вас своими хранителями назначает! Автор: Анастасия Столярова

ПРИЧИНА РАЗВОДА...

Знаешь Даш, - пробубнил муж не глядя на меня, - я тебя очень люблю, но мы должны развестись! Что?- воскликнула я не веря своим ушам,- мы поженились три недели назад! Что случилось? Зачем мы вообще тогда поженились? Ведь ты сам упрашивал меня выйти за тебя! Нууу,- замялся муж,- всё так... упрашивал тебя, а теперь...мама сказала что я должен с тобой развестись. И почему она так сказала?- вытаращив глаза спросила я пребывая в шоке от услышанного. Нуу, она сказала что ты...,- начал было говорить муж и не договорив замолчал. И что я?- с закипающей внутри злостью на свекровь спросила я глядя как муж тянет себя за пальцы и хрустит ими. Она сказала что ты... ведьма,- выпалил муж и посмотрел на меня. Я не выдержала и захохотала. С чего она такие выводы сделала?- спросила я вытирая выступившие от смеха слёзы,- увидела как я на метле летаю? А ты летаешь?- на полном серьёзе спросил муж. Конечно!- ответила и добавила,- голая и с распущенными волосами! Чё правда?- побледнел муж. Нет конечно,- шумно выдохнув ответила я,- это шутка была! Так с чего мама твоя такие выводы сделала? Она сказала что сопоставила всё что ты говорила с тем что произошло и другого объяснения кроме того что ты ведьма, она найти не может,- ответил муж. О как!- хмыкнула я, -и что же такого я говорила, что оно сбылось и до смерти напугало твою маму?! Не говори о смерти мамы,- взвизгнул муж и испуганно глянул на меня. Давай уже рассказывай,- рассердилась я, чего тянешь? Я хочу как можно скорее услышать причину нашего развода! Муж сцепил руки взамок и заговорил,- на прошлой неделе мы были у мамы в гостях и ты сказала что её цыплята бройлеры сдохнут, и они сдохли!- выпалил муж, укоризненно посмотрел на меня и тихо спросил,- тебя не жалко этих несчастных цыплят? Конечно мне их жалко,- ответила я,- могли бы стать вкусным мясом, но этого и следовало ожидать! Маленьких цыплят следует держать в тепле и в сухости, а твоя мамочка, их в сетчатый загончик в саду под яблонькой посадила и сказала что ещё её бабушка так цыпляток выращивала. Я ей сказала что так нельзя и их надо посадить в тёплое место и повесить лампу, а она мне ответила, что я ничего не понимаю в выращивании цыплят! Значит она фигни натворила, а я ведьма? Муж задумался. Пару минут он молчал и потом задал следующий вопрос,- а что на счёт Мишки? Какого Мишки?- не поняла я. Маминого чихуашки,- ответил муж. И что с ним?- спросила я. Помер он,- ответил муж и хмуро посмотрел на меня. Этого и следовало ожидать!- с яростью в голосе ответила я вспомнив несчастного пёсика с печальными глазами. Да как ты может так говорить!- не сдержавшись закричал муж,- откуда такая жестокость? Действительно,- заорала я в ответ,- откуда такая жестокость? Я твоей мамаше ведь говорила что псинку срочно к ветеринару везти надо и скорее всего у него пироплазмоз, а она проигнорила мои слова, вот и итог! Каким боком я причастна к смерти собаки? Ты сказала что он умрёт,- со слезами на глазах воскликнул муж,- и он умер! Капец,- рявкнула я,- он пи-пи бурого цвета при мне сделал, у него под хвостом всё в.. испачкано было, его рвало при мне и глаза жёлтые. Я спросила у твоей матери давал ли она ему что-то от клещей, а она только усмехнулась и сказала что никаких клещей не существует! Она угробила псину, а я виновата? Вы что dебилы все? Муж аж задохнулся от возмущения,- прекрати называть мою маму dебилкой!- рявкнул он и сжал кулачки. Я глянула на кулачки и ехидно сказала,- ты кулачки то не сжимай, а то отсохнут! Муж выпучил глаза, мгновенно спрятал руки за спину и задал коронный вопрос,- ну допустим, тыне причастна ни к смерти цыплят, ни к смерти Мишки, а как ты объяснишь что Маринка упала и ногу сломала? Значит Маринка всё-таки упала и сломала ногу?- спросила я и усмехнувшись покачала головой. Что смешного?- воскликнул муж с отвращением и страхом глядя на меня. Капец какие вы...,- я не договорила фразу чтобы не обидеть мужа, и дала исчерпывающий ответ на его вопрос. У твоей мамы на крыльце перед дверью лежит фигня с дырочками чтобы подошву очищать,- стала я объяснять мужу,- Маринка при мне три раза застревала каблуком в этих дырочках и едва успевала схватится рукой за перильца чтобы не упасть. Я сказала твой маме что эту штуку надо убрать, иначе Маринка шлёпнется и сломает себе что-нибудь. Это всё простая логика, а не какое не колдовство! А почему ты сказала что именно Маринка упадёт?- взвизгнул муж не желая внять моим доводам. Да потому что только она из всех ваших носит обувь с такими дурацкими каблуками!- рявкнула я теряя терпение. Муж надолго замолчал, видимо переваривал услышанное. Он прав,- подумала я,- нам надо разводиться, не хочу всю жизнь оправдываться! Автор Короткие мистические рассказы

БОЛОТО

Признаться честно, Олег никогда не был охотником до сбора дикоросов. Он не понимал фанатичного желания некоторых знакомых часами рыскать по лесу в поисках грибов или стоять согнувшись, собирая ягоды. Но сам он дважды в год ездил за ягодой. Первый раз, в сентябре, Олег с удовольствием наслаждался последними деньками бабьего лета, собирая брусники в сосновом бору. Второй раз удовольствия было меньше. За клюквой ездили уже в октябре. Голый лес встречал неприветливо. На болоте часто попадались (особенно с утра) затянутые первым, тонким ледком лужи. Любую другую ягоду мужчина считал баловством (ну может малину ещё ценил). Коллега по работе Савелий слыл знатоком народной медицины и ягодных мест. Поэтому, даже в неурожайный год, ведро ягод было гарантировано в каждой поездке. Особо жаловал Олег клюкву. Это же и витаминов кладезь, и морс вкуснейший, и, так сказать, изюминка в капустке солёной и в салатах. К тому же, учитывая цены на рынке, доставалась почти даром. В этом году к нему с Савелием добавилась ещё пара коллег, так что даже оплата бензина стала совсем копеечной. При коликах у младенцев. Не содержит сахара, лактозы. Доступная цена Узнать больше Денёк выдался солнечный, не по-осеннему тёплый. Разноцветная листва уже полностью опала, и поэтому, и без того редкий, березняк на краю болота казался совсем прозрачным. Чем дальше продвигались ягодники, тем мягче становилась тропинка под ногами. Казалось, что почва дышит, словно живое существо, мягко прогибаясь и пружиня под ногами. В этом году Олег отнёсся намного спокойнее к неприятным ощущениям ненадежности опоры и смело шагал за Савелием вглубь болота. А вот коллеги остались на самом краю, почти в лесу. Они решили собирать не очень крупную ягоду, только бы чувствовать под ногами твёрдую землю. Ровная поверхность все чаще бугрилась кочками, между которыми темнела вода. Кой где открытая, словно блестящее зеркальце, кой где затянутая мелкой ряской и тиной. Савелий точно знал, куда нужно идти. И вот перед глазами раскинулась неожиданно зелёная (для осени) поляна. На мшистых кочках, среди травы, словно бы кто-то щедрой рукой рассыпал крупную, спелую ягоду. Савелий показал Олегу на яркую от клюквы поляну и не спеша направился дальше. Он никогда не сидел на одном месте. Бродил целый день и собирал не только ягоды, но и какие-то травы, корешки. Для тех, кого Савелий брал с собой, существовало одно правило. С поляны — не уходить. Опытный проводник словно чувствовал, когда надо было перейти на более ягодное место, и сам провожал неопытных ягодников. Для него вернуться прямиком на нужное место, никогда проблемой не было. Олег с азартом и удовольствием собирал сочные, крепкие ягоды, словно бусины нанизаны на тонкую ниточку. Настроение не портили даже набежавшие низкие, тёмные тучи. Сгустившаяся прохлада словно предупреждала о холодном, моросящем дожде. Но это мало заботило мужчину — ягоды в этом году родилось очень много, значит они быстро наберут клюквы, сколько надо, и домой. Может и до дождя управятся. Не прошло и двух часов, а горбовик уже почти наполнен. Выбрав кочку посуше, мужчина сел отдохнуть. Благодать вокруг. Тишина. В этом месте деревьев росло совсем мало. То здесь, то там стояли низкорослые, тонкие и как-то болезненно изогнутые берёзки и кедры. Словно, поднявшись над землей за границей болота, они навсегда утратили право тянуться к небу. Олег обратил