Ольга Медь | Авторские рассказы

Запах жареного мяса пропитал всю квартиру насквозь. Даже шторы в спальне, казалось, впитали в себя ароматы праздничного стола. Она стояла у плиты с раннего утра, хотя ноги уже гудели от усталости, а поясница ныла так, будто её всю ночь били мешком с картошкой. Галина посмотрела на часы — половина третьего. Гости придут к пяти. Ещё нужно переодеться, накраситься, расставить тарелки. И холодец! Она чуть не забыла достать холодец из холодильника, чтобы он немного постоял при комнатной температуре. Юбилей мужа — шестьдесят лет. Дата серьёзная. Она готовилась к этому дню почти неделю: составляла меню, закупала продукты, доставала с антресолей праздничную скатерть, которую берегла для особых случаев. Трое суток почти не отходила от плиты. Холодец варился целую ночь — она вставала каждые два часа, чтобы проверить бульон и снять пенку. Утиные ножки мариновались в специальном соусе по рецепту её матери. Салаты — четыре вида, и это не считая селёдки под шубой, которую Виктор особенно любил. Пир

Я всегда хотела для Андрея лучшего. С самого детства подгоняла, требовала, не давала расслабиться. Четвёрка в дневнике — почему не пятёрка? Второе место на олимпиаде — почему не первое? Поступил в институт — почему не в столичный? Муж говорил, что я слишком строга. Что мальчику нужна поддержка, а не вечные претензии. Но я считала иначе. Мой отец воспитывал меня так же, и я выросла сильной, самостоятельной. Добилась всего сама: красный диплом, карьера в проектном институте, уважение коллег. Хотела, чтобы сын стал таким же. А лучше — превзошёл меня. Андрей рос тихим. Не спорил, не огрызался, просто замыкался в себе. Я думала — характер такой, интроверт. Не понимала, что он просто устал доказывать мне, что достоин любви. Когда ему исполнилось двадцать пять, он привёл домой Веру. Я сразу поняла — эта девушка другая. Не чета прежним подружкам Андрея, робким и невзрачным. Вера работала юристом в крупной компании, водила машину, одевалась со вкусом. Говорила уверенно, смотрела прямо. Красива

Каждый семейный праздник начинался одинаково. Мы с Костей приезжали к его родителям, садились за стол, и Валентина Григорьевна, не успев даже разлить чай, заводила свою любимую песню. — Ну что, Марина, когда порадуете? Мне уже шестьдесят скоро, хочется внуков понянчить. Я улыбалась, Костя отводил глаза, а свёкор Пётр Андреевич качал головой и просил жену отстать от молодых. Но Валентина Григорьевна не унималась. — А что такого? Нормальный вопрос. Седьмой год в браке, а детей всё нет. В моё время за это время уже троих успевали родить. Она не знала — или делала вид, что не знает, — про наши попытки. Про анализы, обследования, консультации у специалистов. Про диагноз, который мне поставили после двух лет хождения по врачам. Костя предлагал рассказать матери, но я отказывалась. Не хотела видеть в её глазах разочарование или, того хуже, торжество. Мол, знала я, что эта Марина не пара моему сыну. Валентина Григорьевна никогда не принимала меня полностью. С первой встречи смотрела оценивающ

Ключ не поворачивался в замке. Раиса Николаевна попробовала ещё раз — безрезультатно. Странно. Этим ключом она открывала дверь сына сотни раз за последние пять лет. А теперь он просто не подходил. Она позвонила в дверь. За ней послышались шаги, потом голос невестки: — Кто там? — Юля, это я. Открой, пожалуйста. У меня ключ не работает. Пауза. Долгая, неприятная. — Раиса Николаевна, я поменяла замки. — Что? Зачем? Дверь приоткрылась. Юля стояла в проёме, не приглашая войти. За её спиной слышался детский плач — Ванечке было всего три месяца. — Мне нужно покормить ребёнка. Давайте поговорим в другой раз. — Юля, что происходит? Почему ты сменила замки? Невестка посмотрела ей прямо в глаза. Взгляд был холодный, чужой. — Потому что вы плохо влияете на ребёнка. Мне так спокойнее. Дверь закрылась. Раиса Николаевна осталась стоять на лестничной площадке, прижимая к груди пакет с продуктами — она хотела приготовить для Юли суп, как делала каждую неделю после рождения внука. «Плохо влияю? На трёх

Потолок в коридоре был серый, с разводами от протечек. За неделю можно было выучить каждую трещинку, каждое пятно. Вот это похоже на зайца, а вот то — на карту Африки. Или на сапог. Когда лежишь на спине и смотреть больше некуда, начинаешь замечать такие вещи. Зоя Ивановна осторожно повернулась на бок. Каталка скрипнула, колесо противно взвизгнуло. Мимо прошла медсестра, даже не глянув в её сторону. Привыкли уже. За неделю ко всему привыкаешь — и к больным в коридоре, и к их стонам, и к запаху лекарств вперемешку с чем-то кислым. Рядом на такой же каталке лежала Клавдия Петровна из соседнего города. Её привезли три дня назад с давлением под двести. Она была разговорчивая, всё рассказывала про внуков и про дачу. Зоя Ивановна слушала вполуха. У неё тоже были внуки. И дача когда-то была. И много чего ещё. — А твои-то когда приедут? — спросила Клавдия Петровна. — Не знаю. Заняты все. — Как это — заняты? Мать в больнице лежит, в коридоре, как бездомная. Какие могут быть дела? Зоя Ивановна

