История | Скучно не будет

В середине ноября 1941 года генерал-полковник Эрих Гёпнер диктовал донесение командующему группой армий «Центр» фельдмаршалу фон Боку. Командир 4-й танковой группы, чьи дивизии прошли Польшу, Францию и Грецию, не привык объяснять начальству задержки. Но здесь, под Волоколамском, случилось что-то непонятное. «Дикая дивизия», - написал Гёпнер. - Солдаты не сдаются в плен и не боятся смерти. Для иллюстрации Элита вермахта идёт к Москве Гёпнер был представителем старой прусской школы, начинавшим службу еще в драгунском полку кайзера в 1905 году. К 1941 году это был опытный 55-летний военачальник с Рыцарским крестом. Перед вторжением в СССР он требовал от своих войск вести войну с «неслыханной жестокостью». Его танки прошли Прибалтику, блокировали Ленинград и теперь, после разгрома советских войск под Вязьмой, готовились к последнему броску на Москву. Казалось, путь свободен. Но на Волоколамском шоссе немецкая армада наткнулась на 316-ю стрелковую дивизию. В немецких штабах о ней не зна

Двадцатое декабря тридцать шестого года выдалось для кремлёвской верхушки днём праздничным. НКВД отмечал свою годовщину - девятнадцать лет со дня учреждения ВЧК. По сему случаю Сталин собрал у себя тесный кружок чекистского руководства: явились Ежов, Фриновский, а также неизменный Карл Паукер - личный брадобрей вождя и начальник его охраны, человек с биографией столь же причудливой, сколь и зловещей: в молодости он подвизался гримёром в будапештской оперетте, а теперь ежеутренне водил опасной бритвой по горлу повелителя одной шестой части суши (согласны, друзья, знак доверия редкостный). Когда винные пары достаточно ударили в головы, Паукер затеял представление. Двое сослуживцев подхватили его под локти на манер тюремных надзирателей, и бывший театральный гримёр принялся изображать последние минуты Зиновьева. Ноги его безвольно волочились по ковру, он повисал на «конвоирах» всей тяжестью обмякшего тела. Он скулил, всхлипывал, а затем прямо посреди комнаты грохнулся на колени, вцепилс

В ресторации при гостинице «Демут» подавали отменный пудинг. Десерт из каштанов, вымоченных в марочном вине, с цукатами и изюмом - блюдо тонкое, требующее мастерства. Метрдотель, выгибаясь, ставил серебряную креманку перед гостем и произносил с почтением: - Пудинг Нессельроде-с! Гость, статский советник из провинции, приехавший в столицу хлопотать о пенсии, кивал рассеянно. Имя ему ничего не говорило. Мало ли чьими именами называют кушанья? А ведь человек, давший имя этому десерту, сорок лет вершил судьбы России. Сорок лет сидел в кресле министра иностранных дел - дольше, чем кто-либо в истории империи. Довёл державу до Крымской катастрофы, до позора Парижского мира и умер в почёте, окружённый орденами. Впрочем, пудинг и вправду хорош... Изображение для обложки Декабрь 1780 года. Лиссабон. На рейде португальской столицы стоял британский корабль. В каюте, провонявшей дёгтем и табаком, металась в родовых муках немолодая женщина. Муж её, граф Максимилиан фон Нессельроде, русский посланник

Весной 1951 года в кабинетах на Петровке, 38 только и говорили что о новых вооруженных налетах на магазины и сберкассы. Шайки налетчиков буквально терроризировали столицу и Подмосковье. Гибли милиционеры, случайные прохожие, преступники грабили и исчезали, словно растворяясь в воздухе. Начальник уголовного розыска Главного управления МВД СССР, человек, которого сотрудники ведомства за глаза называли "железным Александром Михайловичем", был озабочен. Комиссар милиции 2-го ранга Александр Овчинников как раз изучал очередную сводку о преступлениях. И ситуация ему сильно не нравилась. Для человека, который провел в органах охраны правопорядка без малого два десятка лет, беспредел на подведомственной территории был личным оскорблением. Овчинников начинал службу еще в довоенные годы, когда с бандитизмом боролись быстро и жестко. Но то, что творилось в стране после победы 1945-го, не шло ни в какое сравнение с довоенными временами. Коллаж от автора Разгул послевоенной преступности Окончани

Спроси любого на улице, и девять из десяти скажут, что маршалами становятся те, кто с детства мечтал о погонах и шашке, кто рос в семьях потомственных военных и с юных лет готовился к офицерской карьере. А вот и нет. Среди полководцев Победы были сын священника, мечтавший стать агрономом, сирота-каменотёс из Варшавы и крестьянский мальчик, до шестнадцати лет сплавлявший лес по северным рекам. Коллаж от автора «Не хлебом единым» Александр Василевский появился на свет в семье священника из села Новопокровское, что под Кинешмой, и судьба его, казалось, была расписана наперёд. Церковно-приходская школа при отцовском храме, духовное училище, семинария, а там, глядишь, и рукоположение. Костромская духовная семинария славилась на всю губернию своим хором и строгим начальством, и молодой Василевский прилежно зубрил литургику с гомилетикой, хотя в душе мечтал совсем о другом. «Хотел стать агрономом или землемером», — признавался он много лет спустя, и в этом нет ничего удивительного, потому ч