внимание на кедр, метрах в десяти от его полянки. Верхушку худосочного деревца украшали большие шишки. Как ни странно, но у выросших на болоте кедров, шишки почти всегда очень крупные, с сочным орехами. Мужчина неторопливо подошёл к дереву и потряс нетолстый ствол. В пожухлую траву ссыпались штук пять или шесть шишек. Неплохо. Будет детям гостинчик от зайчика. Спелые, прихваченные первыми заморозками плоды не пачкали руки смолой. Олег рассовал шишки по карманам, улыбаясь мыслям, как обрадуются мальчишки. Впереди, чуть подальше, две берёзы словно тянулись друг к другу, изогнувшись. Верхушки, едва ли не касаясь, образовали арку. Или окно.... А за ним.... горожанин даже задохнулся от восторга. Небольшая поляна казалась покрытой красный ковром. Стараясь вступать как можно аккуратнее, Олег вышел на середину ягодного изобилия. Мужчина улыбался от теснящего грудь восторга. Мысли путались, словно мужчина был слегка хмельным. Сделав следующий шаг, и чуть не упал плашмя. Нога провалилась по колено, холодная вода залилась в сапог. Мужчина охнул, торопливо выдернул ногу из ямки. Сердце учащенно забилось от неожиданности и лёгкого испуга. Виски налились тупой болью, руки и ноги отяжелели. Словно очнувшись от сна, Олег с недоумением огляделся. Под ногами уже не было ровного, пружинящего под ногами ковра. Вокруг взъерошенными макушками торчали кочки сухой травы. Между ними поблескивала тёмная вода. Сильно пахло тиной и сыростью. Олег никак не мог сообразить, как он сюда попал. В голове калейдоскопом замелькали кадры из фильмов ужасов, факты из интернета и книг о мистических существа, обитающих на болотах. Кикиморы, водяные, неприкаянные души утонувших, заманивающие путников в топи. Мужчина почувствовал как от занывшего живота к груди поднимается мутная, холодная волна страха и паники, перехватывая дыхание и сбивая пульс на бешеный ритм. «Эге-гей, Савелий!!» – крикнул Олег. Из горла вырвалось какое-то жалкое, хриплое блеяние. Звук такого испуганного и хриплого собственного голоса напугал Олега ещё сильнее. По коже пробежали мурашки и выступил холодный пот. Испуганно озираясь, мужчина покашлял, прочищая горло. Громко и зычно крикнул ещё раз и замер в тревожном ожидании, вытянувшись как струна и весь обратившись в слух. «Ыыыы гдеее?» – чуть слышно раздались откуда то сбоку. Радость и облегчение нахлынули волной. Олега даже в жар бросило. «Я здесь! К тебе иду!» – уже очень уверенным и громким голосом прокричал он Савелию. Осторожно выбирая дорогу, но довольно быстро мужчина поспешил в сторону голоса. Идти было очень неудобно. Высокие кочки, словно норовистые скакуны, скидывали с себя путника. Идти приходилось между ними, по редким кустам, что цеплялись за одежду, или по воде, нащупывая ногами твёрдь в холодной глубине. Олег ещё несколько раз громко кричал товарищу. Где-то впереди, вроде как ответили. На одной из кочек Олег заметил надломленную у корня тонкую берёзку. Выломанный ствол был немного толстоват и тяжеловат, но все равно, им было удобно проверять глубину перед собой. Но даже со слегой, мужчина проваливался в холодную воду не раз и не два. Потом он брел почти по пояс в воде, с трудом выдергивая ноги из болотной жижи. Несколько раз Олег проваливался ещё глубже и с большим трудом, наваливаясь грудью на свой посох, вырвался из мокрого плена. С громким чавканьем болото неохотно выпускало его ноги из жадной пасти. Впереди показались стоящие кучкой, тонкие, светлые среди болотной серости берёзки. Олег воспрянул духом – там должен быть более, менее твёрдый островок. Выбравшись на долгожданную сушу, мужчина рухнул на колени. Ноги дрожали от усталости, от мокрой одежды шёл пар. От волнения Олег даже не чувствовал холода. Немного отдышавшись, мужчина поднялся на ноги и стал громко кричать. Поворачиваясь в разные стороны, сложив ладони рупором, Олег во весь голос выкрикивал имя Савелия. Отчаявшись услышать ответ, Олег огляделся. Островок со всех сторон окружали кочки и вода, но с одной стороны все гуще рос низкий, колючий, даже на вид, кустарник. Чувствуя как отчаяние подступает к горлу, а усталость все сильнее сковывает движения, Олег решительно двинулся вперёд. Когда он провалился по грудь, то вспомнил, что забыл на острове свой шест. Но возвращаться уже не стал. Цепляясь за кусты и сухую осоку, вырвал свое тело из болотной жижи и упрямо пошел вперёд. Теперь он двигался намного медленнее, тщательно выбирая, куда ступить, но все равно иногда срывался, и тело вновь сковывала холодная вода. Олег уже несколько раз останавливался на мгновение и громко кричал, но не получал ответа. Слезы отчаяния и обиды катились по грязным щекам. Неожиданно справа, почти за спиной раздалось довольно громко и недалеко: «Эээгегей.» Мозг полоснул запоздалый испуг: «Чуть мимо не проскочил». Задыхаясь от радости Олег рванул в сторону голоса. Казалось, если бы не усталость, он бы побежал бегом. Мужчина, сам не замечая того, громко всхлипывал и бормотал: «Савелий, я сейчас.... Погоди немного», словно товарищ мог его слышать. Ноги все чаще стали упираться в упругое переплетение корней, а не тонуть в жиже. Упругой ковёр под ногами был ещё тонким и, прогибаясь под тяжестью тела, погружался в воду, но идти стало намного легче. Боясь поверить в спасение, но все равно улыбаясь во весь рот, Олег широко шагал навстречу Савелию. Внезапно, ковёр из корней разошёлся под ногами, словно створки ворот. Провалившись по грудь, Олег с ужасом чувствовал как болотная жижа сжимает тело словно тиски, и с силой тянет в холодную глубину. Вцепившись в траву и какие-то ветки, мужчина изо всех сил пытался удержаться на поверхности и не уйти под воду. Скрипучее, противное хихиканье (вернее сказать хехеканье) послышалось над головой. Скорее удивлённый, чем напуганный Олег повернулся на звук. Ему даже показалось, что он увидел чьи-то глаза в переплетении веток, но сморгнув слезы, понял, что это кусочки зелёной тины на гнилой коряжине. И в этот момент Олег увидел, что его руки все в крови. Он и не замечал до этого, что изрезал их об острую осоку и ветки. Почему-то вид покрытых кровью, вцепившихся в жалкую растительность рук вызвал такую волну отчаяния и ужаса, что мужчина закричал. Громко, срывая голос до хрипоты, он вопил: «Помогите!» Выбившись из сил, он уже скорее шептал или хрипел это слово. Зажмурив глаза, он, казалось, прятался от действительности и от мерзкого хихиканья, что словно издеваясь, раздавалось то с одной, то с другой стороны. В отчаянном желании спастись, Олег, собрал остатки сил, напрягая все жилы, неимоверным усилием вытянул тело немного выше и лёг грудью на сплетение ветвей. Нужен был ещё один отчаянный рывок и он вырвется из этого капкана. Из холодной, воняющей тиной глубины за спиной у Олега, из воды показались две корявые, покрытые чёрной грязью руки. Длинные пальцы с кривыми, острыми когтями впились в плечи, пронзительно завопившего от ужаса мужчины. Проткнув ткань куртки, чёрные когти вонзились в тело. По груди и спине несчастного побежали тёплые струйки крови. Страшные лапы медленно и неотвратимо стаскивали Олега со спасительной кочки. Казалось, что вместе с опорой, он терял последние силы, и почти не сопротивлялся, погружаясь все глубже. И вот уже над водой осталось только перекошенное криком лицо с безумными, вытаращенными глазами. Хлынувшая в провал рта болотная жижа прервала громкий, полный животного ужаса вопль. Мелко подрагивая словно живая, ряска быстро затянула место, где болото проглотило мужчину. В сером осеннем воздухе, над сухими кочками и тёмной водой, в сторону самой гиблой топи медленно поплыл мерцающий, голубой огонёк. Поиски, даже с использованием дронов, не дали никаких результатов. Но на успех никто и не надеялся. Слишком уж опасное и коварно место – болото. Савелий корил себя за то, что взял Олега с собой. И ни как не мог понять — ну зачем, почему Олег ушёл в глубь болота, бросив свои вещи на поляне, где должен был ждать? Автор: Галина Сказка

ШЕПТУН

Звонок застал Леху за помешиванием пельменей в стоящей на огне кастрюльке. Пельмени ворочали белыми боками. Пельменям было комфортно. На столе их ожидали сметана, перечница и сливочное масло в масленке, сгрудившиеся у пустой тарелки.
