— Приехала в город за лучшей жизнью, и отца нашла, — плакала Маша, — вот ведь как бывает… А мамы нет, померла она недавно. А перед кончиной правду про вас…Про тебя рассказала. Почему ты нас бросил? За что? Чем моя мама перед тобой провинилась? Маша не любила восьмое марта. Да и вообще число «восемь» она считала несчастливым. Каждый год в этот день с ней случались какие-нибудь неприятности. Как-то раз, когда ей было еще девять, она поскользнулась и сломала руку и почти два месяца ей пришлось ходить в гипсе. Потом, спустя несколько лет, она едва не утонула, провалившись под лед, спасая своего пса Шарика, который повадился ходить на реку и выклянчивать у рыбаков рыбу. Но бывало, в этот день происходили вещи и куда хуже. Не так давно у Маши умерла мама, и случилось это душераздирающее событие раз в этот злосчастный день восьмого марта. Вера, так звали ее маму, долго мучилась от тяжелой болезни: вдовья жизнь в маленькой деревне измотала ее, и в конце концов Вера слегла от острой боли в позвоночнике. Маша, которой едва исполнилось восемнадцать, и которая едва только успела закончить школу, стала ухаживать за больной матерью. Врачи, осматривавшие Веру, все как один говорили, что жить осталось ей всего ничего. Маша просила их что-нибудь сделать, как-нибудь облегчить страдания ее матери, но врачи лишь стыдливо отворачивали взгляд и вздыхали. После их ухода, Маша, потеряв всякую надежду, забивалась в угол и плакала. Раз уж врачи были бессильны помочь ее матери, то что могла сделать она? И Маша, размазывая по лицу горячие слезы, просила Бога, чтобы ее мать пожила еще немного. Незадолго до смерти матери Маша разбирала заполненный разным хламом старый шифоньер. Среди груды утвари, коробок с медикаментами и пыльных игрушек, Маша обнаружила потрепанный фотоальбом. Вера тут же забрала его у дочери и принялась с улыбкой листать занятые фотографиями страницы. Маша, забыв про уборку, присела рядом и стала наблюдать за матерью. Неожиданно ей в глаза бросилась одна фотография, на которой была изображена еще молодая мама с каким-то незнакомым парнем, который держал ее под руку. Позади них виднелась река: Маша сразу узнала это место — старую лодочную пристань, которую недавно разобрали на дрова местные жители. — Кто это? — спросила Маша, ткнув пальцем в незнакомца. Вера хотела было перевернуть страницу, но не стала этого делать, и еще немного посмотрев на фотографию, закрыла альбом. — Это твой отец, — со вздохом сказала она, улегшись на постель, —Дмитрий. Я его уже почти не помню. Помню только, что он был очень высоким, выше меня почти на полметра, и мне при разговоре с ним приходилось задирать голову вверх. Вера рассмеялась и тут закашлялась от сдавившей ее грудь тупой боли. Маша напоила мать теплой водой и когда приступ отступил, снова вернулась к разговору о неком Дмитрии. — Как же он может быть моим отцом, когда ты сама сказала, что моего отца звали Павлом и он погиб, когда мне было всего три года? — изумленно выпалила она, пытаясь докопаться до сути, — ты же сказала, что его убило молнией во время сенокоса? Вера выпила еще воды и кивнула. — Так и было, — согласилась она, — мы прожили с Павлом три года, пока он не погиб. Но он не был твоим настоящим отцом. Конечно, он радовался, когда ты родилась, но все равно знал, что он не твой настоящий отец. Твоим отцом был Дмитрий. Вера помолчала немного, перевернулась на другой бок и завела тихий рассказ о тех далеких днях, когда Маши еще не было на свете. Из-за своей болезни Вера очень плохо помнила то время, и все, что удалось Маше узнать от нее, было то, у ее матери был роман с городским парнем, в результате которого она и появилась на свет. — Дмитрий был то ли кровельщик, то ли каменщик, я уже не помню, — говорила мать печальным размеренным голосом, — приехал сюда строить мясокомбинат, который сейчас уже заброшен. Родители его богатыми были, а он