https://ok.ru/group/70000003917036/topic/158286548909548
— Господи, сейчас простудишься! — всплеснула руками Анна. — Иди быстрее в дом, в ванную. Я принесу тебе полотенце и халат Михаила.

В этот момент он увидел не хозяйку дома, не вдову известного архитектора, а просто женщину. Хрупкую, одинокую, преодолевающую боль с невероятным достоинством. Что-то в нем перевернулось.

Анна принесла пышный махровый халат, а когда передавала одежду Алексею, их пальцы случайно коснулись.

— Спасибо, — еле слышно сказал Алексей.

Анна посмотрела на юношу. В ее серых глазах плескалась то ли тревога, то ли надежда.

— Пожалуйста, — еще тише ответила она и отступила на шаг. — Иди грейся. Зинаида Семеновна уже ушла, я попросила ее не ждать тебя. Не простудись.

Хозяйка быстро удалилась и он остался один. Вымывшись и переодевшись в чужой, просторный халат, Алексей вышел в гостиную. Анна сидела на диване, укутавшись в плед, и смотрела на огонь в камине, который она редко растапливала.

— Можно я посижу тут? Немного обсохну, — спросил Алексей.

— Конечно.

Он сел в кресло напротив.

— Я сегодня, когда бежал под дождем, думал каким же талантливым был твой муж, если даже в такую погоду, дом очень светел. — молодой человек посмотрел на Анну. — И какой же сильной должна быть ты, чтобы жить в нем одной и не сломаться.

Анна вздрогнула. Никто никогда не говорил с ней так. Все вокруг жалели ее, говорили о потере, о трагедии, о несчастье. А этот мальчик… нет, не мальчик, этот молодой человек сказал ей о силе.

Слезы без звука потекли по ее щекам.

— Прости, не сдержалась. — прошептала она и быстрым движением смахнула слезы.

— Не проси прощения. Никогда. Ты… ты самая удивительная женщина, которую я встречал.

Алексей сказал это просто и искренне, и Анна увидела в его глазах не жалость, а то, чего она не видела много лет – восхищение, нежность и силу, о которой он только что говорил.

Анна медленно, будто боясь спугнуть момент, протянула руку и коснулась его мокрых от дождя волос.

— Алексей… Тебе надо учиться. Уезжать. У тебя вся жизнь впереди.

— Моя жизнь начинается здесь и сейчас, — перебил он ее. — Я не знаю, что это. Но я знаю, что когда я с тобой, я чувствую себя не мальчишкой, а мужчиной. Человеком, который может все.

Он подошёл и очень бережно, почти что с благоговением, поцеловал ее в щеку, в слезу, а потом в губы. Это был не страстный, а какой-то несмелый, вопрошающий поцелуй.

Вся разумная, взрослая часть Анны, кричала, что это безумие, что это ошибка. Но ее сердце, замерзшее за годы одиночества и боли, оттаяло под прикосновением губ. Она ответила на поцелуй и тут же отстранилась, в ужасе глядя на него.

— Это неправильно, Алексей. Так нельзя.

— Почему? — спросил он, все так же глядя на нее с обнаженной душой. — Потому что я молод? Потому что ты живешь в большом доме, а моя мать твоя кухарка? Или потому что у тебя есть эта трость? Разве это имеет значение?

— Имеет! — воскликнула она, поднимаясь с дивана. — Все это имеет значение! Тебе нужно учиться, строить свою жизнь, найти девушку… свою ровесницу!

— Я нашел ту, кого искал, — упрямо сказал парень, поднимаясь с колен. — И мне все равно, что об этом подумают другие.