Ничего не екнуло. Никак. Номер был незнакомый, но все же не из тех, с которых звонят мошенники.
‒ Алло?
Прижав плечом телефон к уху, Леха шумовкой придал пельменям в воде круговое движение. В динамике было тихо.
‒ Алло? ‒ повторил Леха.
Космическая тишина.
‒ Леха? ‒ прорезалось вдруг.
Голос школьного приятеля Сани Сивакова звенел странной, тревожной нотой. Дыхание было наполнено отрывистым клекотом. Били его что ли? Или душили? Ранен? Сразу стало не по себе. Что-то случилось, понял Леха, что-то случилось. Наверное, что-то совершенно дикое.
‒ Я, ‒ сказал он, похолодев.
‒ Это Саня, ‒ выдохнула трубка. ‒ Сивый.
‒ Да, Сивый, я помню.
Леха отошел от плиты и сел за стол. Пальцы свободной руки сами по себе принялись теребить клеенку, черкать по лапам синей птицы, заключенной в белый квадрат.
‒ Можешь приехать? ‒ спросил Сиваков.
‒ Куда?
‒ Тепличная, восемь, квартира… пятнадцать!
Последнее слово походило на крик.
‒ Да что там у тебя? ‒ вздрогнув, спросил Леха.
Какое-то время в трубке слышалась непонятная возня. Словно перетаскивали что-то тяжелое и мягкое. Мешок с чем-то? Труп? Несколько трупов? Один раз школьный приятель, кажется, с отчаянием произнес: «Сука».
‒ Саня? ‒ позвал Леха.
‒ Слышишь? ‒ неожиданно спросил Сиваков.
‒ Что?
Леха вжал ухо в телефон. Он замер, задержал дыхание, но кроме одинокого звука, похожего на скрип подошвы по линолеуму,ничего не уловил.
‒ Саня, ты там… жив?
‒ Это хорошо, ‒ невпопад ответил Сиваков. ‒ Леха, пожалуйста…
‒ У меня, вообще-то, пельмени, ‒ произнес, оглянувшись на плиту, Леха.
Отговорка, конечно, была из разряда «глупее не придумаешь». У человека ‒ беда, а ты о том, что хотел бы пожрать. Свинство, скажете? Но, на самом деле, всего лишь нелепая попытка зацепиться за привычный мир.
Там ‒ пугающая Тепличная и бывший одноклассник, здесь ‒ пельмени.
‒ Да, с ними… ‒ сказал Сиваков.
‒ Что ‒ с ними? ‒ не понял Леха.
‒ С пельменями.
‒ Ты серьезно?
‒ Леха…
Голос Сивакова отдалился, потом пропал, потом в динамике запульсировали короткие гудки. Хотелось думать, что приятель сам нажал кнопку окончания разговора. А если нажали за него?
Леха обнаружил, что кругами бродит по кухне. Позвонить в полицию? И что он скажет? Что одноклассник, которого три года не видел, попросил привезти пельмени? Кричал адрес?
Из кастрюли плеснула на огонь кипящая вода.
Через десять минут Леха уже ехал в такси. В рюкзаке у него были судок с горячими пельменями и упаковка сметаны. Еще бинт и два блистера с пенталгином и ибупрофеном. Обезболить, если что.
Только что обезболивать? Ага, спросите что полегче.
Водитель молчал. Чуть слышно шелестела новостями медиасистема. Город тонул в осенних сумерках, где желтыми кострами в свете фар вспыхивали на обочинах деревья, чудом сохранившие листья.
Все полчаса поездки Леха пытался сообразить, почему он в салоне автомобиля катит на другой конец города (с пельменями!), вместо того, чтобы послать Сивого подальше и остаться дома.
Во-первых, они с Сиваковым не дружили. Один раз, в шестом, что ли, классе, даже подрались. Вышла боевая ничья с разменом подбитого глаза на губу и чуть подправленный нос. Уважительный нейтралитет продержался до окончания школы. Общаться общались, но чтобы ходить куда-то вместе… Нет, такого Леха не помнил.
Ну, да, где-то после выпускного пересеклись, даже контактами обменялись, но на новый телефон Леха номер Сивого не перенес. Кто для него был Сивый? Никто. Так что здесь мотив, как говорится, «по нулям».
Во-вторых, нормальные люди от опасности бегут. Ноги в руки ‒ и только их и видели. А он, что, получается, ненормальный, если едет по первому звонку, как «скорая» по вызову? Есть, конечно, процент сумасшедших, который жить не может без того, чтобы не искать приключений на задницу, но Леха себя к таким определенно не причислял. Значит, и это соображение можно определить мимо кассы.
Так чего ради? Странно, да? Возможно, что-то в голосе Сани Сивакова было такое, что просигналило: выручай. И Леха, как набор цифр, который, возможно, Сивый случайно обнаружил в телефоне, остался последней инстанцией. Когда больше не к кому. Ох-хо-хо. Вот такие выводы.
‒ Вы выходите? ‒ повернул голову водитель.
Леха огляделся и понял, что они уже приехали. Такси стояло у тротуара. Дом желтел окнами. В пяти шагах заключенная в круглый плафон лампочка обливала светом низкое крыльцо, лавку и дверь близкого подъезда.
‒ Тепличная, восемь? ‒ спросил Леха.
‒ Как заказывали, ‒ ответил таксист.
‒ Спасибо.
Леха расплатился, отдав сотенную, и выбрался наружу. Пельмени ворохнулись в судке, словно выражая любопытство: уже? мы уже? Такси с шелестом отъехало, пропало, мигнув стоп-сигналами в конце дома. Подъездная дверь оскалилась кодовым замком и не открылась, когда Леха дернул дверную ручку. Он набрал Сивакова, но тот не ответил. Гудки секунд двадцать раздражали слух. Повторный звонок тоже ничего не дал.
‒ Прекрасно, ‒ пробормотал Леха.
Он потоптался на крыльце, изучая темный двор с фигурами оголившихся деревьев. Было тихо. На пятиэтажке напротив горела надпись «Аптека». А он, дурак, со своим ибупрофеном… Приехал. Леха потискал телефон в ладони, намереваясь в последний раз позвонить Сивакову, и если уж тот не отзовется, то аста ла виста, не хрен было просить о помощи. Но дверь в подъезд вдруг отворилась, и какая-то малолетняя пигалица выскочила из нее, на ходу объясняя невидимому адресату:
‒ Да я-то че, Ритка? Я невменько, а она ‒ вменько?
В последний момент Леха успел поймать дверную ручку. В подъезде, куда он проскользнул, было жарко. Батареи отопления работали на полную. Слева была квартира одиннадцать, справа поблескивал номер двенадцатой. Следующий этаж отметился квартирами тринадцать и четырнадцать.
Леха поднялся выше и подступил к коврику у обитой дерматином двери с номером «15».
Звонок признаков жизни под пальцем не подавал.
Мертвый.
Понятно, пришлось колотить. Сначала ладонью, потом ‒ кулаком. Дерматин неохотно издавал звуки: пыфф, п-пыф.
Кричать не хотелось. Я с пельменями! Открывай! Глупо же.
‒ Саня, ‒ негромко произнес Леха, упираясь в дверь лбом. ‒ Саня, это Филимонов. Филин, понял?
Сколько не прислушивайся ‒ тишина.
‒ Я, блин, сейчас, уйду! ‒ сказал Леха, выждав минуту.
С досады он брякнул в дверь каблуком ботинка. Громко не получилось, удар вышел скользящий. Но, кажется, с той стороны что-то звякнуло. Какое-то время Леха стоял, не шевелясь. Только звук не повторился.
‒ Сивый!
Леха уже собрался толкнуться в дверь плечом, как услышал шорох пролетом выше. Словно кто-то, до этого неподвижный, неосторожно переступил с ноги на ногу, и мелкие камешки, песок скрипнули под подошвой. Маломощная лампочка на площадке почти не освещала идущие вверх ступеньки, и человек, притаившийся между пролетами, мог целую вечность оставаться невидимым.
Любопытно, что ли, кому-то? Леха повернул голову.
‒ Кто там? ‒ спросил он.
Ответа не последовало.
‒ Сиваков?
Леха отклонился, пытаясь высмотреть стоящего. Есть он там? Нет? Может, просто послышалось. Свет вкосую обрезал треть пролета. Дальше была тьма, в которой едва угадывался стенной стык.
‒ Эй.
Хлопнувшая внизу подъездная дверь чуть не заставила Леху подпрыгнуть. Так ведь и до инфаркта недалеко! Он прижал судок к груди. А вы как, пельмешки? Все живы? Вверху снова скрипнуло, и Леха, отступив от коврика, осторожно поднялся на несколько ступенек.
Пусто.
Его чуть не разобрал смех. А накрутил-то в голове, накрутил! Нет, конечно, в каждом подъезде на лестничных площадках хоронится по маньяку, которые стоят и ждут, когда жертвы к ним сами причапают! И ножи серебрятся в свете луны!
Да уж!
Вернувшись к квартире номер пятнадцать, Леха обнаружил, что дверь в нее, оказывается, открыта. Вот сюрприз так сюрприз! Щель в полпальца приглашала в густую тьму прихожей. Только сам хозяин почему-то не спешил показаться.
‒ Сиваков? Сивый?
Леха оглянулся на дверь соседской квартиры, показал жестами тому, кто, возможно, наблюдал за ним в дверной «глазок», что он ни при чем, оно все само, и шагнул через порог. Плечом он задел висящую на вешалке куртку, раздался шуршащий звук.
‒ Стой! ‒ сказали ему хрипло.
В глаза Лехе ударил свет фонарика.
‒ Саня?
Леха закрылся ладонью.
‒ Шаг вперед! ‒ скомандовал владелец фонарика.
‒ Серьезно?
‒ Давай. У меня в руке пистолет.
‒ Сивый, ты в своем уме?
‒ Леха, так надо.
‒ Ну, ладно.
Леха сделал шаг. Дверь за его спиной беззвучно закрылась. Фонарик погас.
‒ Саня…
‒ Молчи! ‒ прошипел Сиваков.
Леха замер. В темноте медленно протаяли два проема, видимо, в комнату и в коридор. Обитатель квартиры на фоне стены был как сгусток мрака.
‒ Не слышишь? ‒ спросил вдруг Сиваков.
‒ Нет, ‒ сказал Леха.
‒ Это хорошо.
Раздался щелчок, и бра, висящее в простенке, рассыпало оранжевый свет.
‒ О, господи!
В тусклом свете школьный приятель предстал перед Лехой худым, заросшим, растрепанным человеком, который, наверное, уже несколько дней или недель не выходил из дома. Он щурился на гостя, словно не узнавая. Темная футболка на нем была вся в разрезах, спортивные штаны закатаны до колен. Открытую кожу украшали странные татуировки.
‒ Ты один? ‒ спросил Сиваков тем странным голосом, что Леха впервые услышал в телефоне.
Пришлось оглянуться.
‒ Один.
‒ А пельмени?
‒ Со мной.
‒ Можно? ‒ протянул руку Сиваков.
Пистолета при нем, конечно, никакого не было. Леха достал из рюкзака и передал судок.
‒ Остыли уже, наверное.
‒ Пошли, ‒ качнул головой в сторону проема Сиваков, определив судок под мышку.
Шел он, шоркая по полу босыми ступнями. Кухонная дверь, как заметил Леха, была проломлена в середине и неряшливо проколочена рейками. Сиваков, заходя в кухню, включил свет. В глаза тут же бросилось наглухо занавешенное окно.
‒ Что у тебя приключилось? ‒ спросил Леха.
‒ Сейчас расскажу, ‒ пообещал Сивый. ‒ Хлеба нет?
‒ Сметана.
‒ О! Давай.
Леха расстался и со сметаной.
‒ Супер! ‒ сказал повеселевший Сиваков. ‒ А то я уже три дня ничего не жрал. Вообще!
Он вскрыл упаковку и залез в сметану пальцем. Ковырнул, сунул белый палец в рот. Лицо его разгладилось.
Леха подумал, что пройди школьный приятель мимо, он его не узнал бы. Даже не в растительности было дело. Просто помня о том, что они одного возраста, не рассчитываешь увидеть человека на пятнадцать-двадцать лет старше. А морщины, мешки под глазами и сами глаза таким Саню Сивакова и делали.
‒ О, кайф!
Сивый снова набрал пальцем сметаны.
‒ Так что…
‒ Погоди! ‒ Сиваков приподнял облизанный палец. ‒ Совсем забыл. Время, знаешь ли.
Он вытянул из-под футболки серебряную цепочку. На цепочке висел простой латунный ключ, то ли от почтового ящика, то ли от шкатулки или отделения стола. Поерзав, Сиваков приложил ключ к губам бородкой и выдул в отверстие несколько свистящих звуков.
‒ Слышишь? ‒ спросил он.
‒ Свист? ‒ спросил Леха.
‒ Нет, сейчас.
Требуя внимания, Сиваков поднял палец выше. Леха хотел уже сказать, что ничего он не слышит, как уловил в коридоре, а, может быть, в комнате, вздох и бормотание. И тут же сама собой надулась и опала ткань на окне.
Обычно в таких случаях говорят о холодке, скользнувшем между лопаток. Но Леха испытал чуть ли не обморочное состояние. Мгновение ему было настолько жутко, что рот сам приоткрылся для крика.
‒ Что, проняло? ‒ ухмыльнулся Сиваков.
‒ Что это? ‒ спросил Леха.
Сиваков наклонился, вглядываясь приятелю в глаза.
‒ Шептун, ‒ сказал он. ‒ Мы с ним друг друга сторожим.
‒ Кто?
‒ Шептун.
Сиваков вскрыл судок, вывалил к пельменям всю сметану и, вооружившись ложкой, принялся есть. Жадно чавкая, он почти не жевал, глотая по два-три пельменя разом. Рот его украсился белым сметанным овалом.
‒ Он здесь? ‒ спросил Леха, осторожно кося глазами.
Сивый кивнул.
‒ Здесь, сучонок.
И снова набил рот.
Рассказывать Сиваков начал, только когда судок сделался пустым. Несколько секунд он выгребал остатки сметаны, проводя по пластиковым стенкам пальцем, потом с сожалением отставил форму в сторону. Леха же сидел, как на иголках. Ему все время казалось, что какая-то тень танцует и кривляется у него за спиной.
А повернуться ‒ страшно.
И глупо.
‒ Ты слышал что-нибудь о созданиях тонкого плана? ‒ спросил Сивый.
‒ Это, типа, полтергейст? ‒ высказал догадку Леха.
‒ Не-а, ‒ сказал школьный приятель. ‒ Хотя хрен знает. Может быть. Алку Перчаную помнишь?
‒ Нет.
‒ А, это уже после школы, без тебя. В общем, ‒ Сиваков повозил судок по столу, ‒ она немножко на этом деле повернутая была. Девчонка как девчонка, но стоит дать повод заговорить про астральные тела, чакры, третий глаз, мортальные воронки…
‒ Какие воронки? ‒ спросил Леха.
‒ Мортальные. Убивающие, энергетические, ‒ пояснил Сиваков. И снисходительно добавил: ‒ Дикий ты человек, Филин.
‒ Ну-ну.
‒ Ладно, не обижайся, быть непрошаренным хорошо. Многие знания ‒ многие печали. Тут тютелька в тютельку.
Сиваков осмотрел свою ладонь и вытер ее о футболку. Взгляд его затуманился.
‒ Так что? ‒ спросил Леха.
Сиваков помолчал.
