В гостях у белки

Автор неизвестен. Сломанной куклой усадили Ольгу на лавочку, засунув в сумочку скомканные доллары, сказав, что это ей за услуги, противно заржали и, сев в машину, уехали."Наконец-то одна", - подумала Ольга и потеряла сознание. Она очнулась на больничной койке, через сутки. Все тело болело так, словно по ней проехалась многотонная фура. Еле разлепив пересохшие губы Оля прошептала: – Пить, я хочу пить, – и, задрожав, от воспоминаний, опять окунулась в темноту. Когда она снова пришла в себя к ней подошла санитарка, убирающая палату. – Очнулась, голубка, – мягким голосом сказала она, погладив Олю по голове. – Ничего, ничего, – и, увидев, что большие глаза девушки наполняются слезами, продолжила, – наш Игорь Николаевич знаешь какой хороший доктор, он тебя быстренько на ноги поставит! На, попей-ка водички и успокойся.Врач пришел через час. Высокий, симпатичный с добрыми, карими глазами, он был воплощением всего, что нравилось ей в мужчинах. Когда-то нравилось, в прошлой жизни, до того как..От его прикосновения, Ольга дернулась, как от разряда тока. – Не надо, –прошептала она чуть слышно, – пожалуйста, не трогайте меня, я не хочуууууу… Забилась в истерике, и только после укола провалилась в глубокий, успокоительный сон. Утром, вместе с врачом, к ней пришел следователь, чтобы взять показания. Он подробно начал расспрашивать Ольгу о насильниках, попросив рассказать поподробнее о себе, как она очутилась в том ужасном доме и была ли ранее знакома с этими выродками. Изо всех сил, стараясь не разреветься, Оля начала свой нелегкий рассказ. – Я учусь в университете на втором курсе архитектурного. Живу в студенческом общежитии, вечером, чтобы было на что-то жить, подрабатываю официанткой в ресторане. У меня никого нет, кроме старенького дедушки, который растил меня после смерти мамы. Своего отца я никогда не видела, – Ольга перевела дыхание, – он оставил маму, когда узнал, что она беременная мной.Эти трое иногда приходили в ресторан на ужин. Было видно, что они из богатеньких сынков, потому что сорили деньгами, снимали сомнительных девиц, устраивая кутежи, вели себя очень нагло и развязно.Она старалась их не обслуживать и администратор, от греха подальше, посылал к их столу официанта Славика. В тот вечер Славик был выходной, а другие были заняты банкетом какого-то крутого клиента. Так что к мажорам пришлось идти ей. Поздоровавшись и подав меню, Ольга приготовилась принять заказ. – Для начала, крошка, принеси нам виски, потом кофе, а мы пока подумаем, что заказать, – сказал блондин, нагло пялясь в вырез ее блузки, – а еще, за скорость, мы платим хорошие чаевые, так что шевели своими булками, детка, – и они громко рассмеялись. Она уже ставила на стол последний кофе, когда сидевший справа, рыжий детина, толкнул ее локоть и все, что было в чашке, грязным пятном расползлось по белой фирменной футболке блондина. Ольга, быстро схватив салфетку, промокнула жижу, но сделала только хуже. – Блин, ты что натворила, – да ты... да я тебя с работы вышвырну, криворукая! Ты знаешь, сколько эта майка стоит, да тебе на нее и за полгода не заработать! – и, больно ущипнув Олю за щеку, замахнулся, а она вся сжалась в комочек, ожидая удара и боли.Быстро подошедший администратор успокоил компанию, предложив отдать вещь в чистку за счет заведения. Стянув футболку прямо в зале и бросив ее на пол, блондин надел на голое тело пиджак, и под одобрительные слова друзей, что так даже прикольнее, залпом выпил виски. – Ладно, – нагло улыбаясь, сказал он Ольге, – позже отработаешь, – и вся компания продолжила пить, обсуждая прошедшие гонки на мотоциклах. Расстроенная девушка, с трудом отработала смену, думая, как свести концы с концами после платы за химчистку, да и обида, что вины ее в этом нет, не давала покоя. Об угрозе блондина она совсем забыла.Оля шла по ночному городу, думая о завтрашнем, нет, скорее, уже сегодняшнем зачете, когда из притормозившего автомобиля, выскочили двое парней и, ударив ее по голове, затащили в машину ее бесчувственное тело.