Предыдущая публикация
МОГУЩЕСТВО КРАСНОЯРЬЯ ПРИРАСТАЕТ КАТЭКОМ - 3.
Запасы угля в крае велики, угли различные: и энергетические, каменный уголь, угли с высокой калорийностью. Проявления угля и добыча для бытовых нужд в крае велась с давних времен. Ну, вот, скажем, в Хакасии — шахты Хакасская, Енисейская, Черногорская. Здесь добывали уголь и до революции, брали примитивным способом. В годы Великой Отечественной войны черногорские шахты давали до 2 миллионов тонн угля. Даже на нашем красноярском Бадалыке были шахты. Помню, как, будучи студентом технологического института, проходил практику. Я уже упоминал, что в 40—50-е годы и с Бадалыка в район Покровского кладбища по узкоколейной железной дороге на паровозике возили уголь для нужд городских и бытовых служб на находящийся там склад гортопа. Там есть улица Шахтеров, иногда задают вопрос, а почему она здесь. Это как раз была улица, где жили бадалыкские шахтеры.
В давние времена добывали уголь и в районе поселка Ирша. Там была маленькая шахта. Ирша находилась рядом с поселком Бородино, здесь начали строить небольшой разрез, который дал начало Ирша-Бородинскому разрезу.
Назаровский угольный разрез. С 1949 года его директором был Маслов Леонид Иванович — большой энтузиаст в разработке углей, но, к сожалению, он работал недолго, скончался на работе. В 1949 же году возглавил управление строительства Назаровского разреза Александр Михайлович Гуськов, один из ветеранов угольной промышленности края. Горный инженер, окончил в 1927 году Дальневосточный политехнический институт, работал на Дальнем Востоке, строил шахты, руководил «Буреяшахтостроем», был управляющим трестом «Райчихинскуголь» и главным инженером «Свердловскугля». Разрез в Назарово набирал силу, потребности края в угле были большими, чувствовалась нехватка угля, поэтому разрезы стали расширяться. В 1951 году был введен первый пусковой комплекс на один миллион тонн угля, проектировался же разрез на мощность сравнительно небольшую, на 7 миллионов. Ну, а по завершении реконструкции — на 13 миллионов тонн, добыча составила рекордный уровень в 1982 году. Потребность в назаровском угле была большая, и из техники, и из мощностей выжали буквально рекордный показатель — 15 миллионов тонн угля.
В давние времена добывали уголь и в районе поселка Ирша. Там была маленькая шахта. Ирша находилась рядом с поселком Бородино, здесь начали строить небольшой разрез, который дал начало Ирша-Бородинскому разрезу.
Назаровский угольный разрез. С 1949 года его директором был Маслов Леонид Иванович — большой энтузиаст в разработке углей, но, к сожалению, он работал недолго, скончался на работе. В 1949 же году возглавил управление строительства Назаровского разреза Александр Михайлович Гуськов, один из ветеранов угольной промышленности края. Горный инженер, окончил в 1927 году Дальневосточный политехнический институт, работал на Дальнем Востоке, строил шахты, руководил «Буреяшахтостроем», был управляющим трестом «Райчихинскуголь» и главным инженером «Свердловскугля». Разрез в Назарово набирал силу, потребности края в угле были большими, чувствовалась нехватка угля, поэтому разрезы стали расширяться. В 1951 году был введен первый пусковой комплекс на один миллион тонн угля, проектировался же разрез на мощность сравнительно небольшую, на 7 миллионов. Ну, а по завершении реконструкции — на 13 миллионов тонн, добыча составила рекордный уровень в 1982 году. Потребность в назаровском угле была большая, и из техники, и из мощностей выжали буквально рекордный показатель — 15 миллионов тонн угля.
Виктор Александрович Гуськов
Александр Михайлович Гуськов вошел в историю нашей угольной промышленности края как крупный специалист, один из первых руководителей таких крупных разрезов. Работал до 1971 года, его сменил Дмитрий Данилович Абрамов, который проработал до 1986 года директором разреза, затем его сменил Валентин Алексеевич Русский.
Надо сказать, что здесь тоже был установлен особый «рекорд»: с 1949 по 1997 год на Назаровском разрезе было всего 3 директора. Гуськов был одним из пионеров разработки угольных разрезов открытым способом. Здесь же работал с 1964 года и сын Гуськова, Виктор Апександрович, выпускник Кемеровского горного института. В 1966 — 1968 годах — горным мастером на участке, в 1980 — 1982 году работал в Хакасии на угольных шахтах, учился в академии народного хозяйства при Совете Министров СССР, ну а в 1982 годах после успешного окончания академии был рекомендован Министерством угольной промышленности и крайкомом партии на должность генерального директора комбината «Красноярскуголь», Герой Социалистического Труда, получил награду в 1991 году. Прекрасно разбирался и в теории, и в технике, умело включился в реализацию программы развития КАТЭКа. В настоящее время он возглавляет один из департаментов Министерства топлива и энергетики, приходится решать много вопросов развития угольной промышленности и тех сложных финансовых вопросов, которые возникли в настоящее время. Но и в этой ситуации широко опирается на свой опыт, на свое умение работать с людьми.
