Предыдущая публикация
ЗЛО (14)
- Думали, значит, что сможете у меня под носом свои делишки обтяпывать? - хмыкнул он и упёрся кулаками в столешницу, жалобно скрипнувшую под его внушительным весом, - на что вы вообще рассчитывали? Вот ответьте мне! Вы же, товарищи преступные элементы, решили с настоящей ищейкой в кошки-мышки играть. Глупо, - выдохнул участковый и, подхватив со стола дубинку, снова принялся расхаживать по кабинету, - очень глупо!
С каждым его шагом дубинка хлёстко опускалась на ладонь, образуя таким образом сдвоенный чеканный удар.
- А я вот вас раскрутил, - сощурил глаза Лапиков, - не сразу, конечно, но всё же. Вам, наверное, интересно как? - он по очереди посмотрел на своих пленников и, не дождавшись ответа ни от одного из них, продолжил: - с тобой, Михаил, было всё ясно с самого начала. Убитые друзья, наркотики в крови, отпечатки с места убийства... Да-да! Ты не ослышался! Именно убийства! Я это всё расшевелю. Пусть эксгумацию трудовика делают, анализы берут. Я просто уверен, что ты от него избавился. Зачем? Этого я пока не знаю. Но! - он поднял вверх палец, - это всего лишь дело времени. Я и этот орешек расколю, уж поверь мне, Миша. А теперь, Анатолий, по тебе, - Лапиков по-кошачьи улыбнулся в усы и приступил, по всей видимости, к самой блестящей части расследования, - то, что ты с братцем покойным бухло продавали, я был в курсе.
Тут Толик впервые проявил хоть какую-то эмоцию и, подняв тяжёлый взгляд на участкового, надменно хмыкнул.
- Похмыкай мне тут ещё! - взорвался Лапиков и наотмашь врезал дубинкой по батарее между Михаилом и Толиком. Тут же в разные стороны брызнули сухие осколки шелушащейся краски, обдав мелкой зелёной шрапнелью сидящих арестантов. И если Михаил инстинктивно отвернулся и зажмурился, то Толик принял внезапный град острых брызг в лицо спокойно и без эмоций.
- Был в курсе, - сквозь клокочущее яростью горло продолжил Лапиков, - но закрывал глаза. Вы же как гидра! Одну точку закроешь, так другая в этот же день откроется. Поэтому, лучше тот враг, которого знаешь. Китайская мудрость, между прочим. Ага! Не пальцем деланный ваш участковый. Или как вы там меня за глаза называете? Шериф? Ха! Думали, не знаю? - он наклонился над Михаилом, обдав того сигаретным смрадом, - я знаю всё и про всех в этом сраном посёлке, это понятно? - после кивка Михаила Лапиков выпрямился и вернулся за стол, - по многочисленным показаниям свидетелей, - продолжил он, - перед каждым эпизодом со смертельным исходом участники употребляли спиртное, купленное у-у-у... - он, балансируя дубинкой на ладони, указал на притихшего Толика, - совершенно верно! У Майских! И вы тут, наверное, спросите меня: «а какой смысл братьям подмешивать в бухло наркотик?» А я вам отвечу: а никакого, кроме больного интереса. Я прав? А, Миша? Я не знаю, может ты там в столицах своих в секту какую вступил, или просто с катушек съехал? Да мне, собственно, всё равно. Знаю я одно, и это мне подсказывает моё чутьё: главное зло в посёлке, это ты! - он ткнул коротким пальцем в Михаила и рывком поднялся с места, - так что, друзья мои, предлагаю вам написать чистосердечные признания, чтобы хоть какое-то послабление вам было на суде. Что скажете, господа преступники?
Толик поднял на участкового тяжёлый взгляд и лицо его застыло в бесстрастном выражении. Не мигая, он буравил участкового бесцветными глазами, словно рептилия перед нападением. Лапиков отвёл глаза и поёжился, точно от мороза.
- С этим понятно, - кивнул он на Толика, - а ты что скажешь?
- Юрий Алексеич, - как можно спокойнее начал Михаил, - ну у вас ведь кроме подозрений ничего нету. И вы неправы. Ничего общего я с этим, - он, не глядя, мотнул головой в сторону Майского, - не имею. А за незаконное удержание меня под стражей вы ответите уже сами перед судом. Я буду жаловаться. У вас никаких оснований меня задерживать нету. Давайте завтра я приду, и мы со всем этим разберёмся.
- Так что, отпустить тебя? - беззаботно улыбнулся Лапиков.
- Я очень спешу, - заискивающе произнёс Михаил, - был бы благодарен.
- Ну, - поднял брови Лапиков, - тут ты, конечно, прав. Если оснований для задержания нет, то и держать тебя я права не имею, - он достал из кармана ключи от наручников и повертел их на пальце. После чего звякнул ими о стол и выдвинул верхний ящик, откуда извлёк наполовину исписанный лист бумаги, - вот только, - цыкнул уголком рта участковый, - основания-то как раз у меня имеются. Вот тут сегодня некто гражданин Ларионов заявление на тебя написал по факту вчерашнего избиения. Я побои зафиксировал. На условку точно потянет. Ну а если вкупе с новыми фактами, так и прицепом к распространению наркотических веществ пойдёт. Так что, Михуил, сам понимаешь, такого опасного элемента как ты отпускать точно нельзя. В общем, вы тут посидите пока, подумайте, а я утречком зайду, там ещё раз попробуем побеседовать.
Михаил обречённо опустил голову и уставился на обшарпанный, обшитый листами ДВП пол. Его жизнь рушилась прямо на глазах. Он украдкой скосил глаза на неподвижного Толика, в глубинах которого таился страшный демон Фогус. Ещё и в одном помещении с ним сидеть. Липкими пальцами Михаила тронул подползающий страх, постепенно перерастающий в панику. Нет! Нужно рассказывать про готовящийся ритуал Лапикову прямо сейчас, а там будь, что будет! Михаил уже открыл было рот, когда Толик низким грудным голосом вдруг произнёс:
- Лапиков, отпусти меня, пока есть возможность.
- Ещё один! - с показным весельем хмыкнул участковый, - что тебе ещё сделать? Может кофе принести? Или пива?
- Отпусти, или убей, - так же равнодушно продолжил Майский, - я не должен сейчас здесь быть. Ты даже не представляешь, во что вмешиваешься. Я убью тебя первым, когда освобожусь.
- Он чего? - сдерживая улыбку, кивнул на Толика Лапиков, глядя при этом на Михаила, - и сейчас под кайфом? Майский! - выкрикнул он в лицо Толику, наклонившись над ним, - я тебе ноги повыдёргиваю, сучёныш! Всё! Сидите! Пойду отдыхать, поздно уже, - и направился к двери, поигрывая дубинкой.
- Я когда твою мать драл, - вновь подал голос Толик, - она верещала как свинья. Она и умерла от этого.
Лапиков замер на месте и медленно развернулся. Лицо его не выражало никаких эмоций. Он вздохнул и наклонил голову.
- И ты думаешь, что я поведусь на такой детский сад? - хмыкнул он, - и что дальше? Я выйду из себя и что? Вот что?! - уже выкрикнул участковый, - с какими же идиотами приходится работать, - пробормотал он уже себе под нос, - моя мать умерла от рака три года назад. И я тебе советую больше не трогать эту тему. Я просто выбью тебе зубы, и ты будешь точно так же сидеть дальше, только без зубов.
- А интересно, - продолжил Толик, не дрогнув ни одной мимической мышцей, - рак чего у неё был? Лапикова Галина Юрьевна, в девичестве Бойко, умерла тринадцатого января двухтысячного года от рака матки, так ведь? А знаешь, кто был этим раком? Им был я! - и Толик начал подниматься на ноги, пока цепь наручников не натянулась и не остановила его в полусогнутом положении, - и жрал её изнутри долгих два года, а перед смертью, как я и сказал, она вереща...
Договорить он не успел, прерванный хлёстким ударом дубинки прямо в лицо, по зубам, как и обещал Лапиков. Рот тут же окрасился красным, из разорванных губ потекла кровь. Толик оскалился, обнажив осколки обломанных зубов, и густо сплюнул в лицо участковому. Тот мгновенно вздыбился, зарычал и стал как будто больше. Рука его заработала, точно паровой молот, обрушивая на Майского бесконечный шквал ударов. Толик даже и не пробовал защищаться. Напротив, он подставлял окровавленную скалящуюся физиономию под дубинку, словно под первый весенний дождь. Вот уже из сломанного носа хлынул поток крови, из рассечённой головы побежала за шиворот тёмная струйка, под глазом враз выросла гематома, а потом Толик кулем рухнул на пол, прислонился спиной к батарее и уронил истерзанную голову на грудь. Левая рука безвольно повисла на браслете наручника, а сам Майский сполз набок и уткнулся в угол помещения.
- У тебя, может, есть ещё что сказать?! - рявкнул Лапиков, поднеся к лицу Михаила окровавленный конец дубинки. Михаил смог лишь судорожно помотать головой, глядя остекленевшим от ужаса взглядом в пол перед собой. Участковый резанул дубинкой по стене чуть выше головы Михаила, отчего тот вздрогнул и втянул голову в плечи.
- То-то же, - уже более спокойно произнёс Лапиков, - со мной шутки плохи, - и, бросив дубинку в дальний угол, вышел из отделения. Через минуту за окном заурчал мотор, фары на мгновение вычертили снопом света яркую полосу на дальней стене помещения, и звук автомобиля удалился.
- Зашибись, - выдохнул Михаил и, закрыв глаза, откинул голову на стену.
- М-да, ситуация... - раздался негромкий бас, и Михаил тут же встрепенулся. За столом сидел Ильяс, а на краях столешницы примостились Петя и Юра.
- Попандос, чувак, - констатировал Юра, - у кого какие мысли?
Ответом ему была гнетущая тишина, разбавляемая лишь мерным щёлканьем секундной стрелки на настенных часах, словно в насмешку бегущей вперёд, казалось, всё быстрее и быстрее.
- Давайте думать логически, - наконец прервал молчание Петя, - физически мы помочь не можем никак, а первое, что нужно сделать, это снять наручники, правильно? А ключи, вот они, - он кивнул на два серебристых ключика, лежащих на столешнице, - вопрос в том, как их доставить от стола к Мише?
- Я могу помочь, - вдруг донеслось из угла неразборчивое бормотание. Слова сорвались с окровавленных, разорванных губ Толика, и на пол тут же стекла тягучая струйка густой крови.
- Твою мать! - шёпотом заорал Юра и шарахнулся со стола в сторону, - он здесь ещё!
- Я не Фогус, - произнёс Толик.
- Стойте, - настороженно нахмурился Ильяс, - кажись, действительно не он.
- Тогда кто? - уже смелее спросил Петя, - Толик, ты, что ли?
- Меня зовут Фридрих Дальмайер, - пробормотали в ответ разбитые губы неподвижного Майского, - и я готов вам помочь.
- Комендант концлагеря который? - осторожно поинтересовался Ильяс.
- Да, - коротко ответил Толик.
- А этот где? - тихо спросил Михаил, разумно остерегаясь произносить имя демона, - и почему... - Михаил повернулся к друзьям, - я думал, что комендант и есть Железнодорожник.
- Я нахожусь в этом аду уже шестьдесят лет, - ответил за парней Дальмайер, - с тех пор, как мою душу отдали демону. Я для него как энергетический носитель всё это время. Медленно тлею в огне его злобы.
- Знаешь, чувак, - перебил его Петя, - ты этот ад заслужил полностью.
- То, что я испытал за эти годы, способно искупить любую вину.
- Э, нет, фашист недобитый, - вмешался Михаил, - прощения тебе нет и не будет.
- Пусть будет так, - согласился Дальмайер, - вот только пока мы здесь спорим, Фогус возле кротовины Хельхейма начинает ритуал, и все, кто там сейчас находятся, умрут, когда придёт Он, повелитель Хели. Фогус допустил ошибку и запер себя в этом теле, поэтому и заставил участкового выбить из тела сознание, чтобы вырваться в Хельхейм. И время для спасения душ ваших друзей тает, пока мы здесь препираемся.
- А что это ты такой добрый стал? - с подозрением наклонил голову Ильяс, - с каких это пор тебя, детоубийцу, стали волновать жизни простых людей.