Весной 1989 года по Ленинграду поползли тревожные слухи. В очередях и на кухнях шептались о таинственной группировке, которая объявила охоту на сотрудников правоохранительных органов: нападает, отбирает оружие, а на местах преступлений оставляет политические воззвания. Народная молва, как водится, подкрашивала реальность пугающими домыслами. Одни были уверены, что это радикальные диссиденты перешли от слов к делу, другие грешили на ветеранов-афганцев, обиженных на государство, а третьи и вовсе подозревали спецслужбы в масштабной провокации ради введения чрезвычайного положения. Вскоре город гудел, обсуждая кто такие эти «белокрестовцы» и чего они добиваются? Изображение для обложки Повод для беспокойства был серьезный. За год произошло несколько дерзких нападений. Преступники оставляли после себя не только опустошенные кассы, но и листовки с подписью: «Российское освободительное движение "Белый крест"». В эпоху перестройки, когда на площадях собирались многотысячные митинги, а пресса

Пушкин, описывая Полтавскую баталию в своих заметках, оставил любопытнейшую деталь, которую историки отчего-то не любят вспоминать: "Казаки и калмыки имели повеление, стоя за фронтом, колоть всех наших, кои побегут или отступят, не исключая самого государя". Вдумайтесь: царь, верховный главнокомандующий, ставит за своей спиной людей с приказом убить его самого, ежели он струсит! Что это было - безумие или мудрость? Изображение для обложки Приказ царя Утром 27 июня 1709 года, когда солнце еще не взошло над украинской степью, а шведские колонны уже двинулись к русским редутам, Петр объезжал полки верхом, и речь его была коротка: "Воины! Сей пришел час, который решить должен судьбу Отечества, и вы не должны помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру врученное, за род свой, за Отечество, за православную нашу веру". Речь эту потом литературно обработал Феофан Прокопович, добавив красивостей, однако суть осталась прежней - Петр не просил солдат умирать за него, он сам со

Зимой 1946 года в московскую милицию явился перепуганный до смерти директор столичного рынка. Руки у него дрожали, голос срывался. На двери своей квартиры гражданин обнаружил странный рисунок в виде черной кошки, нарисованной чернилами на обрывке бумаги. Рядом лежала записка с угрозами. «Меня хотят ограбить!» – причитал визитер. Сотрудники МУРа отнеслись к заявлению серьезно. Послевоенная Москва и без того жила в атмосфере страха, потому что на улицах орудовали банды, трофейное оружие гуляло по рукам, продуктов не хватало, а преступники чувствовали себя вольготно... Изображение для обложки Ранним утром 8 января опергруппа прибыла по адресу напуганного директора. Расставили посты, притаились в подъездах и дворах. Холод собачий, темень. Сыщики продрогли до костей, но ждали терпеливо. Около пяти часов утра во двор вошла группа молодых людей. Они явно шли по делу. Когда оперативники кинулись наперерез, сопротивления не встретили никакого. Оперативники препроводили задержанных в отделени

- За что и за кого вы воевали, товарищ Толбухин? Сталин раскурил трубку и ждал. В 1938-м такой вопрос задавали многим, и многие уже не выходили из кабинетов живыми. Бывший штабс-капитан царской армии, кавалер орденов Святой Анны и Святого Станислава, а ныне комбриг РККА, мог ответить по-разному. Мог покаяться, мог оправдываться, а мог смолчать. Но он сказал: «Служил России». И Сталин, говорят, слегка улыбнулся. Впрочем, до этого разговора нам ещё предстоит добраться. А пока, друзья, предлагаю разобраться, откуда вообще взялся этот тучный комбриг с таким опасным прошлым. Изображение для обложки Крестьянский сын и купеческий крестник Летом 1894-го, когда в деревеньке Андроники под Ярославлем в крестьянской избе орал новорождённый Федька, никто, разумеется, не догадывался, что через полвека этот младенец будет брать европейские столицы. Семья была хоть и крестьянская, но при деньгах была. Батька, Иван Фёдорович, нашёл себе занятие выгодное и возил в Петербург овёс да сено. Столица была

Копаясь в папках по делу Блюхера (маршала Советского Союза, первого кавалера ордена Красного Знамени, совершившего легендарный Уральский рейд), я наткнулся на одну странность: почему в сотнях листов протоколов нет ни слова о побеге из поезда? Где рапорт начальника конвоя, где протокол задержания беглеца, где медосвидетельствование пострадавшего охранника? Ничего нет, уважаемые читатели, абсолютно ничего! Вдова маршала Глафира Лукинична (она неоднократно давала интервью) никогда, ни разу, не упоминала о побеге мужа. А в 2005-м году журнал «За семью печатями» (номер седьмой) опубликовал сенсацию: «Из десятков высших военачальников, арестованных в тридцать восьмом, попытался бежать только один - Василий Блюхер!». Коллаж от автора Легенда с ночного обеда Стояла ночь тысяча девятьсот сорок третьего года, на ближней даче Сталина за столом сидели военачальники после обеда, и вождь, повернувшись к Берии, заметил: — По-моему, Лаврентий, он оказался единственным, кто пытался ускользнуть из ва