хотел сам всего добиться, вот и поехал на заработки. Ну, работали они, значит, на стройке, а по вечерам в нашу деревню ходили, еды там купить или в клубе потанцевать. Вот там мы с Дмитрием и познакомились, а потом... а потом Дмитрий исчез, просто взял и пропал, будто испарился. На стройке сказали, что он собрал вещи и уехал обратно в город, а почему — никто не знал. А я тогда уже беременная была... Ну, поплакала я, поплакала и забыла его потихоньку. В деревне на меня первое время косо смотрели, мол, с городским спуталась и ребенка заделала, как у нас говорят, «крапивника». А потом, назло всем, я за Павла вышла, тракториста нашего. Он слушать никого не стал, взял меня в жены и ребенка моего принял как своего. Вера закончила свой рассказ и уснула, а Маша еще долго сидела у нее в ногах и обдумывала услышанное. Ей отчего-то сильно захотелось увидеть отца, посмотреть, как он изменился за эти годы и узнать причину его поступка. Но где искать его, она не знала... *** Через неделю после этого разговора мать Маши скончалась. Это случилось восьмого марта, в сырой и ветреный день, когда зима уже отступила и кочевники-грачи вернулись из дальних стран. Маша, схоронив мать, осталась одна в маленькой квартирке, расположенной в старом деревянном бараке. Из всех соседей у нее был только дед Ефим Силантьевич, шебутной и бойкий старик с постоянно слезящимися глазами и кривым ртом, который он маскировал густой бородой и усами. Дед Ефим был мастером на все руки: он чинил обувь, плотничал, ремонтировал бензопилы и прочий инструмент, пек пироги, которые пользовались спросом у селян на праздники. Всему этому дед Ефим научился в тюрьме. Как рассказывал он сам, в молодости он, будучи пьяным, угнал колхозный трактор и утопил его в болоте, а после накинулся с кулаками на председателя, который хотел его образумить. За все это Ефим схлопотал десять лет лагерей: отсидев всего семь лет из положенного срока и освободившись по амнистии, он вернулся в родные края и осел там навсегда. С женщинами Ефиму не везло. Скотница Акулина, с которой Ефим жил до тюрьмы, ушла от него, едва только узнала, в какую ситуацию он влип. После этого Ефим обозлился на весь женский пол, и ненависть его продолжалась очень долго, почти до самой старости. Потом Ефим отошел, но было уже поздно. Так он и остался бездетным и никому не нужным бобылем. Вера и Маша были для старого Ефима единственной отдушиной. У них он спасался от одиночества и часто захаживал, когда нужно было помочь по хозяйству. Машу он считал своей внучкой и ласково звал Марусей или внученькой, что очень нравилось Маше. Она любила смотреть, как ловкие, изрисованные тюремными наколками руки деда Ефима мастерят что-нибудь или гладят рыжую кошку Мусю и Маша постоянно околачивалась рядом со стариком. Еще Маша любила его пироги: рыбные и грибные, с солеными огурцами и зеленым луком, яблочные и ягодные — все они были настоящими произведениями кулинарного искусства. Эти с виду простые, но невероятно вкусные русские пироги просто таяли во рту и сколько бы Маша их не ела, они никогда не приедались. Пироги деда Ефима славились на всю округу: иногда, перед чьими-нибудь поминками или большими праздниками за ними приезжали даже из центра области и щедро платили за них старику. После похорон мамы Маша приняла решение поехать в город и попытаться разыскать там отца. Конечно, обойтись без совета всезнающего деда Ефима в таком важном деле Маша не могла, и потому рассказала все старику без утайки, не забыв показать ему фотографию. Дед Ефим долго силился припомнить Дмитрия, но в конце концов сдался и махнул рукой. — Не знаю, — сказал он, возвращая фотографию Маше, —Не помню я уже ничего. Всякие тут люди бывали, всех разве упомнишь. А ты что же, всерьез собралась отыскать его в городе? Маша кивнула, и дед Ефим с усмешкой покачал головой. — Ну, помоги тебе Господь, — горько проговорил