Очнулась от того, что в лицо ей брызгали водой и хлопали по щекам, приводя в сознание. Увидев знакомые лица все поняла без слов. Она сопротивлялась как могла, а они гоготали, сдирая с нее одежду, не желая слышать ее мольбы о пощаде. – Я буду первый, – сказал блондин и начался самый страшный кошмар на свете. Он действительно был первым. Первым мужчиной в ее жизни. Глядя на посеревшие лица следователя и врача Ольга горько и с надрывом заплакала.А двое здоровых мужиков стояли рядом с ее кроватью и впервые в жизни не знали какие слова подобрать, чтобы успокоить эту славную и невинную в своей простоте и доверчивости девушку, такую красивую, нежную и совсем беззащитную...За месяц, проведенный в больнице, Ольга, постепенно начала приходить в себя. Она подружилась с доктором и по его просьбе стала называть просто Игорем. Они много разговаривали, вернее больше говорил Игорь, а она слушала, улыбаясь этому замечательному мужчине, жалея, что не встретила его раньше. Она влюбилась. Ольга рассказала Игорю о своем детстве, о маме, рано ушедшей от рака, о дедушке, который живет в небольшом городке и, из-за этого, видятся они только на каникулах. Она знала, что ее отца зовут Анатолий Северов. Он был всего на год старше мамы и учился в Политехническом. Состоятельные родители Северова, никогда не признавали Марину. Узнав, что она ждет ребенка, предложили деньги на аборт, сказав девушке, что испугавшись отцовства, их сын уехал учиться за границу. А через некоторое время и сами перебрались туда жить. Марина с отцом, продав квартиру, переехали в небольшой городок, где и родилась я, как две капли воды похожая на маму. – Почему вдруг такая профессия, – спросил Игорь, когда речь зашла об ее учебе в университете. – С самого детства я строила дома из всего, что попадалось под руку: песка, глины, кусочков дерева и стекла, бумаги и пластилина, даже из травы и цветов. Ольга улыбнулась. – Я всегда, представляла, что живу в большом и светлом доме своей мечты, где все очень счастливы, у меня много детей и любимый муж. Спальня расположена в мансарде, с большим окном на потолке и во всю стену рядом, чтобы ночью любоваться звездным небом, а утром восходом солнца!В день выписки, Ольга зашла к Игорю в кабинет, чтобы еще раз поблагодарить за помощь и попрощаться. От резкого запаха кофе ком из желудка поднялся к горлу, и резко побледнев, она схватилась за стол, еле устояв на ногах. Ее задержали в больнице для обследования.Заключение врачей о том, что она беременная, привело девушку в такой шок, что она почти сутки не могла говорить. А потом, пошла в гинекологическое отделение и записалась на аборт.Когда Игорь зашёл в ее палату, она даже не шевельнулась, тупо глядя в окно безразличным и пустым взглядом. Осторожно присев на край кровати он обнял Олю за худенькие плечи, прижав к себе, и ее прорвало. Она долго и надрывно плакала на его груди, а он молча гладил ее по голове своей большой и теплой ладонью. – Почему? За что мне все это? – Заикаясь после истерического плача, и глядя в его глаза, спросила Ольга, - разве мало того, что они сотворили со мной, а теперь еще и этот ублюдок неизвестно от кого! Я не хочу и не буду рожать этого ребенка! Я его уже ненавижу! – Послушай меня, моя хорошая и славная девочка, – Игорь заправил выбившуюся прядь ее волос за маленькое ушко, – это ТВОЙ и только ТВОЙ ребенок, который ни в чем не виноват! А еще, если ты позволишь, он будет и моим, потому что я люблю тебя! Хочу, чтобы мы были всегда вместе! – И поцеловал. Они еще долго говорили о ребенке, о том, как и где будут жить, а Ангелы, слыша их разговор, запоминали, чтобы исполнить все их желания. Игорь не рассказал Ольге, что несколько дней назад, он встречался со следователем по ее делу. Мажоры оказались сынками очень влиятельных родителей, блондин – сыном депутата, а папаши остальных двоих, его помощниками. Результаты анализов и заключений врачей об изнасиловании Ольги пропали и из протокола следствия, и из картотеки больницы. Самому следователю посоветовали не совать свой нос куда не следует, если он не хочет лишиться звания и вылететь с работы с волчьим билетом. Его начальник, опустив глаза сказал, что дело закрывается, поскольку нет никаких доказательств вины парней, кроме слов девчонки, нет и свидетелей, а презумпцию невиновности еще никто не отменял.