Надо сказать, что здесь тоже был установлен особый «рекорд»: с 1949 по 1997 год на Назаровском разрезе было всего 3 директора. Гуськов был одним из пионеров разработки угольных разрезов открытым способом. Здесь же работал с 1964 года и сын Гуськова, Виктор Апександрович, выпускник Кемеровского горного института. В 1966 — 1968 годах — горным мастером на участке, в 1980 — 1982 году работал в Хакасии на угольных шахтах, учился в академии народного хозяйства при Совете Министров СССР, ну а в 1982 годах после успешного окончания академии был рекомендован Министерством угольной промышленности и крайкомом партии на должность генерального директора комбината «Красноярскуголь», Герой Социалистического Труда, получил награду в 1991 году. Прекрасно разбирался и в теории, и в технике, умело включился в реализацию программы развития КАТЭКа. В настоящее время он возглавляет один из департаментов Министерства топлива и энергетики, приходится решать много вопросов развития угольной промышленности и тех сложных финансовых вопросов, которые возникли в настоящее время. Но и в этой ситуации широко опирается на свой опыт, на свое умение работать с людьми.
Роторный комплекс в работе
Виктор Александрович рассказывал, как в Назаровском разрезе строили выездную траншею, и на вскрыше в ту пору работал даже паровой экскаватор американской фирмы «Лима» с ковшом на кубометр с четвертью, а также был и паровой кран. Добыча проводилась экскаваторами СЭ-3 трехкубовыми, электрическими, ну а уже позже появился 15-кубовый шагающий экскаватор, который запустили в 1966 году, как раз на участке Восточный, где он работал начальником. Этим экскаватором проводили и вскрышу, и добычу. Это уралмашевские экскаваторы, потом уже в разрез пришли 20-кубовые ЭША-20-90, 10-кубовые и другая мощная техника. В 1976 году начала работать «сотка», это наш уралмашевский шагающий экскаватор ЭША-100x100.
Нам пришлось побиться за поставки и комплектацию экскаватора, за монтаж, который длился несколько лет. Прекрасно работали монтажники треста «Сибтехмонтаж» участка Беспрозванных, которые и потом монтировали на угольных разрезах края десятки шагающих экскаваторов, — от простых до уникальных.
Экскаватор вынул не один десяток миллионов кубометров вскрыши, и, когда развился Ачинский участок на 7 миллионов тонн, его перегнали на Чулымский участок, здесь он и окончил свою работу.
Ирша-Бородинский угольный разрез в послевоенные годы стал развиваться на возрастающие нужды краевой индустрии, а также экономики Восточной Сибири, а в 60-е годы, конечно, особая задача была обеспечение ГРЭС-2 для Красноярска-45. Ирша-Бородинский разрез развивался до полутора миллионов тонн в 1951 году, а затем было решено довести его добычу до 40 миллионов тонн. Правда, довели мы добычу до 30 миллионов тонн, но, пожалуй, по оснащенности Ирша-Бородинского разреза в Союзе не было другого такого разреза, который бы обеспечивался техникой ЭРШРД-5000 Новокраматорского завода. Это добычной роторный комплекс с диаметром колеса фрезы 12 метров. Заборное добычное колесо ковшами вгрызалось в мощный пласт угля. Такая масса угля шла с конвейера экскаватора через развилку, или, как мы говорили, штаны, в полувагон. Роторные экскаваторы и на 2500, и на 1250, такая соблюдалась кратность. Вскрыша на Ирша-Бородинском разрезе шла на железнодорожный транспорт. Уже в 80-е годы сюда пришли с экскаваторного завода и наши ЭКГ-12,5. Отзывы были неплохие, хотя у первой машины были мягкие траки, и нам пришлось быстро принимать меры к повышению качества этого узла. Ну а дальше в Ирша-Бородинском разрезе работало уже больше 10 наших машин. Сюда же поступил и первый 40-кубовый шагающий экскаватор ЭША-40х80, это были тоже первые две машины, из них одна поставлена в Ирша-Бородинский разрез, а другая в Райчихинск.
Долгое время здесь работал начальником разреза один из ветеранов угольной промышленности Рихард Андронович Михайлов, это в 60-е — 70-е годы, его помнят многие ветераны разреза. Проводилась крупная реконструкция Ирша-Бородинского разреза, особенно подъездных путей, развития станции. Разрез готовился на крупные объемы.
Здесь же проводились и первые пробные работы на автоклавной установке по переработке бородинских углей. Это одна из экспериментальных установок, намерение было выделить из угля материнскую влагу, связанную внутри угля.
Ирша-Бородинский разрез вышел на 11 миллионов тонн угля, хотя в настоящее время добыча уменьшилась где-то наполовину.
* * *
Разработка большого Березовского угольного разреза началась с опытного промышленного разреза, который со временем был поглощен развивающимся большим разрезом. В 1959 году сюда переправили первый ЭКГ, который Валентин Сазонович Пятых и перегонял, и собирал, и вынул первый ков вскрыши земли. Это было в 1973 году. В Березовском разрезе при проектной мощности 55 миллионов тонн была введена мощность на 23 миллиона, здесь на добыче угля работал роторный экскаватор ЭРШРД-5250 тонн, было два таких экскаватора. Один грузил уголь на ГРЭС через перегружатель, другой грузил на углеподаюший конвейер. Здесь впервые на вскрыше применялись такие роторные пятитысячники, которые через перегружатель и консольный отвалообразователь подавали вскрышу на 180 метров в выработанное пространство.