‒ Зараза, ‒ сказал он, ‒ теперь в туалет захотелось. Постоишь на стреме?
‒ Как это?
‒ Просто.
‒ В туалете? ‒ нахмурился Леха.
‒ Дурак. У двери.
‒ Зачем?
‒ Филин, блин! От шептуна, конечно же, постережешь! Услышишь его, начинай свистеть.
‒ Губами?
‒ Задницей! ‒ рассердился Сиваков. Он снял с себя цепочку с ключом. ‒ Вот этим! Видел, как я свистел?
‒ Ну.
‒ Никакой мелодии. Просто свист. Чем заунывней, тем лучше.
Леха машинально накрутил цепочку на кулак.
‒ А как я…
‒ Почувствуешь! ‒ зловеще пообещал Сиваков и скрылся за дверью туалета. ‒ Он, сука, с подходцами. Все, дай мне…
Леха услышал, как стукнуло сиденье.
‒ Я тебе что хочу… ‒ покряхтев, сказал Сивый из-за двери. ‒ Я от Алки реально «крякнул» года два назад. Про большую и чистую любовь представление имеешь? Вот, это была реально она, сплошной розовый туман. Цветы, мороженое… Алка тоже на меня запала. Кайф, да? Как в кино. Она мне ‒ Санюшка. Я ей ‒ Аллушка. Погоди… Не слышишь его?
Леха покрутил головой.
‒ Нет.
‒ Как только…
‒ Я понял.
‒ Какой ты… понятливый, Филя, ‒ сказал Сиваков. ‒ Только момент не пробзди. Дай мне пять минут. Что-то ни фига…
Он умолк. Леха зачем-то шагнул от двери вглубь коридора. Заглянул в комнату, тоже с занавешенным окном, сумрачную, с кроватью в углу. В серых подушках комкалось синее одеяло, свисали с потолка цепочки и липкие ленты от мух, лежал опрокинутый стул, коробки и пакеты были разбросаны по полу. Свинтус Сиваков, похоже, приличный.
Фу-у-у.
Словно ветер подул из невидимой щели. Леха ощутил его щекой, шеей и захолодел. Тиская ключ в ладони, он отступил. Шепот, похожий на глухое, недовольное ворчание, последовал за ним. Казалось, человек, распаляясь, выговаривает пришельцу за то, что он сует свой нос куда не следует. Впрочем, Леху шепот миновал и затих на кухне. Леха прижался к стене. Сердце толкалось в горло.
Под светом кухонной лампочки изогнулась у стола слабая, мерцающая тень, огрызок тени, ничего общего ни с человеческой фигурой, ни с оптической иллюзией. Шептун, подумалось Лехе. Шептун!
Ворчание, урчание вздулось снова, прошелестело волной, угасло, и когда Леха решил, что все закончилось, острая боль пронзила его предплечье. Опустив взгляд, он обнаружил, что чуть выше запястья набухает каплями крови неглубокий порез.
‒ Сивый, ‒ просипел Леха, прижав к ладонь к ране.
‒ Что? ‒ отозвался Сиваков.
‒ Твой шептун меня, кажется, порезал.
‒ Свисти, дурак! ‒ ударил по ушам крик.
В панике Леха оцарапал подбородок. То ли губы не так подстроились под ключ, то ли с дыханием случилась заминка, но первые две попытки он отдул впустую. Даже намека на свист не получилось.
Внутри все ходило ходуном.
‒ Свисти! ‒ еще раз проорал Сиваков из туалета.
Заклокотала вода. Шелест продернулся по обоям. Тень прыгнула туда и сюда. Злой шепот, снова двинулся к Лехе.
Леха прижал ключ.
‒ Фи… Фиииии…
Дверь туалета распахнулась. Почему-то мокрый Сиваков выхватил ключ из Лехиных пальцев и надул щеки.
‒ Фьюи-юи!
Шепот пропал.
‒ Ты думаешь, в сказку попал? ‒ прихватил Леху за плечо Сиваков. Глаза у него были бешеные. С волос капало. ‒ Это совсем другое!
Он тряхнул гостя, словно желая, чтобы тот очнулся.
‒ Зачем же… зачем ты меня позвал? ‒ спросил Леха, все еще пережимая порез.
‒ Зачем…
Сиваков выдавил кривую улыбку, отпустил плечо школьного приятеля и направился на кухню.
‒ Ты идешь? ‒ обернулся он.
‒ Иду.
‒ Минут пять или десять эта скотина не появится.
На кухне Сиваков, склонившись над раковиной, с минуту мыл судок. Леха, сев за стол, разглядывал порез. Был он сантиметров семь в длину. Кровь выступать уже перестала. Края раны схватились.
‒ Чем это он меня? ‒ спросил Леха.
Сиваков повернул голову.
‒ Думаешь, я знаю?
‒ Что-нибудь обработать есть?
‒ Перекись устроит?
‒ Да.
Сиваков встряхнул отмытый судок, поставил его сохнуть на тумбу у раковины и вышел в коридор.
‒ Так вот, ‒ зазвучал его голос из глубины квартиры, ‒ Алка на эзотерике совсем двинутая оказалась. Больше, чем на мне. Я-то ни фига не втыкал сначала. Вроде все безобидно выглядело. Книжки там, стримы, чатики, сайты обо всем таком, ну, знаешь, аура, гороскопы, Судный день, круги на полях…
Леха замер, когда голос Сивакова оборвался. Но тут стукнул ящик, что-то рассыпалось, покатилось, Сивый чертыхнулся, и Леха обнаружил, что до бесчувствия сжал челюсти и можно, можно уже их разжать.
‒ Ну, значит, ‒ продолжил Сиваков, шелестя пакетом, ‒ так-то забавно было. Она меня на всякие ночные посиделки стала водить. Это круто, Саня! Ну, типа, она так мне говорила. Мир не такой, какой мы с тобой представляем, органы чувств нам врут, он наполнен невидимой энергией и существами иного, нематериального плана. В общем, на картах мы с ней гадали, с блюдцем сидели, всякую галиматью на латыни читали, духовные практики осваивали. Я-то ни фига не впечатлялся…
Сиваков появился на кухне и сразу передал Лехе небольшой флакончик.
‒ Подобрался у нас небольшой коллективчик, ‒ сказал он, усаживаясь напротив и выложив бинт и упаковку ваты. ‒ Я с Алкой, Рыба, ну, прозвище, понятно, парень меня постарше, лысый, худой, потом Натаха, крупная такая девчонка, крашеная, лет двадцати, волосы черные, ногти черные, загадочная, в общем…
Он вдруг вытянул шею, вглядываясь в коридор поверх Лехиного плеча, и поднес ключ к губам. Леха, только-только проливший рану из флакончика, испуганно развернулся.
‒ Опять он?
‒ Да вроде нет.
Сиваков опустил ключ.
‒ А если я сейчас уйду? ‒ спросил Леха.
‒ Ссышь? ‒ спросил Сиваков.
‒ Ну, ссу. Какая-то хрень…
‒ Он тебя не тронет.
‒ Да? ‒ Леха сунул руку под нос школьному приятелю. ‒ Это называется «не тронет»? А если «тронет»?
Сиваков стиснул и повертел его предплечье.
‒ Уже зажило, ‒ сказал он с ухмылкой. ‒ Можно сказать, шептун тебя случайно задел. А «трогает» он так.
Сиваков протянул через стол обе свои руки. Только тогда Леха понял, что то, что он принял за сложную, узорчатую татуировку, вовсе не является таковой.
‒ Это как же? ‒ выдохнул он.
‒ Так.
Все руки Сивакова от пальцев и до рукава футболки были покрыты вязью порезов. Порезы были разные, длинные и короткие, прямые и кривые, о каких-то уже напоминала лишь тонкая белесая линия, другие тянулись розовыми заживающими рубцами, третьи темнели сухой коркой, коростой. Живого места на руках не было.
Леха сглотнул.
‒ Это все он? ‒ спросил он.
‒ Ты думаешь, я сам себя так художественно расписываю? ‒ Сиваков встал и задрал футболку. ‒ Вот еще, смотри!
По животу и груди Сивого расползалась все та же сетка порезов. Словно карта дорог с высоты птичьего полета, она ветвилась, ныряла к ребрам и в подмышки, старые, глубокие шрамы были будто участки магистральной трассы, тонкие усы недавно сросшихся порезов казались забытыми, покинутыми проселками.
‒ И еще.
