– Какие будут вопросы? – спросил председатель. – Алевтина Федоровна, – послышался голос из угла, где в той же позе, закинув ногу на ногу и положив локоть на подоконник, сидел смазливый молодой человек, – вам знаком Павел Павлович Устинов? – Да. – Расскажите поподробней, пожалуйста. – Какое это имеет отношение к разбираемому вопросу? – спросила Алевтина Федоровна. Председатель поднял голову: – Товарищ Смирнова, вы на заседании комиссии партконтроля, извольте отвечать на все вопросы. – С 1921 по 1927 год мы работали вместе в Наркомпросе РСФСР. – А потом? – спросил смазливый. – Потом меня перевели в школу, а он был назначен в какую-то область заведующим областным отделом народного образования. – Вам известно, что он арестован как враг народа? После некоторой паузы она ответила: – Да. – От кого? – Об этом писала «Правда». – Так. А Григория Семеновича Гинзбурга вы знали? – Знала. Он тоже работал в Наркомпросе РСФСР, потом в Московском отделе народного образования. – Вам известно, что он арестован как враг народа? – Да. – От кого? – Он – работник МОНО, о его аресте знают все московские педагоги. – Вы поддерживали с ним связь? – Нет, личных связей не поддерживала. Встречались по служебным делам, на семинарах, съездах. И так одного за другим он назвал человек десять репрессированных работников народного образования, знакомых Алевтины Федоровны. Нине стало ясно: этот смазливый из Органов, Алевтине Федоровне «шьют» дело, и она обречена. И все они обречены, Нина – первая, она защищала Алевтину Федоровну… Тюрьма? За что? И тут же, будто угадав ее мысли, смазливый сказал: – У меня вопрос к Ивановой. Товарищ Иванова, вы окончили педагогический институт. Весь ваш выпуск выехал на периферию. Как вам удалось остаться в Москве и вернуться в ту же школу, которую вы окончили? Правду! Она должна говорить только правду! Ни слова лжи, никаких уверток. Но от волнения она не сразу справилась со своим голосом и первую фразу повторила дважды. – Дело в том, – сказала Нина, – что у меня в Москве квартира и на моем иждивении тогда была маленькая сестра. У нас с ней нет ни отца, ни матери. Я объяснила это в институте при распределении. Мне ответили, что если принесу ходатайство какой-нибудь московской школы, то меня туда направят. Такое ходатайство мне дала Алевтина Федоровна. – Значит, вас направили в школу по ее просьбе? – Да. – И рекомендацию в партию тоже она вам дала? – Да. – А вторую рекомендацию? – Иван Григорьевич Будягин. – Бывший замнаркома? – Да. – Вам известно, что он арестован как враг народа? – Да. – Как вы познакомились? – Его дочь училась в нашей школе, в нашем классе. – Вы с ней встречаетесь? – Нет. Как только я узнала, что ее отец арестован, я с ней перестала видеться и разговаривать. – Вы доложили в свою парторганизацию, что ваш рекомендатель арестован как враг народа? – Нет. – Почему? – Я не знала, что об этом надо докладывать. Его рекомендация есть в моем личном деле. На круглом мордовском лице Алевтины Федоровны не дрогнул ни один мускул. Краем глаза Нина увидела это и успокоилась.