– Известны ли вам другие такие примеры в России?
– В России, наверное, нет. Зная архивную деятельность, можно сказать, что это всегда достаточно закрытые пространства. Конечно, туда можно попасть, но надо пройти несколько инстанций. Там есть определенные правила, требования. Например, не так-то просто получить доступ к экспедиционным фольклорным материалам, которые мы собирали на территории Удмуртии вместе со студентами Санкт-Петербургской консерватории и которые сейчас там хранятся. Мы, удмуртские ученые, тоже были участниками экспедиций, но тем не менее так просто в архив консерватории мы не попадем – нужно пройти определенные инстанции, собрать необходимые документы. Да, в принципе эти записи доступны, но в реальности путь к ним не так уж и прост.
– Публичный архив традиционной культуры Удмуртии собирают и систематизируют по всем принятым правилам прежде всего энтузиасты, представители местных сообществ. Хотя руководит этим процессом профессионал – этномузыколог Вера Геоленовна Болдырева, но все основное делается силами народа. Расшифровка и описание записей, составление реестров, каталогизация собранного материала, чтобы было достаточно легко найти необходимые записи, интервью, факты… Работы – море! Причем с появлением нового материала приходится все время что-то усовершенствовать, искать собственные пути структуризации. Ирина Вячеславовна, каковы, на ваш взгляд, слабые и сильные стороны подобного народного, «непрофессионального» архива?
– Условные «слабые стороны», мне кажется, всегда будут, потому что с появлением нового материала приходится снова продумывать структуризацию, что-то менять, совершенствовать. Это рабочий процесс. А сильная сторона, безусловно, – это возможность воспользоваться материалами, которые тебе интересны.
Хочу отметить еще один важный момент – то, что Публичный архив начали создавать именно на материале севера Удмуртии. Не скажу, что южные районы Удмуртии в музыкальном плане изучены лучше, но фольклорного материала, собранного на юге республики, конечно, намного больше. Если мы говорим о севере Удмуртии, то мы же знаем, что там бытует один из уникальных архаичных песенных вокальных жанров – крезь. Когда пение происходит на импровизационном начале, которое сами северные удмурты не воспринимали как песню и уж тем более как что-то уникальное и ценное. И запись этого жанра, его фиксация как уникального архаичного жанра началась во второй половине двадцатого века, когда многое уже не сохранилось. Хотя до сих пор удается что-то фиксировать, но сегодня с уверенностью сказать, что этот жанр выглядел именно так, мы, конечно, уже не можем. Там и сюжетные песни отличаются от песен южных удмуртов – при взаимодействии с русской традицией сложился своеобразный конгломерат, когда русский материал накладывается на удмуртский характер. Это тоже интересная специфика: во-первых, она открывает культурные связи с русским Севером и русской традицией, а во-вторых, уникальна, поскольку во главу угла поставлена североудмуртская традиция.
– Лаборатории традиционной культуры, созданные в рамках наших проектов в нескольких районах Удмуртии, тоже воспринимаются неоднозначно в среде профессиональных фольклористов. Это опять же инициатива снизу – исследования ведут энтузиасты, и многие из них никогда раньше не занимались подобной работой. Необходимые навыки и опыт они получают в процессе проектной деятельности. А что вы думаете о наших лабораториях?
– Мне нравится, что там естественная, живая атмосфера, нет какой-то строгой научности. Это чувствуется и по отзывам, и по фотографиям проекта. И ты присутствуешь в этих лабораториях не просто в качестве либо зрителя, либо выступающего. Ты полноправный участник – то есть и выступающий, если необходимо, и зритель. Ты можешь вести себя там естественно. И это мне очень импонирует, как и участие заинтересованных людей. Поскольку, когда есть такой круг заинтересованных людей, то и результаты получаются другие.
Нет комментариев