- Вы правы, - прохрипел Дальмайер и Толик судорожно кашлянул, выплюнув на пол кровавый сгусток, - мне безразличны ваши жизни, - продолжил немец, - но так бывает, что интересы у разных людей совпадают. Я помогу вам, а вы, если повезёт, мне. Я слишком долго терплю муки, чтобы выбирать союзников. Если Фогус не вернётся в это тело, я смогу умереть вместе с носителем, или жить, пока Майский сам не умрёт, но это всё лучше, чем вечность кормить своей душой демона.
- И что ты предлагаешь? - Михаил приподнялся с пола и всмотрелся в безжизненное, окровавленное лицо Толика.
- Я достану ключи от наручников, если ты меня освободишь, - прошептали губы, пережёвывая кровавую юшку, - просто отрежь мне руку, - и Толик, застонав сквозь забытье, нырнул ладонью в карман лёгкой летней куртки и вынул оттуда небольшой продолговатый предмет, блеснувший серебром. Неуклюжим движением он клацнул створками рукоятки, и из ладони выросло лезвие ножа-бабочки, - этот болван нас даже не обыскал, - с нотками надменности пробормотал Дальмайер.
- А сам что, никак? - Юра спрыгнул со стола и подошёл поближе к сопящему сломанным носом Толику.
- Никак, - бесстрастно ответил немец, - тело ещё сопротивляется на инстинктах, не позволяет себе вредить.
- А где гарантия, что ты нас не разводишь? - поднял бровь Михаил, - мы тебя выпустим, а ты свалишь сразу куда-нибудь.
- Гарантии нет, - отрезал Дальмайер, - но если не верите, можем просидеть здесь до утра. Мне терять нечего.
- Что скажете? - посмотрел на друзей Михаил.
- Тут он прав, - задумчиво покивал Ильяс, - нам тоже терять нечего. Либо рискуем и доверяемся ему, либо сидим до утра ровно на жопе и ждём прихода этого... как его там?
- Сначала явится Ахерон, - хрипло ответил Дальмайер, и сквозь разбитые, окровавленные губы послышалась усмешка, - а потом прибудет Аббадон, властелин бездны и хозяин Хельхейма. Вы умрёте в любом случае.
- Мы, вообще-то, и так уже мёртвые, чувак, - усмехнулся Петя.
- Не все, - парировал Дальмайер, - впрочем, как хотите, я предложил.
- Хорошо, - Михаил подобрался и натянул цепочку наручников, - ты меня выпустишь. И что дальше? Как мне Юлю спасти?
- И Олю, - добавил Петя.
Губы Толика дрогнули в мимолётной улыбке, и Дальмайер зашевелил ими, выдавливая из лёгких сиплый выдох.
- Всё, что происходит в этом мире, - произнёс он, - всё предопределено. Даже самые случайные вещи. И грядущее явление Аббадона тоже цепь случайностей. Мы долгое время были связаны в своём передвижении железной дорогой и уйти могли только в безлюдную пустошь. Поле, потом лес, а потом связь с Хельхеймом начинала теряться. Мы же как собака на цепи возле своей кротовины. После того, как Бош оставил меня привратнику Хели и запечатал дверь снаружи, я начал постигать смысл бытия, сгорая по капле в день внутри Фогуса. И этот мальчик, спасённый в ту ночь, он стал нашим главным врагом. Но мальчик старел, и мальчик умер. А его глупый внук выпустил нас. Человеческая жертва лишь пробудила наш голод. А потом появились вы четверо, и троих из вас мы сожрали, - тут голова Толика впервые дёрнулась, и мутный взгляд приоткрывшихся глаз полоснул по устроившейся возле стола троице, - ваши селезёнки дали нам силы пройти рельсы. Мы тогда сильно обгорели, но достигли кротовины в усадьбе и распечатали её снаружи. А потом глупый милиционер нашёл спирт и напоил всех нашей силой...
- Зиготы! - воскликнул Михаил, - так вот в чём дело!
- Вот в чём дело, - хрипло повторил Дальмайер, - и теперь явление Аббадона лишь дело времени. Но и другие силы не дремали. У них есть ты, Михаил. Какое ни есть, но оружие.
- Я? - удивлённо уставился на Толика Михаил, - но что я...
- В твоих жилах течет сок Хельхейма, его яд. Я это чувствую. И это тоже было случайностью, которая была предопределена заранее. Ведь только кровь храбреца может победить исчадие Хели. Зигфрид тоже был слабее дракона, но Зигфрид одержал победу, - губы Толика шевелились, пуская красные пузыри, а дрожащая рука крепко сжимала нож, - так и тебе помогут другие силы, силы добра, если угодно. Нужна вера и сильные эмоции. Эмоциями мы питаемся, но эмоций мы и боимся. Время идёт, Михаил, часы тикают...
- Ладно! - решительно выдохнул Михаил, - других вариантов нет. Давай нож.
Толик протянул Михаилу дрожащей рукой нож и, уцепившись пальцами за отворот рукава, натянул куртку на предплечье, освобождая натёртое до красноты запястье.
- Я никогда не отрезал руки, - растерянно посмотрел на друзей Михаил, - как это вообще делается? С чего начинать?
- Режь по уставу, - подсказал Дальмайер, - кость ты ножом не перепилишь.
- Миш, подожди! - воскликнул Юра, - если я правильно понял, то когда Толик двинет кони... А он их двинет, если ему кисть отрезать... Тогда этот Фриц типа на небо вознесётся? Правильно?
Дальмайер на этот вопрос не проявил признаков активности, словно его и не было в бессознательном теле Толика.
- Замолчал, - хмыкнул Юра, - значит правду говорю. А зачем нам этому фашику такой подарок делать? Да и тебя, Миш, если что, посадят за убийство.
- Bastarde, ich hasse euch, Untermenschen! Du brennst in der Hölle! - злобно залаял Дальмайер, брызжа кровавой слюной. На что Петя, зажав нос пальцами, прогнусавил на манер переводчиков фильмов из девяностых:
- Говорит по-испански.
Друзья грохнули смехом и атмосфера сразу стала более свободной.
- Раскусили тебя, Федя! - хохотнул Ильяс, - хотел на чужом горбу в рай въехать? Руку мы тебе резать теперь точно не будем.
- И что ты предлагаешь? - развёл руками Михаил, тускло сверкнув в свете лампы сталью лезвия.
- Если большой палец отрезать, - задумчиво почесал подбородок Ильяс, - то кисть должна пролезть сквозь браслет. Так Гарри Гудини делал. Ну, - усмехнулся он, - не палец, конечно, отрезал, а просто из сустава его выбивал.
- Так может и мы просто палец ему вывихнем? - с надеждой окинул взглядом друзей Михаил.
- А ты умеешь? - поднял брови Ильяс.
- Да не особо...
- Ну тогда проще отчекрыжить.
- Ну палец-то проще, конечно, - нервно усмехнулся Михаил, - но и в этом опыта у меня так себе...
- То есть, какой-то опыт, всё-таки, есть? - философски заметил Петя.
- Свинье ухо отреза́л один раз. Отец доверил. Но она мёртвая была уже к этому моменту.
- Ну так всё сходится! - хлопнул в ладоши Петя, - чем этот Ганс лучше свиньи? К тому же мёртвый давно!
- Но палец-то Толика Майского, - возразил Михаил.
- Блин, Миш, - с укором протянул Ильяс, - ты решайся уже. Кроме тебя это сделать некому.
- Стойте, - наконец подал голос Дальмайер, и на лице Толика узлами прокатились злые желваки, - есть один нюанс.
- То есть, пока речь шла о кисти, - возмущённо воскликнул Михаил, - нюансов не было?
- Верить фашисту, себя не уважать, - пренебрежительно хмыкнул Юра.
- Тихо, - призывно поднял руку Ильяс, - пусть скажет.
- На боль может среагировать Фогус, - прохрипел Дальмайер, - он вернётся в это тело, когда вы отрежете палец.
- Вот же ты сука! - процедил сквозь зубы Михаил, - всё понятно! С отрезанной рукой истечь кровью намного проще и быстрее. И жгут хрен наложишь, одной рукой-то. Поэтому ты и не парился, Фриц недобитый?!
- Да, поэтому я и не парился, - равнодушно ответил Дальмайер, - чтобы не пустить Фогуса обратно, нужно нанести на тело пентаграмму, как это делал спасённый мальчик, который сдерживал нас все эти годы.
- Это которая на собаке была тогда начерчена возле отстойника! - встрепенулся Юра, - а кто помнит? Там звезда была какая-то...
- У меня в рюкзаке блокнот этого мальчика лежит, - упавшим голосом произнёс Михаил и кивнул на рюкзак, бесформенно оплывший под столом участкового, - этот мальчик дед Жоржика. Вот только, чтобы добраться до этого блокнота, мне нужно сначала освободиться от наручников. Замкнутый круг получается.
- Хорошо, - кивнул Ильяс, - а если этот тебя освободит, ты по-быстрому хватаешь блокнот и чертишь пентаграмму?
- Угу, - скептически покивал головой Михаил, - вот только есть проблема: в этом блокноте с десяток таких пентаграмм. А что бывает, если неправильную нарисовать, мы уже убедились. Можно только хуже сделать.
- Чуваки-и-и-и, - с хитрой ухмылкой прищурился Петя и демонстративно запустил два пальца во внутренний карман куртки, - принимаю восхищения по очереди, - картинным жестом он вынул из кармана маленький блокнот и с надменным выражением лица продемонстрировал содержимое последней страницы, - это та самая пентаграмма, зарисованная мной по памяти в тот самый вечер.
- Красава, Петтинг! - улыбнулся Юра, - всегда знал, что ты когда-нибудь точно пользу принесешь!
- Давай сюда, ближе поднеси! - нетерпеливо махнул рукой Михаил, - а чем рисовать-то?
- Тебе крови мало? - пробасил Ильяс.
- Бл*дь! - выругался Михаил, - неужели я это всё делаю?
Погрузив палец в теплую размазанную по полу кровь, Михаил оценивающе посмотрел на скрюченную фигуру Толика и нанёс первый несмелый штрих на белой куртке. Спустя минуту, рисунок был полностью повторён, и на спине Толика красовалась расписанная кровавыми мазками пентаграмма.
- Теперь режь, - прохрипел Дальмайер, и Михаил, придавив ладонь Майского к батарее, стиснул зубы и, натужно застонав, принялся полосовать лезвием большой палец его ладони. Толик тонко заскулил и начал слабо, будто не по своей воле, кашлять. Кровь хлынула из разреза, а кожа разошлась от краёв, словно варёная куриная шкурка, собралась в шагрень, начала багроветь от прибывающей крови.
- Не получается! - сквозь зубы процедил Михаил, чиркая лезвием по упрямой кости, - да чтоб тебя! Что ж так сложно-то?!
- Ниже бери, - пробормотали сквозь кровавую пену губы Толика, ищи сустав.
И Михаил переместил лезвие ниже. На мгновение открылась сахарно-белая кость пальца, но тут же заплыла краснотой, начала сочиться, и пальцы Михаила влажно заскользили по сдвоенной рукоятке ножа-бабочки. Наконец, лезвие провалилось куда-то, из ладони гулко хрупнуло, и безвольные фаланги большого пальца Толика повисли на тонкой полоске кожи. Последний взмах, и окровавленный отросток ладони, ещё недавно бывший живым и подвижным, точно толстая личинка насекомого, упал на пол. Михаил зажал рот руками и отвернулся к стене, тяжело дыша. А за спиной зашуршало, закряхтело, а потом по чугуну радиатора звякнул металлом освободившийся браслет наручников. Толик, похожий сейчас на зомби из голливудских фильмов, поднялся с пола и, подтягивая левую ногу, направился к столу. Непослушная ладонь сграбастала связку ключей со столешницы, и Дальмайер направил истерзанное тело Майского обратно к батарее. Ключи тонко звякнули у ног Михаила, и тот в один момент схватил их и освободил себя от плена.
- Возле подъезда Майского, - равнодушно произнёс Дальмайер, - стоит велосипед. Сразу за забором. Замок на нём только для вида. Поедешь в усадьбу.
- Понятно! - Михаил растёр запястье правой руки и, подхватив рюкзак, направился к выходу.