Прямо из больницы Игорь забрал Ольгу к себе. Они были очень счастливы в его небольшой, но ставшей такой уютной с ее приходом двухкомнатной квартире. Оля познакомилась с родителями Игоря, милыми и добрыми людьми, которые сразу стали называть ее дочкой. А еще они ездили к деду, которому очень понравился его будущий зять и он был горд и счастлив за свою внучку.Игорь ничего не сказал Ольге, что после рассказа о семье начал поиски ее отца, Анатолия Северова, хотя и сам не совсем понимал, зачем он это делает. Просто считал это правильным и все. Жизнь продолжалась. На предложение Игоря пожениться Ольга не ответила отказом, только попросила отложить это событие после родов. Она часто, задумчиво гладя свой подросший живот спрашивала себя, как она относится к этому нежеланному ребенку. И тут же, сама же себе отвечала – никак.Она шла на занятия в университет, когда ее окликнули. В открытом кафе за столиком сидел блондин. – Что мышка, зубки захотела показать! Забудь, ничего у тебя, тварь, не получится, – он снял очки, и замер, заметив, округлившийся живот Ольги. – Ты что! Ты беременная?! Почему не сделала аборт, дура, ты деревенская!Ольга, с презрением, посмотрела на этого избалованного жизнью мажора и ничего не ответив, пошла дальше, не слушая его дальнейшие угрозы и выкрики. Она шла и думала, как такое ничтожество носит земля, почему такие нелюди, как он, продолжают безнаказанно существовать после содеянного ими, дышать воздухом и наслаждаться жизнью.Вечерний телефонный звонок раздался, когда она готовила ужин. Думая, что звонит Игорь, она ответила, даже не посмотрев на номер входящего звонка. – Слушай меня внимательно, красавица, и не выключай телефон, – от звука незнакомого, с нотками угрозы голоса Ольга испугалась, но все равно спросила, кто ей звонит, и откуда знают ее номер телефона.Звонивший мужик хрипло рассмеялся и было в этом смехе что-то неуловимо знакомое и ужасное, от чего по всему телу пробежала дрожь. – А ты что, до сих пор не поняла, что для меня нет ничего невозможного?! – То ли спросил, то ли подтвердил звонящий, – мой сын сказал, что ты беременна, если это правда, то ты должна немедленно избавиться от этого ребенка. Я договорюсь и заплачу. Завтра к десяти утра будь готова ехать в клинику. -Я не собираюсь убивать своего ребенка, он только мой и больше ничей, – она и сама не знала, откуда у нее появились твердость и уверенность в голосе. – А на вас и вашего сына, кто бы вы ни были, я плевать хотела, а будете мне угрожать, дам интервью по телевизору, ясно? – И выключив телефон, Ольга горько заплакала. Вечером девушка рассказала Игорю о звонке. Нежно поцеловав, он успокоил ее, сказав, что с интервью отличная идея, тем более, что есть знакомый корреспондент. И взяв ее на руки, предложил заняться более приятным для них делом…Больше Ольгу никто не беспокоил. Они смотрели по телевизору танцевальное шоу. Сидя на диване в объятьях Игоря, который нежно поглаживал ее огромный живот, Ольга рассуждала о том, как они назовут маленькую дочку, ждать которую осталось совсем недолго.Прервавший шоу экстренный выпуск новостей заставил обратить внимание на экран. Диктор подробно рассказывал об ужасной аварии, унесшей жизни сына депутата Госдумы и двух его друзей, ехавших по трассе на недопустимой скорости, выражая соболезнования родным и близким погибших.