https://ok.ru/group/70000003917036/topic/158111875743212
— Кто принес этот конверт?! Кто?! Сейчас же скажи! — Глафира трясла злополучным крафтовым конвертом перед лицом оцепеневшей секретарши.

— Я не знаю! Не знаю, Глафира Андреевна! — Нина затаила дыхание, едва не плача снова, но страх перед яростью начальницы был сильнее, — он был среди писем! Курьер принес стопку, я подписала, он ушел! Я не видела, кто его подложил! Честно!

Глафира смотрела на нее горящими глазами, но видела – девушка говорит правду. Она была всего лишь передаточным звеном. Безвольной “тряпкой”. Глафира резко выдохнула. Ей нужно было думать, а затем действовать. Но мысли путались, как змеиный клубок: отец, сестра, чужая мать, деревня, река, песок - ничего из этого женщина вспомнить не могла.

Она действовала на автомате. Резким движением выдернула флешку из ноутбука, сунула ее вместе с детским рисунком в карман пиджака. Схватила сумку – дорогую, но в этот момент это был просто вместилище для ключей и телефона. Не глядя на перепуганную Нину, Глафира выскочила из кабинета, почти сбив секретаршу с ног. Она мчалась по коридору, не замечая шокированных взглядов сотрудников. Ее каблуки гулко стучали по мрамору, отражаясь эхом в высоких потолках. Ей было не до имиджа, не до контроля.

Глафира спешила к Тане. Только к Тане. Единственному человеку на планете, перед кем Глафира Садовская могла упасть с пьедестала и снова стать просто Глашей. Той Глашей, которая боялась темноты в общежитии университета, которая плакала над первыми неудачами, которая делилась самым сокровенным в их комнате на двоих. Татьяна, звезда международной журналистики, вечно разрывающаяся между горячими точками и студией, всегда находила время для своей Глаши. Только с ней Глафира снимала броню. Только с ней позволяла себе быть беззащитной.

Садовская влетела в лифт, резко нажала кнопку паркинга. Двери закрылись, унося ее вниз, в полумрак. Глафира прислонилась к холодной стенке, закрыв глаза. На сетчатке все еще плясали кадры: солнечный песок, смеющаяся незнакомка-мать, отец, которого она не знала… и ее собственное лицо в двойном экземпляре. Другая жизнь. Чужая. Или… ее собственная, украденная?

Флешка жгла карман. Вопросы, страшные и неотвязные, роем вились в голове. Кто прислал это? Зачем? И главное… что это за девочка, ее зеркальное отражение на песке? Куда она исчезла? И где теперь та, кого на видео называли “мамой”?

Лифт мягко остановился. Глафира распахнула глаза. В них уже не было паники. Была стальная решимость, приправленная леденящим душу страхом. Она вышла в подземелье паркинга, направляясь к своему автомобилю. Скорость и Таня — только они могли помочь сейчас. Она должна докопаться до правды. Даже если эта правда разобьет ее мир вдребезги.

*****

Сыто урча, автомобиль бизнес-леди Глафиры Садовской плавно выехал из двора высотного дома, где располагался офис и очень быстро начал набирать скорость. По дороге к своей лучшей подруги, Глафира снова вспомнила свою жизнь. Теперь уже, тот отрезок жизни, когда мать - Тамара Николаевна разорвала все отношения с единственной дочерью. Это произошло сразу после смерти отца.

Глафира предположила сейчас, что мать никогда ее и не любила, но терпела потому… потому, что очень любила отца. Когда же Андрей Садовский умер, то терпеть Глафиру уже не нужно было. Можно было послать ее к ч…ту, отказаться, запретить называть себя матерью. В то время, для девушки было не понятно, как мать может так легко отказаться от дочери и потом много лет даже не интересоваться ее жизнью?

Теперь… возможно… она найдет ответ! Может быть, Тамара и не мать ей вовсе?! Не “может быть”, а “так и есть”.Ведь, пленка подтверждает! Но, нужно еще разобраться! Найти красивую женщину с пленки и сестру, — при мыслях об этом, у Глафиры сжалось сердце, а руки задрожали так, что она еле удержала руль. Воспоминания нахлынули с новой силой…

Последующие годы (после того, как Тамара Николаевна отреклась от дочери) слились в памяти Глафиры в серую, изматывающую полосу постоянной борьбы. Учеба давалась тяжело, но она вытягивала на “хорошо” и “отлично”, стипендия была спасением. Но ее не хватало. Совсем не хватало. Она брала любую работу: ночные смены в дешевых закусочных, где от запаха пережаренного масла тошнило; расклейку объявлений под ледяным дождем и палящим солнцем; набор текстов для сомнительных контор.