он, — только я вот думаю, что тебе стоило бы тут остаться. Глядишь, мы бы чего и придумали: с голоду бы ты точно не пропала, а там бы и работа какая подвернулась. Вон, на почту работница требуется, двойной оклад обещают. — Не могу я тут оставаться, — вздохнула Маша, — дом без матери и не дом вовсе... Пусто, страшно, особенно ночью. И привыкнуть никак не могу. Иной раз пойду на колодец по воду, вернусь и кричу маме, чтобы дверь открыла, а она не открывает. Вспомню, что нет ее и плачу. Так что, дед Ефим, я все решила. Еду. Ефим пригладил бороду, покряхтел немного, усаживаясь поудобнее в кресле и кивнул. — Поезжай, Маруся, коли так тебе лучше будет, — согласился он нехотя, — за домом я твоим пригляжу, не дам пропасть. Печку там истопить или прибраться — за этим дело не станет. А ты, ежели отца своего не найдешь, назад вертайся, я тебя ждать буду. Перед отъездом дед Ефим снабдил Машу деньгами, теплой одеждой и едой. Если деньги и одежду Маша принимала с неохотой, боясь разорить деда, то пироги, испеченные для нее лично, она взяла с радостью и поблагодарила Ефима за его доброе и горячее сердце. Распрощавшись с ним на автобусной станции, Маша с тревогой перелистнула очередную страницу своей жизни и отправилась в город. *** В городе простоватую тихоню Машу ожидали неприятности. В первый же день у нее украли все деньги: это случилось из-за неумения Маши разбираться в людях. Вечером, когда она, безрезультатно обошла почти все инстанции, пытаясь получить хоть какую-то информацию о своем отце, Маша решила остановиться где-нибудь на ночлег. Для этого она выбрала вокзал: там можно было и перекусить, и прикорнуть где-нибудь в уголке. Но едва Маша устроилась на жестком стуле в зале ожидания и задремала, как к ней подошел охранник вокзала и заявил, что здесь ночевать не положено. Он порекомендовал Маше подняться на второй этаж и снять там комнатку, но Маша, узнав, что ночлег в этой комнатке стоит почти две тысячи, в ужасе и смятении покинула здание вокзала. Когда она понуро брела по тротуару, раздумывая, где бы остановиться, сзади кто-то негромко ее окликнул. Маша повернулась и увидела спешащую к ней девушку примерно того же возраста, что и она: незнакомка так торопилась и размахивала руками, что Маша подумала, будто с ней случилось что-то страшное. Приблизившись и отдышавшись, девушка назвалась Катей и сказала, что случайно подслушала беседу Маши с охранником и захотела помочь. — Я живу тут недалеко, на соседней улице, — отрапортовала Катя, поправляя сбитый ветром берет, — можешь заночевать у меня, если хочешь. Мы с подругой учимся в политехе и снимаем жилье: подруга уехала домой, а я осталась одна. Ну что, идем? Маша, до глубины души тронутая заботой Кати, согласилась и отправилась за ней. Катя привела ее в однокомнатную квартирку с темными обоями на стенах, старым паласом на полу и двумя деревянными кроватями, между которых стоял раскладной стол. — Вот тут я и живу, — сообщила Катя, раздеваясь, — располагайся. Катя накормила замерзшую Машу холодными макаронами с тушенкой, напоила сладким чаем и уложила на одну из кроватей. Маша тут же уснула и проспала почти целых десять часов: очнувшись словно от сильного удара в голову, она вскочила и увидела, что Кати рядом нет. Вместе с Катей пропала и сумка Маши. Воровка оказалась великодушной: она не взяла документов и одежды, а вот пирогами деда Ефима явно не побрезговала и на долю Маши от них остался только малюсенький кусочек. Маша, зарыдав во весь голос, собрала оставшееся добро в пакет и выскочила из квартиры от греха подальше. В полицию идти она побоялась — на нее могли завести дело о незаконном проникновении в жилище. Бог его знает, в чью квартиру Машу завела эта странная Катя? Поскитавшись по городу, Маша зашла в небольшую церквушку. Богослужение к тому времени уже окончилось и в опустевшем храме был один только настоятель, хромой седоволосый