- Подожди, - прокашлял Дальмайер, - одному тебе не справиться. Этот дурак в погонах... Позови его. Только ты должен успеть раньше, позвони ему по дороге. Вот, держи, - и Толик вынул из кармана джинсов мобильный, - позвонишь ему и всё расскажешь. И помни, только храбрость побеждает дракона, - после этих слов Толик мешком обрушился на пол, уронил голову на грудь и длинно захрапел сквозь сломанный нос.
- Встретимся там? - с сомнением спросил Петя, настороженно взглянув на Михаила.
- Отступать уже некуда! - ответил тот и решительно врезал ногой в дверь.
Спустя пять минут ветер шумел в ушах Михаила, а ноги раскручивали педали до гудения подшипников в ступицах колёс. Он стремительно летел на велосипеде в направлении усадьбы, где в эти минуты начинался чёрный ритуал. Сердце горело решимостью, а в голове, подобно спицам в колесе его железного коня, вертелись слова Дальмайера. «Кровь храбреца», «дракон», «Зигфрид», «эмоции», «Абаддон», «Ахерон». Трудно было поверить, что ещё какой-то месяц назад жизнь была абсолютно другой. Без призраков друзей, демонов, отрезанных пальцев и подозрений в наркоторговле.
Когда в конце дороги вечерние фонари выхватили арку входа в имение, Михаил вынул из кармана телефон и набрал домашний номер Лапикова. После нескольких гудков в трубке щёлкнуло, и раздался знакомый голос:
- Капитан Лапиков у аппарата.
- Юрий Алексеич, это я, Миша! - борясь со встречным потоком воздуха прокричал Михаил, - я сбежал из отделения!
- Чего?! - прорычал Лапиков, - я, когда тебя найду...
- Не перебивайте! - оборвал его тираду на полуслове Михаил, - тут дело серьезное! В усадьбе прямо сейчас сатанисты готовятся убить несколько человек.
- Каких человек?! Ты что, опять под наркотой?!
- Вопрос жизни и смерти! Приезжайте поскорее! Я буду ждать возле арки! Всё, конец связи, жду! - Михаил нажал на кнопку с изображением красной трубки, и динамик коротко пискнул, обрывая связь. Подумав несколько секунд, Михаил быстро, не давая себе шансов на сомнение, набрал короткий номер из двух цифр.
- Слушаю, милиция, - донеслось из трубки после нескольких гудков.
- Я хочу заявить о похищении нескольких беременных женщин с целью убийства. Их сейчас держат в подвале панского имения в посёлке Красный берег. Возможно, похитители вооружены.
- Назовите вашу фамилию! - взбудоражился голос на том конце, но Михаил уже нажал отбой и вернул мобильный в карман.
Лапиков прибыл спустя десять минут. Его «Форд» резко затормозил возле арки, и участковый, выскочив из авто, уверенно зашагал к ожидающему его Михаилу.
- Ты мне уже надоел! - зарычал Лапиков и схватил того за воротник так, что затрещала материя белой форменной футболки, - а это что, кровь на тебе? Ты что, Майского убил?!
- Юрий Алексеич, - отрезал Михаил и откинул руку участкового в сторону, от чего тот опешил и замер на месте, обалдевший от такой наглости, - прямо сейчас в подвале усадьбы проводят кровавый ритуал, - продолжил Михаил, - и счёт, возможно идёт на минуты. Там несколько беременных женщин и одержимые бесами жители посёлка.
- Какими бесами?! Ты что несёшь?!
- Ладно, как хотите, на вашей совести будет. А я побежал их спасать! Я милицию вызвал из города, можете их дождаться, если зассали, - и Михаил, развернувшись, побежал в сторону центрального дворца.
- Бл*дь! - Лапиков сплюнул на землю и расстегнул кобуру, - подожди! - крикнул он вслед Михаилу, - с тобой пойду, - и заторопился вдогонку.
- Что за ритуал? - сквозь одышку спросил Лапиков, поравнявшись с Михаилом, - откуда информация?
- Да вы всё равно не поверите, - не глядя на участкового, отмахнулся Михаил, - а ритуал по вызову дьявола. Или вы не заметили, что в посёлке в последнее время творится? У нас тут самая настоящая нечистая сила, а вы всё наркотики какие-то ищете.
- Нечистая сила, - пробормотал себе под нос участковый и, закатив глаза, помотал головой, - ты, Миша, только учти, что «Макаров» свой я с предохранителя снял и если это такой план, чтобы оружие у меня отнять, или ещё чего, то валить первого я буду тебя... А это ещё кто? - он враз притих и жестом остановил Михаила, - с ружьём кто-то на входе. Кто это, видишь отсюда?
- Мацак, кажись, - тут же перейдя на шёпот, ответил Михаил.
- Так он же у меня тоже в пропавших числится, - всмотрелся в тёмный силуэт Лапиков, - пару дней назад жена его заяву написала. Так, давай вот сюда за угол. Ты жди пока, а я попробую разобраться.
Лапиков достал пистолет и лязгнул затвором. Вальяжно выйдя из-за угла, словно праздно прогуливающийся прохожий, он как будто случайно заметил Мацака и повернулся к тому полубоком, пряча оружие за бедром.
- Александр! - окликнул он Мацака, - а что это ты здесь на ночь глядя...
Договорить он не успел. Мацак повернулся на голос и, узнав участкового, тут же вскинул ружьё и нажал на спуск. Прогремел выстрел, и стрелявший слегка пошатнулся от отдачи в плечо. Этого мгновения хватило, чтобы участковый, отпрыгнувший в кусты по воле неведомого инстинкта сразу после встречи взглядом с двойным жерлом двустволки, направил пистолет на Мацака и дважды выстрелил. Мацак дёрнулся, выронил ружьё и сложился пополам. Хватаясь одной рукой за стену, а другой за простреленный живот, он ринулся внутрь усадьбы, оставляя за собой пунктир из кровавой капели.
- Нужно догнать! - бросил Михаил участковому, пока тот выбирался из кустов, и кинулся вдогонку Мацаку. Покрыв расстояние до подраненного голема за считанные секунды, Михаил напрыгнул тому на плечи и вместе с ним растянулся на мраморном полу фойе прямо перед короткой лестницей, ведущей к площадке перед диско-залом. Мацак зарычал как раненный зверь и извернулся под Михаилом, оказавшись на спине. Скрюченные окровавленные пальцы метнулись в глаза Михаилу, но тот ловко перехватил руки противника и прижал их к полу. Тогда Мацак разинул рот, обнажив окрашенные красным зубы, и заорал:
- Они здесь! Они...
Удар рукояткой пистолета в висок оборвал его крик на полуслове, и Пыхтящий после пробежки Лапиков уселся на пол рядом с бесчувственным телом, с трудом переводя дыхание.
- Чёрт пойми, что творится, - проворчал он, но слова его потонули в гулком грохоте музыки, разносящейся по старым коридорам дворца, - откуда звук? - повернулся он к Михаилу, приходящему в себя тут же, рядом с ним.
- Подвал прямо под танцполом должен быть, оттуда, наверное, и музыка.
- Понятно, - прокряхтел Лапиков, поднимаясь на ноги. Мацака он перевернул на живот, вытянул из его брюк ремень и стянул руки за спиной. После чего вернулся на крыльцо и поднял оброненную там охотничью двустволку.
- Может, ружьё мне выдадите? - спросил Михаил.
- Чтобы ты яйца себе отстрелил? Не-е-е, дружок, оружие должно быть у мужчины, это главное правило жизни. Давай, вперёд иди, я тебе ещё не до конца доверяю.
Михаил вздохнул и сбросил с плеча рюкзак. Вынув нож из бокового кармана, он словил на себе острый взгляд участкового, на что коротко пожал плечами и, сжав рукоятку своего оружия в ладони, направился на танцпол.
- Ну наконец-то! - воскликнул Петя, расхаживающий взад и вперёд по залу, - задолбались вас ждать уже! Что так долго-то?
- Проблемы на входе возникли, - ответил Михаил, - показывайте лучше куда идти.
- Чего? - отозвался Лапиков, - ты с кем сейчас разговариваешь?
- Долго объяснять, - бросил через плечо Михаил, - сюда идите, к камину. Где? - спросил он у невидимого для участкового собеседника, - прямо внутри? - и наклонился перед очагом камина, запустив руку в его пыльное нутро. Что-то отчётливо клацнуло, и камин ощутимо сдвинулся с места.
- Теперь толкаем, - деловито кивнул Лапикову Михаил, и они оба навалились на каменную глыбу бутафорского камина.
- Ни хрена себе! - почесал затылок Лапиков, когда перед ними открылся тайный проход с винтовой лестницей за ним, - и об этом что, никто не знал до сих пор? - он с подозрением заглянул в появившуюся дверь. На каменных стенах круглого колодца, уходящего вниз, висели несколько тусклых лампочек, а снизу доносилась та самая музыка, гулявшая по коридорам и лестницам дворца.
- Получается, что никто, - согласился Михаил.
- Ну вы идёте, нет? - нетерпеливо проворчал Ильяс.
- Да идём, идём, - ответил Михаил, после чего Лапиков снова с подозрением покосился на него.
В кафельном зале тем временем всё было приготовлено к главной части ритуала. Шесть беременных женщин, раздетых до нижнего белья, были подвешены за связанные руки на каждой из лопастей-перекладин потолочной конструкции. Седьмая висела по центру. Все они были без сознания. Фельдшер Леонид предусмотрено сделал запасы снотворного, и женщины под направленными в них стволами охотничьего ружья безропотно приняли инъекции. Ноги их чуть выше щиколоток были подрезаны, и в ванночки, находящиеся под каждой из жертв и заполненные жёлто-бурой густой жижей, тонкими струйками стекала кровь. Големы стояли кольцом, окружив подвешенных женщин, и только тело Марины неживой соломенной куклой лежало в дальней части помещения. На столике громыхал магнитофон, из динамиков которого разносилась «Токката и фуга ре минор» Баха. Вагнера найти не удалось, и из всех доступных вариантов Фогус одобрил максимально подходящего по энергетике Баха. И теперь Сава, дежурящий у магнитофона, каждый раз, по окончании мелодии, перематывал пленку на начало трека.
- Что это за... - гневно нахмурился Лапиков, осторожно заглянув в кафельный зал с винтовой лестницы, - вот же суки! Сейчас я им устрою! - он вынул пистолет из кобуры и решительно пробежал последние несколько ступенек, когда кроваво-жёлтая субстанция в центральной полости вдруг вздыбилась тягучим пузырём, и стены тут же вздрогнули от низкого, пробирающего до самых потаённых уголков души гула. В ушах зарокотало, и трепет ужаса поселился в груди участкового, в самой его серёдке, где-то под диафрагмой, там, где заканчивается разум и начинается душа. И душу эту сейчас как будто тянуло из него огромным пылесосом, засасывало в каверну, вздувшуюся тошнотворным истончившимся пузырём. Стало тоскливо и безразлично. Он застыл и с каким-то равнодушным интересом стал наблюдать за происходящим.
Големы замерли вокруг ритуального жертвенника и в неком трансе наблюдали за таинством рождения властелина бездны Абаддона. Вот под осклизлой плёнкой пузыря мелькнуло сегментированное тело, похожее на гигантскую личинку, нырнуло куда-то в глубины изнанки, чтобы через мгновение вернуться обратно стремительной торпедой. Крокодилья морда Ахерона, пылающая яростным светом сразу семи глаз, пробила пузырь и прорвалась сквозь тонкую грань, разделявшую два мира, вывалилась наружу, на долгожданную, вожделенную свободу. Чудище грузно выбралось из образовавшейся кротовины, расплёскивая при этом бурые воды изнанки, наполняя ванночки и каналы до самых краёв. Крокодилья морда Ахерона, черная как ночь, переходила в сегментированное, закованное в кольцеобразные подвижные пластины тело. Длинные паучьи лапы со слипшейся клочковатой шерстью засучили по скользкому кафельному полу, и усеянная кривыми клыками пасть монстра разверзлась для первого оглушительного рёва в новом мире, грозно оповещая этот мир о своём рождении.
