Лев Толстой и религия.
Автор протоиерей Георгий Ореханов.
(1)

Что составляло религиозное ядро личности Толстого? На эту тему
написаны уже сотни тысяч работ на всех языках мира, но каждая эпоха
требует еще раз вернуться к данной теме: такую большую актуальность
для читателей она представляет. Ведь речь идет об отлучении от церкви
гордости русской нации, самого известного русского человека начала
XX века. И самое загадочное здесь то, что граф Лев Толстой последние
30 лет жизни постоянно подчеркивал, что является человеком
религиозным, признающим необходимость жизни с Богом. За что же
тогда его отлучать?
Было бы важно понять, какие события в молодости могли оказать
решающее влияние на формирование сначала критического, а затем и
гиперкритического отношения Толстого к Церкви. Многого мы здесь не
знаем, но на один известный момент, о котором Толстой впоследствии
неоднократно вспоминал, я бы хотел обратить внимание. Это своеобразное открытие, сделанное московскими гимназистами,
друзьями Толстого, так потрясшее его в 11-летнем возрасте: Бога нет!
Эта новость живо обсуждалась братьями Толстыми и была признана
достойной доверия.

Толстой очень рано осиротел: уже в восьмилетнем возрасте он
остался без матери и отца, и поэтому говорить о систематическом
религиозном воспитании в его случае не приходится. Однако граф был
одним из самых усердных читателей XIX века — как с точки зрения
количества прочитанного, так и с точки зрения качества чтения. Этот
вывод подтверждает его яснополянская библиотека. И Евангелие всегда играло значительную (может быть, решающую) роль в его жизни.
Однако воспринимал он евангельский текст сквозь призму знаний и
представлений европейского образованного человека того времени. В
первую очередь здесь следует упомянуть о горячем увлечении идеями
Жан-Жака Руссо, эпохи Просвещения. То есть времени, которое в
основном приходится на XVIII век, когда французскими
энциклопедистами был провозглашен призыв к прогрессу, знанию,
науке, борьбе с абсолютизмом власти, невежеством, предрассудками —
в первую очередь религиозными.
Так вот, из эпохи Просвещения писатель вынес три простые идеи.
Первое — идея о том, что простое и естественное предпочтительнее
культурного и сложного. Второе — идея о том, что носителем этого
простого и естественного является русский народ. И наконец, третье —
идея о том, что миром и жизнью человека управляет абсолютный и
безличный Бог. Совершенно особое место в духовной биографии
Толстого принадлежит, как я говорил, одному из главных деятелей
французского Просвещения — Жан-Жаку Руссо. Его влияние
прослеживается практически во всех сферах мысли, которые
притягивали Толстого: воспитание, школьное обучение, история, наука,
религия, политика, отношение к современности и так далее.
Я процитирую письмо, отправленное в 1905 году Толстым
учредителям Общества Руссо в Женеве: «Руссо и Евангелие — два самые сильные и благотворные влияния на мою жизнь. Руссо не стареет. Совсем недавно мне пришлось перечитать некоторые из его
произведений, и я испытал то же чувство подъема духа и восхищение, которое я испытывал, читая его в ранней молодости».
И именно у Руссо Толстой нашел главную идею своего мировоззрения — критику цивилизации, то есть современного государства и общества, которые фактически подавляют человека, убивают в нем все естественное и при этом называют себя христианскими.