Сиваков повернулся спиной. Лехе вдруг показалось, что он разобрал в сплетении линий диковатый узор, но Сиваков двинул лопаткой, и ощущение пропало.
‒ Так что ни хрена он тебя не тронул.
Опустив футболку, школьный приятель сел обратно.
‒ А как же… ‒ прошептал Леха.
‒ Привык, ‒ сказал Сиваков. ‒ Тем более, что скоро… Чаю будешь?
‒ Я бы уже пошел, ‒ сказал Леха.
Сиваков наклонился.
‒ Оставишь меня одного? ‒ заглянул он в глаза Лехе.
Леха моргнул. Сиваков поднялся, отошел к плите и, пощелкав пьезозажигалкой, поджег конфорку. Чайник брякнулся сверху на лепестки огня.
Если бежать, подумал Леха, то сейчас. Что он мне сделает? Ничего. Сам же заманил, пельмени ему, пельмени… Только вот почему-то высверкнуло в мозгу: квартирная дверь, Лехе до нее ‒ сантиметров двадцать, он тянет пальцы, но горло от невидимого ножа внезапно раскрывается горячим, алым цветком.
Леха вздрогнул и остался на месте.
‒ Тварь точно меня не тронет? ‒ спросил он.
‒ Не должна, ‒ сказал Сиваков, выставив на стол две кружки. ‒ Я тебе сейчас дорасскажу, сам поймешь.
‒ А надо?
‒ Рассказывать? ‒ Сиваков хмыкнул. ‒ А если я тебя за этим и позвал? Чтобы кто-то об этом помнил.
‒ Серьезно? А эти твои? Ну, Рыба, Натаха, Алка…
‒ Пятым был Карагус, типа, Волшебник. Строил из себя великого знатока непознанного.
‒ Да, где они? ‒ спросил Леха.
Сиваков отвернул голову, глядя на чайник. Лицо его сделалось жестким, напряженным. Чайник, казалось, приковывал все его внимание.
‒ Что, ‒ сказал Леха, ‒ все сдриснули, да? Оставили тебя один на один с шептуном? Прекрасные люди!
У Сивакова дернулась щека.
‒ Умерли они, ‒ сказал он.
‒ Что?
‒ Гаденыш убил всех. Карагуса убил первым. Алку ‒ второй. Рыбу ‒ третьим. Потом ‒ Натаху. Так что я ‒ последний.
Сиваков наконец посмотрел на Леху. Но лучше бы, наверное, не смотрел. Не взгляд, а яма, тьма, бездна.
Леха сжался, склонился, уткнулся лбом в поставленные на стол кулаки и глухо поинтересовался:
‒ Что теперь?
‒ Чай, ‒ сказал Сиваков.
‒ Чай?
‒ Времени-то у меня ‒ всего ничего, ‒ усмехнулся приятель. ‒ Так что ‒ чай. И спасибо большое за пельмени.
История оказалась банальна. Ритуал. Они и раньше пробовали разные ритуалы, которые где-то раскапывал Карагус. Никаких черных куриц, жаб, мышей, козлят и иных животных в жертву, конечно, не приносилось. Но кровь из пальца кололи часто, чуть ли не каждый второй раз. Кровь ‒ жидкость священная, говорил Карагус, отпирает врата миров.
Сам он был, кажется, научным сотрудником музея этнографии. Невысокий, полный, лысеющий мужчина сорока с лишним лет. Очень обаятельный, активный, страстный и умеющий увлекать своей страстью. Ходил по своей квартире, где они обычно собирались, в мантии. Сюр полный! При общении с ним создавалось ощущение, что в нем много от капризного ребенка, у которого любой запрет вызывает лишь исступленное желание этот запрет преодолеть, отменить и попрыгать на нем, как на поверженном враге.
Карагус считал, что материя ‒ это клетка для людей и наказание для человечества, потому что материя ‒ это отходы Вселенной, весь остальной космос гораздо обширней, тоньше, богаче, он не цепляется за «тяжелые», структурированные объекты, он текуч, хаотичен, это ‒ океан энергии, а мы ‒ камешек на его дне.
‒ Конечно, нам запрещено! ‒ говорил он с саркастической улыбкой. ‒ Мы провинились. Я, Рыба, ты, Алла… Знать бы только, в чем. Но нет, не говорят!
Он разводил руками.
Впрочем, человека, пытливого умом, нельзя остановить запретом! С древних времен осознанно и неосознанно мы ищем способы выскользнуть из тюрьмы, в которой волей случая или чужой волей очутились. Жрецы, шаманы, волхвы, алхимики, брахманы и обычные люди раз за разом пытались взломать поставленные им границы грубой реальности. Ведь мы, пусть и заточенные в материальные тела, на самом деле, существа энергетические, возможно, даже многомерные. Мы сильны, пусть и сами не до конца осознаем свои силы. У нас больше общего с туманностями и звездным ветром, чем с какой-нибудь сосной или тривиальной горстью грязной земли.
Люди стремились к свободе, и у них получалось!
В разных местах, с помощью разных техник, но они добивались того, чтобы мир тонкий, энергетический распахивался перед ними. Ха-ха, клетка оказалась несовершенна и зияла множеством прорех. И теперь мы знаем, что иные, гораздо более высокоразвитые существа стоят, грубо говоря, на линии, отделяющей материальный мир от остального, дивного пространства, и ждут, когда человечество в едином порыве шагнет из узилища к ним в объятья! Для чего? Чтобы, конечно, принять в свою семью.
Но это испытание только для тех, кто готов.
‒ Мы готовы? ‒ спросил в тот раз Карагус.
То есть, он всегда так спрашивал, но в тот раз получилось исключительно зловеще. Все ответили, что готовы. Рыба чесался. Натаха поправляла воротник платья, словно хотела выглядеть поизящней в энергетическом свете. Алка облизывала губы. Ее возбуждала вся эта неведомая муть. Сам Сиваков не помнил, что делал. Ему хотелось в туалет.
Встать надо было так, чтобы образовалось живое кольцо. Пять человек ‒ идеальное число. И для круга, и для пятилучевой звезды. Карагус объяснял, расставляя участников на точки и вручая им по тонкой стеариновой свече, что у них ‒ почти идеальная энергетическая балансировка. Замечательная группа! Электричество ‒ долой. Формально, конечно, следует вычертить так называемую пентаграмму, но к чему портить пол условностями? Все линии у нас ‒ где? В голове и в сердце!
‒ Ритуал новый! ‒ объявил Карагус.
‒ Новый? ‒ спросил Сиваков.
‒ Конечно, старый, ‒ рассмеялся Карагус, ‒ приятель откуда-то выкопал. Может, компиляцию сделал, с него станется. Но для нас ‒ новый. В этом смысле.
‒ Да, да, да! ‒ сказала Алка. ‒ Давайте начинать!
‒ Готовим пальцы!
Приготовили. Иголку мочили в водке и кололи по очереди. Карагус выдавливал капли в жестяной, под старину, бокал. Рыба высказался, что он уже чуть ли не почетный донор тонкого плана. У Сивакова вертелась на языке шутка о том, что хорошо, что с мужской половины не собирают нечто иное, но он промолчал. Хотя было сложно. Такая шутка!
Расставились снова. В темноте комнаты только глаза посверкивали. За окном ‒ ночь. Карагус поставил бокал в центр импровизированного, живого круга, зажег свечи. Держать свечи надо было перед собой, как-то у подбородка, чтобы дыхание колебало, но не тушило фитиль.
С минуту стояли, не двигаясь, очищая голову, отгоняя материальные, приземленные мысли и «сбрасывая тяжесть тела».
‒ Читаю по памяти, ‒ предупредил Карагус. ‒ Учил два дня. Но может и не сработать.
‒ Не помню, чтоб срабатывало, ‒ отозвался Рыба.
‒ Вова, все равно все наши усилия не проходят даром, ‒ сказал Карагус. ‒ Это я тебе как энергетическое существо говорю. Все наши вибрации так или иначе учитываются Высшими Силами.
‒ Точно?
‒ В наших этнографических кругах говорят: «Зуб даю!».
Все рассмеялись.
‒ Все, тишина! ‒ скомандовал Карагус.
Алка подобралась. В глазах ее плясал огонек свечи. Сиваков думал: побыстрее бы. Земное не отпускало.
‒ Дышим медленно.
‒ Чувствуем друг друга.
‒ Замедляем сердечный ритм.
