О Шопене можно только по-шопеновски. Балладно, «ноктюрново, прелюдийно». Но так могут поэты. И пишут — на свете много стихов, посвященных Шопену.
А у Шопена главное — мир миниатюры.
Опять Шопен не ищет выгод,
Но, окрыляясь на лету,
Один прокладывает выход
Из вероятья в правоту... БОРИС ПАСТЕРНАК
НОКТЮРНЫ. У Шопена это совершено колдовская музыка: от сонной неги к драматическим прорывам с переливающимися, кристально чистыми мелодиями.
Гремит Шопен, из окон грянув,
А снизу, под его эффект
Прямя подсвечники каштанов,
На звезды смотрит прошлый век...БОРИС ПАСТЕРНАК
СОНАТЫ. Траурный марш — это 3-я часть 2-й сонаты Шопена.
Каждая из сонат — шедевр. Шедевр внутреннего благородства и человеческого достоинства. Вообще музыка — это всегда то, что говорит о человеческом достоинстве и никак иначе.
Удар, другой, пассаж, и сразу
В шаров молочный ореол
Шопена траурная фраза
Вплывает, как больной орел.... БОРИС ПАСТЕРНАК
ПОЛОНЕЗЫ. Горделивые «рыцарственные» полонезы.
Опять приходит полонез Шопена.
О, Боже мой! – как много вееров,
И глаз потупленных, и нежных ртов,
Но как близка, как шелестит измена…АННА АХМАТОВА
( «При музыке»)
ЭТЮДЫ. Отдельная большая тема. Достаточно сказать, что только Этюд № 3 слышен в нескольких десятках современных поп-песен: от Сержа Генсбура до Сары Брайтман. Это не просто интонационная близость, а конкретное цитирование музыки. Звучит этот этюд и в фильмах.
Так некогда Шопен вложил живое чудо
Фольварков, парков, рощ, могил в свои этюды. ..БОРИС ПАСТЕРНАК
ВАЛЬСЫ. Вальс родился из немецко-австрийского танца лендлер. У Шопена вальс стал событием. «Кружева вспененные Шопена», с их взлетами и падениями, кружева и кружения.
Руки, которые в залах дворца
Вальсы Шопена играли...
По сторонам ледяного лица --
Локоны в виде спирали... МАРИНА ЦВЕТАЕВА
МАЗУРКИ. Внешне хрупкие и «укольчатые» мазурки.
Не прославив громогласно Польшу оперой, Шопен прославил свою родину танцами. Но эти «танцы» тут же стали общеевропейским достоянием.
Легкомыслие!- Милый грех,
Милый спутник и враг мой милый!
Ты в глаза мне вбрызнул смех,
и мазурку мне вбрызнул в жилы....МАРИНА ЦВЕТАЕВА
И хотя творчество Шопена не содержит ни одной оперы, он приобрел и на всю жизнь сохранил вкус к гибким и пластичным мелодиям...
Творчество Шопена кратко можно определить как романтизм во всех его проявлениях. Его многочисленные фортепианные миниатюры – как разные грани одного бриллианта..
**************
Из наслаждений жизни одной любви музыка уступает. Но и любовь — мелодия… (Александр Пушкин, 1799-1837).
Кто в кружева вспененные Шопена,
Благоуханные, не погружал
Своей души? Кто слаже не дрожал,
Когда кипит в отливе лунном пена?
Кто не склонял колени — и колена! —
Пред той, кто выглядит, как идеал,
Чей непостижный облик трепетал
В сетях его приманчивого плена?
То воздуха не самого ли вздох?
Из всех богов наибожайший бог —
Бог музыки — в его вселился opus,
Где все и вся почти из ничего,
Где все объемны промельки его,
Как на оси вращающийся глобус! ИГОРЬ СЕВЕРЯНИН
Комментарии 1
Опять Шопен не ищет выгод,
Но, окрыляясь на лету,
...Ещё17 октября – день памяти Ф. Шопена. Музыка этого композитора – загадка. Меломаны всего мира восхищаются музыкой польского композитора. Но известно также, что многие любители музыки избегают ее слушать. Говорят, что она слишком чувствительна, эмоционально открыта. Мне кажется, что люди века сего избегают задевать что-то сокровенное в глубине своей души, бередить то, что стараешься скрыть. О музыке Ф. Шопена написано очень много стихов: О. Мандельштам, И. Северянин, Б. Ахмадулина, А. Галич, Б. Пастернак, А. Дольский… Почему? Наверное, очень хочется разгадать загадку этой музыки – грозовой, блестящей, нежной, пронзительно грустной. В его родном польском языке есть слово "жаль"(żal). И в этом слове для Шопена заключалась целая радуга чувств: скорбь, ненависть, предчувствие угрозы. Такую окраску он приписывал своему творчеству. В нашем сообществе не так часто звучат стихи. Но иногда так хочется, чтобы они звучали в такт музыке.
Опять Шопен не ищет выгод,
Но, окрыляясь на лету,
Один прокладывает выход
Из вероятья в правоту.
Задворки с выломанным лазом,
Хибарки с паклей по бортам.
Два клена в ряд, за третьим, разом —
Соседней Рейтарской квартал.
Весь день внимают клены детям,
Когда ж мы ночью лампу жжем
И листья, как салфетки, метим,
Крошатся огненным дождем.
Тогда, насквозь проколобродив
Штыками белых пирамид,
В шатрах каштановых напротив
Из окон музыка гремит.
Гремит Шопен, из окон грянув,
А снизу, под его эффект
Прямя подсвечники каштанов,
На звезды смотрит прошлый век.
Как бьют тогда в его сонате,
Качая маятник громад,
Часы разъездов и занятий,
И снов без смерти и фермат!
Итак, опять из-под акаций
Под экипажи парижан?
Опять бежать и спотыкаться,
Как жизни тряский дилижанс?
Опять трубить, и гнать, и звякать,
И, мякоть в кровь поря, — опять
Рождать рыданье, но не плакать,
Не умирать, не умирать?
Опять в сырую ночь в мальпосте
Проездом в гости из гостей
Подслушать пенье на погосте
Колес, и листьев, и костей.
В конце ж, как женщина, отпрянув
И чудом сдерживая прыть
Впотьмах приставших горлопанов,
Распятьем фортепьян застыть?
А век спустя, в самозащите
Задев за белые цветы,
Разбить о плиты общежитий
Плиту крылатой правоты.
Опять? И, посвятив соцветьям
Рояля гулкий ритуал,
Всем девятнадцатым столетьем
Упасть на старый тротуар.
Борис Пастернак