Авторский блог Оксаны Дзен

"Ну, вот и всё. Опять плитку покрасили", – фыркнула Аня, глядя на рабочих, малюющих фасад районной поликлиники в жизнерадостный жёлтый. Рядом стоял её друг, Максим, подрабатывающий курьером и вечно смотрящий на мир с практической стороны. – А что не так? Красиво же. – Красиво. Только внутри как было – ни талонов, ни врачей толковых – так и осталось. Штукатурка краской не заменишь, Макс. Аня работала корреспондентом в небольшой местной газете. Писала всякое: от новостей про ёлку на площади до интервью с ветеранами. Но душа лежала к другому – к настоящим проблемам, к историям людей, которых за красивыми фасадами не видно. – Тебе-то что? Пиши про ремонт, премию выпишут, – махнул рукой Максим. – Я не про ремонт хочу. Я про бабку из соседнего дома, у которой пенсия – восемь тысяч, а её в дом престарелых отправляют, потому что неблагополучный сын квартиру продал. Вот про что писать надо. Максим вздохнул. – И что ты напишешь? Что всё плохо? И что изменится? Только себе проблем наживё

Старый маяк одиноко возвышался над скалистым берегом. Его белый корпус, когда-то гордый и сияющий, теперь был испятнан ржавчиной и выцветал под неумолимым натиском ветра и морской соли. Смотритель маяка, Илья Петрович, был таким же старым и обветренным, как и его подопечный. Каждое утро, скрипящее, как голос старого кота, начиналось с обхода. Илья Петрович, опираясь на резную трость, тщательно проверял линзу Френеля – сердце маяка, бережно протирал ее, словно самое дорогое сокровище. "Нельзя подводить, старик. Нельзя…" – бормотал он, словно убеждая не только маяк, но и самого себя. Однажды, во время обхода, он заметил что-то странное вдали. На горизонте маячила небольшая лодка, отчаянно борющаяся со штормом. – Ну вот, опять… – проворчал Илья Петрович, хватаясь за рацию. – "Маяк. Маяк – говорит Маяк. Кто меня слышит?" В эфире сначала были только помехи и треск, но потом пробился слабый, искаженный голос. – "Маяк… Маяк… Нас сносит… просим помощи…" – "Кто вы? Ваше местоположение?"

Запах хлорки и затхлости въелся в стены подъезда так же прочно, как трещины в фундамент дома. "Квартира 4Б", гласила облупившаяся табличка. Именно здесь, на четвертом этаже старой "хрущевки", и начиналась история. А история начиналась с Натальи Ивановны, уборщицы, чья жизнь умещалась в тряпку для мытья полов и видавший виды передник. "Господи, опять мусор… ну что за люди?" - ворчала она, натыкаясь на рассыпанную шелуху от семечек у лестницы. - "Хоть бы убирали за собой…" В этот момент дверь квартиры 3А распахнулась, и на площадку выскочила маленькая Аня, лет семи, с плюшевым зайцем в руках. "Наталья Ивановна! Здравствуйте!" - звонким голоском поздоровалась девочка. Наталья Ивановна улыбнулась, разглаживая морщинки вокруг глаз. "Здравствуй, звездочка моя. Куда это ты так рано? Уже в школу?" "В школу. И потом на танцы! Мама говорит, я буду балериной!" - с гордостью ответила Аня. Наталья Ивановна вздохнула. Анина мама, Светлана, работала медсестрой в ночную смену. Усталая, вечно з

Шерсть ее, цвета топленого молока, искрилась в лучах предзакатного солнца, проникающих сквозь кружевные занавески. Грациозная персидская кошка по имени Серафима, или просто Сима, как ее ласково звали хозяева, лениво потягивалась, выгибая спину и обнажая розовый животик. Сегодня был один из тех дней, когда солнечный свет казался особенно теплым, а воздух пах свежей выпечкой из кухни. Симе жилось хорошо. У нее были мягкие подушки, полная миска с самым вкусным кормом, любящие хозяева и… котята. Шесть пушистых комочков, совершенно разных по окрасу – от пепельно-серого до рыжего с белыми носочками – сбились в клубок у ее живота, жадно причмокивая. Это были ее первые дети. Сима, молодая и неопытная, даже не подозревала, что может испытывать такую всепоглощающую любовь. Раньше жизнь казалась ей чередой приятных, но несколько однообразных дней. Теперь же каждый ее вздох, каждый взгляд был посвящен этим маленьким созданиям. Она вылизывала их до блеска, согревала своим теплом, мурлыка