Алексей ушел в тот вечер, оставив Анну одну в большом светлом доме, который вдруг снова наполнился не только светом, но и страхом, и надеждой, и звуком собственного бешено стучащего сердца. Но дойдя до калитки, парень резко развернулся и уверенно вошел снова в дом…

на следующее утро Зинаида пришла на работу немного раньше обычного. Предстояло сделать много дел. Сегодня была запланирована генеральная уборка. В такое время, Анна обычно уже не спала, но и в доме ее нигде не было. Зина поднялась по лестнице на второй этаж и зашла в спальню хозяйки без стука, тихонько, чтобы не разбудить Анну. Она хотела просто поправить штору и застыла на пороге…

В широкой кровати, в лучах восходящего солнца, спали двое. Ее сын Алексей и Анна. Он спал, раскинувшись, с безмятежным лицом ребенка. А она, прижавшись к его плечу, укрывшись одним одеялом, спала с выражением такого покоя и счастья, что сердце Зинаиды чуть не остановилось от предчувствия неминуемой беды.

Что же сказать им, когда проснутся? И возможно ли остановить то, что уже началось?

Зинаида вышла из спальни так тихо, будто на пороге лежали спящие сторожевые псы, а не двое взрослых людей. Она прошла на кухню, машинально поставила чайник, а сама села на стул, уставившись в одну точку. В голове стучало: «Мой мальчик… И она… Анна… Господи, да что же это такое?»

Мать охватил холодный, пронизывающий до костей страх за сына. Она видела его влюбленный взгляд, но отказывалась верить, что это зашло так далеко. Теперь сомнений не оставалось и все ее материнское естество кричало об опасности.

В этот момент из спальни послышались сдержанные голоса, потом шаги. Первым на кухню вышел Алексей. Сын хотел хоть что-то сказать, но мать остановила его:

— Сядь, — сказала она тихо, указывая на стул. — Будем говорить.

В дверях появилась Анна. Она была бледной, но держалась с достоинством. На ней был тот же халат, в котором вчера сидел Алексей. Она медленно подошла к столу.

— Зина… Доброе утро. Я… мы…

— Садись, Анна Петровна, — перебила Зинаида, и в ее голосе впервые прозвучала не теплота, а холодная формальность. — Раз уж мы все здесь.

Анна опустилась на стул, сгорбившись. Алексей сидел между ними, как на иголках.

— Мама, я знаю, что ты видела и я не хочу ничего скрывать. Я люблю Анну. И она меня.

Зинаида закрыла глаза на мгновение, будто от физической боли.

—Любишь? — мать не мигая уставилась на сына. — Лешенька, милый, ты же сам скоро уезжать собрался в город, в университет. Какая любовь? Она же… не для тебя. — Зинаида запнулась, подбирая слова, которые не ранили бы Анну, но выходило только жестче. — Она же взрослая женщина. У нее своя жизнь, своя боль. А ты со своей юношеской горячкой ворвался сюда… И что? Она тебе ровня? Ты что, жить тут будешь? Сад полоть вместо учебы?

— Мама, прекрати! — резко встал Алексей. — Не говори так об Анне! Ты же любишь её, ты сама говорила, какая она светлая!

— Я и сейчас так думаю! — голос Зинаиды дрогнул. — Именно потому, что она светлая и ранимая, я не хочу, чтобы ее снова сломали! А что будет, когда ты уедешь? Когда поймешь, что тебе нужна не она, а своя жизнь, свои друзья, девушки твоего круга? Анна Петровна снова останется здесь одна, но с еще большей болью! Ты подумал об этом?

Анна сидела, не поднимая головы. Казалось, она вот-вот распадется на части.

— Зинаида Семеновна… — тихо начала Анна. — Вы правы. Это… это была ошибка. Моя ошибка. Я не должна была позволять… Я старше, я должна была быть умнее.

— Анна, нет! — Алексей повернулся к ней, взял ее за руки. — Это не ошибка! Это самое правильное, что случилось в моей жизни. Мама, я не откажусь от нее. Я могу и учиться, и быть с ней. Мы как-нибудь придумаем.

— «Как-нибудь»? — горько усмехнулась Зинаида. — Жизнь – не сказка, сынок. Ты думаешь, люди вокруг станут пальцем показывать? «Смотрите, это сын кухарки, который женился на богатой калеке – вдове архитектора Бельского». Тебе это надо? А тебе, Анна?

