Неспешная беседа с игуменом Павло-Обнорского монастыря

Петр Давыдов
""""""""""""""""""""""
Есть в тихих и бедных наших обителях свое скромное, но очень сильное достоинство. Оно вызвано, наверное, осознанием своей нужности, спасительности....Золото куполов, оно, конечно, может, и хорошо, но тянет иногда со страшной силой подальше – туда, где «правильные пчелы». Имена у них еще интересные.
Мы беседуем с игуменом Амфилохием (Кузнецовым), настоятелем Свято-Троицкого Павло-Обнорского монастыря Вологодской епархии.
– Отец Амфилохий, расскажите, пожалуйста, немного об основателе монастыря преподобном Павле Обнорском и о самой обители.
– Рассказывать можно долго. Дам, пожалуй, основные сведения. Преподобный Павел Обнорский – один из столпов нашей великой Северной Фиваиды, ученик и последователь преподобного Сергия, несший свет Христов для просвещения северных пределов Руси. Годы его жизни – 1317–1429, он прожил больше 100 лет. ...Он основал Свято-Троицкую обитель, в которой мы и находимся сейчас. Ученики преподобного Сергия стремились называть основанные ими монастыри в честь Святой Троицы, чтобы, наверное, подчеркнуть важность направления как своего служения, так и всей человеческой жизни – во славу Единого Бога.
Преподобный Павел сюда пришел и поселился в дупле, в липе. В 1414 году преподобный получил благословение на основание монастыря на этом месте, но категорически не хотел быть начальствующим: оставив во главе обители одного из учеников, Павел поселился неподалеку. Он отошел ко Господу 10 января 1429 года.
– Святой жил в липе? В дупле?
– Да, по одним сведениям – три с половиной года, по другим – три года. Ну, тут и неделю-то пожить – можно с ума сойти! Или один день – по нашим-то нынешним силенкам. Представьте себе только: мороз под 30, а человек не только живет в дупле дерева, но и молится – и счастлив. Хотя бы денек такой жизни представить сложно.....
– Если не ошибаюсь, то монастырь никогда ведь не был таким… популярным, что ли, известным?
– Что вы! Наоборот, он был очень известным. Знаменит был монастырь, почитался и царственными особами: сюда приезжали и Василий III, и Иван Грозный, щедро жертвовавшие на обитель. Последней царственной гостьей здесь была великая княгиня Елисавета, преподобномученица, – в 1912 году, после того, как вся Россия собирала средства на восстановление обители после разрушительного пожара.
Чудеса? – Спокойствие, только спокойствие!
– Конечно, в монастырь приходило много людей во все времена, и здесь по молитвам преподобного Павла происходило много чудесного. Это фиксировали раньше, мы-то сейчас не фиксируем, потому что сами чудеса, так сказать, нас не очень-то волнуют, если честно.
– Почему?
– Да потому, что есть и возможность утверждения веры в этих чудесах, а есть какой-то кусочек, может, даже и прелести. Поясню: если человек будет всегда искать чудес, то он может и от Бога отступить, потому что это должно «подпитываться», эта жажда чудес постоянных. По такой логике, раз чудес нет – значит, и Бога нет, получается…
– То есть чудо в жизни христианина – это естественное явление?
Чудеса нас ежедневно окружают – мы и относимся к ним с почтением, с благодарностью Господу и Его святым. Вот только «бегать за чудесами» не стоит...
Недалеко в лесу у нас есть чистый источник, родник, вода в нем чудотворная. Рядом с тем родником, у камня, преподобный Павел молился. Там, на камне, мы специально установили крест....
Место там намоленное. Есть предположение, что там впервые святого Павла увидел преподобный Сергий Нуромский: они встретились, когда преподобный Павел на этом камне молился.
– Наверное, это было величественно: встреча двух отшельников-безмолвников у огромного камня на берегу реки в диком северном лесу…
– У нас икона написана об этой встрече. Преподобный стоит, а вокруг него звери всякие – лисы, медведи. Как в его житии написано: «Блаженная жизнь Павла была подобна жизни первого человека в Раю: птицы и звери, даже хищные, паслись возле его жилища, утешая (или утешаясь) его незлобием. К нему приходил заяц вместе с лисицею, принимая пищу из рук святого старца. Вились птицы, являлся медведь и смирно ждал себе пищи». Вот так и застал инока Павла Обнорского другой инок – Сергий Нуромский, делатель молитвы Иисусовой. Преподобный Павел не был священником, он был простым монахом, и когда образовался монастырь, он стать игуменом попросил другого инока – первым игуменом стал Алексий, тоже ученик преподобного Сергия.
– А почему преподобный Павел не имел священного сана?