Михаил стоял позади Лапикова в точно таком же ступоре и как будто откуда-то издалека наблюдал за рождением монстра. Тело сковал смертельный парализующий ужас, не позволявший ни пошевелиться, ни закричать, ни даже подумать о чём-то другом, кроме жуткой сцены, развернувшийся у них на глазах. Когда чудище наконец замолчало, в голове начало светлеть, и Михаил быстро нашел глазами Юлю. Она стояла позади монстра. Руки её безвольно опустились вниз, а лицо не выражало никаких эмоций. И только исполненные животным, всепоглощающим ужасом глаза выдавали в ней всё ещё живую, ту самую, его Юлю. Михаил посмотрел на свой нож и на него лавиной обрушилось понимание своей ничтожности и беспомощности. Прямо перед ним медленно вставал на свои два десятка тонких суставчатых лап страшный и непобедимый монстр из фильмов ужасов, а у него, храбреца, Зигфрида, героя не было ничего, кроме жалкого ножика да глупого стишка в арсенале.
Но вдруг по телу монстра пробежала волна, он вздрогнул, припал на передние лапы и захрипел. Из пасти попёрла алая пена, и чудище завалилось набок. Брюхо у него оказалось мягкое, кожистое, на нём буграми вздулись уплотнения, а потом оно лопнуло, словно перезревшая слива. Жёлтая студенистая масса выплеснулась наружу, растеклась тягучими сгустками по полу, и среди желеобразных комков и вязкой слизи заворочалась фигура человека.
Михаил вспомнил слова Дальмайера о том, что сначала прибудет Ахерон, а затем Абаддон. Получается, это было что-то вроде личинки, или средства передвижения для Абаддона.
А человек тем временем начал выбираться из жёлтой жижи. Высокий и широкоплечий он, казалось, был вывернутым наизнанку. Тёмными кровавыми волокнами бугрились на нем мышцы, блестела белёсая соединительная ткань, подрагивали при движении связки и сухожилия. Вот только лица у него не было вовсе. От подбородка до лба рассекала его голову сплошная вертикальная пасть с торчащими в разные стороны длинными клыками. Существо встало на ноги и выпрямилось. Клыки на лице шевельнулись, и стало понятно, что это и не клыки совсем, а пальцы. Грязные, со сбитыми ногтями, но обычные человеческие пальцы. И пальцы эти потянули развалившееся на две половины лицо в стороны, как разрывают упаковочную бумагу с новогоднего подарка. И из появившейся прорехи выглянуло лицо. Розовое, с нежной, казалось, полупрозрачной кожей, это было лицо нового, только что рождённого человека. А ладони продолжали натягивать кожу на обнажённую плоть, укрывать розовым пульсирующие мышцы, натягивать её на вздымающуюся грудь, одергивать по бокам, точно поправляя неудачно севшую кофту. Но вот Абаддон остановился и в бессилии уронил уставшие руки. Дыхание его стало тяжёлым, а глаза под чёрными бровями налились свинцовой усталостью. Он окинул взглядом свою паству и шагнул в направлении застывшего болванчиком Дуремара. Воздев руку над макушкой своего адепта, Абаддон сделал резкий вдох, и изо рта Думарова вырвался блестящий голубой поток сверкающей живой энергии. Абаддон проглотил сущность Дуремара за считанные секунды, и тот снопом свалился на пол, впечатавшись лицом в жёлтую слизь. А Абаддон шагнул к следующей жертве.
Юля подняла на демона глаза, полные отчаяния и ужаса. На миг в них блеснуло влагой, а потом по щеке, оставив за собой влажную дорожку, сбежала одинокая слеза. Юля, связанная по рукам и ногам в своих действиях где-то глубоко в собственном сознании, поняла, что пришёл конец...
Михаила обожгло, точно сыпанули за шиворот раскалённых углей. Он усилием воли, жаром, пыхнувшим изнутри, сбросил оцепенение, разбил его на мелкие ледяные осколки, оттеснил застывшего на месте Лапикова, сжал в руке нож и, выставив его вперёд, будто копьё, шагнул в зал.
- Встань, раб Божий, на лесну тропу, - прокатился его, вдруг ставший раскатистым голос по помещению, -
Да взгляни на полную Луну,
Заговор словами сотвори,
Только Зла в тех строках не таи!
Тени в том лесу густы-густы,
Надобно слова найти просты,
Тьму на стыке света атакуй,
Страхи прочь гони, да не рискуй,
Расступися тьма сакральным Х*й!
И вслед за последним словом всколыхнулся воздух, дрогнули стены, и волны энергии разошлись кругами от вспыхнувшего голубым мерцанием лезвия. Михаила захлестнула отчаянная решимость вперемешку с каким-то разудалым и задорным возбуждением. Во рту стало солоно, а зубы заломило, как от выпитой кружки холодной ключевой воды. Абаддон повернулся в сторону внезапного возмутителя спокойствия, и на лице его впервые проявилась эмоция. Совершенно человеческая, искренняя и неподдельная. Это было удивление и непонимание одновременно. Так мог бы отреагировать тигр, увидевший нападающего на него зайца.
Удар ножом в грудь и последовавшая за ним боль принесли Абаддону ещё больше новых ощущений. Боль, которую только что обретший плоть демон не испытывал никогда, пронзила его насквозь, от груди она пробралась в живот, в голову, поселилась в каждой клетке его новой розовой кожи. И Абаддон заревел. Оглушающий рёв прокатился среди тесных стен кафельного зала, вырвался на винтовую лестницу, выскочил из колодца и грозным эхом наполнил коридоры старой усадьбы. Демон пошатнулся и попятился назад, остановившись после двух неверных шагов.
- Миша, отойди! - послышалось из-за спины, и Михаил тут же отпрянул в сторону. Раздались выстрелы из табельного «Макарова», и в груди Абаддона, рядом с раной от ножа появились четыре круглых отверстия. Через мгновение из них хлынула красная человеческая кровь, заливая живот демона, его ещё не вывернутый наружу, лишённый половых признаков пах, бёдра и мелкой капелью заструилась в жёлтую лужу, расплываясь вокруг ног демона.
Жизнь стремительно покидала Абаддона, как покидала бы любого смертного, лишённого магической силы изнанки. Его карие глаза посерели, подёрнулись мутной дымкой и, подрагивая веками, начали закатываться. Он обрушился с высоты своего двухметрового роста, упав на колени и начал медленно заваливаться набок.
Михаил наблюдал за этим несколько бесконечных секунд, а потом бросился к Юле. Тряхнув девушку за плечи, он посмотрел в её глаза и с огорчением обнаружил, что те по-прежнему серые
- Юля, Юля! Очнись! - зачастил он, - всё кончилось!
Но вдруг в родных, но таких печальных глазах мелькнуло что-то тревожное, и Юля перевела взгляд за спину Михаилу.
- Я ураган, - прогремел грудной голос Абаддона, сотрясая стены зала, - я смерть, и буря идёт за мной.
Демон медленно поднимался на ноги. Раны на его груди уже успели зарубцеваться и теперь лишь портили его девственную кожу корявыми сморщенными шрамами. А из центральной каверны, пробитой крокодильей мордой Ахерона, струился поток энергии, наполняя тело Абаддона новыми силами. Красные нити силы заворачивались у самого основания, будто вытягивая из изнанки новые соки, наполняя ими тело своего господина и повелителя.
- Я есть начало, и я есть конец, - расставив руки в стороны, вещал Абаддон, - приходит моё время, - он указал пальцем на опешившего участкового, и сразу с нескольких сторон к тому бросились големы, повалили на пол и прижали четырьмя парами рук.
- Миша, беги! - Петя, набравшись смелости, выглянул из черного провала двери и выкрикнул другу единственный верный совет в этой ситуации.
Но Михаил застыл на месте, точно парализованный. Вся бравада бесследно исчезла, улетучилась, и на него всем своим весом, снежной лавиной свалилось осознание собственной глупости. Никакой он не храбрец, не Зигфрид. А магия ножа и заклинания хороша, наверное, против кого-то попроще, но не против Абаддона. Можно хоть сто раз воткнуть в него нож, а потом застрелить, но сила изнанки не знает границ и воскресит его снова и снова. Михаил огляделся по сторонам, словил взглядом неподвижную Юлину фигуру, тщетно трепыхающегося в руках големов Лапикова, семерых беременных девушек, так и не спасённых им. Стало грустно и жалко. Жалко самого себя, свою бессмысленную, загубленную жизнь, непрожитую и оборванную. И вдруг его пронзило откровение. Смысл слов Дальмайера вдруг стал понятным и простым. Михаил бросил взгляд на кровавые разводы под ногами подвешенных девушек и всё понял. Не храбрец, не храбрец! Он сказал: «лишь кровь храбреца сможет победить...». Кровь... Внезапно в памяти возник отец Павел в своей золотой накидке поверх чёрной рясы, с кадилом, крестом и врезавшимися в память строками молитвы: «Всякому, отдавшему жизнь свою за други своя, воздаст Он вечной радостью, радостью несказанной вовеки в Царствии Своем. «Спешите идти за Христом.» Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих».
Михаил поднял нож и прижал его к шее, туда, где билась взволнованной жизнью сонная артерия. Зазубрины на лезвии царапнули кожу, и Михаил даже через рукоятку почувствовал толчки собственного сердца. Он повернулся к Юле и сказал то, что должен был говорить ей каждый день, при каждой встрече, каждую минуту, но первый раз пришелся именно на этот момент.
- Юля! - сорвавшимся вдруг голосом произнёс он и почувствовал как кровь закипает в жилах, - я тебя люблю!
И это его «люблю», будто брошенное в болото тяжёлое ядро, плюхнуло в гулкой тишине, разогнало на мгновение тьму, победило Зло, разметало в стороны големов и отбросило самого Абаддона назад. Получивший внезапную свободу Лапиков неуклюже вскочил на ноги и подхватил ружье, а Михаил зажмурился и сделал взмах рукой.
Кровь ударила фонтаном, оросив красным бисером ближнюю стену, и Михаил, выронив нож, зажал рану ладонью. Боль очень быстро сменилась ватностью и стремительно наступающим туманом. Последняя мысль, за которую Михаил уцепился всем своим ускользающим сознанием, была «наполнить каверну кровью». Опустившись на колени, он повернулся боком и убрал ладонь от пульсирующей горячим шеи. В бурую жижу тут же хлынул красный поток, завертелся разводами и начал растворяться, быстро превращая тягучую слизь в некое подобие сначала густого битума, потом вязкого гудрона и обратил её наконец в затвердевшее слюдяное зеркало.
- А что ты скажешь на это?! - зарычал Лапиков и разрядил картечь в голову Абаддонну. Голова брызнула в разные стороны осколками черепа и ошмётками мозга, и демон рухнул на пол, ударившись о твердую, словно янтарь, поверхность, закупорившую связь с изнанкой, поверхность, отрезавшую его от неисчерпаемой силы, дающей жизнь, и сделавшую его обычным смертным.
- Твою ж мать! - Лапиков закрыл глаза и, тяжело дыша, опёрся спиной о стену.
- Алексеич? - донеслось откуда-то сбоку, и участковый тут же подобрался и нашел взглядом выбитый из его рук в борьбе пистолет. Но на него с испугом и полным непониманием смотрел Фельдшер.
- А что я тут делаю? - подала голос Светка Сорока.
А потом закричала Юля. Она бросилась к телу Михаила, прижала его голову к груди и беззвучно завыла, раскачиваясь взад и вперёд. Обрывки памяти вернули её в произошедшее несколько минут назад, и она с горечью осознала, что своей жизнью обязана только Михаилу, лишившемуся ради неё своей.
- Девок снимайте! - рявкнул Лапиков, - я побежал скорую вызвать. И рапорт на перевод в другое место писать, - добавил он уже себе под нос и выбежал на лестницу.
- Я и есть скорая, - растерянно пробормотал фельдшер и ринулся срезать подвешенных девушек с крюков. А с улицы послышались милицейские сирены.
- Как в кино, - печально усмехнулся Юра, - милиция приехала, когда нахрен уже не нужна.
- Угу, - промычал в ответ Петя, - без хэппи энда на этот раз, - он бросил взгляд на мирно спящую Ольгу, только что снятую с крюка фельдшером, и облегчённо выдохнул.
- Зато опять вчетвером скоро будем, - добавил Ильяс, - пойдёмте, что ли?