старичок в выцветшем подряснике. Он с усилием двигал тяжелый аналой, на котором лежала икона: заметив Машу, священник с улыбкой попросил ее помочь и когда аналой оказался в нужном месте, спросил, что она тут делает. Маша, не выдержав проникновенного взгляда настоятеля, расплакалась и рассказала о том, что с ней случилось. Отец Николай, так звали священника, узнав о беде Маши, отвел ее в небольшую церковную трапезную, где обычно кормили работников и бездомных. Маша, пообедав и поблагодарив отца Николая за сочувствие, собралась уходить, но священник остановил ее и попросил подождать. — Погоди, — сказал он, потирая висевший на груди крест, — у меня к тебе два предложения. Я могу дать тебе денег на обратную дорогу, и ты вернешься домой, а можешь пока пожить тут и помочь мне с делами. Нашему приходу требуется продавщица свечек, мы без нее как без рук. Может, ты займешься этим? А потом, глядишь, подыщешь себе работу получше. Он дал Маше время подумать и стал зажигать лампады перед образами. Машу разрывало надвое: ей хотелось вернуться домой, но еще больше ей хотелось отблагодарить сердобольного отца Николая за помощь, и она согласилась на его просьбу. — Я останусь, — сказала она, глядя на потемневший лик Спасителя, который в неярком свете огонька лампады казался строгим, — останусь у вас и помогу. Когда я могу приступить к своим обязанностям? Отец Николай улыбнулся, затушил спичку и отвел Машу к витрине, за стеклом которой лежали коробки со свечами. *** Маша прожила при церкви почти месяц, ровно до тех пор, пока не встретила Алексея. Алексей был молодым бизнесменом и благотворителем: именно благодаря его участию эта церковь была восстановлена три года тому назад, и с тех пор Алексей часто бывал в ней, помогая отцу Николаю словом и делом. Познакомившись с Машей поближе и узнав о ее злоключениях, Алексей согласился помочь ей и устроил на работу в расположенный неподалеку от церкви ресторан, которым заведовал один его давний знакомый. Еще Алексей снял для Маши небольшую квартиру, и девушка перебралась в нее из тесной каморки, находившейся на территории церкви. Маша и помыслить не могла, что так сложится ее судьба: она словно тонула в болоте и вдруг словно из ниоткуда появившийся Алексей вытащил ее из липкой, зловонной трясины безысходности. Но не все было так гладко, как выглядело на первый взгляд. В ресторане, куда Маша устроилась официанткой, управляющим был Влад — высокий, худощавый и бледный парень с постоянно надменным выражением лица. Он смотрел на окружающих так, будто все были ему должны, и обходился с ними соответственно. На Машу же Влад взирал иначе — взглядом, полным вожделения и какой-то дикой, почти животной страсти. При каждом удобном случае Влад делал Маше колкие замечания, а то и вовсе скатывался до пошлых шуток или неприличных жестов. Маше это сильно не нравилось, но Влад был выше ее по должности, и перечить ему она боялась. В душе она понимала, что Влад положил на нее глаз, и все его издевки — это своеобразная демонстрация его чувств к ней. Но Маша не могла на них ответить, потому что ей нравился Алексей. Алексей был полной противоположностью Влада — задумчивый и рассудительный, он казался слегка старше своих лет, и от этого Машу тянуло к нему как магнитом. Алексею тоже нравилась Маша, он любил ее какой-то своей особой любовью, которая была похожа на любовь творца к своему лучшему творению. Они часто виделись и разговаривали, и с каждым разом Маша все больше и больше нравилась Алексею. Ему был по душе ее интересный деревенский говор и простой взгляд на жизнь, а суровая судьба хрупкой девушки вызывала у Алексея неподдельное уважение. То, что она не оставила своей больной матери и искала бросившего их отца, было редкостью для наших дней: Алексей вспоминал, что один его знакомый сдал своих пожилых родителей в дом престарелых, чтобы забрать у них квартиру и часто