Это был единственный в России разрез, где была внедрена поточная система сочетания драглайнов и на вскрыше, и на добыче.
В составе Березовского разреза была построена и установка СТ-75, которая была записана строкой в специальном решении правительства и Центрального Комитета партии.
Это была опытно-промышленная установка на переработку 75 тонн угля в час на нефтепродукты.
Опытная установка должна была опробовать процессы получения жидких нефтепродуктов типа дизельного топлива. Установка была завезена из Грозного с завода «Нефтехим» и предположительно должна была увеличить эффект от подобной установки, которая была смонтирована на Тульском угольном бассейне и называлась СТ-5.
В 1976 году здесь был получен первый бензин, и СТ-5 являлась прототипом будущей переработки углей на жидкие топлива. У нас же предстояло главным образом отработать процесс на установке СТ-75. Работы по переработке угля в жидкое топливо велись уже несколько десятилетий. Во время войны немцы широким образом перегоняли уголь так называемыми установками крекинг-нефти, и в 1943 году армия Роммеля и танковые части немцев работали на синтетическом топливе.
Процесс дорогостоящий, и специалисты сказали, что разработают свою технологию, действительно, в последние десятилетия было разработано много способов переработки и получения искусственного, синтетического спирта метанола, но дальше лабораторных исследований по переработке угля на нефть не пошло, хотя кроме установки СТ-5 в Туле другой не было. Поэтому СТ-75 должна была быть началом такого крупного процесса.
К концу 80-х годов мощности на предприятиях нашего объединения «Красноярскуголь» составляли уже порядка 65 млн тонн. По добыче мы вышли на 57 миллионов тонн, резервы у нас были. Богатейшие запасы, которые оцениваются не в один триллион тонн, под открытые работы. Из разведанных и утвержденных 450 миллиардов тонн 140 миллиардов возможны были для разработки самым дешевым экономичным способом — открытым. В период Союза на нашу долю приблизительно падало по добыче на территории России порядка одной седьмой части: из 410 миллионов тонн угля, добываемого в России, мы добывали 57. Это где-то около 14% российской добычи.
Помню многих из тех, кто возглавлял управление развитием комбината, занимался выполнением государственного плана по добыче угля.
Много сил для развития КАТЭКа приложил Моисей Георгиевич Турубинер — один из руководителей горнорудного управления Совнархоза, затем специалист нашего «Красноярскугля». Тысячи красноярцев знали ветерана, участника войны, Героя Социалистического Труда Георгия Сергеевича Семикобыла: он долгие годы возглавлял угольные предприятия, а затем был руководителем «Красноярскугля». В годы сложной тяжелой работы, когда надо было давать больше угля народному хозяйству, Георгий Сергеевич часто бывал на разрезах, его знали буквально все — и руководители, и рядовые труженики, он много сил и энергии вложил в развитие «Краспоярскугля», проработав на руководстве более 25 лет.
Нам пришлось побиться за поставки и комплектацию экскаватора, за монтаж, который длился несколько лет. Прекрасно работали монтажники треста «Сибтехмонтаж» участка Беспрозванных, которые и потом монтировали на угольных разрезах края десятки шагающих экскаваторов, — от простых до уникальных.
Экскаватор вынул не один десяток миллионов кубометров вскрыши, и, когда развился Ачинский участок на 7 миллионов тонн, его перегнали на Чулымский участок, здесь он и окончил свою работу.
Ирша-Бородинский угольный разрез в послевоенные годы стал развиваться на возрастающие нужды краевой индустрии, а также экономики Восточной Сибири, а в 60-е годы, конечно, особая задача была обеспечение ГРЭС-2 для Красноярска-45. Ирша-Бородинский разрез развивался до полутора миллионов тонн в 1951 году, а затем было решено довести его добычу до 40 миллионов тонн. Правда, довели мы добычу до 30 миллионов тонн, но, пожалуй, по оснащенности Ирша-Бородинского разреза в Союзе не было другого такого разреза, который бы обеспечивался техникой ЭРШРД-5000 Новокраматорского завода. Это добычной роторный комплекс с диаметром колеса фрезы 12 метров. Заборное добычное колесо ковшами вгрызалось в мощный пласт угля. Такая масса угля шла с конвейера экскаватора через развилку, или, как мы говорили, штаны, в полувагон. Роторные экскаваторы и на 2500, и на 1250, такая соблюдалась кратность. Вскрыша на Ирша-Бородинском разрезе шла на железнодорожный транспорт. Уже в 80-е годы сюда пришли с экскаваторного завода и наши ЭКГ-12,5. Отзывы были неплохие, хотя у первой машины были мягкие траки, и нам пришлось быстро принимать меры к повышению качества этого узла. Ну а дальше в Ирша-Бородинском разрезе работало уже больше 10 наших машин. Сюда же поступил и первый 40-кубовый шагающий экскаватор ЭША-40х80, это были тоже первые две машины, из них одна поставлена в Ирша-Бородинский разрез, а другая в Райчихинск.
Долгое время здесь работал начальником разреза один из ветеранов угольной промышленности Рихард Андронович Михайлов, это в 60-е — 70-е годы, его помнят многие ветераны разреза. Проводилась крупная реконструкция Ирша-Бородинского разреза, особенно подъездных путей, развития станции. Разрез готовился на крупные объемы.
