18 февраля

День, когда всё ясно без слов
Нынешний праздник, судя по описанию, посвящен людям, связь между которыми достигла такого высокого уровня, когда они начинают понимать друг друга не то чтобы без слов, а нередко и вопреки сказанному. Для меня такой праздник начинался всякий раз, как я выезжал за границу. Дело в том, что мое знание иностранных языков тогда (да и сейчас) стремилось к нулю – и чаще всего мне приходилось прибегать к невербальным способам общения.
Особенно волновалась моя семья, когда в начале 90­х Министерство культуры Бельгии неожиданно пригласило меня недельки на три поработать в Центре Франса Мазереля. К тому времени на Западе уже вышла книжка «Русские пословицы» с моими картинками, я делал живописную серию «Деревня Перемилово» – и чувствовал себя Художником с Большой Буквы, но… В Центре надо было прожить довольно долгое время без помощи каких бы то ни было переводчиков. Мне-то, конечно, и поныне кажется, что я говорю на английском. Но умные люди намекают, что это мне только кажется.
Ничего, не пропаду, заверил я всех – и уехал.
Когда такси везло меня от Брюссельского аэропорта к месту назначения, я представлял себе, что Центр – это огромное здание из стекла и бетона. Там внизу будут роскошные мастерские, а наверху номера – для Художников с Большой Буквы.
Вместо этого меня доставили в жуткую глухомань, в бельгийскую деревню Кастерлее. Я много потом поездил по миру, но Кастерлее и по сей день остается единственным местом (кроме, разумеется, деревни Перемилова), где на мой вопрос, заданный, как мне казалось, на чистом английском: «Как пройти к магазину?» – каждый встречный отвечал мне «Ай донт спик инглиш». Причем произношение у всех было еще хуже, чем у меня.
Сам Центр представлял собой несколько хижин­-бунгало, мне досталось бунгало на одного. В нем я спал и рисовал эскизы, а потом шел в литографские и офортные мастерские.
В Центр приглашали художников со всего мира. Однако первым, кого я там встретил, был человек очень маленького роста по фамилии Птичкин – никому не известный художник из России.
– Как ты сюда попал? – спросил я его.
– А ты как сюда попал? – спросил меня он.
Постепенно выяснилось, что, в отличие от меня с моей богатой творческой биографией, художник Птичкин, не имевший вообще никакого художественного образования, был приглашен сюда не за рисование, а потому что варил бумагу. Надо заметить, я попал в оригинальный заезд: в Центре собрались профессора по ручной варке бумаги. По сути дела, рисовать на той бумаге, что они сварили, было уже необязательно, потому что сама по себе эта бумага была произведением искусства.
Каждый день профессора собирались у огромного котла, кидали в него тряпки, краски и всякий мусор, что-­то бормотали, махали руками и нюхали пар... Потом вдруг все вместе выбегали из одного помещения и бежали в другое. Что находилось в другом помещении, я не знаю, но – вжих! – воздух свистел, так быстро они бежали. Большая толпа, человек шесть. Потом – вжих! – на той же скорости бежали обратно.
Для полного счастья профессорам не хватало одного: чтобы я бегал вместе с ними. Они искренне пытались заразить меня своей страстью к варке бумаги. А я дорвался до офортного станка и был увлечен деланием офортов. Они с уважением отступали, хотя и не понимали, как можно так долго работать.
Каждый вечер, в шесть часов вся эта международная тусовка по варке бумаги бросала свою бумагу и бежала праздновать окончание рабочего дня. Большой стол в общем бунгало загромождался устрашающим количеством еды и выпивки. За мной приходили часов в семь – я никак не мог отлипнуть от офортов. Профессора следили за питанием художников из России: они были уверены в том, что мы с Птичкиным прибыли из голодного края…
К моему приходу обычно все были уже сильно навеселе. Хлопали друг друга по плечам, интенсивно чокались и болтали на дикой смеси языков. Беседовали мы очень активно, и это с моим «знанием» английского, а Птичкин говорил только по-русски. – Но это нам не особенно мешало.
…Домой я вернулся, осознав с новой силой, какое значение для художника имеет качество бумаги. И с пониманием истины, которую знал и раньше: творческим людям, по большому счету, не нужны слова, чтобы понимать друг друга…