Глафира экономила на еде, покупая самую дешевую колбасу и хлеб, на одежде – носила вещи до дыр, на транспорте – ходила пешком километры. Лицо ее похудело, заострилось, глаза запали и приобрели жесткий, настороженный блеск. Доверчивость и мечтательность провинциальной девчонки были растоптаны московским асфальтом. Она научилась зубами вырывать свое, отбиваться от хамов, не верить сладким обещаниям. Москва не жалела, и она научилась не жалеть – ни других, ни себя.

Однажды поздним вечером, после изматывающей смены во время подработки, Глафира шла по почти пустынной улице. Шел мелкий, противный дождь, превращающий тротуар в грязное месиво. Она промокла насквозь, ноги гудели от усталости, в кармане жалко позвякивали несколько монет – вся зарплата ушла на оплату общежития и долги. Чувство безысходности, как холодная змея, сжимало горло.

Студентка Садовская остановилась под каким-то жалким козырьком, глядя, как редкие машины едут по лужам, разбрызгивая грязь.

“Зачем”? – пронеслось в голове, — “ради чего? Может, сдаться? Вернуться?”

Но возвращаться было некуда. Мать не простила. Дом был продан. Провинция казалась кладбищем ее надежд. Внезапно рядом плавно остановился автомобиль. Не просто машина – произведение искусства. Длинный, черный, сияющий даже в этом унылом свете фонарей, как хищный зверь, затаившийся в темноте. Окно со стороны пассажира бесшумно опустилось.

— Девушка? — прозвучал мужской голос. Низкий, спокойный, с властными нотками, но без нарочитой грубости. Глафира взглянула на водителя шикарного автомобиля. За рулем сидел мужчина. Лет пятидесяти, с проседью в аккуратно подстриженных висках, в дорогом пальто поверх безупречного костюма. Лицо – с четкими, сильными чертами, умными, проницательными глазами, которые изучали ее с холодноватым интересом. Он выглядел как воплощение той самой другой жизни, о которой она когда-то мечтала – уверенной, роскошной, недосягаемой.

— Вы промокли. И выглядите… измотанной. Позвольте подвезти? — спросил он. В его тоне не было ни жалости, ни пошлого заигрывания. Был расчетливый интерес и уверенность, что от его предложения не отказываются.

Глафира, привыкшая ко всему, насторожилась. Но что ей терять? И в его взгляде она увидела не похоть, а скорее оценку. Как смотрят на потенциально ценный актив. Она молча кивнула и села в салон. Тепло, запах дорогой кожи и тонкого парфюма обволакивали ее. Роскошь, о которой она читала в романах, оказалась реальной и осязаемой.

— Александр Иванович Иволгин, — представился он, плавно трогаясь с места. Машина бесшумно понеслась по мокрому асфальту, — а Вы? Как Вас зовут?

— Глафира Садовская, — ответила она, чувствуя, как ее имя звучит жалко и провинциально в этой обстановке.

— Студентка? Работаете? — его вопросы были точными, без лишних сантиментов.

Глафира коротко рассказала. Про учебу, про работу, про вечную нехватку денег, про необходимость выживать. Говорила сжато, без жалоб, с той самой жесткой прямотой, которую выработала в себе за эти годы. Александр Иванович слушал внимательно, лишь изредка бросая на нее оценивающий взгляд.

— Вы – боец, — констатировал он, когда она замолчала, — это ценно. Но бойцы, которые не видят дальше своего носа, долго не живут. Вы тратите силы на выживание, а не на развитие. Глупо.

Его слова, как ледяная вода, окатили ее. Но не обидели. Они попали в самую суть.

— А что делать? — спросила она с вызовом, глядя ему прямо в глаза.

Александр Иванович улыбнулся. Улыбка была холодной, но не лишенной своеобразного обаяния силы:

— Учиться. Учиться у тех, кто уже прошел этот путь. Быть жесткой. Бескомпромиссной. Видеть цель и не видеть препятствий. Использовать предоставленные возможности, — новый знакомый Глафиры сделал паузу и еще раз оценивающе посмотрел на девушку, — мне нужен человек. Умный, амбициозный, без лишних сантиментов. На подхвате, но с перспективой. Зарплата в десять раз больше того, что Вы получаете сейчас. Интересно?

Глафира смотрела на сияющие огни ночной Москвы за окном, на отражение этого уверенного в себе мужчины в тонированном стекле. Это был шанс. Единственный. И он пах не грязью и дешевой колбасой, а властью и деньгами. Она кивнула, сжимая холодные пальцы.

— Интересно. Я согласна.

Александр Иванович Иволгин, или Саша, как он разрешил ей называть себя наедине, стал ее университетом жизни. Настоящим, жестоким и блестящим. Его холдинг «ОсветительА» был империей: собственное издательство, выпускающее бестселлеры и серьезную литературу; популярная аналитическая программа на федеральном канале; сеть рекламных агентств; влиятельный литературный журнал. Саша был пауком в центре этой паутины, дергающим нити с безошибочной точностью и абсолютным отсутствием сантиментов.

Сначала Глафира была “девочкой на побегушках” в его офисе – огромном, стильном пространстве с видом на Кремль, где царила атмосфера напряженной, сосредоточенной работы. Она приносила кофе, разбирала почту, сидела на подмене у секретаря. Но Саша быстро заметил ее цепкий ум, феноменальную работоспособность и главное – отсутствие страха. Он начал давать ей небольшие поручения посложнее: разобраться с капризным автором, найти компромат на конкурента, просчитать рискованный медиа-проект. И наблюдал. Жестоко критиковал за малейший промах, но и щедро хвалил за успех.

Однажды, после того как Глафира слишком мягко провела переговоры с поставщиком бумаги и холдинг потерял на сделке значительную сумму, Саша вызвал ее в кабинет.

— Садись, Глафира, — сказал он холодно. Кабинет был выдержан в стиле хай-тек: стекло, сталь, дорогое дерево. За панорамным окном клубились тучи, — ты знаешь, в чем твоя проблема? Ты все еще веришь, что люди добры. Что они играют по правилам, — хозяин холдинга подошел к окну, глядя на город, — запомни раз и навсегда: бизнес – это война. Война без правил. Здесь есть только цель и цена ее достижения. Желания, чувства, мораль конкурентов – твое оружие против них. Или их оружие против тебя. Выбирай.

Он повернулся к ней. Его взгляд был острым, как скальпель:

— Ты была слишком мягкой с этим глупцом от “Белых Листов”. Он почувствовал слабину и наехал. Результат? Убыток. Мой убыток. Больше такого не повторится. Или ты идешь обратно в свое общежитие есть дешевую колбасу?

Глафира покраснела от унижения, но внутри что-то щелкнуло. Он был прав. Ее попытка быть “хорошей” обошлась дорого. Она сжала кулаки под столом:

— Больше не повторится, Александр Иванович.

В его глазах мелькнуло что-то похожее на одобрение:

— А теперь слушай. Вот как надо было сделать…

Иволгин учил ее всему. Как читать людей, как находить их болевые точки. Как вести переговоры с позиции силы. Как принимать решения, от которых зависит судьба людей и компаний, не моргнув глазом. Как использовать информацию как оружие. Как быть бескомпромиссной. Он учил ее носить дорогие костюмы как доспехи, говорить четко и жестко, смотреть в глаза так, чтобы собеседник чувствовал себя букашкой под микроскопом. Он открыл ей мир роскоши, власти, связей. И он стал ее любовником.

Это не было романтикой. Это был симбиоз. Ему нравилась ее молодость, острый ум, амбиции и та жесткая сердцевина, которую он сам в ней выковал. Ей нравились его сила, власть, покровительство и те знания, доступ к миру, которые он давал. Он был женат, имел взрослых сыновей – Павла и Семена, которые уже начинали работать в холдинге. Глафира не претендовала на место жены. Ее устраивала роль правой руки и фаворитки. Она училась жадно, впитывая его философию жизни: выживает сильнейший, слабость – смертный грех, эмоции – роскошь, которую бизнесмен не может себе позволить.

Десять лет пролетели как один день, наполненный работой, интригами, борьбой и редкими моментами страсти. Глафира превратилась из худой студентки в элегантную, безупречно одетую бизнес-леди с ледяным взглядом. Она стала незаменимой в «ОсветительА», курируя ключевые рекламные проекты. Ее боялись и уважали. А потом Саша умер. Скоропостижно, от обширного инфаркта, прямо в своем кабинете за тем самым стеклянным столом, где учил Глафиру жестокости.

На похоронах царила фальшивая скорбь. Жена, давно жившая отдельно, хотя развелись только за год до смерти Александра Ивановича, делала вид, что убита горем. Сыновья, Павел и Семен, тридцатилетние, с лицами, в которых читалось больше расчета, чем горя, бросали на Глафиру взгляды, полные ненависти и страха. Они всегда видели в ней угрозу, фаворитку, которая могла урвать слишком много.

Да, это так! Были в их глазах и ненависть и страх, но ужас застыл в глазах лишь тогда, когда состоялось чтение завещания. Офис адвоката, панельные стены, тяжелый воздух. Павел и Семен сидели напротив Глафиры, не скрывая презрения. Адвокат зачитал:

— Александр Иванович Иволгин оставлял своим законным сыновьям – Павлу Александровичу и Семену Александровичу Иволгиным – по 40% акций холдинга «ОсветительА» каждому.

— А еще двадцать процентов? — растерянно спросил старший из сыновей.

— Двадцать процентов акций холдинга принадлежат Глафире Андреевне Садовской… 20%!!! Александр Иванович распорядился еще при жизни.

Тишина взорвалась. Павел, старший, высокий и холодный, как отец, вскочил:

— Это невозможно! Она… она…да кто она такая!

— Спокойно! — поспешил ответить адвокат, привыкший к семейным сценам, – завещание нотариально заверено и обжалованию не подлежит.»*

Глафира сидела неподвижно. Двадцать процентов. Не контрольный пакет, но мощный рычаг влияния. Саша дал ей шанс. Последний урок. Он знал, что сыновья попытаются ее сожрать. И дал ей зубы, чтобы отбиться.

— Госпожа Садовская, — Павел уже овладел собой, его голос был гладким, как шелк ножа, — мы понимаем, что Вы… близко знали нашего отца. И, конечно, мы готовы выкупить вашу долю. По справедливой рыночной цене. Чтобы вы могли начать что-то свое. Без лишних хлопот.

Глафира медленно подняла глаза. Взгляд ее был таким же ледяным и острым, как взгляд Саши в тот день, когда он учил ее жестокости. Она уловила нотку неуверенности под его напускной самоуверенностью.

— Мои акции не продаются, Павел Александрович, — сказала она четко, без тени эмоций. «Я намерена принимать активное участие в управлении холдингом, как того хотел Александр Иванович. Я буду присутствовать на ближайшем заседании совета директоров.

Семен, более импульсивный, ерзал на стуле:

— Ты с ума сошла! Какое право ты… девка деревенская! Гулящая…

— Право акционера, владеющего двадцатью процентами, Семен Александрович, — перебила его Глафира, вставая. Ее черный костюм был безупречен, осанка – прямой, — до встречи на заседании, господа, — она кивнула адвокату и вышла, чувствуя на спине их ненавидящие взгляды.

С этого дня началась война. Война на истощение, на подставы, на интриги. Павел и Семен использовали все: попытки дискредитировать ее профессионально, блокировку ее инициатив на советах, сплетни, давление через подконтрольные СМИ. Они предлагали деньги – все больше и больше. Но Глафира стояла насмерть. Каждая их атака, каждая подлость, каждая фальшивая улыбка на переговорах закалили ее характер, как сталь в горне. Она научилась бить в ответ вдвойне жеще, предвидеть их ходы, играть на их амбициях и раздорах. Она перестала быть просто жесткой – она стала беспощадной. Глафиру Андреевну Садовскую боялись еще больше, чем при жизни Саши. Ее рекламное агентство внутри холдинга стало ее неприступной крепостью, где царил культ эффективности и страха перед ней.

И вот теперь, сидя в своем автомобиле и направляясь к своей близкой подруге, Глафира Андреевна Садовская снова чувствовала эту знакомую сталь внутри. Война с Иволгиными-младшими не закончилась. Она только затихла на время ее отсутствия. И они, наверняка, что-то затеяли.

Неспроста появилась эта пленка. Кто еще мог ее прислать, кроме сыновей Александра? Это они - Павел и Семен Иволгины, которые испробовали уже сотню методов по устранению Глафиры со своего пути, снова взялись за свое. Они хотят выбить у нее почву из-под ног, уничтожить. “Скорее всего они подделали пленку” — промелькнуло в голове, — да-да, конечно подделали, – уговаривала себя Глафира, — ну, какая еще сестра? Какая мать? Ее мать - Тамара Николаевна Садовская лежит “овощем” в дорогом пансионате и тихо ненавидит свою единственную дочь. Вот правда! – облегченно вздохнула Глафира. Если бы она знала, что будет дальше… если бы она хотя бы на мгновение могла предположить, что ее жизнь никогда уже не будет прежней…
https://ok.ru/group/70000003917036/topic/158112455409132
Интересно Ваше мнение, делитесь своими историями, а лучшее поощрение лайк, подписка и поддержка канала.