Миру Рея пришел конец. Не сразу, конечно. Сначала были тихие громы – нахмуренные брови Лизы, резкие ответы Саши. Потом молнии – хлопанье дверью, ночи в тишине кухни, где Рей, обычно спящий у их ног, тревожно поднимал голову, чувствуя, что привычный уют треснул. Пять лет Рей считал себя центром их маленькой вселенной. Утренние почесывания за ухом от Саши, вечерние прогулки с Лизой в парке, бросание палочки, теплый свет торшера и их голоса, читающие вслух – все это Рей воспринимал как незыблемую данность. Они – его стая, его мир. И вот мир рушился. Однажды ночью гром разразился с особенной силой. Рей, свернувшись калачиком под диваном, слышал обрывки фраз: "Не могу больше!", "Это ты виноват!", "Нам нужно время!". Он не понимал слов, но нутром чувствовал – происходит что-то непоправимое. На следующее утро чемоданы. Много чемоданов. Саша хмуро гладил Рея по голове, взгляд был печальным и отстраненным. Лиза плакала, прижимая Рея к себе так сильно, что казалось, сильнее уже некуда. Пер

Алина и Сергей казались идеальной парой. Молодые, красивые, полные надежд. Они только-только въехали в свою новую квартиру, обставленную с любовью, и мечтали о будущем, полном тепла и смеха детских голосов. Рядом с Алиной всегда была её лучшая подруга, Вероника – яркая, жизнерадостная, словно солнышко в пасмурный день. И рядом была мама, Ирина Петровна, поддержка и опора, мудрая женщина, прошедшая через многое в жизни. Но за этой идиллической картиной скрывались трещины, незаметные на первый взгляд, но готовые в любой момент обрушить все в пропасть. Первые признаки появились незаметно, в мелочах. Слишком долгий взгляд Ирины Петровны на Сергея, когда он что-то рассказывал с увлечением. Слишком частые визиты матери под предлогом "помочь по хозяйству", когда Алина задерживалась на работе. Слишком много внимания, слишком много заботы, направленной не на дочь, а на её мужа. Алина, поначалу, не замечала. Она была благодарна матери за поддержку и доверяла ей, как самой себе. Сергею тоже нр

Аня, в кружевном халатике, подходила к Максиму, который колдовал над кофе. "Как тебе спалось, соня?" – она нежно коснулась его щеки. "Отлично, малыш. Аромат просто божественный!" – Максим обнял её, и Аня почувствовала знакомое тепло. Но в последнее время, этот тепло казалось каким-то искусственным, натянутым. Позже, когда Максим ушел на работу, зазвонил телефон. Лена, бодрым голосом: "Анюта, привет! Как дела? Может, сегодня вечером в кино?" "Привет, Лен. Да, отличная идея! Давно не выбирались", – ответила Аня, хотя какая-то необъяснимая тревога зашевелилась в душе. Вечером, в кино, Аня поймала себя на мысли, что Лена какая-то рассеянная, все время смотрит в телефон. "Лена, что-то случилось?" – спросила Аня. Лена вздрогнула. "Да нет, все в порядке. Просто работа, запарка…" Но Аня не поверила. Лена всегда была открытой и искренней, а сейчас что-то явно скрывала. Вечером, когда Максим снова задержался, Аня не выдержала и позвонила Лене. "Лена, ты не знаешь, где Максим? Он должен б

"Ну, вот и все," - вздохнула баба Нина, оглядывая опустевшие грядки. Воздух пах мокрой землей, увядшей ботвой и легкой грустью. На календаре красовалось последнее воскресенье сентября, а это означало только одно – дачный сезон официально закрыт. "Что "все"? Все только начинается! Сейчас чай с малиновым вареньем и картошку жарить, а там глядишь, и до баньки дело дойдет!" - бодро отозвался дед Миша, вылезая из погреба с двумя банками солений. "Чего киснуть-то, а?" Баба Нина хмыкнула, но в уголках ее губ уже заиграла улыбка. "Ну, конечно, куда ж без твоей баньки? Ты, кажется, готов круглый год в ней париться!" "А что? На природе, с березовым веничком – красота! И кости старые погреть не помешает," - дед Миша потер поясницу, как бы подтверждая свои слова. Именно с таких перепалок, полных добродушного ворчания и взаимной любви, и проходила их жизнь на даче. Последние тридцать лет каждое лето они проводили здесь, в своем маленьком раю, подальше от городской суеты. "Смотри-ка, а Машка-т