И трое призраков, никем незамеченные, вышли вслед за участковым. А на чёрном кафельном полу, покрытом застывшей слизью, быстро разлагалось тело Абаддона, повелителя бездны, демона, поверженного храбрецом, дракона, побежденного Зигфридом.
Продолжение следует...
Автор: Гурченко Виктор
С каждым его шагом дубинка хлёстко опускалась на ладонь, образуя таким образом сдвоенный чеканный удар.
- А я вот вас раскрутил, - сощурил глаза Лапиков, - не сразу, конечно, но всё же. Вам, наверное, интересно как? - он по очереди посмотрел на своих пленников и, не дождавшись ответа ни от одного из них, продолжил: - с тобой, Михаил, было всё ясно с самого начала. Убитые друзья, наркотики в крови, отпечатки с места убийства... Да-да! Ты не ослышался! Именно убийства! Я это всё расшевелю. Пусть эксгумацию трудовика делают, анализы берут. Я просто уверен, что ты от него избавился. Зачем? Этого я пока не знаю. Но! - он поднял вверх палец, - это всего лишь дело времени. Я и этот орешек расколю, уж поверь мне, Миша. А теперь, Анатолий, по тебе, - Лапиков по-кошачьи улыбнулся в усы и приступил, по всей видимости, к самой блестящей части расследования, - то, что ты с братцем покойным бухло продавали, я был в курсе.
Тут Толик впервые проявил хоть какую-то эмоцию и, подняв тяжёлый взгляд на участкового, надменно хмыкнул.
- Похмыкай мне тут ещё! - взорвался Лапиков и наотмашь врезал дубинкой по батарее между Михаилом и Толиком. Тут же в разные стороны брызнули сухие осколки шелушащейся краски, обдав мелкой зелёной шрапнелью сидящих арестантов. И если Михаил инстинктивно отвернулся и зажмурился, то Толик принял внезапный град острых брызг в лицо спокойно и без эмоций.
- Был в курсе, - сквозь клокочущее яростью горло продолжил Лапиков, - но закрывал глаза. Вы же как гидра! Одну точку закроешь, так другая в этот же день откроется. Поэтому, лучше тот враг, которого знаешь. Китайская мудрость, между прочим. Ага! Не пальцем деланный ваш участковый. Или как вы там меня за глаза называете? Шериф? Ха! Думали, не знаю? - он наклонился над Михаилом, обдав того сигаретным смрадом, - я знаю всё и про всех в этом сраном посёлке, это понятно? - после кивка Михаила Лапиков выпрямился и вернулся за стол, - по многочисленным показаниям свидетелей, - продолжил он, - перед каждым эпизодом со смертельным исходом участники употребляли спиртное, купленное у-у-у... - он, балансируя дубинкой на ладони, указал на притихшего Толика, - совершенно верно! У Майских! И вы тут, наверное, спросите меня: «а какой смысл братьям подмешивать в бухло наркотик?» А я вам отвечу: а никакого, кроме больного интереса. Я прав? А, Миша? Я не знаю, может ты там в столицах своих в секту какую вступил, или просто с катушек съехал? Да мне, собственно, всё равно. Знаю я одно, и это мне подсказывает моё чутьё: главное зло в посёлке, это ты! - он ткнул коротким пальцем в Михаила и рывком поднялся с места, - так что, друзья мои, предлагаю вам написать чистосердечные признания, чтобы хоть какое-то послабление вам было на суде. Что скажете, господа преступники?
Толик поднял на участкового тяжёлый взгляд и лицо его застыло в бесстрастном выражении. Не мигая, он буравил участкового бесцветными глазами, словно рептилия перед нападением. Лапиков отвёл глаза и поёжился, точно от мороза.
- С этим понятно, - кивнул он на Толика, - а ты что скажешь?
- Юрий Алексеич, - как можно спокойнее начал Михаил, - ну у вас ведь кроме подозрений ничего нету. И вы неправы. Ничего общего я с этим, - он, не глядя, мотнул головой в сторону Майского, - не имею. А за незаконное удержание меня под стражей вы ответите уже сами перед судом. Я буду жаловаться. У вас никаких оснований меня задерживать нету. Давайте завтра я приду, и мы со всем этим разберёмся.
- Так что, отпустить тебя? - беззаботно улыбнулся Лапиков.
- Я очень спешу, - заискивающе произнёс Михаил, - был бы благодарен.
- Ну, - поднял брови Лапиков, - тут ты, конечно, прав. Если оснований для задержания нет, то и держать тебя я права не имею, - он достал из кармана ключи от наручников и повертел их на пальце. После чего звякнул ими о стол и выдвинул верхний ящик, откуда извлёк наполовину исписанный лист бумаги, - вот только, - цыкнул уголком рта участковый, - основания-то как раз у меня имеются. Вот тут сегодня некто гражданин Ларионов заявление на тебя написал по факту вчерашнего избиения. Я побои зафиксировал. На условку точно потянет. Ну а если вкупе с новыми фактами, так и прицепом к распространению наркотических веществ пойдёт. Так что, Михуил, сам понимаешь, такого опасного элемента как ты отпускать точно нельзя. В общем, вы тут посидите пока, подумайте, а я утречком зайду, там ещё раз попробуем побеседовать.
Михаил обречённо опустил голову и уставился на обшарпанный, обшитый листами ДВП пол. Его жизнь рушилась прямо на глазах. Он украдкой скосил глаза на неподвижного Толика, в глубинах которого таился страшный демон Фогус. Ещё и в одном помещении с ним сидеть. Липкими пальцами Михаила тронул подползающий страх, постепенно перерастающий в панику. Нет! Нужно рассказывать про готовящийся ритуал Лапикову прямо сейчас, а там будь, что будет! Михаил уже открыл было рот, когда Толик низким грудным голосом вдруг произнёс:
- Лапиков, отпусти меня, пока есть возможность.
- Ещё один! - с показным весельем хмыкнул участковый, - что тебе ещё сделать? Может кофе принести? Или пива?
- Отпусти, или убей, - так же равнодушно продолжил Майский, - я не должен сейчас здесь быть. Ты даже не представляешь, во что вмешиваешься. Я убью тебя первым, когда освобожусь.
- Он чего? - сдерживая улыбку, кивнул на Толика Лапиков, глядя при этом на Михаила, - и сейчас под кайфом? Майский! - выкрикнул он в лицо Толику, наклонившись над ним, - я тебе ноги повыдёргиваю, сучёныш! Всё! Сидите! Пойду отдыхать, поздно уже, - и направился к двери, поигрывая дубинкой.
- Я когда твою мать драл, - вновь подал голос Толик, - она верещала как свинья. Она и умерла от этого.
Лапиков замер на месте и медленно развернулся. Лицо его не выражало никаких эмоций. Он вздохнул и наклонил голову.
- И ты думаешь, что я поведусь на такой детский сад? - хмыкнул он, - и что дальше? Я выйду из себя и что? Вот что?! - уже выкрикнул участковый, - с какими же идиотами приходится работать, - пробормотал он уже себе под нос, - моя мать умерла от рака три года назад. И я тебе советую больше не трогать эту тему. Я просто выбью тебе зубы, и ты будешь точно так же сидеть дальше, только без зубов.
- А интересно, - продолжил Толик, не дрогнув ни одной мимической мышцей, - рак чего у неё был? Лапикова Галина Юрьевна, в девичестве Бойко, умерла тринадцатого января двухтысячного года от рака матки, так ведь? А знаешь, кто был этим раком? Им был я! - и Толик начал подниматься на ноги, пока цепь наручников не натянулась и не остановила его в полусогнутом положении, - и жрал её изнутри долгих два года, а перед смертью, как я и сказал, она вереща...
Договорить он не успел, прерванный хлёстким ударом дубинки прямо в лицо, по зубам, как и обещал Лапиков. Рот тут же окрасился красным, из разорванных губ потекла кровь. Толик оскалился, обнажив осколки обломанных зубов, и густо сплюнул в лицо участковому. Тот мгновенно вздыбился, зарычал и стал как будто больше. Рука его заработала, точно паровой молот, обрушивая на Майского бесконечный шквал ударов. Толик даже и не пробовал защищаться. Напротив, он подставлял окровавленную скалящуюся физиономию под дубинку, словно под первый весенний дождь. Вот уже из сломанного носа хлынул поток крови, из рассечённой головы побежала за шиворот тёмная струйка, под глазом враз выросла гематома, а потом Толик кулем рухнул на пол, прислонился спиной к батарее и уронил истерзанную голову на грудь. Левая рука безвольно повисла на браслете наручника, а сам Майский сполз набок и уткнулся в угол помещения.
- У тебя, может, есть ещё что сказать?! - рявкнул Лапиков, поднеся к лицу Михаила окровавленный конец дубинки. Михаил смог лишь судорожно помотать головой, глядя остекленевшим от ужаса взглядом в пол перед собой. Участковый резанул дубинкой по стене чуть выше головы Михаила, отчего тот вздрогнул и втянул голову в плечи.
- То-то же, - уже более спокойно произнёс Лапиков, - со мной шутки плохи, - и, бросив дубинку в дальний угол, вышел из отделения. Через минуту за окном заурчал мотор, фары на мгновение вычертили снопом света яркую полосу на дальней стене помещения, и звук автомобиля удалился.
- Зашибись, - выдохнул Михаил и, закрыв глаза, откинул голову на стену.
- М-да, ситуация... - раздался негромкий бас, и Михаил тут же встрепенулся. За столом сидел Ильяс, а на краях столешницы примостились Петя и Юра.
- Попандос, чувак, - констатировал Юра, - у кого какие мысли?
Ответом ему была гнетущая тишина, разбавляемая лишь мерным щёлканьем секундной стрелки на настенных часах, словно в насмешку бегущей вперёд, казалось, всё быстрее и быстрее.
- Давайте думать логически, - наконец прервал молчание Петя, - физически мы помочь не можем никак, а первое, что нужно сделать, это снять наручники, правильно? А ключи, вот они, - он кивнул на два серебристых ключика, лежащих на столешнице, - вопрос в том, как их доставить от стола к Мише?
- Я могу помочь, - вдруг донеслось из угла неразборчивое бормотание. Слова сорвались с окровавленных, разорванных губ Толика, и на пол тут же стекла тягучая струйка густой крови.
- Твою мать! - шёпотом заорал Юра и шарахнулся со стола в сторону, - он здесь ещё!
- Я не Фогус, - произнёс Толик.
- Стойте, - настороженно нахмурился Ильяс, - кажись, действительно не он.
- Тогда кто? - уже смелее спросил Петя, - Толик, ты, что ли?
- Меня зовут Фридрих Дальмайер, - пробормотали в ответ разбитые губы неподвижного Майского, - и я готов вам помочь.
- Комендант концлагеря который? - осторожно поинтересовался Ильяс.
- Да, - коротко ответил Толик.
- А этот где? - тихо спросил Михаил, разумно остерегаясь произносить имя демона, - и почему... - Михаил повернулся к друзьям, - я думал, что комендант и есть Железнодорожник.
- Я нахожусь в этом аду уже шестьдесят лет, - ответил за парней Дальмайер, - с тех пор, как мою душу отдали демону. Я для него как энергетический носитель всё это время. Медленно тлею в огне его злобы.
- Знаешь, чувак, - перебил его Петя, - ты этот ад заслужил полностью.
- То, что я испытал за эти годы, способно искупить любую вину.
- Э, нет, фашист недобитый, - вмешался Михаил, - прощения тебе нет и не будет.
- Пусть будет так, - согласился Дальмайер, - вот только пока мы здесь спорим, Фогус возле кротовины Хельхейма начинает ритуал, и все, кто там сейчас находятся, умрут, когда придёт Он, повелитель Хели. Фогус допустил ошибку и запер себя в этом теле, поэтому и заставил участкового выбить из тела сознание, чтобы вырваться в Хельхейм. И время для спасения душ ваших друзей тает, пока мы здесь препираемся.
- А что это ты такой добрый стал? - с подозрением наклонил голову Ильяс, - с каких это пор тебя, детоубийцу, стали волновать жизни простых людей.
- Вы правы, - прохрипел Дальмайер и Толик судорожно кашлянул, выплюнув на пол кровавый сгусток, - мне безразличны ваши жизни, - продолжил немец, - но так бывает, что интересы у разных людей совпадают. Я помогу вам, а вы, если повезёт, мне. Я слишком долго терплю муки, чтобы выбирать союзников. Если Фогус не вернётся в это тело, я смогу умереть вместе с носителем, или жить, пока Майский сам не умрёт, но это всё лучше, чем вечность кормить своей душой демона.