Здесь же проводились и первые пробные работы на автоклавной установке по переработке бородинских углей. Это одна из экспериментальных установок, намерение было выделить из угля материнскую влагу, связанную внутри угля.
Ирша-Бородинский разрез вышел на 11 миллионов тонн угля, хотя в настоящее время добыча уменьшилась где-то наполовину.
* * *
Разработка большого Березовского угольного разреза началась с опытного промышленного разреза, который со временем был поглощен развивающимся большим разрезом. В 1959 году сюда переправили первый ЭКГ, который Валентин Сазонович Пятых и перегонял, и собирал, и вынул первый ков вскрыши земли. Это было в 1973 году. В Березовском разрезе при проектной мощности 55 миллионов тонн была введена мощность на 23 миллиона, здесь на добыче угля работал роторный экскаватор ЭРШРД-5250 тонн, было два таких экскаватора. Один грузил уголь на ГРЭС через перегружатель, другой грузил на углеподаюший конвейер. Здесь впервые на вскрыше применялись такие роторные пятитысячники, которые через перегружатель и консольный отвалообразователь подавали вскрышу на 180 метров в выработанное пространство.
Это был единственный в России разрез, где была внедрена поточная система сочетания драглайнов и на вскрыше, и на добыче.
В составе Березовского разреза была построена и установка СТ-75, которая была записана строкой в специальном решении правительства и Центрального Комитета партии.
Это была опытно-промышленная установка на переработку 75 тонн угля в час на нефтепродукты.
Опытная установка должна была опробовать процессы получения жидких нефтепродуктов типа дизельного топлива. Установка была завезена из Грозного с завода «Нефтехим» и предположительно должна была увеличить эффект от подобной установки, которая была смонтирована на Тульском угольном бассейне и называлась СТ-5.
В 1976 году здесь был получен первый бензин, и СТ-5 являлась прототипом будущей переработки углей на жидкие топлива. У нас же предстояло главным образом отработать процесс на установке СТ-75. Работы по переработке угля в жидкое топливо велись уже несколько десятилетий. Во время войны немцы широким образом перегоняли уголь так называемыми установками крекинг-нефти, и в 1943 году армия Роммеля и танковые части немцев работали на синтетическом топливе.
Процесс дорогостоящий, и специалисты сказали, что разработают свою технологию, действительно, в последние десятилетия было разработано много способов переработки и получения искусственного, синтетического спирта метанола, но дальше лабораторных исследований по переработке угля на нефть не пошло, хотя кроме установки СТ-5 в Туле другой не было. Поэтому СТ-75 должна была быть началом такого крупного процесса.
К концу 80-х годов мощности на предприятиях нашего объединения «Красноярскуголь» составляли уже порядка 65 млн тонн. По добыче мы вышли на 57 миллионов тонн, резервы у нас были. Богатейшие запасы, которые оцениваются не в один триллион тонн, под открытые работы. Из разведанных и утвержденных 450 миллиардов тонн 140 миллиардов возможны были для разработки самым дешевым экономичным способом — открытым. В период Союза на нашу долю приблизительно падало по добыче на территории России порядка одной седьмой части: из 410 миллионов тонн угля, добываемого в России, мы добывали 57. Это где-то около 14% российской добычи.
Помню многих из тех, кто возглавлял управление развитием комбината, занимался выполнением государственного плана по добыче угля.
Много сил для развития КАТЭКа приложил Моисей Георгиевич Турубинер — один из руководителей горнорудного управления Совнархоза, затем специалист нашего «Красноярскугля». Тысячи красноярцев знали ветерана, участника войны, Героя Социалистического Труда Георгия Сергеевича Семикобыла: он долгие годы возглавлял угольные предприятия, а затем был руководителем «Красноярскугля». В годы сложной тяжелой работы, когда надо было давать больше угля народному хозяйству, Георгий Сергеевич часто бывал на разрезах, его знали буквально все — и руководители, и рядовые труженики, он много сил и энергии вложил в развитие «Краспоярскугля», проработав на руководстве более 25 лет.
Георгий Сергеевич Семикобыла
Его сменил Вадим Васильевич Таскаев: нужен был руководитель помоложе, поздоровее — и объемы росли, и задачи были очень крупные. Он пришел с должности начальника комбината «Средазуголь», который объединял добычу угля в четырех среднеазиатских республиках. Вадим Васильевич работал с 1976 по 1982 год: в это время были приняты известные решения по КАТЭКу, разворот по Березовскому разрезу, да и по другим. Сделано было им много, проведен подготовительный период. Это был один из самых сильных начальников комбинатов Министерства угольной промышленности.
У меня остались хорошие воспоминания о Константине Васильевиче Витковском, главном инженере — техническом директоре объединения. Он же был и моим заместителем по координационному совету КАТЭКа. Константин Васильевич способнейший инженер. Называли его и «мозгом объединения «Красноярскуголь»: он действительно мог предусматривать на перспективу и оснащение техникой, и обеспечение разумных схем разрабок, прекрасно знал машины, механизмы, знал электроэнергетику и мог квалифицированно разобраться и в горных делах. Как говорят о таких специалистах, — «дотошный от «А» до «Я», — все надо было ему знать и все надо было прощупать. Чтобы Константин Васильевич Витковский не тки вскрыши, добычи и многого другого. По образованию был механивзялся за какой-нибудь заковыристый вопрос и не довел до конца его решение, — такого не бывало.