Холодец застыл идеально — прозрачный, с аккуратными кружочками моркови и веточками укропа. Такой получался не каждый раз, нужно было угадать с пропорциями, с температурой, с временем. В этот раз угадала. Людмила Петровна с удовольствием оглядела стол и поправила салфетку у крайней тарелки. Четыре прибора. Она, дочь Катя, зять Володя и внучка Сонечка. Маленькая компания, но родная, тёплая. Так они встречали Новый год последние пять лет, с тех пор как Катя вышла замуж. На часах половина пятого. До прихода гостей ещё часа три, но лучше всё приготовить заранее. Оливье уже в холодильнике, селёдка под шубой томится под майонезной шапкой, утка с яблоками дожидается своего часа в духовке. Осталось только переодеться и накраситься. Телефон зазвонил, когда Людмила Петровна доставала из шкафа праздничное платье — синее, с серебристой вышивкой. Она глянула на экран: Катя. — Доченька, вы уже выезжаете? — Мам, привет. Слушай, тут такое дело... — голос у Кати был виноватый, и Людмила Петровна сразу

Будильник зазвонил в семь утра, как обычно. Хотя сегодня можно было бы поспать подольше — суббота всё-таки. Но привычка сильнее. Сорок лет вставала в семь, и теперь организм сам просыпается, хоть ставь будильник, хоть не ставь. Галина Михайловна полежала ещё минуту, глядя в потолок. Шестьдесят три года. Красивая дата или не очень — кто его знает. Не юбилей, не круглая цифра. Просто ещё один день рождения. Она встала, накинула халат и пошла на кухню. По дороге глянула на телефон — вдруг уже кто-то написал. Экран был пуст. Ничего, ещё рано. Дети проснутся, вспомнят. На кухне привычно щёлкнул чайник. Галина Михайловна достала чашку, бросила пакетик чая. Посмотрела в окно. Октябрь выдался тёплым, деревья во дворе ещё не облетели. Красные и жёлтые листья горели на солнце. Хороший день для праздника. «Может, торт купить? — подумала она. — Маленький, на двоих. Вдруг кто-то заглянет». У неё было двое детей. Сын Максим жил в этом же городе, в получасе езды. Дочь Вера — подальше, но тоже не на

Конверт лежал на кухонном столе. Обычный белый конверт, без марки, без обратного адреса. Только имя — «Валентине Сергеевне» — написанное аккуратным почерком невестки. Валентина Сергеевна повертела конверт в руках. Странно. Зачем писать письмо, если можно позвонить? Или зайти — они же в одном городе живут, полчаса на автобусе. Она вскрыла конверт и достала сложенный вчетверо лист бумаги. Это оказалось не письмо. Это был список. Пронумерованный, аккуратный, на полторы страницы. «Ошибки воспитания Дмитрия», — гласил заголовок. Валентина Сергеевна опустилась на табурет. Руки задрожали. Пункт первый: «Не научили готовить даже яичницу. В тридцать два года не способен сварить макароны». Пункт второй: «Не приучили к порядку. Разбрасывает вещи, не замечает грязную посуду». Пункт третий: «Не объяснили, что деньги нужно зарабатывать и планировать бюджет. Тратит всю зарплату за неделю, потом занимает». И так далее, и так далее. Двадцать три пункта. Двадцать три претензии к её материнству. Валенти

Антонина Петровна сидела у окна и смотрела на осенний двор. Листья кружились в воздухе, дети возвращались из школы, молодые мамы катили коляски. Обычный октябрьский день. Через неделю ей исполнится семьдесят пять, и она уже знала, как это будет: утром придёт поздравление от дочери из Новосибирска, потом позвонят соседки, а от внука Кирилла придёт картинка в телефон. Красивая, с цветами и надписью «Любимой бабушке». Как в прошлом году, и в позапрошлом тоже. Телефон лежал на столе рядом с чашкой остывшего чая. Антонина Петровна научилась им пользоваться три года назад — Кирилл сам настоял, сказал, что так удобнее общаться. Она тогда обрадовалась: наконец-то будут переписываться, созваниваться по видеосвязи, она сможет видеть его лицо. Но видеозвонков так и не случилось. Только короткие сообщения: «Привет, ба, как дела?» — и тишина на несколько недель. Зато когда Кириллу нужны были деньги, он появлялся лично. Звонил в дверь, входил с улыбкой, целовал в щёку. Садился на кухне, пил чай с е

Запах холодца разносился по всей квартире. Людмила Сергеевна проверила духовку — утка с яблоками подрумянилась идеально, корочка золотистая, как на картинке из кулинарной книги. На столе уже стояли салаты: оливье в хрустальной вазе, селёдка под шубой, винегрет, мимоза. Отдельно — нарезка, соленья из погреба, пироги с капустой и мясом. Три дня она не выходила из кухни. Тридцать первое декабря началось в пять утра — нужно было успеть достать холодец из холодильника, нарезать хлеб, расставить тарелки. Двенадцать приборов на большом столе в гостиной, который она специально раздвинула на все секции. Дочь Марина с мужем и двумя детьми. Сын Павел с женой и дочкой. Племянница Оля с мужем. И она сама. Полный дом родных людей, как в старые добрые времена. Людмила Сергеевна переоделась в нарядное платье — тёмно-синее, с блёстками. Купила специально к празднику, хотела выглядеть красиво. Подкрасила губы, уложила волосы. Посмотрела на себя в зеркало и осталась довольна. Часы показывали шесть вечер