АНАСТАСИЯ ЦВЕТАЕВА : «Лето... Мы сидим на террасе максиного дома, на открытом воздухе. Было нас — не помню точно — двенадцать-пятнадцать человек. Сегодня будет читать Соня Парнок. Марина высоко ставила поэзию Парнок, её кованый стих, её владение инструментовкой. Мы все, тогда жившие в Коктебеле, часто просили её стихов.
— Ну хорошо, — говорит Соня Парнок, — буду читать, голова не болит сегодня. — И, помедлив: — Что прочесть? — произносит она своим живым, как медленно набегающая волна голосом (нет, не так — какая-то пушистость в голосе, что-то от движенья её тяжёлой от волос головы на высокой шее и от смычка по пчелиному звуку струны, смычка по виолончели...).
— К чему узор! — говорит просяще Марина. — Моё любимое!
И, кивнув ей, Соня впадает в её желание:
К чему узор расцвечивать пестро?
Нет упоения сильней, чем в ритме.
Два такта перед бурным болеро
Пускай оркестр гремучий повторит мне.
Не поцелуй, — предпоцелуйный миг,
Не музыка, а то, что перед нею, —
Яд предвкушений в кровь мою проник,
И загораюсь я и леденею.
Меняется Сонин голос, «стал чёрным», — определяю я; и пока она говорит, в эту черноту впивается синева.
Голос — как вороная сталь!
К нам долетит ли бранный огонь?
Крылаты лихие дела!
Ржёт конь,
Грозный конь
Грызёт удила.
И когда она говорит их до конца, не меняется голос, крепчает, но как изменился — ритм...»
************************
В крови и в рифмах недостача.
Уж мы не фыркаем, не скачем,
Не ржём и глазом не косим -
Мы примирились с миром сим!
С годами стали мы послушней.
Мы грезим о тепле конюшни,
И, позабыв безумства все,
Мы только помним об овсе...
Плетись, плетись, мой мирный мерин!
Твой шаг тяжёл, твой шаг размерен,
И огнь в глазах твоих погас,
Отяжелелый мой Пегас!
СОФИЯ ПАРНОК
* * *
Лишь о чуде взмолиться успела я,
Совершилось,— а мне не верится!..
Голова твоя, как миндальное деревце,
Все в цвету, завитое, белое.
Слишком страшно на сердце и сладостно,
— Разве впрямь воскресают мертвые?
Потемнелое озарилось лицо твое
Нестерпимым сиянием радости.
О, как вечер глубок и таинственен!
Слышу, Господи, слышу, чувствую,—
Отвечаешь мне тишиною стоустою:
«Верь, неверная! Верь,— воистину».
СОФИЯ ПАРНОК
* * *
Жила я долго, вольность возлюбя...
Жила я долго, вольность возлюбя,
О Боге думая не больше птицы,
Лишь для полета правя свой полет...
И вспомнил обо мне Господь,— и вот
Душа во мне взметнулась, как зарница,
Все озарилось.— Я нашла тебя,
Чтоб умереть в тебе и вновь родиться
Для дней иных и для иных высот.
СОФИЯ ПАРНОК
* * *
Когда перевалит за́ сорок,
Поздно водиться с Музами,
Поздно томиться музыкой,
Пить огневое снадобье, —
Угомониться надобно:
Надобно внуков нянчить,
Надобно путь заканчивать,
Когда перевалит за сорок.
Когда перевалит за сорок,
Нечего быть опрометчивой,
Письма писать нечего,
Ночью бродить по дому,
Страсть проклинать подлую,
Нечего верить небыли,
Жить на седьмом небе,
Когда перевалит за сорок.
Когда перевалит за сорок,
Когда перевалит за сорок,
Мы у Венеры в пасынках,
Будь то в Москве иль в Нью-Йорке,
Выгнаны мы на задворки...
Так-то, бабушка Софья, —
Вот-те и вся философия,
Когда перевалит за сорок!
СОФИЯ ПАРНОК
2–9 августа 1932
* * *
Нет комментариев