– Просто отказался, потому что у него и возраст был уже под 90. Он прожил 112 лет,... 15 лет он жил в монастыре; когда обитель основывал, ему, получается, уже 97 лет было…
– Но как же он монастырь основал?
– Для этого он пешочком сходил в Москву, 90-летний старец! У митрополита Фотия благословился; тот сначала ему отказал, но потом, видимо, Фотию явление какое-то было, он попросил разыскать Павла, его нашли в каком-то монастыре, и Фотий ему всё подписал, антиминс дал, рукоположил его ученика, одежду ему дал, которую он тут же кому-то отдал.
Преподобный Павел – могучий святой. Люди очень часто обращались сюда. Я не знаю, где проходила дорога раньше: по некоторым сказаниям, люди ползли по ней на коленочках. Километра два ползли… Представляете, какое ощущение благодати здесь, видимо, было! И я ее застал, эту благодать, она и сейчас существует, и люди даже в советское время чувствовали эту благодать здесь.
– Тогда скажите, пожалуйста: как же так получилось, что тот самый благочестивый народ, который строил монастыри и храмы, почитал святых и Бога, ходил на молитву на коленочках, ровно 100 лет назад начал и монастыри рушить, и христиан убивать? Почему он отвернулся от той благодати, которая, по вашим словам, не переставала никогда чувствоваться?
– Сейчас события на Украине показывают похожую ситуацию: люди православные, такие же крещенные, зверствуют, убивают таких же по духу, по крови, братьев своих, детей, женщин, стариков. Тут, во-первых, не без попущения Божиего; во-вторых, это, естественно, происки врага человеческого, диавола.
Хотя была православная Русь и люди были многие крещенные, но отступление всё равно происходило.
– То есть называться православным можно сколько угодно, но если ты не искренне православный, если не подтверждаешь всей жизнью свое звание и призвание, то это только внешнее?
– Да, как, в принципе, сейчас это и происходит. Первое время, когда все ринулись в Церковь, вера была такая сильная, и Господь дал особенность какую-то тому времени – началу 1990-х годов. Открывались монастыри, храмы… Такой подъем был, а сейчас как-то всё затихает.
– А может быть, в наши дни имеет смысл вести речь о том, о чем владыка Максимилиан еще говорил: если раньше было важным количество крещаемых, то сейчас главное – качество христиан: чтобы вера укоренялась – шла вглубь души?
– Наверное, это так. Сейчас люди обращаются, просят покрестить, но особого рвения в вере не показывают....
– Это говорит о формальном подходе?
– Не требуется жить в дупле, как преподобный Павел, но тем не менее…
– Да всё мы можем! Просто мы ленимся. Я не загоняю православных в дупло, нет – это только для великих подвижников, к числу которых мы не относимся. Но я говорю о разумном и ревностном присутствии на богослужении, посильном исполнении требований церковного Устава.
– Получается, что это довольно опасно – верность Христу сводить только ко внешнему. Вы дали понять, что это одна из причин, которые позволили России в прошлом веке впасть в эту страшную беду 1917 года.
– Было отступление, которое и сейчас начинает наблюдаться среди людей: леность, самооправдание. А это было в больших масштабах. Бог ведь не какой-нибудь там дяденька, добрый или не добрый, хороший или не хороший, Он видит обстоятельства, видит сердца человеческие, попускает или, наоборот, заступается за Россию. Возможно, будет опять что-то попущено, потому что война точно случится. Любой мало-мальски понимающий человек видит оскал такой с Запада, из Америки, это же не просто так. ....Разруха – в душе и на земле ...
– Ну, у вас хоть что-то оставили…
– У нас здесь очень зверствовали, кстати, – это заметно. Только Никольских храмов здесь в округе было семь, наверное, – и все разрушены. А сколько десятков других! Было здесь девять монастырей – что осталось-то?
– То есть чем славнее, крепче в Православии земля, тем более страшный наносился по ней удар безбожников? Здесь – Северная Фиваида, край преподобных, заволжских старцев-нестяжателей – значит, нужно разрушить ее до основания?
– Да. И наш монастырь очень пострадал, был разрушен весь. У нас Успенский храм сохранился, и то потому, что это здание нужно было: сначала кино тут крутили, потом спортзал был, даже была квартира одно время, потом сделали склад какой-то. Вот такое происходило. Но не взрывали. Троицкий собор разобрали на дорогу. И мы ездим по Троицкому собору сейчас.
– Как храм Христа Спасителя в Москве на строительство метро пошел?
– Да, и здесь – почти то же самое. Храм Христа Спасителя взорвали, а здесь просто разбирали потихонечку. Даже детей в качестве наказания заставляли – сначала изнутри отбивать фрески, а потом и кирпичи таскать и прочее.