Анна резко поднялась, опершись на трость. Лицо её было мокрым от слез.

— Хватит! Зина, ты права. Во всем права. — Она посмотрела на Алексея, в ее взгляде была бесконечная нежность и решимость. — Алексей… Твоя мама желает тебе только добра. Она говорит горькую правду. Тебе нужно учиться. Стать тем, кем ты должен стать. А я, калека, только буду тянуть тебя на дно, останусь якорем на твоей шее. Рано или поздно ты станешь меня жалеть, а я не хочу твоей жалости. Я не вынесу этого.

— Я тебя не жалею! Я тебя люблю! — крикнул Алексей. В его голосе слышались отчаяние и ярость. — Почему вы все решаете за меня? Мама, Анна… Я же не ребенок!

— Но поступаешь как ребенок! — не выдержала Зинаида. — Влюбился в первую красивую и несчастную женщину, которая проявила к тебе доброту! Это не любовь, Леха, это… благодарность! Спустя год ты и вспоминать о ней не будешь!

Эта флага ранила Алексея больнее всего. Он отшатнулся от матери, как от чужака.

— Ты не знаешь, о чем говоришь. Ты ничего не понимаешь.

Молодой человек посмотрел на Анну, ища в ее глазах поддержки, веры, но увидел только безнадежную покорность судьбе. Ее сила, которую он так любил, вдруг обернулась слабостью – нежеланием бороться.

— Анна… — прошептал он. — Прошу тебя. Дай нам шанс.

Она покачала головой, свежие слезы катились по ее щекам.

— Нет, Алексей. Твоя мать права. Это безумие. Я должна быть сильной. Сильной для нас обоих. Уезжай. Поступай в университет, забудь меня.

Она сказала это так тихо, но с такой невероятной твердостью, что у Алексея похолодело внутри. Он понял – все кончено. Ее решение непоколебимо. Ее загнали в угол его же любовью и «заботой» матери.

— Хорошо. Я уезжаю. Сегодня же, — сказал парень и быстро вышел из кухни.

— Анна Петровна… — начала Зинаида, но та жестом остановила ее.

— Уходи, Зина. Пожалуйста. Просто… уходи. Мне нужно побыть одной.

Зинаида, чувствуя себя последней дрянью, но убежденная в своей правоте, собрала свои вещи и вышла. Она шла домой и плакала. Плакала о счастье сына, которое сама же и разрушила. Плакала о той боли, что видела в глазах Анны.

Алексей в тот же день собрал свои нехитрые пожитки. Он был мрачен и молчалив. Матери не сказал ни слова упрека, но эта ледяная тишина была страшнее любой ссоры.

— Я поеду в город, устроюсь на стройку, буду готовиться к экзаменам, — сухо сообщил сын, стоя у калитки. — Обо ме не беспокойся.

— Лешенька, сынок… — попыталась обнять его Зинаида, но он уклонился.

— До свидания, мама.

Сын он ушел не оглядываясь, а Зинаида снова осталась одна.

*******

Прошло несколько недель. Жизнь в деревне потекла своим чередом. Зинаида больше не ходила к Анне. Она стыдилась и боялась этого дома. Иногда она видела Анну в магазине или на улице – та стала еще более худой и прозрачной, ходила, не поднимая глаз, и всегда одна.

Однажды, ближе к осени, Зинаида, изнывая от тоски и чувства вины, решилась. Она испекла яблочный пирог, который очень любила Анна, и пошла в дом одинокой вдовы Бельской.

Калитка была заперта. Сад, который с таким усердием приводил в порядок Алексей, снова начинал дичать. Дверь открыла Анна. Увидев Зинаиду, она не удивилась, не обрадовалась, не рассердилась. Ее лицо было пустым.

— Зина. Что тебе?

— Я… пирог принесла. Яблочный. Хотела навестить… — запинаясь, проговорила Зинаида.

Анна молча отступила, пропуская ее внутрь. Дом был чист, но в нем пахло одиночеством и пылью. Женщины сидели на кухне молча, а пирог так и лежал на столе нетронутый.