приводил этот пример, доказывая себе, что Маша — особенная. В четверг, восьмого числа, когда Маша уже закончила работать и готовилась идти домой, Влад спустился из своего кабинета и запер входную дверь. Маше это показалось странным: она никогда не запирала дверь до своего ухода, и она спросила Влада, зачем он это сделал. — Хочу, чтобы нам никто не мешал, — ответил он, похотливо улыбнувшись, — теперь мы вдвоем, только ты и я. Он приблизился к Маше, схватил ее за руки и закружил в каком-то странном подобии танца. Маша поняла, что он пьян: от Влада сильно разило спиртным и он покачивался, как только что сошедший с корабля моряк. — Пусти, — крикнула Маша, бросаясь в сторону, — дурак пьяный! Я все Леше скажу! Влад выпустил ее, сел на стол и громко расхохотался. — Леше она скажет, — передразнил он, — да мы с этим Лешей как братья, с детства вместе! Что он мне сделает? Думаешь, ради какой-то бабы он будет ссориться со мной? Он вскочил, подбежал к Маше и бесцеремонно схватил ее за талию. Маша машинально отвесила ему пощечину, потом схватила стул и замахнулась. — Только подойди! — закричала она, надвигаясь на опешившего Влада, — я тебе так тресну, что костей не соберешь! Влад убедился в серьезности ее намерений и поспешно ретировался. Обернувшись напоследок в дверях, он злобно погрозил Маше кулаком и оскалился, точно загнанный волк. — Ну, я тебе покажу, стерва колхозная! — выпалил он, срываясь на визг, —Я тебе такое устрою! Хабалка! Удостоверившись, что Влад ушел, Маша закрыла за ним распахнутую от удара дверь, потом села на стул и рассмеялась. Угроза, которую она получила от управляющего, казалась ей какой-то детской и нелепой. Чего ей было бояться, если свои обязанности она выполняла исправно, и придраться к ней при всем желании было нельзя? Насмеявшись вдоволь, Маша набросила на плечи подаренную ей Алексеем новенькую красную куртку и вышла из уютного ресторана на холодную, освещенную майской луной улицу. *** Спустя неделю, когда Маша, придя на работу готовила помещение к приему посетителей, в ресторан ворвался разгоряченный Влад. Не обращая внимание на Машу и ее напарницу Алину, он подлетел к висевшему на стене ящичку для чаевых, сорвал с него крышку и заглянул внутрь. — Где деньги? — рявкнул он, повернувшись к недоумевающим официанткам, — здесь было сто тысяч, где они?! Он швырнул ящик на пол, так что тот разлетелся на части и вытащил из кармана телефон. — Я не брала, — равнодушно заявила Алина, — мне своих денег хватает. — Я тоже не брала, — присоединилась к ней Маша, — я вообще только сейчас узнала, для чего тут этот ящик. Думала, это для приема жалоб и предложений. Влад отшвырнул ногой обломки ящика и устремился к Маше. — Ну уж нет, ты мне зубы не заговаривай! — разошелся он пуще прежнего, — ты тут все поблизости крутилась, все заглядывала внутрь! Ты же взяла деньги, признайся! Маша, задохнувшись от такого необоснованного обвинения, хотела снова заехать ему по лицу, но сдержалась и подняла залитое слезами лицо. — Не брала я твоих денег! — выкрикнула она, — не знаю я, куда они делись! На, проверь! Она вывернула все карманы, что были на ее одежде, потом вытащила из сумки своей кошелек и вытряхнула из него деньги. Мелочь тут же рассыпалась по полу, закатившись в разные щели. — Ладно, будем действовать по-другому, — тихо процедил Влад сквозь зубы, — я звоню начальнику, пусть он и разбирается. Он выпроводил из ресторана Алину, потом запер дверь и долго разговаривал с кем-то по телефону, объясняя ситуацию. Маша в это время собирала разбросанные по полу монетки и совсем его не слушала. Обида, страх и горечь душили ее, и ей хотелось, чтобы все закончилось как можно скорее. Через десять минут тот, кому звонил Влад, был в ресторане. Маша посмотрела на вошедшего мужчину, и ей показалось, будто она уже где-то его видела, а где именно — этого она вспомнить никак не могла. Поднявшись с