– Но на самом деле то поколение детей – хорошее поколение. Я, конечно, из другого поколения, чуть моложе, но те хорошие люди всё-таки получились: видимо, дома установка всё равно была православная, христианская. За всех не буду говорить, но я общаюсь с теми людьми, которые в детстве здесь учились, – и скажу: очень много хороших. Может, влияла обстановка. Я познакомился с одним парнем, он здесь жил с детства, и он однажды увидел преподобного. Ну, он-то не знал, что это преподобный: видит, какой-то старец ходит, весь в белом… Прибежал к бабушке, а бабушка говорит: «Да это преподобный здесь ходит», – так вот обыденно. Сейчас он очень верующий человек, посещает храм… Молодой, ему лет 40....
– Вот вы сказали про наказание детей – сбивать фрески в соборе. Не так давно я разговаривал в Кириллове со священником – отцом Алексием Фомичёвым, он говорит: ни один кирпич, украденный из церкви, без следа не останется – всегда будут последствия, причем очень печальные, для виновника. Что ж мы удивляемся, что жизнь-то никак наладиться не может…
– А мы кирпичи возвращаем в храм, по назначению! Я застал здесь свинарник, весь кирпич наш я забрал из него. Кстати, так легко отдавался этот кирпич! ...
То, что построено из монастырского, всё заброшено, потому что, действительно, ничего из Церкви брать нельзя.
Один мужчина (не помню уже, как его зовут, он давно у меня не бывал), художник, принес как-то кусочек от сени над ракой преподобного – мраморный кусочек. Принес и сказал такие слова замечательные: мол, столько лет этот кусок грузом – до такой степени тяжелым грузом – на моей душе лежал!
– Это – из похищенного из монастыря?
– Да. И когда принес, то, говорит, сразу легче стало. Часть раки была под памятником Ленину – вся рака кувалдой разбита, склеить ведь невозможно. Сень из белого мрамора была, она вся разбита кувалдой. Я застал женщину – она, кстати, мать этого парня (она умерла уже) – так вот, она рассказывала, что тот, кто разбивал эту сень, милиционер, умер чуть ли не на следующий день после этого. Вскрытие сделали: сердце всё в дырках! Я потом узнал, есть такая болезнь: сердце, как губка, становится. Так что сразу наказание пришло, моментальное. А она сама – дочь той бабушки, которая так спокойно говорила про преподобного. Сейчас местных таких не осталось. ...
– А сколько сейчас народу в монастыре?
– Народ меняется полностью, особенно трудники. Сейчас ребята с Украины работают, кстати. Очень мы ими довольны – спаси их, Господь, за труд! А братия у нас – пять человек.
– В каком году начал восстанавливаться монастырь?
– Монастырь был возвращен Церкви 1 января 1995 года. Сначала он был подворьем Спасо-Прилуцкой Димитриевой обители – до 2004 года, а потом стал отдельным монастырем. Активные восстановительные работы начались здесь с 2006-го. А до этого интересно получалось: сначала мы привозили дрова из Прилуцкого монастыря, из города! Можете представить: дрова оттуда привозили в лес, к нам! Ну, вы понимаете, чем занимались монахи, если им дрова привозили?
– А чем они занимались?
– Наверное, молились! Первое время мы дрова заготавливали, у нас был транспорт – лошадь. Это очень тяжелое занятие: лошадь в лес не заходит, потому что снега много, и надо все чурки вынести на своем горбу. ...
Были удивительные случаи. Утром просыпаемся – стоят мешки с пищей: сахар, мука, макароны. Кто привез? Откуда привез? Никто не знает, даже собака не лаяла! Это не чудеса, что ли? Или, например, денег нет совсем, а надо заплатить за свет, за всё – раз, откуда-то перевод какой-то, чуть ли не из Владивостока или из-за границы. А потом уж появились такие люди, которым понравился этот монастырь: посетили, начали помогать, началось масштабное восстановление...
За 600 лет было очень много могил, очень много архимандритов похоронено, были у нас и архиепископы похоронены. Сейчас пытаемся восстановить кладбище. Что-то получается, слава Богу.
– Пожелаете что-нибудь нашим читателям?
– Не паниковать, не искать чудес и прощать друг друга. Вот оно, чудо – суметь простить обидчика! Меду хотите? Мы свой делаем – пчел у нас много. Пчелы настоящие, правильные. Читали «Луг духовный»? Будете мед есть – перечитайте, ладно? Вот, возьмите – семье привет передавайте. Приезжайте к нам еще.
2014г. (В сокращении)
На фото:Митрополит Вологодский и Кирилловский Игнатий,сопровождаемый настоятелем обители игуменом Амфилохием, осматривает здания и территорию монастыря.