— Как ты? — робко спросила Зинаида.

— Живу, — коротко ответила Анна. Она смотрела в окно на пожелтевший сад.

— Алексей… писал? — выдохнула Зинаида самое страшное.

Анна покачала головой.

— Нет. И не надо. Так лучше. Ты была права, Зина. Во всем права. Ему надо учиться. Строить свою жизнь. А я… я только помешала бы.

Она замолчала, и вдруг лицо Анны исказила гримаса тошноты. Она резко встала, оперлась на трость и, шатаясь, выбежала из кухни. Зинаида слышала, как в ванной ее вырвало.

Сердце Зинаиды упало. Холодная, липкая догадка, страшнее любой ссоры, начала шевелиться в ее душе. Она вспомнила, как Анна в последнее время выглядела уставшей, бледной. Вспомнила странную раздражительность, а теперь ещё и эта внезапная тошнота.

Анна вернулась, бледная как полотно.

— Прости. Не знаю, что на меня нашло. В последнее время неважно себя чувствую.

Зинаида смотрела на нее, но сказать ничего не смогла, ком застрял в горле. Зина видела не просто боль одинокой женщины, она видела нечто большее. То, что могло навсегда связать ее сына с этой женщиной, даже через расстояние и время. Связать так, как не связывали даже самые сильные чувства.

«Нет, — лихорадочно подумала Зинаида. — Этого не может быть. Господи, только не это».

*****

Визит к Анне не давал Зинаиде покоя. Мысль, поселившаяся в ее мозгу, росла и крепла, обрастая жуткими подробностями. Она пыталась загнать ее подальше, убеждая себя, что это всего лишь нервы, последствия пережитого стресса. Но глаза Анны — пустые, отрешенные, а в тот момент, когда ее вырвало, — в них мелькнул не просто недуг, а животный, первобытный страх. Зинаида как женщина, как мать, понимала этот страх.

Зина больше не решалась приходить в дом у леса. Вместо этого она начала следить. Незаметно, из-за забора, будто случайно проходя мимо. Она видела, как Анна выходила на крыльцо, садилась на скамейку и подолгу сидела, укутавшись в плед, хотя на дворе стоял еще теплый сентябрь. Видела, как она избегала соседей, прятала растущий, как казалось Зинаиде, живот под свободными платьями.

Алексей из города не писал. Зинаида знала от односельчан, что он устроился на стройку, снял угол и усиленно готовился к экзаменам, а потом поступил в университет. Гордость за сына смешивалась с леденящим душу предчувствием. Мать иногда все же писала сыну короткие письма: «Жива-здорова. Денег хватает. Учись, не болей». Он так же коротко отвечал открытками: «Сдал зачет. Все хорошо. Целую».

Однажды, в начале февраля, когда воздух был звонким и холодным, а мороз пробирал до костей, Зинаиду настигло известие: Анну Петровну забрали в районную больницу. Сказали, что плохо ей, чуть ли не на улице упала.

Зинаида не помнила, как добежала до больницы. Ее пустили в палату без лишних вопросов — все в деревне знали, что она работала у Бельской.

Анна лежала на белой койке, маленькая и почти невесомая. Казалось, жизнь уходит из нее с каждым вздохом. Рядом суетилась молодая санитарка.

— Что с ней? — сдавленным голосом спросила Зинаида.

— А кто вы ей? — недовольно спросила санитарка.

— Я… я как родная, — выдохнула Зинаида.

Врач, пожилая женщина с усталым лицом, отвела Зинаиду в сторону.

—У нее преждевременные роды. Давление зашкаливает, почки отказывают. Состояние критическое. Ребенка, возможно, удастся спасти. А вот ее… — врач развела руками. — Шансов мало. Она слишком слаба. И возраст, и последствия той аварии… Организм не выдерживает…
https://ok.ru/group/70000003917036/topic/158287227207148
Интересно Ваше мнение, а лучшее поощрение лайк, подписка и поддержка ;)