- И что ты предлагаешь? - Михаил приподнялся с пола и всмотрелся в безжизненное, окровавленное лицо Толика.
- Я достану ключи от наручников, если ты меня освободишь, - прошептали губы, пережёвывая кровавую юшку, - просто отрежь мне руку, - и Толик, застонав сквозь забытье, нырнул ладонью в карман лёгкой летней куртки и вынул оттуда небольшой продолговатый предмет, блеснувший серебром. Неуклюжим движением он клацнул створками рукоятки, и из ладони выросло лезвие ножа-бабочки, - этот болван нас даже не обыскал, - с нотками надменности пробормотал Дальмайер.
- А сам что, никак? - Юра спрыгнул со стола и подошёл поближе к сопящему сломанным носом Толику.
- Никак, - бесстрастно ответил немец, - тело ещё сопротивляется на инстинктах, не позволяет себе вредить.
- А где гарантия, что ты нас не разводишь? - поднял бровь Михаил, - мы тебя выпустим, а ты свалишь сразу куда-нибудь.
- Гарантии нет, - отрезал Дальмайер, - но если не верите, можем просидеть здесь до утра. Мне терять нечего.
- Что скажете? - посмотрел на друзей Михаил.
- Тут он прав, - задумчиво покивал Ильяс, - нам тоже терять нечего. Либо рискуем и доверяемся ему, либо сидим до утра ровно на жопе и ждём прихода этого... как его там?
- Сначала явится Ахерон, - хрипло ответил Дальмайер, и сквозь разбитые, окровавленные губы послышалась усмешка, - а потом прибудет Аббадон, властелин бездны и хозяин Хельхейма. Вы умрёте в любом случае.
- Мы, вообще-то, и так уже мёртвые, чувак, - усмехнулся Петя.
- Не все, - парировал Дальмайер, - впрочем, как хотите, я предложил.
- Хорошо, - Михаил подобрался и натянул цепочку наручников, - ты меня выпустишь. И что дальше? Как мне Юлю спасти?
- И Олю, - добавил Петя.
Губы Толика дрогнули в мимолётной улыбке, и Дальмайер зашевелил ими, выдавливая из лёгких сиплый выдох.
- Всё, что происходит в этом мире, - произнёс он, - всё предопределено. Даже самые случайные вещи. И грядущее явление Аббадона тоже цепь случайностей. Мы долгое время были связаны в своём передвижении железной дорогой и уйти могли только в безлюдную пустошь. Поле, потом лес, а потом связь с Хельхеймом начинала теряться. Мы же как собака на цепи возле своей кротовины. После того, как Бош оставил меня привратнику Хели и запечатал дверь снаружи, я начал постигать смысл бытия, сгорая по капле в день внутри Фогуса. И этот мальчик, спасённый в ту ночь, он стал нашим главным врагом. Но мальчик старел, и мальчик умер. А его глупый внук выпустил нас. Человеческая жертва лишь пробудила наш голод. А потом появились вы четверо, и троих из вас мы сожрали, - тут голова Толика впервые дёрнулась, и мутный взгляд приоткрывшихся глаз полоснул по устроившейся возле стола троице, - ваши селезёнки дали нам силы пройти рельсы. Мы тогда сильно обгорели, но достигли кротовины в усадьбе и распечатали её снаружи. А потом глупый милиционер нашёл спирт и напоил всех нашей силой...
- Зиготы! - воскликнул Михаил, - так вот в чём дело!
- Вот в чём дело, - хрипло повторил Дальмайер, - и теперь явление Аббадона лишь дело времени. Но и другие силы не дремали. У них есть ты, Михаил. Какое ни есть, но оружие.
- Я? - удивлённо уставился на Толика Михаил, - но что я...
- В твоих жилах течет сок Хельхейма, его яд. Я это чувствую. И это тоже было случайностью, которая была предопределена заранее. Ведь только кровь храбреца может победить исчадие Хели. Зигфрид тоже был слабее дракона, но Зигфрид одержал победу, - губы Толика шевелились, пуская красные пузыри, а дрожащая рука крепко сжимала нож, - так и тебе помогут другие силы, силы добра, если угодно. Нужна вера и сильные эмоции. Эмоциями мы питаемся, но эмоций мы и боимся. Время идёт, Михаил, часы тикают...
- Ладно! - решительно выдохнул Михаил, - других вариантов нет. Давай нож.
Толик протянул Михаилу дрожащей рукой нож и, уцепившись пальцами за отворот рукава, натянул куртку на предплечье, освобождая натёртое до красноты запястье.
- Я никогда не отрезал руки, - растерянно посмотрел на друзей Михаил, - как это вообще делается? С чего начинать?
- Режь по уставу, - подсказал Дальмайер, - кость ты ножом не перепилишь.
- Миш, подожди! - воскликнул Юра, - если я правильно понял, то когда Толик двинет кони... А он их двинет, если ему кисть отрезать... Тогда этот Фриц типа на небо вознесётся? Правильно?
Дальмайер на этот вопрос не проявил признаков активности, словно его и не было в бессознательном теле Толика.
- Замолчал, - хмыкнул Юра, - значит правду говорю. А зачем нам этому фашику такой подарок делать? Да и тебя, Миш, если что, посадят за убийство.
- Bastarde, ich hasse euch, Untermenschen! Du brennst in der Hölle! - злобно залаял Дальмайер, брызжа кровавой слюной. На что Петя, зажав нос пальцами, прогнусавил на манер переводчиков фильмов из девяностых:
- Говорит по-испански.
Друзья грохнули смехом и атмосфера сразу стала более свободной.
- Раскусили тебя, Федя! - хохотнул Ильяс, - хотел на чужом горбу в рай въехать? Руку мы тебе резать теперь точно не будем.
- И что ты предлагаешь? - развёл руками Михаил, тускло сверкнув в свете лампы сталью лезвия.
- Если большой палец отрезать, - задумчиво почесал подбородок Ильяс, - то кисть должна пролезть сквозь браслет. Так Гарри Гудини делал. Ну, - усмехнулся он, - не палец, конечно, отрезал, а просто из сустава его выбивал.
- Так может и мы просто палец ему вывихнем? - с надеждой окинул взглядом друзей Михаил.
- А ты умеешь? - поднял брови Ильяс.
- Да не особо...
- Ну тогда проще отчекрыжить.
- Ну палец-то проще, конечно, - нервно усмехнулся Михаил, - но и в этом опыта у меня так себе...
- То есть, какой-то опыт, всё-таки, есть? - философски заметил Петя.
- Свинье ухо отреза́л один раз. Отец доверил. Но она мёртвая была уже к этому моменту.
- Ну так всё сходится! - хлопнул в ладоши Петя, - чем этот Ганс лучше свиньи? К тому же мёртвый давно!
- Но палец-то Толика Майского, - возразил Михаил.
- Блин, Миш, - с укором протянул Ильяс, - ты решайся уже. Кроме тебя это сделать некому.
- Стойте, - наконец подал голос Дальмайер, и на лице Толика узлами прокатились злые желваки, - есть один нюанс.
- То есть, пока речь шла о кисти, - возмущённо воскликнул Михаил, - нюансов не было?
- Верить фашисту, себя не уважать, - пренебрежительно хмыкнул Юра.
- Тихо, - призывно поднял руку Ильяс, - пусть скажет.
- На боль может среагировать Фогус, - прохрипел Дальмайер, - он вернётся в это тело, когда вы отрежете палец.
- Вот же ты сука! - процедил сквозь зубы Михаил, - всё понятно! С отрезанной рукой истечь кровью намного проще и быстрее. И жгут хрен наложишь, одной рукой-то. Поэтому ты и не парился, Фриц недобитый?!
- Да, поэтому я и не парился, - равнодушно ответил Дальмайер, - чтобы не пустить Фогуса обратно, нужно нанести на тело пентаграмму, как это делал спасённый мальчик, который сдерживал нас все эти годы.
- Это которая на собаке была тогда начерчена возле отстойника! - встрепенулся Юра, - а кто помнит? Там звезда была какая-то...
- У меня в рюкзаке блокнот этого мальчика лежит, - упавшим голосом произнёс Михаил и кивнул на рюкзак, бесформенно оплывший под столом участкового, - этот мальчик дед Жоржика. Вот только, чтобы добраться до этого блокнота, мне нужно сначала освободиться от наручников. Замкнутый круг получается.
- Хорошо, - кивнул Ильяс, - а если этот тебя освободит, ты по-быстрому хватаешь блокнот и чертишь пентаграмму?
- Угу, - скептически покивал головой Михаил, - вот только есть проблема: в этом блокноте с десяток таких пентаграмм. А что бывает, если неправильную нарисовать, мы уже убедились. Можно только хуже сделать.
- Чуваки-и-и-и, - с хитрой ухмылкой прищурился Петя и демонстративно запустил два пальца во внутренний карман куртки, - принимаю восхищения по очереди, - картинным жестом он вынул из кармана маленький блокнот и с надменным выражением лица продемонстрировал содержимое последней страницы, - это та самая пентаграмма, зарисованная мной по памяти в тот самый вечер.
- Красава, Петтинг! - улыбнулся Юра, - всегда знал, что ты когда-нибудь точно пользу принесешь!
- Давай сюда, ближе поднеси! - нетерпеливо махнул рукой Михаил, - а чем рисовать-то?
- Тебе крови мало? - пробасил Ильяс.
- Бл*дь! - выругался Михаил, - неужели я это всё делаю?
Погрузив палец в теплую размазанную по полу кровь, Михаил оценивающе посмотрел на скрюченную фигуру Толика и нанёс первый несмелый штрих на белой куртке. Спустя минуту, рисунок был полностью повторён, и на спине Толика красовалась расписанная кровавыми мазками пентаграмма.
- Теперь режь, - прохрипел Дальмайер, и Михаил, придавив ладонь Майского к батарее, стиснул зубы и, натужно застонав, принялся полосовать лезвием большой палец его ладони. Толик тонко заскулил и начал слабо, будто не по своей воле, кашлять. Кровь хлынула из разреза, а кожа разошлась от краёв, словно варёная куриная шкурка, собралась в шагрень, начала багроветь от прибывающей крови.
- Не получается! - сквозь зубы процедил Михаил, чиркая лезвием по упрямой кости, - да чтоб тебя! Что ж так сложно-то?!
- Ниже бери, - пробормотали сквозь кровавую пену губы Толика, ищи сустав.
И Михаил переместил лезвие ниже. На мгновение открылась сахарно-белая кость пальца, но тут же заплыла краснотой, начала сочиться, и пальцы Михаила влажно заскользили по сдвоенной рукоятке ножа-бабочки. Наконец, лезвие провалилось куда-то, из ладони гулко хрупнуло, и безвольные фаланги большого пальца Толика повисли на тонкой полоске кожи. Последний взмах, и окровавленный отросток ладони, ещё недавно бывший живым и подвижным, точно толстая личинка насекомого, упал на пол. Михаил зажал рот руками и отвернулся к стене, тяжело дыша. А за спиной зашуршало, закряхтело, а потом по чугуну радиатора звякнул металлом освободившийся браслет наручников. Толик, похожий сейчас на зомби из голливудских фильмов, поднялся с пола и, подтягивая левую ногу, направился к столу. Непослушная ладонь сграбастала связку ключей со столешницы, и Дальмайер направил истерзанное тело Майского обратно к батарее. Ключи тонко звякнули у ног Михаила, и тот в один момент схватил их и освободил себя от плена.
- Возле подъезда Майского, - равнодушно произнёс Дальмайер, - стоит велосипед. Сразу за забором. Замок на нём только для вида. Поедешь в усадьбу.
- Понятно! - Михаил растёр запястье правой руки и, подхватив рюкзак, направился к выходу.
- Подожди, - прокашлял Дальмайер, - одному тебе не справиться. Этот дурак в погонах... Позови его. Только ты должен успеть раньше, позвони ему по дороге. Вот, держи, - и Толик вынул из кармана джинсов мобильный, - позвонишь ему и всё расскажешь. И помни, только храбрость побеждает дракона, - после этих слов Толик мешком обрушился на пол, уронил голову на грудь и длинно захрапел сквозь сломанный нос.