У меня остались хорошие воспоминания о Константине Васильевиче Витковском, главном инженере — техническом директоре объединения. Он же был и моим заместителем по координационному совету КАТЭКа. Константин Васильевич способнейший инженер. Называли его и «мозгом объединения «Красноярскуголь»: он действительно мог предусматривать на перспективу и оснащение техникой, и обеспечение разумных схем разрабок, прекрасно знал машины, механизмы, знал электроэнергетику и мог квалифицированно разобраться и в горных делах. Как говорят о таких специалистах, — «дотошный от «А» до «Я», — все надо было ему знать и все надо было прощупать. Чтобы Константин Васильевич Витковский не тки вскрыши, добычи и многого другого. По образованию был механивзялся за какой-нибудь заковыристый вопрос и не довел до конца его решение, — такого не бывало.
Технический директор комбината «Красноярскуголь», заместитель председателя координационного совета по проблемам КАТЭКА Константин Васильевич Витковский
Как-то Гуськов, работая в Хакасии, рассказывает:
«Мы запускали электрическую подстанцию, и комиссия обнаружила, что часть работ выполнена не по проекту. Работы были приостановлены. Принять подстанцию комиссия не могла. Состоялось заседание комиссии, пригласили Витковского, он приехал, подумал, разобрался и сказал, что все сделано правильно! Как правильно? Пошел с комиссией и через 5 минут убедил, что все выполнено по проекту и тут просто какое-то недоразумение в комиссии. По широте эрудиции, по знаниям такого, как наш технический директор, я не встречал».
Витковский большой практик и теоретик, он, не имея ученой степени, являет прекрасный пример такого ученого, который, зная производство, зная теорию, прекрасно мог трудиться и не имея степени. Мы знали об этом и очень уважительно ценили большие научные и практические знания Константина Васильевича Витковского. Я всегда с благодарностью вспоминаю время нашей совместной работы.
Заместителем по координационному совету был также и Олег Александрович Кучерявый. Я с теплотой и уважением вспоминаю и Витковского, и Кучерявого, это представители солидной инженерной интеллигенции, безусловно, эрудированные люди, которые отдавали свою душу и свое здоровье техническому прогрессу, поискам путей совершенствования этого прогресса, этого важнейшего направления народного хозяйства топлива и электроэнергетики, люди, преданные своему делу. Им, кажется, поговорить о вопросах техники, науки, связанной с этим направлением, составляло особое удовольствие, — здесь они были свои, здесь они были в своей стихии. Люди жили этими мыслями, направлениями, строили свои замыслы, я бы сказал и мечты, как достичь новых высот, как добиться безопасности системы, добиться высоких экономических и научно-технических результатов.
«Мы запускали электрическую подстанцию, и комиссия обнаружила, что часть работ выполнена не по проекту. Работы были приостановлены. Принять подстанцию комиссия не могла. Состоялось заседание комиссии, пригласили Витковского, он приехал, подумал, разобрался и сказал, что все сделано правильно! Как правильно? Пошел с комиссией и через 5 минут убедил, что все выполнено по проекту и тут просто какое-то недоразумение в комиссии. По широте эрудиции, по знаниям такого, как наш технический директор, я не встречал».
Витковский большой практик и теоретик, он, не имея ученой степени, являет прекрасный пример такого ученого, который, зная производство, зная теорию, прекрасно мог трудиться и не имея степени. Мы знали об этом и очень уважительно ценили большие научные и практические знания Константина Васильевича Витковского. Я всегда с благодарностью вспоминаю время нашей совместной работы.
Заместителем по координационному совету был также и Олег Александрович Кучерявый. Я с теплотой и уважением вспоминаю и Витковского, и Кучерявого, это представители солидной инженерной интеллигенции, безусловно, эрудированные люди, которые отдавали свою душу и свое здоровье техническому прогрессу, поискам путей совершенствования этого прогресса, этого важнейшего направления народного хозяйства топлива и электроэнергетики, люди, преданные своему делу. Им, кажется, поговорить о вопросах техники, науки, связанной с этим направлением, составляло особое удовольствие, — здесь они были свои, здесь они были в своей стихии. Люди жили этими мыслями, направлениями, строили свои замыслы, я бы сказал и мечты, как достичь новых высот, как добиться безопасности системы, добиться высоких экономических и научно-технических результатов.
Заместитель председателя координационного совета по проблемам КАТЭКА Олег Александрович Кучерявый
По программе координационного совета я разговаривал с ними частенько, ну а по направлениям, конечно, они были соавторами и выступлений, и докладов и подключали свои службы «Красноярскугля», «Красноярскэнерго». С ними я советовался о перспективных планах работы координационного совета на год, на полтора вперед, может быть и больше, определял, какие вопросы на этом этапе были важнейшими.
Мы вместе с Кучерявым и Витковским подбирали участников наших конференций и расширенных заседаний совета, определяли списки приглашенных институтов, людей, являющихся лидерами науки и техники по тому или иному направлению. Приглашали те институты, которые действительно стояли близко к проблемам КАТЭКа. Вот у кого поучиться нынешним молодым руководителям — цены бы им после не было!