Пламя свечей замерцало в такт. Сиваков поймал удивительное состояние, когда Алка слева, Рыба справа, Натаха и Карагус напротив неожиданно перестали восприниматься отдельными людьми, а составили с ним одно целое. Он был не просто Сиваков, а какое-то иное, лишь на пятую часть знакомое существо.
‒ Читаю, ‒ сказал Карагус.
Он заговорил медленно и напевно.
Сиваков не понял, что это был за язык. Точно не немецкий и не английский. Не французский и не латынь, которую Карагус часто использовал. Длинные, растянутые слоги вдруг сменялись короткими прищелкиваниями, потом рождался горловой звук, словно сигнализирующий отсечку фразы, и речитатив продолжался, то набирая силу, то нисходя до шепота, словно у Карагуса не хватало дыхания.
Несколько раз Карагус притопнул, и Сивакову почудилось, будто пол и стены квартиры слегка колыхнулись. Пламя свечей вытянулось, встало вертикально. Карагус пропел последние слова и резко выдохнул. Завершающим было то ли «Ти!», то ли «Ати!». Кровь в бокале, поставленном в ногах, брызнула светом, шорохи и бормотание рассыпались, закружили по комнате. Но длилось это едва секунду.
Потом свечи разом погасли.
‒ Все? ‒ в темноте спросил Рыба.
Карагус ответил не сразу. Они стояли во тьме, не шевелясь. Обозначилась чуть более светлая, чем комнатный мрак, ночь за окном.
‒ Кажется, все, ‒ сказал Карагус. ‒ Не сработало. Но мы стали ближе, а эфирный мир стал ближе к нам.
Алка нашла ладонь Сивакова, сжала пальцы.
‒ А вы шепот слышали? ‒ спросила Натаха.
‒ Шепот? ‒ спросил Карагус.
‒ Бормотание, ‒ сказал Рыба. ‒ Я точно слышал.
‒ Возможно, какое-то высокоорганизованное существо пыталось пообщаться с нами по открывшемуся каналу.
Карагус прошел в темноте к выключателю. Вспыхнула люстра. Сиваков зажмурился от яркого света, но успел увидеть зыбкую тень, прыгнувшую куда-то за спину. Он обернулся, но ничего подозрительного больше не заметил.
‒ Расходимся? ‒ спросил Рыба.
‒ Да, ‒ сказал Карагус. ‒ До следующей недели.
Он опустился в кресло. Все стали собираться, образовав небольшое столпотворение в прихожей. Алка загадочно кусала губы и словно к чему-то прислушивалась. Рыба, вздергивая руки, одевал куртку. Натаха смотрелась в зеркало.
‒ Не провожаю! ‒ крикнул из комнаты Карагус. ‒ Что-то в боку колет.
Кипяток плеснул в кружку.
‒ «Липтон» ‒ все, что есть.
‒ И пусть.
Сиваков подал чайный пакетик. Леха размотал веревочку.
‒ А что было дальше? ‒ спросил он.
Его рука не дошла до места назначения, и пакетик серым несчастным комочком повис над столешницей. Будто облачко над гладью снежной равнины.
‒ Дальше…
Сиваков усмехнулся, повертел чайник, словно раздумывая, не швырнуть ли его в стену, и поставил обратно на плиту.
‒ Дальше, Филя, все просто, ‒ сказал он, опустившись на стул, ‒ ритуал удался. Ни один наш ритуал не удавался, как этот.
Он склонился над своей кружкой, и указательный палец его заскользил по фаянсовой кромке ‒ один круг, второй, третий. Леха почему-то испугался, что приятель вот-вот опустит палец в кипяток.
‒ Саня…
‒ Никакого шепота я не слышал, ‒ в задумчивости произнес Сиваков. ‒ Но через два дня позвонила Натаха и сообщила…
Он умолк и зажмурился, одновременно вскинувшись и оскалившись, как человек, испытывающий резкую, острую боль.
‒ К-ха!
На глазах у Лехи майка на груди у Сивакова обзавелась новым разрезом, в котором забелел участок кожи. Через мгновение и кожа разошлась, треснула алым поперек старых шрамов, несколько капель крови, выступив, тут же набухли и внезапно пропали, словно их кто-то слизнул. Леха подался назад и грохнулся со стула.
‒ Сви… Свисти! ‒ крикнул он.
‒ Не поможет уже, ‒ выдавил Сиваков. Он скособочился, задышал тяжело. ‒ Свист не всегда работает. Давай, Филин, вставай, пол грязный.
‒ Я, наверное… ‒ Леха вытянулся у дверного косяка, таращась на разрез. ‒ Сивый, надо в полицию…
Он не знал, что еще сказать. Слова потерялись. Волосы шевелились на голове. А еще хотелось поджать пальцы на ногах. Они мерзли.
‒ Врачей тоже…
Сиваков фыркнул и сморщился от боли.
‒ Да-да, еще пожарных и службу газа. В общем, ‒ сказал он, прижимая ладонь к груди, к ране, ‒ позвонила Натаха и сказала, что Карагус выбросился из окна. Квартира была закрыта изнутри. Так что ‒ типичное самоубийство.
‒ Самоубийство?
‒ Ну да. Только за час до смерти Карагус звонил Натахе и спрашивал, действительно ли она слышала шепот. Сказал, что у него по квартире кто-то невидимый ходит и вроде как что-то ему предъявляет. И режет ножом.
‒ Шептун!
Сиваков хмыкнул.
‒ Ты догадлив, Филя. Нет, блин, высшее существо! Но на порезы на Карагусе после его смерти никто не обратил внимания, а может и обратили, только не смогли объяснить и предпочли не афишировать. Да и заживают они, видишь, быстро, могли подумать, что старые. Сучонок, конечно, любит по-хитрому расстараться…
‒ А остальные? ‒ спросил Леха.
Сиваков посмотрел на него, поместившегося между дверью и холодильником.
‒ Ты думаешь, вожмешься в стенку ‒ он и не достанет? ‒ спросил он.
‒ Я просто… ‒ сказал Леха. ‒ Чтобы случайно… ну, с траектории…
Сиваков покивал.
‒ Разумно. По-скотски, но разумно.
‒ А мне что, броситься на шептуна твоего? ‒ воскликнул Леха. Страх прижал голос, и тот сделался тонким и писклявым. Противным. ‒ Я нанимался что ли? Я, думаешь, так и горю желанием, чтобы меня тоже!
Он приподнялся на носках и чуть наклонился вперед.
‒ Я, между прочим, пельмени тебе! Как только услышал! Понял? Я знал, что у тебя тут какая-то дичь вовсю?
Сиваков спрятал лицо в ладонях.
‒ Прости, Филя, ‒ глухо произнес он. ‒ Прости, Алексей. Я, знаешь… Страшно мне. Чувствую, завтра ‒ все.
Через десять дней после смерти Карагуса погибла Алка.
Три или четыре дня до этого она была сама не своя, вздрагивала от малейшего шороха, подолгу высматривала кого-то в зеркале, засыпала только у Сивакова в объятьях. «Охраняй меня, ‒ шептала она ему. ‒ Ты охраняешь?».
«Спи», ‒ говорил ей Сиваков.
Посреди ночи Алка вскакивала, вертелась, хваталась за бок или за ногу. «Это ты? ‒ кричала она. ‒ Зачем ты это делаешь?». Сиваков успокаивал, как мог. Он ничего не замечал. А ухваченную краем глаза тень, плывущую по квартире, списал на банальную усталость. Мало ли что примерещится, когда спишь на ходу!
Очевидцы рассказывали, что Алка буквально прыгнула под колеса только-только набравшего ход автобуса. Но Сиваков был уверен ‒ это шептун толкнул ее. Подкараулил, порезал, и Алка потеряла голову…
Рыбу же нашли в подвале. Он никому не звонил, он сразу спрятался, схоронился в отнорке у основания лифтовой шахты. Едой и водой запасся чуть ли не на две недели. Когда только успел? Возможно, думал, что шептун его не найдет. Смешно, да? Обнаружил его лифтовый механик, спустившийся к стволу проверять приямок, в который опускается лифт. Сначала механик решил, что человек просто спит на матрасике, подобрав ноги к животу. Но потом, когда тот не отреагировал ни на окрик, ни на пинок по ступне, механик понял, что дело худо. Вызвал полицию, вызвал «скорую».
Констатировали ‒ сердце. Инфаркт.
