А может, я просто потеряла аппетит — и к сладкому, и к вниманию.

Долго я думала, что старость — это одиночество:
тихий дом, телефон, который никогда не звонит, пустые выходные.
Я считала это самой большой болью.
Теперь знаю: страшнее пустоты — дом, полный людей, в котором ты стала невидимой.
Мой муж умер десять лет назад.
Мы прожили вместе сорок лет.
Он был простой и надёжный человек.
Умел починить дверь, развести огонь, найти то короткое, честное слово, от которого я чувствовала себя в безопасности.
Его смерть выбила почву из-под ног.
Я осталась с детьми — Карло и Лаурой.
Я отдала им всё.
Не из долга, а потому что не умела любить иначе.
Не было у меня громких титулов или дальних поездок, но я всегда была рядом: при температуре, с уроками, при ночных кошмарах.
Я верила, что любовь вернётся.
Но визиты постепенно сходили на нет.
— Мама, у нас сейчас нет времени.
— И в выходные тоже.
И я ждала.
Однажды Карло сказал:
— Переезжай к нам, мама. Будет больше общения.
Я собрала вещи.
Отдала одеяло соседке, подарила старую кофеварку, продала пианино — и переехала в просторный, светлый дом.
Сначала всё было хорошо.
Внук обнимал меня, Лаура приносила кофе.
Потом что-то изменилось.
— Мама, убавь телевизор!
— Лучше останься в своей комнате, гости придут.
— Ты снова положила свои вещи в наше бельё?
И эти фразы поселились в стенах: