https://ok.ru/group/70000003917036/topic/158006491037164
Дорога из тихого, умиротворяющего подмосковного санатория, еще вчера казавшегося ей спасительным островом покоя, до бурлящей, безжалостной Москвы, обычно занимавшая не более полутора, от силы двух часов, на этот раз показалась Тамаре бесконечной, мучительной, выматывающей душу вечностью. Каждый километр, отмеряемый дорожными столбами, тянулся, как липкая, вязкая патока, каждая минута, отстукиваемая часами на приборной панели, вбивала в ее виски раскаленные гвозди паники и подступающего отчаяния. Мама и бабушка, бледные, как полотно, и встревоженные не меньше самой Тамары, сидели сзади на пассажирских сиденьях молча, словно воды в рот набрали, лишь изредка обмениваясь быстрыми, полными страха взглядами и синхронно тяжело вздыхая, словно по команде.

Тамара же, вцепившись побелевшими, до хруста в суставах, пальцами в потертый обод руля старенькой, но такой сейчас необходимой «Лады», которую она, почти не торгуясь, одолжила у сердобольного санаторского завхоза, не отрываясь, смотрела на мелькающую за окном дорогу, хотя перед глазами все плыло и расплывалось от подступающих, жгучих слез и обжигающей, всепоглощающей ярости. В голове, как заевшая пластинка, билась одна-единственная, оглушающая все остальные мысли, фраза: «Как он мог? Ну как он мог так подло, так цинично поступить со мной, с нами, с делом, которое стало для нее не просто работой, а смыслом жизни, ее ребенком, ее надеждой?»

Примчавшись к «Пышке-душке», которая еще три недели назад провожала ее ласковым ароматом ванили и обещанием скорого возвращения, она застала картину, от которой у нее буквально перехватило дыхание и подогнулись колени. У входа, действительно, как и описывал Валера, с видом хозяев положения топтался тот самый «хмурый, неприятный мужик» бандитской наружности, упомянутый в телефонном разговоре, в сопровождении двух коротко стриженых бритоголовых типов амбальского телосложения, которые с деловитым, профессиональным видом ковырялись какими-то отмычками в замке входной двери. Валера, ее верный помощник, бледный, как смерть, но с неожиданно проснувшейся в нем отчаянной решимостью, стоял рядом, пытаясь что-то им втолковать и буквально своим телом загораживая собой дверь в кафе.


Разбирательство с «новым хозяином» и его «группой поддержки» было коротким, но на удивление бурным и эмоциональным. Тамара, в которой от пережитого шока, праведного гнева и обжигающей ярости проснулись все ее скрытые до поры до времени бойцовские качества, доставшиеся ей, несомненно, по наследству от бабушки, быстро и решительно поставила на место зарвавшегося самозванца, буквально ткнув ему под нос все оригиналы документов на аренду помещения и регистрацию бизнеса. Оказалось, что Олег, этот ее «принц на бобах», действительно пытался «продать» или, скорее всего, отдать их общую пышечную в счет каких-то своих темных долгов или проигранных ставок, но, к счастью для Тамары, не успел оформить эту сомнительную сделку юридически грамотно, ограничившись какой-то филькиной грамотой, написанной на коленке.

«Хмурый мужик», поняв, что легкой и быстрой наживы здесь не предвидится, и столкнувшись с таким неожиданно жестким, почти мужским отпором со стороны этой хрупкой на вид, но стальной внутри женщины, подкрепленным ее твердым обещанием немедленно вызвать наряд полиции и написать заявление о попытке рейдерского захвата, заметно сник, пробурчал что-то нечленораздельное и быстро ретировался вместе со своими амбалами, пообещав, впрочем, на прощание, «еще вернуться и как следует разобраться с этим кидалой Олегом, который его так подставил».

Когда страсти немного улеглись, и Тамара, дрожащей от пережитого стресса рукой, смогла наконец открыть дверь и попасть внутрь своего кафе ее ждал новый, еще более сокрушительный удар. Сейф, где хранилась выручка и деньги на текущие расходы, был пуст. Абсолютно, до последней мятой купюры. Исчезли не только деньги из кассы за последние несколько дней, но и вся та значительная сумма, которую Тамара с таким невероятным трудом, отказывая себе буквально во всем, откладывала на самые важные и неотложные платежи: оплату аренды помещения за следующий месяц, расчеты с многочисленными поставщиками, и, что было для Тамары самым обидным и болезненным, на честно заработанные премии и отпускные персоналу, который так преданно и самоотверженно работал все это непростое время.

Олег не просто обокрал ее, свою жену, своего партнера по бизнесу, он хладнокровно и расчетливо поставил под смертельный удар все их общее дело, все то, что она с такой любовью и таким упорством строила по крупицам, по кирпичикам, вкладывая в это не только деньги, но и всю свою душу, все свои надежды. Это было не просто предательство интересов семьи и бизнеса, это была целенаправленная, хорошо спланированная диверсия.

Тамара была в шоке. В полном, оглушающем, парализующем все мысли и чувства шоке. Она без сил опустилась за один из столиков в пустом, пахнущем тревогой и запустением кафе, обхватив голову руками, и долго не могла поверить в реальность всего происходящего. Как? Зачем? Почему он это сделал? Эти три коротких, но таких страшных вопроса бились в ее воспаленном мозгу, как пойманные в клетку, обезумевшие от страха птицы, не находя никакого логического ответа, никакого оправдания. Телефон мужа тоже предательски молчал, так что оставалось только догадываться, что действительно у него было на уме и чем он руководствовался, совершая такое.

Мама и бабушка, видя ее совершенно раздавленное состояние, пытались ее как-то утешить, принести стакан воды, сказать какие-то ободряющие слова, но Тамара их почти не слышала, погруженная в пучину собственного горя и разочарования. Ей казалось, что весь тот хрупкий, но такой важный для нее мир, который она с таким трудом, с таким упорством выстроила вокруг себя за последние месяцы, рушится у нее на глазах с оглушительным грохотом, погребая ее под своими дымящимися обломками.


Но долго предаваться отчаянию и самобичеванию было непозволительной роскошью. Нужно было действовать, и действовать немедленно, решительно, пока еще не все потеряно. Поставщики ждали своих денег, персонал — честно заработанной зарплаты, аренда сама себя не оплатит, а конкуренты не дремлют. Тамара снова, как когда-то, в самом начале этого пути, стиснув зубы, начала обзванивать всех, кого только знала, всех, кто мог бы хоть чем-то помочь, пытаясь перезанять хоть какие-то суммы, чтобы закрыть самые зияющие финансовые дыры и спасти репутацию «Пышки-душки». Тетушки и крестный, уже однажды выручившие ее на старте, на этот раз отнеслись к ее слезным просьбам с гораздо большим сомнением и осторожностью, но, выслушав сбивчивый, полный горечи и обиды рассказ о подлом предательстве Олега, все же немного помогли, кто чем мог, от чистого сердца. Но этих денег, собранных по крохам, было катастрофически, убийственно мало.

И тут, когда Тамара уже почти совсем отчаялась, когда ей казалось, что выхода нет и все кончено, произошло то, что иначе как настоящим чудом, посланным свыше, и не назовешь. В пышечную, привлеченный, видимо, необычным для этого времени затишьем, заглянул один из их постоянных, но весьма необычных и уважаемых клиентов — Виктор Аркадьевич, мужчина средних лет, с интеллигентным лицом, умными, проницательными глазами и дорогой, но неброской одеждой, выдававшей в нем человека состоятельного и преуспевающего. Он был владельцем нескольких довольно известных и успешных ресторанов в городе и иногда, по его собственным словам, «забегал в «Пышку-душку» просто так, для души, за настоящим, ностальгическим вкусом детства, который нигде больше не найдешь».

Увидев совершенно расстроенную, убитую горем Тамару и быстро узнав, в чем, собственно, дело, он, к ее огромному удивлению, неожиданно и очень деликатно предложил свою помощь.

— Тамара Романовна, — сказал он своим спокойным, бархатным, вселяющим уверенность голосом, присаживаясь за ее столик, — я давно и с большим интересом наблюдаю за вашим замечательным заведением. У вас тут все сделано с такой душой, с такой искренней любовью к своему делу и к людям, и это очень чувствуется, это дорогого стоит в наше время. Я, признаться честно, и сам уже некоторое время подумывал о том, чтобы предложить вам партнерство, вложиться в расширение вашего дела, открыть еще пару-тройку таких же уютных точек под вашим уже узнаваемым именем. Это очень перспективное и благодарное направление, поверьте мне. Так что, если вам сейчас нужна какая-то экстренная финансовая помощь, чтобы перекрыть эти… мягко говоря, неприятности, я готов ее вам оказать. Разумеется, на взаимовыгодных, партнерских условиях.

Тома благодаря и одновременно объясняя, что в бизнесе еще состоит ее муж, пыталась максимально просто рассказать, что произошло. Но Виктор, казалось, итак понимал, о чем она говорит и за что извиняется (слухи в маленьких городках разносятся со скоростью лесных пожаров), поэтому спокойно и рассудительно ей ответил:


— И еще один непрошеный совет, если позволите, чисто по-человечески, от души: гоните вы мужа из бизнеса куда подальше, и из жизни своей тоже, если на то пошло. Не мое, конечно, дело, но… Такие люди, как он, до добра не доведут, они как раковая опухоль, только разрушают все вокруг, потопят все ваши самые светлые начинания. Бизнес — это как большой корабль, а такой «партнер» — это огромная, зияющая пробоина ниже ватерлинии, которая рано или поздно утянет на дно всех.


Предложение Виктора Аркадьевича было для Тамары как спасательный круг, брошенный утопающему в самый последний, отчаянный момент. Она, все еще не веря своему счастью и такой неожиданной удаче, с благодарностью и слезами на глазах согласилась, и уже на следующий день необходимая для спасения бизнеса сумма была у нее на счету. Она смогла немедленно расплатиться со всеми разъяренными поставщиками, выплатить задержанную зарплату и обещанные премии своему верному персоналу, внести просроченную арендную плату. «Пышка-душка», ее любимое детище, была спасена от неминуемого краха.

Первым делом, как только самые острые финансовые пожары были потушены, и она смогла немного перевести дух, Тамара, следуя мудрому совету опытного ресторатора и собственному, уже не оставлявшему никаких сомнений, внутреннему чутью, быстро и решительно отстранила Олега от всех дел, связанных с пышечной. Она немедленно, в тот же день, аннулировала все ранее выданные на его имя доверенности, сменила замки не только в сейфе и кассе, но и на входной двери в подсобные помещения, и строго-настрого, под страхом немедленного увольнения, запретила всему персоналу допускать его к каким-либо финансовым документам, денежным средствам или даже просто к ключам от заведения. Олег, дал о себе знать поздно вечером, как ни в чем не бывало вернулся домой, где Тома уже ждала его, готовясь к выяснениям, с наглым видом оскорбленной невинности и запахом перегара, был буквально ошарашен такой неожиданной и жесткой решительностью своей обычно мягкой и уступчивой жены.


И тут, наконец, начались настоящие, без дураков, разборки. Громкие, яростные, с взаимными обвинениями и потоками горьких упреков. Тамара, впервые за долгие годы их совместной жизни, не сдерживала себя, давая волю всему накопившемуся гневу и обиде. Она почти кричала, и в ее голосе звенели не только обжигающая ярость и глубокая, незаживающая обида, но и отчаянное, почти детское непонимание, как близкий, когда-то горячо любимый ею человек мог так низко пасть. Олег поначалу, по своей привычке, пытался отпираться, юлить, как уж на сковородке, изображать праведный гнев и оскорбленное достоинство.


— Да как у тебя вообще поворачивается язык меня обвинять во всех смертных грехах?! Это общее вме! Я ничего не крал! Ты с ума сошла?! Это были наши общие, семейные деньги! И я их не украл, пойми ты, а просто взял на очень неотложные, жизненно важные нужды!

— Какие еще, к черту, неотложные нужды могли быть важнее нашего будущего?! — не унималась Тамара, чувствуя, как внутри нее все кипит, — ты оставил нас без единой копейки, ты чуть не пустил по миру не только меня, но и моих родных, которые, между прочим, вложили в это дело не только свои последние, кровные сбережения, но и всю свою душу, все свое здоровье!


Под ее яростным, неопровержимым напором Олег начал заметно нервничать, путаться в своих же показаниях, как дешевый мошенник на допросе. Сначала он сбивчиво и неубедительно врал, что деньги срочно, вот прямо позарез, понадобились его каким-то мифическим дальним родственникам на сложнейшую операцию. Потом, когда Тамара потребовала назвать имена этих родственников и клинику, он сменил тактику и начал лепетать, что он, дескать, вложил эти деньги в «супер-выгодный, стопроцентно надежный проект, который вот-вот, со дня на день, должен был выстрелить и принести нам миллионы, если не миллиарды».

Каждая его новая ложь была все более нелепой, все более жалкой и неубедительной. Тамара смотрела на него и совершенно не узнавала того, с кем когда-то связала свою судьбу. Куда, скажите на милость, подевался тот уверенный в себе, харизматичный, обаятельный мужчина, который когда-то казался ей несокрушимым образцом надежности и мужской силы? Перед ней сейчас стоял жалкий, изворотливый, трусливый лжец, не способный даже честно признаться в собственной подлости и низости.

Тогда, поняв, что правды от него она все равно не добьется, Тамара решилась на отчаянный, почти безумный шаг. Глубокой ночью, когда Олег, измученный многочасовым скандалом и изрядной дозой выпитого для храбрости алкоголя, наконец, забылся тяжелым, беспокойным сном, она, крадучись, как воровка, взяла его мобильный телефон, лежавший на тумбочке. Руки ее предательски дрожали, сердце колотилось в груди, как сумасшедшее, ей было невероятно противно и стыдно от того, что она делает, от того, что ей приходится опускаться до такого, но она инстинктивно понимала — другого, более цивилизованного способа узнать всю правду у нее, к сожалению, просто нет.

Пароль от его телефона она, к своему стыду, знала — это была дата их свадьбы, как это ни цинично и ни горько теперь звучало в свете последних событий. И там, в его телефоне, в одном из популярных мессенджеров, она нашла то, что так отчаянно искала и одновременно боялась обнаружить. Обширная, подробная, не оставляющая никаких сомнений в своей природе переписка с некой девицей под игривым ником «Киса». Судя по многочисленным сообщениям и откровенным фотографиям, которыми они щедро обменивались, это была молоденькая, но уже весьма опытная и хищная, эффектная девица с кукольным, накачанным силиконом личиком и наглым, оценивающим взглядом профессиональной содержанки. Переписка не оставляла никаких, даже самых малейших, сомнений — они были любовниками, и уже довольно давно, судя по датам сообщений.

Олег, этот ее «верный и любящий муж», сыпал в ее адрес пошлыми комплиментами, обещал золотые горы, вечную любовь до гроба, а «Киса» капризно и требовательно вымогала у него дорогие подарки, походы в шикарные рестораны, брендовые шмотки и, конечно же, незабываемые поездки на «теплые, лазурные моря». Последние сообщения, датированные как раз днями ее отсутствия, были особенно циничны и откровенны: Олег радостно сообщал своей «Кисе», что он «наконец-то достал приличные бабки» и они «уже очень скоро улетят в свой собственный райский уголок, подальше от этой скучной, серой мыши, его жены, и ее вонючих, тошнотворных пышек».


Тамара читала эти сообщения, и земля в очередной раз уходила у нее из-под ног. Это было больнее, гораздо больнее, чем кража денег, чем угроза разорения. Это было предательство совершенно другого, более глубокого, более личного, унизительного уровня. Значит, все это время, пока она, как проклятая, вкалывала, пока она, не жалея себя, отказывала себе во всем, даже в самом необходимом, чтобы поднять их общий бизнес, чтобы обеспечить их общее будущее, он, ее муж, ее опора, жил этой грязной, двойной жизнью, тратил ее, Тамарины, потом и кровью заработанные деньги на свою смазливую любовницу, и при этом еще и смеялся над ней за ее спиной, называя ее «серой мышью» и поливая грязью дело всей ее жизни.

Закрыв телефон и положив его на место, Тамара долго, очень долго сидела на краю их общей, когда-то такой уютной и счастливой кровати, невидящим взглядом глядя в предрассветную темноту за окном. Слезы, горячие, злые, обидные, ручьями текли по ее щекам, но она их даже не замечала, не пыталась вытереть. А потом, когда первые слезы высохли, пришла ярость. Ярость обманутой женщины, преданного партнера, человека, у которого отняли не только деньги, но и веру в людей, веру в любовь, веру в семью.


Утром, не сказав ни единого слова Олегу, который проснулся с тяжелой, раскалывающейся от похмелья головой и виноватым видом побитой собаки, Тамара, собрав остатки своей воли в кулак, поехала к маме и бабушке. Она рассказала им все. Абсолютно все. Без утайки, без прикрас, без попыток что-либо скрыть или смягчить. Они выслушали ее исповедь молча, не перебивая, и их лица с каждой минутой становились все более суровыми, все более каменными. Когда Тамара, наконец, закончила свой сбивчивый, полный боли рассказ, бабушка, всегда такая сдержанная, такая рассудительная, с силой, от которой зазвенела посуда в серванте, стукнула костлявым кулаком по кухонному столу.


— Гнать его в шею, Тамарочка, немедленно гнать сраной метлой из дома и из жизни! И на развод подавать без всяких сожалений и колебаний! Нечего с таким неблагодарным под одной крышей жить, нечего ему твою молодость и твою доброту портить!

Мама, как всегда, была более сдержанна в проявлении своих эмоций, но в ее обычно мягких глазах тоже плескался холодный, непримиримый гнев.

— Развод — это, конечно, единственно правильное решение в такой ситуации, доченька, тут и думать нечего. Но… ты уверена, что хочешь вот так, сразу, сгоряча, рубить с плеча, не разобравшись до конца? Может быть, стоит сначала… ну, я не знаю… как бы это помягче сказать… поговорить с этой… разлучницей? Хотя бы для того, чтобы попытаться понять всю картину целиком, так сказать, из первых, незаинтересованных уст. Узнать, что она за фрукт такой, эта его “Киса”, какие у нее на самом деле планы на твоего, с позволения сказать, драгоценного муженька. Иногда взгляд со стороны, даже такой неприятный, помогает принять окончательное, взвешенное решение. А то ведь он тебе сейчас наплетет с три короба, будет на жалость давить, а она, может быть, сама того не желая, всю правду-матку и выложит.


Тамара надолго задумалась над словами матери. Совет этот, как ни странно это прозвучало бы со стороны, показался ей на удивление дельным и разумным. Да, это было невероятно унизительно, да, это было до тошноты противно — встречаться и разговаривать с той, которая влезла в их семью. Но, возможно, именно такой разговор, лицом к лицу с той, другой, поможет ей окончательно расставить все точки над всеми «i» и принять единственно верное, пусть и очень тяжелое, но такое необходимое для ее собственного будущего решение...
https://ok.ru/group/70000003917036/topic/158007841209836
Интересно Ваше мнение, делитесь своими историями, а лучшее поощрение лайк, подписка и поддержка канала.