Мы вместе с Кучерявым и Витковским подбирали участников наших конференций и расширенных заседаний совета, определяли списки приглашенных институтов, людей, являющихся лидерами науки и техники по тому или иному направлению. Приглашали те институты, которые действительно стояли близко к проблемам КАТЭКа. Вот у кого поучиться нынешним молодым руководителям — цены бы им после не было!
Участники научно-практической конференции по проблемам КАТЭКа. Дом техники, май 1976 года.
Вспоминаю один из первых советов, когда у нас участвовали в работе академики Николай Николаевич Некрасов, Николай Васильевич Мельников. Мы плодотворно поработали, шло дело к заключению конференции, и вот я получил сообщение, что только что академика Мельникова избрали почетным академиком Венгерской академии наук, и мне составило несколько приятных минут сообщить об этом нашему солидному научно-техническому сбору. Все горячо, сердечно поприветствовали крупнейшего академика горных дел Николая Васильевича Мельникова, труды которого были близки к проблемам КАТЭКа. Еще скажу, что наряду с глобальными крупными вопросами не было у нас мелочей, например, в символике КАТЭКа. Помню, готовили научно-практическую конференцию по КАТЭКу, я с Константином Васильевичем Витковским и с Борисом Николаевичем Пичугиным, заведующим сектором угольной промышленности промышленного отдела крайкома, человеком, который сам вырос среди горных дел и работал на рудниках Севера, Норильска и был связан с угольной промышленностью. И вот тогда разобрали много вариантов памятного значка. Как сейчас помню, — сидели втроем и определяли: что же должно быть главным в символике КАТЭКа, казалось, что все-таки ротор, — колесо непрерывного действия: только оно позволит нам максимально повысить производительность труда на добыче. Черная полоса — это уголь, а красный фон — электроэнергетика. У нас такой значок родился, мы его вручали участникам конференции. Наверное, сейчас он является редчайшим сувениром.
Долгие годы и в плановых органах, и среди ученых, и среди работников системы, — особенно в нашей объединенной энергосистеме, — между кемеровчанами и нами шла такая, я бы сказал, и стратегическая, и тактическая борьба за одну из Березовских ГРЭС.
Дело в том, что она стояла на берегу небольшой речушки. Записана она была вроде бы с нашей стороны, — там, где граница проходит по реке Урюп, кемеровчане же считали, что с их стороны. Мы так подумали — ну что же, все уносы, все неприятности, вся пыль, все азотистые будут покрывать шлейфом территорию нашего края, а выработка энергии, развитие, социальная инфраструктура — с той стороны. Но справедливость восторжествовала и первый замысел, а именно: на нашем берегу Урюпа и ставить станцию. В общем, мы добились, доказали, но это было немного смешно и в то же время серьезно, когда шла вот эта видимая и невидимая борьба, на каком же берегу речки размещать крупнейшую в мире ГРЭС, хотя угольный пласт, разрез тяготели, конечно, к территории того и другого: к области и краю.
Нам упускать социальные блага не хотелось от изменения географии этой ГРЭС. Проектировщик — головной ТОМ ТЭП, уважаемая организация, поддерживала нас, так потом и было утверждено. Вообще к обстановке с углем мы всегда со вниманием относились, в крае была развита энергетика и обеспечивалась надежность работы системы, электрических станций, создание запасов угля на крупных котельных. Отсюда надежная подготовка энергохозяйства и жилого фонда к зиме всегда были вопросами первостепенными.
Мы даже не без гордости всегда называли, что не кончалась зима, не сходил снег, а секретариат краевого комитета партии в середине апреля утверждал уже объемы и задания по созданию запасов угля к следующему отопительному сезону.
Мы понимали, что железнодорожники не должны возить авралом уголь только осенью, и энергетики не должны его заготавливать тогда, когда полетят «белые мухи». Речь шла о непрерывном процессе добычи угля, создании его запасов. Поэтому мы всегда поддерживали и железнодорожников, и угольщиков в том, чтобы равномерно станции забирали уголь, создавали запасы, хотя это создавало и хлопоты, и некоторые неудобства в подготовке угля и уходе за ним, чтобы он не загорался, но с надежными большими запасами мы могли спокойнее входить в зиму: когда на станциях есть надежный запас, так и зима легче кажется. А не так, как были в последние годы всевозможные разморожения, аварийные ситуации.
Это была система в течение полутора-двух десятков лет. Не все с нами соглашались, но это уже была воля и контроль крайкома партии. А партия действовала, главным образом, в интересах трудящихся людей.
Как-то, будучи по делам в Кремле, проходил по зданию, где размещено правительство. Иду мимо кабинета первого заместителя председателя правительства Льва Алексеевича Воронина, в котором два-три раза в неделю бывал. Вдруг распахнулась дверь, и с таким шумным разговором, явно что-то доказывая, в коридор вышел министр путей сообщения Геннадий Матвеевич Фадеев, с ним еще несколько человек. Увидев меня, он изумленно развел руками, говоря:
«Леонид Георгиевич, да мы только что вспоминали Красноярский крайком партии, вспоминали о вас, как вы ритмично и методично вели работу по созданию запасов угля в течение лета, а не штурмом. Вот на меня сейчас опять нажимают: «Давай уголь! И в сжатый период». Я и рассказал, как четко, планомерно проходила работа в Красноярском крае».