пола, она поприветствовала владельца ресторана молчаливым кивком, и он улыбнулся ей в ответ. — Ну что тут у вас? — спросил владелец, обратившись к Владу, — Опять ты какую-нибудь глупость затеял? Я только два часа назад вернулся с Кипра, хотел вздремнуть, как ты мне звонишь и орешь в трубку. Тут что, кого-то ограбили? Влад закачал головой как китайский болванчик и указал пальцем на притихшую Машу. — Ограбили, ограбили, — поддакнул он, — она ограбила. Чаевые сперла из ящика. — Ну и сколько там было? — перебил его владелец ресторана, — и почему именно она? Доказательства есть? Влад вытащил из кармана какую-то бумажку и протянул ее начальнику. — Сто тысяч, может чуть больше, — торопливо сообщил он, — она тут все крутилась, все заглядывала, вот я и подумал, что больше некому. Она у нас недавно работает, месяц какой-то, до нее никаких пропаж не было. Маша, не выдержав, поднялась со своего места и снова принялась выворачивать карманы. — Да не брала я, не брала никаких ваших денег! — зарыдала она, бросая на пол ключи, губную помаду, расческу, телефон и наушники, — вот, ничего у меня нет! Я не воровка, меня саму недавно обокрали! Я бы до такого не опустилась! Она швырнула к ногам Влада свой паспорт и из него тут же вылетела фотография ее отца. Владелец ресторана заметил это и, цыкнув на Влада, стал собирать с пола вещи Маши. Подняв фотографию, он долго рассматривал ее, после чего подошел к дрожавшей Маше и усадил ее за стол. — Откуда это у тебя? — спросил он, положив перед ней фотографию, — где ты это взяла? Маша всхлипнула, посмотрела на фотографию и кивнула. — Это мои мама и папа, — пробормотала она, прикоснувшись к фото, — мама Вера и папа Дмитрий. Молодые еще... Владелец ресторана провел пальцем по лицу Веры и грустно улыбнулся. — Вера..., — протянул он, — Верочка... а ты, выходит, ее дочь? Маша странно посмотрела на него и вытерла рукавом кофты мокрое лицо. — Вы знаете мою маму? — недоверчиво спросила она, — откуда? Владелец ресторана немного помедлил, потом положил свою ладонь на плечо Маши и легонько сжал его. — Потому что я тот, кто стоит на этой фотографии рядом с ней, — улыбнулся он, сверкнув двумя золотыми зубами, —я — Дмитрий. Дмитрий Сергеевич. Маша снова затряслась, на этот раз от охватившей ее радости. Она наконец-то нашла того, кого искала! — Значит, вы мой отец? — крикнула она, хватая руку Дмитрия Сергеевича, — мама говорила мне о вас! Вы работали на стройке, а потом исчезли, это правда? Дмитрий Сергеевич кивнул и опустил голову. Маша заметила, как жилки на его могучей шее бешено пульсируют, а кожа становится бледной, как мел. — Да, все правда, — сказал Дмитрий Сергеевич, выдержав паузу, — я — твой отец, и я сбежал. Понимаешь, тогда я поссорился кое с кем в деревне, и меня пригрозили убить. Веру, мать твою, я в это дело впутывать не хотел: не хватало, чтобы и ей из-за меня досталось, вот я и уехал. А что сейчас с твоей мамой? Жива ли она? Маша хлюпнула носом и схватилась за голову. — Умерла она, в позапрошлом месяце, — прошептала она, — а я приехала сюда отца искать и нашла... *** Через три месяца Маша и Алексей наконец-то поженились. Дмитрий Сергеевич в качестве свадебного подарка молодоженам передал в их владение один из своих ресторанов, и Маша и стала полноправной хозяйкой того самого заведения, в котором совсем недавно работала официанткой. Недолго думая, она забрала из ветхого барака деда Ефима, и он поселился в их с Алексеем просторном двухэтажном доме, находившемся за городом, возле сосновой рощи. Влад, ранее исполнявший обязанности управляющего, перебрался за границу, и его место занял дед Ефим. Еще он стал чем-то вроде шеф-повара: он открыл своим подопечным секрет своих знаменитых пирогов и прочих блюд, и благодаря этому ресторан в первый же месяц собрал рекордную выручку. Интересно Ваше мнение, делитесь своими историями, а лучшее поощрение лайк и подписка.