Особо нужно сказать об Оптиной пустыни в жизни Толстого.
Оптина пустынь в XIX веке была крупнейшим духовным центром
Русской православной церкви, монастырь этот начал возрождаться
фактически в начале XIX века и привлекал к себе внимание на
протяжении ста лет, до своего закрытия, потому что в этом монастыре
проживали подвижники благочестия, монахи, которых в народе
называли старцами. Примечательный факт: Толстой, воспринимавшийся монахами пустыни как отступник, отлученный от церкви, в Оптиной бывал чаще, чем любой другой русский писатель, за исключением философа Константина Леонтьева, одного из лидеров русского консерватизма. Леонтьев также после своего религиозного обращения часто бывал в Оптиной пустыни, а с 1887 года в течение последних четырех лет жизни проживал в монастыре.
Что же мы можем сказать о религиозных взглядах Толстого и их
отличии от церковного христианства? Очень важным источником для
понимания духовной конституции Толстого и эволюции этих взглядов
являются своеобразные «символы веры», то есть краткие записи в
дневнике, которые появляются достаточно рано и в которых писатель
излагает нечто самое важное в области его личной веры.
Вот самый известный отрывок такого рода, который датируется 1855 годом:
«Вчера разговор о божественном и вере навел меня на великую, громадную мысль, осуществлению которой я чувствую себя способным посвятить жизнь. Мысль эта — основание новой религии, соответствующей развитию человечества, религии Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической, не обещающей будущее блаженство, но дающей блаженство на земле.
Привести эту мысль в исполнение, я понимаю, могут только поколения, сознательно работающие к этой цели. Одно поколение будет завещать мысль эту следующему, и когда-нибудь фанатизм или разум приведут ее в исполнение. Действовать сознательно к соединению людей с религией — вот основание мысли, которая, надеюсь, увлечет меня».
В этом тексте мы видим все самое главное, что есть в «религии
Толстого». Она должна соответствовать интеллектуальному развитию
человечества, в ней нет места таинственности и сказкам, нет места
блаженству после смерти, но в ней очень силен момент практический
— строительство Царства Божьего здесь, на земле. Причем, как дальше
будет писать Толстой, фундаментом этой практической религии
становится не вера и не Церковь, и не Воскресение Христово, а
моральные заповеди.
Если изучать ранние дневники Толстого, поражает количество
всевозможных правил морального порядка, которые предписывает себе писатель. Эти правила призваны регулировать его жизнь, сделать ее чистой и праведной, помочь преодолеть свои недостатки. Но это не
всегда получается. И Толстой постоянно ломает себя, кается в
распущенной жизни и лени, создает новые правила, планы и графики
жизни, снова их нарушает, снова кается. Титаническая моральная
работа, которую ведет над собой достаточно молодой человек,
действительно впечатляет и имеет в духовной истории XIX века мало
аналогов. Граф Толстой последовательно и упорно занимается той
«рубкой леса», о которой он писал в одном из ранних рассказов, только
теперь это просека в чаще неверия, греха в «лесу», который представляла собой религиозная жизнь его современников.
Результаты размышлений над прочитанным писатель заносил в
дневник. Первая запись здесь относится к 1847 году, а последняя
сделана в 1910-м, за несколько дней до смерти. Таким образом, Толстой
вел дневник 63 года с некоторыми не очень значительными
перерывами. Это уже необычно даже для усердных обитателей XIX
века. Дневники Толстого — это действительно лаборатория, полигон,
собрание набросков, причем не только в области, как сам Толстой
говорил, художества.
Уже в этом последнем отношении записи Толстого очень интересны. Читая их, понимаешь, почему русский философ Серебряного века Дмитрий Мережковский назвал Толстого «тайновидец плоти». Но важно, что этим же методом Толстой пытается анализировать и законы духа. Те определения веры, Бога, «я», своего места в мире, которые он сегодня дает в дневнике, а завтра может радикально отвергнуть, превращают дневник Толстого в совершенно особый документ по истории религиозности и духовной мысли XIX века. Именно этим путем Лев Толстой приходит к конфликту с церковным христианством. Он отвергает Церковь, таинство, молитву в ее традиционном понимании; отныне для него Церковь — историческая форма тонкого обмана, угодничества перед имущими классами и государственной властью.
Нужно заметить, что в своих воспоминаниях все близкие Толстому
лица подчеркивают очень неожиданный характер переворота,
совершившегося в писателе в конце 70-х годов XIX века. В частности,
его двоюродная тетка, фрейлина двух императриц, одна из самых
проницательных русских женщин XIX века графиня Александра
Андреевна Толстая указывает в своих воспоминаниях, что вдруг в 1878
году ее племянник является проповедником чего-то совершенно нового, с чем она никак согласиться не может, — это отрицание
божественности Христа и искупительного характера его подвига.
Другими словами, Христос теперь для Толстого только человек,
который никого не спас и не может спасти своим рождеством и
воскресением, но который проповедовал божественное учение своего
отца.
продолжение следует...
#ЛитературныйОлимп_ЛевНиколаевичТолстой