Было приятно, что он добрым словом вспомнил нашу практику: она действительно была такая ответственная и серьезная. Причем это характеризовало наше внимание к энергетике. Также бились и за развитие научно-исследовательских вопросов, связанных с КАТЭКом, в частности, бились и за строительство крупной базы НИИ КАТЭКа: у нас уже существовала лаборатория, а потом отдел: он находился на улице Киренского, недалеко от «Сибцветметавтоматики». Но нам нужен был солидный базовый, фундаментальный институт по проблемам Канско-Ачинского комплекса. Долго не решались вопросы, все не хватало средств, и Госкомитет по науке и технике Академии наук не особенно поддерживал и, соответственно, дело не сдвигалось.
Федирко попросил меня:
«Поезжай и в министерство, и в Госкомитет, и в академию, надо вопрос двигать и строить».
Как сейчас вспоминаю, убедил я Михаила Ивановича Щадова, первого заместителя министра угольной промышленности и Гурия Ивановича Марчука, в ту пору работавшего председателем комитета, хотя и не с первого захода, с такими солидными письмами, а потом дело сдвинулось. Поздней Марчук смеялся:
«Ну вы, красноярцы, как камень, брошенный в воду: приехали в Москву, и круги широко по воде пошли».
Дело сдвинулось и здание НИИ стало строиться. И сейчас стоит здание, 28-этажное, симпатичное, формирует облик центральной части города. Но, к сожалению, дальше железобетонных работ дело не пошло, и средств сейчас не находится, да и нынешние власти, видимо, не особенно чувствуют надобность в этом здании.
Очень жаль: мы создавали фундаментальную базу топливной энергетики и, конечно, дело должно двигаться вперед. Создание базы строительства, работы по самой станции и угольному разрезу, формирование коллективов и повседневное внимание и забота о социальной сфере были главнейшими в работе руководителей Шарыпово. Он был городом молодых, а отсюда специфические особенности — жилье, детсады, школы, торговля, медицина и многое, многое другое. Одним из первых построили хлебозавод. Я вспоминаю, как Г. Ф. Староватов радостно рассказывал о хлебозаводе, о том мастере, хлебопеке, который у них расширял ассортимент хлебовыпечных изделий. Хлебозаводом шарыповцы гордились и хвастались многими сортами хлеба. Немного позже построили аэродром, и довольно-таки оперативно город связался с краевым центром, создали спортивный комплекс и многое другое. Я не без улыбки вспоминаю, как в один из первых приездов в Шарыпово, когда еще не было ничего, увидел: в открытом поле, на семи ветрах, стоит шит с надписью:
«Здесь будет сооружена Березовская ГРЭС».
А на окраине у одного из первых домов — спаренная пара вагончиков, по фронтону которых громадными метровыми буквами, как-то в ту пору даже было и непривычно, написано «Пресс-центр Березовской ГРЭС». Естественно, обычно начинали не с пресс-центра, здесь же почему-то главным был пресс-центр, о котором громко было заявлено. Пожалуй, это была одна из первых достопримечательностей. Правда, там была потом диспетчерская и оттуда уходили машины. Там обычно и собирались люди, уезжая на объекты. Там была первая бетонная площадка: это был, пожалуй, такой островок, где можно было поставить ногу среди непролазной грязи. Так что отсюда — от пресс-центра — шли все пути. Кому-то хотелось, чтобы было по-новому, по-свежему. В этом месте сейчас стоит мини-пекарня и магазин.
Долгие годы и в плановых органах, и среди ученых, и среди работников системы, — особенно в нашей объединенной энергосистеме, — между кемеровчанами и нами шла такая, я бы сказал, и стратегическая, и тактическая борьба за одну из Березовских ГРЭС.
Дело в том, что она стояла на берегу небольшой речушки. Записана она была вроде бы с нашей стороны, — там, где граница проходит по реке Урюп, кемеровчане же считали, что с их стороны. Мы так подумали — ну что же, все уносы, все неприятности, вся пыль, все азотистые будут покрывать шлейфом территорию нашего края, а выработка энергии, развитие, социальная инфраструктура — с той стороны. Но справедливость восторжествовала и первый замысел, а именно: на нашем берегу Урюпа и ставить станцию. В общем, мы добились, доказали, но это было немного смешно и в то же время серьезно, когда шла вот эта видимая и невидимая борьба, на каком же берегу речки размещать крупнейшую в мире ГРЭС, хотя угольный пласт, разрез тяготели, конечно, к территории того и другого: к области и краю.
Нам упускать социальные блага не хотелось от изменения географии этой ГРЭС. Проектировщик — головной ТОМ ТЭП, уважаемая организация, поддерживала нас, так потом и было утверждено. Вообще к обстановке с углем мы всегда со вниманием относились, в крае была развита энергетика и обеспечивалась надежность работы системы, электрических станций, создание запасов угля на крупных котельных. Отсюда надежная подготовка энергохозяйства и жилого фонда к зиме всегда были вопросами первостепенными.
Мы даже не без гордости всегда называли, что не кончалась зима, не сходил снег, а секретариат краевого комитета партии в середине апреля утверждал уже объемы и задания по созданию запасов угля к следующему отопительному сезону.