- Встретимся там? - с сомнением спросил Петя, настороженно взглянув на Михаила.
- Отступать уже некуда! - ответил тот и решительно врезал ногой в дверь.
Спустя пять минут ветер шумел в ушах Михаила, а ноги раскручивали педали до гудения подшипников в ступицах колёс. Он стремительно летел на велосипеде в направлении усадьбы, где в эти минуты начинался чёрный ритуал. Сердце горело решимостью, а в голове, подобно спицам в колесе его железного коня, вертелись слова Дальмайера. «Кровь храбреца», «дракон», «Зигфрид», «эмоции», «Абаддон», «Ахерон». Трудно было поверить, что ещё какой-то месяц назад жизнь была абсолютно другой. Без призраков друзей, демонов, отрезанных пальцев и подозрений в наркоторговле.
Когда в конце дороги вечерние фонари выхватили арку входа в имение, Михаил вынул из кармана телефон и набрал домашний номер Лапикова. После нескольких гудков в трубке щёлкнуло, и раздался знакомый голос:
- Капитан Лапиков у аппарата.
- Юрий Алексеич, это я, Миша! - борясь со встречным потоком воздуха прокричал Михаил, - я сбежал из отделения!
- Чего?! - прорычал Лапиков, - я, когда тебя найду...
- Не перебивайте! - оборвал его тираду на полуслове Михаил, - тут дело серьезное! В усадьбе прямо сейчас сатанисты готовятся убить несколько человек.
- Каких человек?! Ты что, опять под наркотой?!
- Вопрос жизни и смерти! Приезжайте поскорее! Я буду ждать возле арки! Всё, конец связи, жду! - Михаил нажал на кнопку с изображением красной трубки, и динамик коротко пискнул, обрывая связь. Подумав несколько секунд, Михаил быстро, не давая себе шансов на сомнение, набрал короткий номер из двух цифр.
- Слушаю, милиция, - донеслось из трубки после нескольких гудков.
- Я хочу заявить о похищении нескольких беременных женщин с целью убийства. Их сейчас держат в подвале панского имения в посёлке Красный берег. Возможно, похитители вооружены.
- Назовите вашу фамилию! - взбудоражился голос на том конце, но Михаил уже нажал отбой и вернул мобильный в карман.
Лапиков прибыл спустя десять минут. Его «Форд» резко затормозил возле арки, и участковый, выскочив из авто, уверенно зашагал к ожидающему его Михаилу.
- Ты мне уже надоел! - зарычал Лапиков и схватил того за воротник так, что затрещала материя белой форменной футболки, - а это что, кровь на тебе? Ты что, Майского убил?!
- Юрий Алексеич, - отрезал Михаил и откинул руку участкового в сторону, от чего тот опешил и замер на месте, обалдевший от такой наглости, - прямо сейчас в подвале усадьбы проводят кровавый ритуал, - продолжил Михаил, - и счёт, возможно идёт на минуты. Там несколько беременных женщин и одержимые бесами жители посёлка.
- Какими бесами?! Ты что несёшь?!
- Ладно, как хотите, на вашей совести будет. А я побежал их спасать! Я милицию вызвал из города, можете их дождаться, если зассали, - и Михаил, развернувшись, побежал в сторону центрального дворца.
- Бл*дь! - Лапиков сплюнул на землю и расстегнул кобуру, - подожди! - крикнул он вслед Михаилу, - с тобой пойду, - и заторопился вдогонку.
- Что за ритуал? - сквозь одышку спросил Лапиков, поравнявшись с Михаилом, - откуда информация?
- Да вы всё равно не поверите, - не глядя на участкового, отмахнулся Михаил, - а ритуал по вызову дьявола. Или вы не заметили, что в посёлке в последнее время творится? У нас тут самая настоящая нечистая сила, а вы всё наркотики какие-то ищете.
- Нечистая сила, - пробормотал себе под нос участковый и, закатив глаза, помотал головой, - ты, Миша, только учти, что «Макаров» свой я с предохранителя снял и если это такой план, чтобы оружие у меня отнять, или ещё чего, то валить первого я буду тебя... А это ещё кто? - он враз притих и жестом остановил Михаила, - с ружьём кто-то на входе. Кто это, видишь отсюда?
- Мацак, кажись, - тут же перейдя на шёпот, ответил Михаил.
- Так он же у меня тоже в пропавших числится, - всмотрелся в тёмный силуэт Лапиков, - пару дней назад жена его заяву написала. Так, давай вот сюда за угол. Ты жди пока, а я попробую разобраться.
Лапиков достал пистолет и лязгнул затвором. Вальяжно выйдя из-за угла, словно праздно прогуливающийся прохожий, он как будто случайно заметил Мацака и повернулся к тому полубоком, пряча оружие за бедром.
- Александр! - окликнул он Мацака, - а что это ты здесь на ночь глядя...
Договорить он не успел. Мацак повернулся на голос и, узнав участкового, тут же вскинул ружьё и нажал на спуск. Прогремел выстрел, и стрелявший слегка пошатнулся от отдачи в плечо. Этого мгновения хватило, чтобы участковый, отпрыгнувший в кусты по воле неведомого инстинкта сразу после встречи взглядом с двойным жерлом двустволки, направил пистолет на Мацака и дважды выстрелил. Мацак дёрнулся, выронил ружьё и сложился пополам. Хватаясь одной рукой за стену, а другой за простреленный живот, он ринулся внутрь усадьбы, оставляя за собой пунктир из кровавой капели.
- Нужно догнать! - бросил Михаил участковому, пока тот выбирался из кустов, и кинулся вдогонку Мацаку. Покрыв расстояние до подраненного голема за считанные секунды, Михаил напрыгнул тому на плечи и вместе с ним растянулся на мраморном полу фойе прямо перед короткой лестницей, ведущей к площадке перед диско-залом. Мацак зарычал как раненный зверь и извернулся под Михаилом, оказавшись на спине. Скрюченные окровавленные пальцы метнулись в глаза Михаилу, но тот ловко перехватил руки противника и прижал их к полу. Тогда Мацак разинул рот, обнажив окрашенные красным зубы, и заорал:
- Они здесь! Они...
Удар рукояткой пистолета в висок оборвал его крик на полуслове, и Пыхтящий после пробежки Лапиков уселся на пол рядом с бесчувственным телом, с трудом переводя дыхание.
- Чёрт пойми, что творится, - проворчал он, но слова его потонули в гулком грохоте музыки, разносящейся по старым коридорам дворца, - откуда звук? - повернулся он к Михаилу, приходящему в себя тут же, рядом с ним.
- Подвал прямо под танцполом должен быть, оттуда, наверное, и музыка.
- Понятно, - прокряхтел Лапиков, поднимаясь на ноги. Мацака он перевернул на живот, вытянул из его брюк ремень и стянул руки за спиной. После чего вернулся на крыльцо и поднял оброненную там охотничью двустволку.
- Может, ружьё мне выдадите? - спросил Михаил.
- Чтобы ты яйца себе отстрелил? Не-е-е, дружок, оружие должно быть у мужчины, это главное правило жизни. Давай, вперёд иди, я тебе ещё не до конца доверяю.
Михаил вздохнул и сбросил с плеча рюкзак. Вынув нож из бокового кармана, он словил на себе острый взгляд участкового, на что коротко пожал плечами и, сжав рукоятку своего оружия в ладони, направился на танцпол.
- Ну наконец-то! - воскликнул Петя, расхаживающий взад и вперёд по залу, - задолбались вас ждать уже! Что так долго-то?
- Проблемы на входе возникли, - ответил Михаил, - показывайте лучше куда идти.
- Чего? - отозвался Лапиков, - ты с кем сейчас разговариваешь?
- Долго объяснять, - бросил через плечо Михаил, - сюда идите, к камину. Где? - спросил он у невидимого для участкового собеседника, - прямо внутри? - и наклонился перед очагом камина, запустив руку в его пыльное нутро. Что-то отчётливо клацнуло, и камин ощутимо сдвинулся с места.
- Теперь толкаем, - деловито кивнул Лапикову Михаил, и они оба навалились на каменную глыбу бутафорского камина.
- Ни хрена себе! - почесал затылок Лапиков, когда перед ними открылся тайный проход с винтовой лестницей за ним, - и об этом что, никто не знал до сих пор? - он с подозрением заглянул в появившуюся дверь. На каменных стенах круглого колодца, уходящего вниз, висели несколько тусклых лампочек, а снизу доносилась та самая музыка, гулявшая по коридорам и лестницам дворца.
- Получается, что никто, - согласился Михаил.
- Ну вы идёте, нет? - нетерпеливо проворчал Ильяс.
- Да идём, идём, - ответил Михаил, после чего Лапиков снова с подозрением покосился на него.
В кафельном зале тем временем всё было приготовлено к главной части ритуала. Шесть беременных женщин, раздетых до нижнего белья, были подвешены за связанные руки на каждой из лопастей-перекладин потолочной конструкции. Седьмая висела по центру. Все они были без сознания. Фельдшер Леонид предусмотрено сделал запасы снотворного, и женщины под направленными в них стволами охотничьего ружья безропотно приняли инъекции. Ноги их чуть выше щиколоток были подрезаны, и в ванночки, находящиеся под каждой из жертв и заполненные жёлто-бурой густой жижей, тонкими струйками стекала кровь. Големы стояли кольцом, окружив подвешенных женщин, и только тело Марины неживой соломенной куклой лежало в дальней части помещения. На столике громыхал магнитофон, из динамиков которого разносилась «Токката и фуга ре минор» Баха. Вагнера найти не удалось, и из всех доступных вариантов Фогус одобрил максимально подходящего по энергетике Баха. И теперь Сава, дежурящий у магнитофона, каждый раз, по окончании мелодии, перематывал пленку на начало трека.
- Что это за... - гневно нахмурился Лапиков, осторожно заглянув в кафельный зал с винтовой лестницы, - вот же суки! Сейчас я им устрою! - он вынул пистолет из кобуры и решительно пробежал последние несколько ступенек, когда кроваво-жёлтая субстанция в центральной полости вдруг вздыбилась тягучим пузырём, и стены тут же вздрогнули от низкого, пробирающего до самых потаённых уголков души гула. В ушах зарокотало, и трепет ужаса поселился в груди участкового, в самой его серёдке, где-то под диафрагмой, там, где заканчивается разум и начинается душа. И душу эту сейчас как будто тянуло из него огромным пылесосом, засасывало в каверну, вздувшуюся тошнотворным истончившимся пузырём. Стало тоскливо и безразлично. Он застыл и с каким-то равнодушным интересом стал наблюдать за происходящим.
Големы замерли вокруг ритуального жертвенника и в неком трансе наблюдали за таинством рождения властелина бездны Абаддона. Вот под осклизлой плёнкой пузыря мелькнуло сегментированное тело, похожее на гигантскую личинку, нырнуло куда-то в глубины изнанки, чтобы через мгновение вернуться обратно стремительной торпедой. Крокодилья морда Ахерона, пылающая яростным светом сразу семи глаз, пробила пузырь и прорвалась сквозь тонкую грань, разделявшую два мира, вывалилась наружу, на долгожданную, вожделенную свободу. Чудище грузно выбралось из образовавшейся кротовины, расплёскивая при этом бурые воды изнанки, наполняя ванночки и каналы до самых краёв. Крокодилья морда Ахерона, черная как ночь, переходила в сегментированное, закованное в кольцеобразные подвижные пластины тело. Длинные паучьи лапы со слипшейся клочковатой шерстью засучили по скользкому кафельному полу, и усеянная кривыми клыками пасть монстра разверзлась для первого оглушительного рёва в новом мире, грозно оповещая этот мир о своём рождении.