‒ Сердце? ‒ спросил Леха.
Сиваков саркастически улыбнулся, словно Леха проявил удивительное простодушие.
‒ Ну, конечно, Филя, ‒ сказал он, ‒ это же бич нашего времени, сердечно-сосудистые-то! Только я думаю, что шептун просто заколол его во сне. Долго ли ему с его сноровкой? Натаха, кстати, так же думала.
Натаха среди них оказалась самая умная.
Сам Сиваков в те дни ничего совершенно не соображал. Смерть Алки погрузила его в сумрачное, какое-то полудремотное состояние, то ли жил, то ли нет, ходил, куда ноги несли, ел, что было.
Натаха первой обнаружила, что в закрытых пространствах шептун проявляет себя слабее, а на воздухе, где до жертвы есть хотя бы десяток метров по прямой для разгона, он может набрать жуткую силу. Окна лучше занавесить, даже кусок темного ситца почему-то служит для него тормозящим препятствием. Свист шептуна отпугивает, но потом он к нему привыкает. Или с его стороны это какая-то игра. Ни свет, ни тьма на шептуна не влияют. Шепот его, сколько не записывай, не разобрать.
И да, они все, Карагус, она, Алка, Рыба, Сиваков, кровью связаны для шептуна. Их кровь, которую они собирали в бокал, видимо, держит его здесь, в нашем мире. Неясно, что это за тварь, но к тем существам, о выходе к которым мечтал Карагус, она не имеет никакого отношения.
Натаха выпалила это Сивакову, когда ввалилась в его квартиру. Шептун обихаживал ее уже с неделю, и все ее руки, шею и лицо покрывала сетка порезов. Выглядела она страшновато. Но сдаваться не собиралась.
‒ Что я выяснила? ‒ говорила она, прикнопливая к Сиваковскому окну на кухне взятое из спальни покрывало. ‒ Эта тварь не отвяжется. Насколько я поняла, мы как бы сами себя предложили. Никаких данных по ней нигде в интернете нет. Вообще. Скорее всего, с ней до нас никто не встречался.
‒ И что? ‒ уныло спросил Сиваков.
‒ Очнись! ‒ потребовала Натаха. ‒ Надо сражаться!
‒ Зачем? Алки нет.
‒ Но ты-то есть!
‒ Я-то…
Сиваков сгорбился. Натаха соскочила с подоконника и выросла напротив.
‒ Слушай! ‒ Она уперлась кулаками в стол. Вид у нее был решительный, через весь лоб шла косая полоса свежего пореза. ‒ Она меня достала, эта тварь! Все крутится, вертится рядом. И бьет исподтишка. Но я не собираюсь просто так ‒ лапки кверху. Я ее тоже достану, если смогу. Она еще меня не знает!
Она вдруг вскрикнула и упала на колени. Сиваков был будто в тумане, отрешенно смотрел, как девушка корчится на полу.
‒ Это он? ‒ спросил он.
‒ А ты как думаешь? ‒ ощерилась Натаха, тиская живот и суча ногами. ‒ Сука, знает, когда ударить. Тебя это тоже ждет!
‒ Больно?
‒ Да!
Натаха подобралась, в несколько неуверенных, нескоординированных движений посадила себя на стул.
‒ Но я еще не сказала последнего слова, ‒ процедила она. ‒ У меня есть три дня.
У нее задрожала нижняя губа.
‒ Откуда ты знаешь? ‒ спросил Сиваков.
‒ Ну, может, меньше. С Карагусом Шептун уложился в два дня, с Аллой ‒ в десять, с Рыбой, наверное, в восемь. Если смотреть по крайнему сроку, у меня есть еще три дня. Не хочу думать, что их нет. Не возражаешь, если я переберусь к тебе на время? Вместе мы что-нибудь придумаем.
Сиваков пожал плечами.
‒ Я, в сущности…
‒ Тогда я схожу за вещами.
‒ Ты уверена?
‒ Нет. Но я должна. ‒ Поднимаясь, Натаха бросила ему ключ на цепочке. ‒ Услышишь шептуна, свисти. Немного, но помогает.
‒ Больше я ее не видел, ‒ сказал Сиваков.
На руке его появился порез, но он даже не поморщился, стер кровь прежде, чем она выступила.
‒ Значит, сегодня-завтра? ‒ спросил Леха.
Сиваков усмехнулся.
‒ Думаю, сегодня. Ночь длинная. ‒ Лицо его сделалось печальным. ‒ Странно, жил-жил… Как-то глупо жил…
Он опустил голову, изучая чай в кружке. Леха проглотил ком в горле.
‒ Я могу…
Сиваков посмотрел на него.
‒ Нет, Филя, ты давай иди. Я очень благодарен тебе, надо было выговориться, но тебе и правда пора уходить. Если я умру, а ты тут… Неприятности от полиции будут точно. Еще в моем убийстве обвинят.
‒ Я могу свистеть!
Сиваков улыбнулся.
‒ Не всегда помогает.И вообще, не боишься, что шептун к тебе прицепится?
‒ Боюсь.
‒ Ну и…
Школьный приятель недоговорил. Волна воздуха качнула дверь, шепот зашелестел отовсюду, словно рассерженные, злые люди потекли к столу с разных сторон. Леха вжался в стену и перестал дышать. Сиваков задергался, левая щека у него раскрылась новым, вертикальным ртом, ряд порезов возник на плечах, от футболки полетели лоскуты. Кружка упала набок, заливая столешницу светло-коричневым напитком.
‒ Уходи! ‒ крикнул Сиваков.
Мгновение Леха едва не ринулся ему на помощь, даже сделал шаг, но потом сообразил, что не имеет понятия, как остановить шептуна. Разве что собой Сивого накрыть. Так оба и получат по полной. Оба. Точно, точно получат. И он, Леха, тоже. А что еще?
‒ Саня…
‒ Беги, дурак! ‒ прорычал Сиваков.
Он махнул рукой. Взблеснуло серебро. Цепочка с ключом, вычертив дугу, стукнулась Лехе в грудь.
‒ На память!
‒ Но как же… ‒ прошептал Леха.
Он, наверное, ни за что не решился бы свалить сам. Но шепот внезапно вздулся, возрос, потянулся к нему, и Леху вынесло в прихожую, швырнуло на лестничную площадку и ссыпало по ступенькам вон. Казалось, кто-то пинками гонит его из дома. У-лю-лю! А-та-та! Только метрах в пятнадцати от подъезда, среди деревьев во дворе, Леха пришел в себя. Его заколотило, повело, как пьяного. Он засмеялся. Тонкий ствол уткнулся в плечо и принялся тереться о него, как дружелюбное животное. Ах, нет, это его просто трясет. Леха развернулся и нашел глазами окно Сиваковской квартиры. Свет там мерцал, словно тужился разгореться ярче и все же не имел для этого сил. Потом свет погас.
‒ Сивый.
Сердце сжалось.
На какое-то время Леха, кажется, выпал из реальности. Окунулся в беспамятство ‒ хлоп! ‒ и обнаружил себя бредущим по ночной улице. Тьма была жуткая, густая. Лишь в далеком далеке сквозь ветви деревьев пробивался электрический свет. Вокруг не было ни души. Слева и справа высились дома. Они не были видимы, но Леха ощущал их молчаливое, тяжеловесное присутствие. Не горело ни одно окно, ни одна звезда не моргала с неба. Подошвы ботинок шуршали по тротуарному асфальту, но звук доносился с задержкой. Пальцы тискали ключ.
Ветер толкнул Леху в спину. В стороне, едва различимые, закружили листья. Шорох поднялся от земли.
Леха вскрикнул и побежал.
‒ Нет!
Шорох потянулся следом. Новые листья подхватывались и вовлекались в шелестящий хоровод. Скоро из них составилась странная, изломанная фигура, скользящая чуть позади. Высокая, выше двух метров. Едва ли человеческая. Но, может, то был обман зрения, темнота и дерево, темнота и арка, темнота и растяжка с висящими дорожными указателями. Что там увидишь в ночи, в повороте шеи и взгляде искоса?
Нет, это всего лишь страх. Листья и страх. И ветер.
Ш-ш-ш.
Тихое бормотание раздалось у Лехи за спиной, и тогда он, на бегу, подскочив и задыхаясь от ужаса, обмирая и умирая, прижал к губам бородку ключа с отверстием.
‒ Фью-иии!
Автор: Левий