Мы понимали, что железнодорожники не должны возить авралом уголь только осенью, и энергетики не должны его заготавливать тогда, когда полетят «белые мухи». Речь шла о непрерывном процессе добычи угля, создании его запасов. Поэтому мы всегда поддерживали и железнодорожников, и угольщиков в том, чтобы равномерно станции забирали уголь, создавали запасы, хотя это создавало и хлопоты, и некоторые неудобства в подготовке угля и уходе за ним, чтобы он не загорался, но с надежными большими запасами мы могли спокойнее входить в зиму: когда на станциях есть надежный запас, так и зима легче кажется. А не так, как были в последние годы всевозможные разморожения, аварийные ситуации.
Это была система в течение полутора-двух десятков лет. Не все с нами соглашались, но это уже была воля и контроль крайкома партии. А партия действовала, главным образом, в интересах трудящихся людей.
Как-то, будучи по делам в Кремле, проходил по зданию, где размещено правительство. Иду мимо кабинета первого заместителя председателя правительства Льва Алексеевича Воронина, в котором два-три раза в неделю бывал. Вдруг распахнулась дверь, и с таким шумным разговором, явно что-то доказывая, в коридор вышел министр путей сообщения Геннадий Матвеевич Фадеев, с ним еще несколько человек. Увидев меня, он изумленно развел руками, говоря:
«Леонид Георгиевич, да мы только что вспоминали Красноярский крайком партии, вспоминали о вас, как вы ритмично и методично вели работу по созданию запасов угля в течение лета, а не штурмом. Вот на меня сейчас опять нажимают: «Давай уголь! И в сжатый период». Я и рассказал, как четко, планомерно проходила работа в Красноярском крае».
Было приятно, что он добрым словом вспомнил нашу практику: она действительно была такая ответственная и серьезная. Причем это характеризовало наше внимание к энергетике. Также бились и за развитие научно-исследовательских вопросов, связанных с КАТЭКом, в частности, бились и за строительство крупной базы НИИ КАТЭКа: у нас уже существовала лаборатория, а потом отдел: он находился на улице Киренского, недалеко от «Сибцветметавтоматики». Но нам нужен был солидный базовый, фундаментальный институт по проблемам Канско-Ачинского комплекса. Долго не решались вопросы, все не хватало средств, и Госкомитет по науке и технике Академии наук не особенно поддерживал и, соответственно, дело не сдвигалось.
Федирко попросил меня:
«Поезжай и в министерство, и в Госкомитет, и в академию, надо вопрос двигать и строить».
Как сейчас вспоминаю, убедил я Михаила Ивановича Щадова, первого заместителя министра угольной промышленности и Гурия Ивановича Марчука, в ту пору работавшего председателем комитета, хотя и не с первого захода, с такими солидными письмами, а потом дело сдвинулось. Поздней Марчук смеялся:
«Ну вы, красноярцы, как камень, брошенный в воду: приехали в Москву, и круги широко по воде пошли».
Дело сдвинулось и здание НИИ стало строиться. И сейчас стоит здание, 28-этажное, симпатичное, формирует облик центральной части города. Но, к сожалению, дальше железобетонных работ дело не пошло, и средств сейчас не находится, да и нынешние власти, видимо, не особенно чувствуют надобность в этом здании.
Очень жаль: мы создавали фундаментальную базу топливной энергетики и, конечно, дело должно двигаться вперед. Создание базы строительства, работы по самой станции и угольному разрезу, формирование коллективов и повседневное внимание и забота о социальной сфере были главнейшими в работе руководителей Шарыпово. Он был городом молодых, а отсюда специфические особенности — жилье, детсады, школы, торговля, медицина и многое, многое другое. Одним из первых построили хлебозавод. Я вспоминаю, как Г. Ф. Староватов радостно рассказывал о хлебозаводе, о том мастере, хлебопеке, который у них расширял ассортимент хлебовыпечных изделий. Хлебозаводом шарыповцы гордились и хвастались многими сортами хлеба. Немного позже построили аэродром, и довольно-таки оперативно город связался с краевым центром, создали спортивный комплекс и многое другое. Я не без улыбки вспоминаю, как в один из первых приездов в Шарыпово, когда еще не было ничего, увидел: в открытом поле, на семи ветрах, стоит шит с надписью:
«Здесь будет сооружена Березовская ГРЭС».
А на окраине у одного из первых домов — спаренная пара вагончиков, по фронтону которых громадными метровыми буквами, как-то в ту пору даже было и непривычно, написано «Пресс-центр Березовской ГРЭС». Естественно, обычно начинали не с пресс-центра, здесь же почему-то главным был пресс-центр, о котором громко было заявлено. Пожалуй, это была одна из первых достопримечательностей. Правда, там была потом диспетчерская и оттуда уходили машины. Там обычно и собирались люди, уезжая на объекты. Там была первая бетонная площадка: это был, пожалуй, такой островок, где можно было поставить ногу среди непролазной грязи. Так что отсюда — от пресс-центра — шли все пути. Кому-то хотелось, чтобы было по-новому, по-свежему. В этом месте сейчас стоит мини-пекарня и магазин.
Площадка строительства Берёзовской ГРЭС-1
Трудно представить, что так было, когда видишь асфальтированные улицы, магистраль прямо до ГРЭС. И вот Березовская ГРЭС № 1 работает, под нагрузкой два агрегата и строится третий
Следующая публикация
Нет комментариев