Михаил стоял позади Лапикова в точно таком же ступоре и как будто откуда-то издалека наблюдал за рождением монстра. Тело сковал смертельный парализующий ужас, не позволявший ни пошевелиться, ни закричать, ни даже подумать о чём-то другом, кроме жуткой сцены, развернувшийся у них на глазах. Когда чудище наконец замолчало, в голове начало светлеть, и Михаил быстро нашел глазами Юлю. Она стояла позади монстра. Руки её безвольно опустились вниз, а лицо не выражало никаких эмоций. И только исполненные животным, всепоглощающим ужасом глаза выдавали в ней всё ещё живую, ту самую, его Юлю. Михаил посмотрел на свой нож и на него лавиной обрушилось понимание своей ничтожности и беспомощности. Прямо перед ним медленно вставал на свои два десятка тонких суставчатых лап страшный и непобедимый монстр из фильмов ужасов, а у него, храбреца, Зигфрида, героя не было ничего, кроме жалкого ножика да глупого стишка в арсенале.
Но вдруг по телу монстра пробежала волна, он вздрогнул, припал на передние лапы и захрипел. Из пасти попёрла алая пена, и чудище завалилось набок. Брюхо у него оказалось мягкое, кожистое, на нём буграми вздулись уплотнения, а потом оно лопнуло, словно перезревшая слива. Жёлтая студенистая масса выплеснулась наружу, растеклась тягучими сгустками по полу, и среди желеобразных комков и вязкой слизи заворочалась фигура человека.
Михаил вспомнил слова Дальмайера о том, что сначала прибудет Ахерон, а затем Абаддон. Получается, это было что-то вроде личинки, или средства передвижения для Абаддона.
А человек тем временем начал выбираться из жёлтой жижи. Высокий и широкоплечий он, казалось, был вывернутым наизнанку. Тёмными кровавыми волокнами бугрились на нем мышцы, блестела белёсая соединительная ткань, подрагивали при движении связки и сухожилия. Вот только лица у него не было вовсе. От подбородка до лба рассекала его голову сплошная вертикальная пасть с торчащими в разные стороны длинными клыками. Существо встало на ноги и выпрямилось. Клыки на лице шевельнулись, и стало понятно, что это и не клыки совсем, а пальцы. Грязные, со сбитыми ногтями, но обычные человеческие пальцы. И пальцы эти потянули развалившееся на две половины лицо в стороны, как разрывают упаковочную бумагу с новогоднего подарка. И из появившейся прорехи выглянуло лицо. Розовое, с нежной, казалось, полупрозрачной кожей, это было лицо нового, только что рождённого человека. А ладони продолжали натягивать кожу на обнажённую плоть, укрывать розовым пульсирующие мышцы, натягивать её на вздымающуюся грудь, одергивать по бокам, точно поправляя неудачно севшую кофту. Но вот Абаддон остановился и в бессилии уронил уставшие руки. Дыхание его стало тяжёлым, а глаза под чёрными бровями налились свинцовой усталостью. Он окинул взглядом свою паству и шагнул в направлении застывшего болванчиком Дуремара. Воздев руку над макушкой своего адепта, Абаддон сделал резкий вдох, и изо рта Думарова вырвался блестящий голубой поток сверкающей живой энергии. Абаддон проглотил сущность Дуремара за считанные секунды, и тот снопом свалился на пол, впечатавшись лицом в жёлтую слизь. А Абаддон шагнул к следующей жертве.
Юля подняла на демона глаза, полные отчаяния и ужаса. На миг в них блеснуло влагой, а потом по щеке, оставив за собой влажную дорожку, сбежала одинокая слеза. Юля, связанная по рукам и ногам в своих действиях где-то глубоко в собственном сознании, поняла, что пришёл конец...
Михаила обожгло, точно сыпанули за шиворот раскалённых углей. Он усилием воли, жаром, пыхнувшим изнутри, сбросил оцепенение, разбил его на мелкие ледяные осколки, оттеснил застывшего на месте Лапикова, сжал в руке нож и, выставив его вперёд, будто копьё, шагнул в зал.
- Встань, раб Божий, на лесну тропу, - прокатился его, вдруг ставший раскатистым голос по помещению, -
Да взгляни на полную Луну,
Заговор словами сотвори,
Только Зла в тех строках не таи!
Тени в том лесу густы-густы,
Надобно слова найти просты,
Тьму на стыке света атакуй,
Страхи прочь гони, да не рискуй,
Расступися тьма сакральным Х*й!
И вслед за последним словом всколыхнулся воздух, дрогнули стены, и волны энергии разошлись кругами от вспыхнувшего голубым мерцанием лезвия. Михаила захлестнула отчаянная решимость вперемешку с каким-то разудалым и задорным возбуждением. Во рту стало солоно, а зубы заломило, как от выпитой кружки холодной ключевой воды. Абаддон повернулся в сторону внезапного возмутителя спокойствия, и на лице его впервые проявилась эмоция. Совершенно человеческая, искренняя и неподдельная. Это было удивление и непонимание одновременно. Так мог бы отреагировать тигр, увидевший нападающего на него зайца.
Удар ножом в грудь и последовавшая за ним боль принесли Абаддону ещё больше новых ощущений. Боль, которую только что обретший плоть демон не испытывал никогда, пронзила его насквозь, от груди она пробралась в живот, в голову, поселилась в каждой клетке его новой розовой кожи. И Абаддон заревел. Оглушающий рёв прокатился среди тесных стен кафельного зала, вырвался на винтовую лестницу, выскочил из колодца и грозным эхом наполнил коридоры старой усадьбы. Демон пошатнулся и попятился назад, остановившись после двух неверных шагов.
- Миша, отойди! - послышалось из-за спины, и Михаил тут же отпрянул в сторону. Раздались выстрелы из табельного «Макарова», и в груди Абаддона, рядом с раной от ножа появились четыре круглых отверстия. Через мгновение из них хлынула красная человеческая кровь, заливая живот демона, его ещё не вывернутый наружу, лишённый половых признаков пах, бёдра и мелкой капелью заструилась в жёлтую лужу, расплываясь вокруг ног демона.
Жизнь стремительно покидала Абаддона, как покидала бы любого смертного, лишённого магической силы изнанки. Его карие глаза посерели, подёрнулись мутной дымкой и, подрагивая веками, начали закатываться. Он обрушился с высоты своего двухметрового роста, упав на колени и начал медленно заваливаться набок.
Михаил наблюдал за этим несколько бесконечных секунд, а потом бросился к Юле. Тряхнув девушку за плечи, он посмотрел в её глаза и с огорчением обнаружил, что те по-прежнему серые
- Юля, Юля! Очнись! - зачастил он, - всё кончилось!
Но вдруг в родных, но таких печальных глазах мелькнуло что-то тревожное, и Юля перевела взгляд за спину Михаилу.
- Я ураган, - прогремел грудной голос Абаддона, сотрясая стены зала, - я смерть, и буря идёт за мной.
Демон медленно поднимался на ноги. Раны на его груди уже успели зарубцеваться и теперь лишь портили его девственную кожу корявыми сморщенными шрамами. А из центральной каверны, пробитой крокодильей мордой Ахерона, струился поток энергии, наполняя тело Абаддона новыми силами. Красные нити силы заворачивались у самого основания, будто вытягивая из изнанки новые соки, наполняя ими тело своего господина и повелителя.
- Я есть начало, и я есть конец, - расставив руки в стороны, вещал Абаддон, - приходит моё время, - он указал пальцем на опешившего участкового, и сразу с нескольких сторон к тому бросились големы, повалили на пол и прижали четырьмя парами рук.
- Миша, беги! - Петя, набравшись смелости, выглянул из черного провала двери и выкрикнул другу единственный верный совет в этой ситуации.
Но Михаил застыл на месте, точно парализованный. Вся бравада бесследно исчезла, улетучилась, и на него всем своим весом, снежной лавиной свалилось осознание собственной глупости. Никакой он не храбрец, не Зигфрид. А магия ножа и заклинания хороша, наверное, против кого-то попроще, но не против Абаддона. Можно хоть сто раз воткнуть в него нож, а потом застрелить, но сила изнанки не знает границ и воскресит его снова и снова. Михаил огляделся по сторонам, словил взглядом неподвижную Юлину фигуру, тщетно трепыхающегося в руках големов Лапикова, семерых беременных девушек, так и не спасённых им. Стало грустно и жалко. Жалко самого себя, свою бессмысленную, загубленную жизнь, непрожитую и оборванную. И вдруг его пронзило откровение. Смысл слов Дальмайера вдруг стал понятным и простым. Михаил бросил взгляд на кровавые разводы под ногами подвешенных девушек и всё понял. Не храбрец, не храбрец! Он сказал: «лишь кровь храбреца сможет победить...». Кровь... Внезапно в памяти возник отец Павел в своей золотой накидке поверх чёрной рясы, с кадилом, крестом и врезавшимися в память строками молитвы: «Всякому, отдавшему жизнь свою за други своя, воздаст Он вечной радостью, радостью несказанной вовеки в Царствии Своем. «Спешите идти за Христом.» Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих».
Михаил поднял нож и прижал его к шее, туда, где билась взволнованной жизнью сонная артерия. Зазубрины на лезвии царапнули кожу, и Михаил даже через рукоятку почувствовал толчки собственного сердца. Он повернулся к Юле и сказал то, что должен был говорить ей каждый день, при каждой встрече, каждую минуту, но первый раз пришелся именно на этот момент.
- Юля! - сорвавшимся вдруг голосом произнёс он и почувствовал как кровь закипает в жилах, - я тебя люблю!
И это его «люблю», будто брошенное в болото тяжёлое ядро, плюхнуло в гулкой тишине, разогнало на мгновение тьму, победило Зло, разметало в стороны големов и отбросило самого Абаддона назад. Получивший внезапную свободу Лапиков неуклюже вскочил на ноги и подхватил ружье, а Михаил зажмурился и сделал взмах рукой.
Кровь ударила фонтаном, оросив красным бисером ближнюю стену, и Михаил, выронив нож, зажал рану ладонью. Боль очень быстро сменилась ватностью и стремительно наступающим туманом. Последняя мысль, за которую Михаил уцепился всем своим ускользающим сознанием, была «наполнить каверну кровью». Опустившись на колени, он повернулся боком и убрал ладонь от пульсирующей горячим шеи. В бурую жижу тут же хлынул красный поток, завертелся разводами и начал растворяться, быстро превращая тягучую слизь в некое подобие сначала густого битума, потом вязкого гудрона и обратил её наконец в затвердевшее слюдяное зеркало.
- А что ты скажешь на это?! - зарычал Лапиков и разрядил картечь в голову Абаддонну. Голова брызнула в разные стороны осколками черепа и ошмётками мозга, и демон рухнул на пол, ударившись о твердую, словно янтарь, поверхность, закупорившую связь с изнанкой, поверхность, отрезавшую его от неисчерпаемой силы, дающей жизнь, и сделавшую его обычным смертным.
- Твою ж мать! - Лапиков закрыл глаза и, тяжело дыша, опёрся спиной о стену.
- Алексеич? - донеслось откуда-то сбоку, и участковый тут же подобрался и нашел взглядом выбитый из его рук в борьбе пистолет. Но на него с испугом и полным непониманием смотрел Фельдшер.
- А что я тут делаю? - подала голос Светка Сорока.
А потом закричала Юля. Она бросилась к телу Михаила, прижала его голову к груди и беззвучно завыла, раскачиваясь взад и вперёд. Обрывки памяти вернули её в произошедшее несколько минут назад, и она с горечью осознала, что своей жизнью обязана только Михаилу, лишившемуся ради неё своей.
- Девок снимайте! - рявкнул Лапиков, - я побежал скорую вызвать. И рапорт на перевод в другое место писать, - добавил он уже себе под нос и выбежал на лестницу.
- Я и есть скорая, - растерянно пробормотал фельдшер и ринулся срезать подвешенных девушек с крюков. А с улицы послышались милицейские сирены.
- Как в кино, - печально усмехнулся Юра, - милиция приехала, когда нахрен уже не нужна.
- Угу, - промычал в ответ Петя, - без хэппи энда на этот раз, - он бросил взгляд на мирно спящую Ольгу, только что снятую с крюка фельдшером, и облегчённо выдохнул.
- Зато опять вчетвером скоро будем, - добавил Ильяс, - пойдёмте, что ли?
И трое призраков, никем незамеченные, вышли вслед за участковым. А на чёрном кафельном полу, покрытом застывшей слизью, быстро разлагалось тело Абаддона, повелителя бездны, демона, поверженного храбрецом, дракона, побежденного Зигфридом.
Продолжение следует...
Автор: Гурченко Виктор
Следующая публикация
Комментарии 6
Благодарим за отзыв!