Но продолжения ни Игорь, ни Ольга не слышали, потому что отошедшие околоплодные воды и частые сильные схватки говорили о том, что начались стремительные роды и надо было спешить в больницу. Они успели вовремя, а буквально через час на свет появилась маленькая Анастасия. Уставшая и счастливая Ольга, прижимая к груди свое маленькое чудо, с благодарностью смотрела на любимого мужчину, который спас и уберег ее от самой непоправимо ошибки в жизни. Ровно через месяц они поженились и обвенчались в церкви. Прошел год. Ольга собиралась с дочерью на прогулку, когда в дверь позвонили. На пороге стоял красивый, седой мужчина. – Я Северов, Анатолий Северов, – волнуясь, представился он, – можно мне войти? Ольга отошла в сторону, жестом приглашая его в квартиру. – Чай или кофе?, – машинально задала она вопрос, когда Северов удобно устроился в кресле. – Если не трудно, то просто стакан воды, – ответил он, разглядывая белокурую малышку с яркими синими глазами, - это…, – он не успел закончить фразу. – Это моя дочь, Настя, и ваша внучка, – прервала его Ольга, – как вы нас нашли? Северов объяснил, что сначала по просьбе Ольгиного мужа нашли его, а он, связавшись с Игорем, узнал все подробности и адрес, по которому сможет найти ее найти. Он встал, подошел к Ольге, и сказал, заглядывая ей в глаза: – Ты так на нее похожа, такая же красавица, какой была моя Марина. Я очень долго искал твою маму, – продолжил Северов, – потому что так и не смог забыть и разлюбить ее, но клянусь, я не знал о твоём существовании, доченька, – и его глаза наполнились слезами, – родители, обманули меня, сказав, что Марина избавилась от ребенка, потребовав крупную сумму денег, а я дурак, им поверил. И все равно, продолжал ее искать. Отец, недавно умер, а мать во всем призналась. Прости меня, если сможешь. Мне так жаль, что Марина не с нами... Они, долго стояли, обнявшись – отец и дочь, такие счастливые, что есть друг у друга. А маленькая девочка смотрела на них своими глазами, похожими на глаза этого незнакомого дяди и не могла понять, почему они то улыбаются, то плачут. Обстановку разрядил пришедший с работы Игорь. Намекнув, что позже с ним разберется, Ольга, накрыв стол, пригласила всех ужинать. Она смотрела на свою семью и радовалась видя, как легко мужчины нашли общий язык. А между тем отец рассказал, что живет в Германии, его компания занимается разработкой и продажей медицинской техники. Семью он так и не создал, поэтому кроме них и матери, которая живет отдельно, у него никого нет. Анатолий предложил Игорю возглавить филиал компании, недавно созданный в России, надеясь, что имея медицинское образование и будучи его зятем, тот окажет ему незаменимую помощь и поддержку.За прошедший год они дважды ездили к отцу в Германию, а он почти каждый месяц приезжал к ним. Ольга простила старую женщину, но так и не смогла назвать ее бабушкой, обращаясь к ней по имени отчеству. Та же души не чаяла в свое правнучке, не спуская ее с рук и балуя до невозможности.А еще к ней приходил депутат, слезно прося увидеться с внучкой, обещал золотые горы. То, что Настя дочь блондина, подтвердил тест, сделанный по-тихому из взятого в роддоме биоматериала. Ольга отказалась и от богатства, и от общения с этим семейством, нисколько не жалея этого недочеловека, потерявшего своего единственного сына, потому что он хотел убить ее ребенка.Весной, когда расцвели сады и природа наполнилась буйством красок, Игорь предложил Ольге поехать с ним на прогулку. На вопрос, куда они едут, загадочно ответил, что это сюрприз. Утром он посадил своих девчонок в машину и повез на встречу с будущим. Когда приехали, Ольга, увидев сказочно красивый дом, замерла от восторга, а потом счастливо засмеялась, обняла своего мужа, целуя и безостановочно говоря, – спасибо, спасибо, спасибо…Это же по моему проекту «Дом мечты», – сказала она, немного успокоившись и проходя внутрь.А Игорь, взяв ее за руку, повел показывать их спальню, такую, о которой она всегда мечтала. – А здесь, - сказал он, открывая двери, – будет детская комната для Насти, нравится? – Очень нравится, – Ольга посмотрела в его лучащиеся счастьем глаза, – только будет нужна еще одна, через восемь месяцев.

Как тёща зятя проучила... Автор : Михаил Лекс Серафима пришла в гости к дочке и её мужу. В одной руке у неё была большая сумка, а в другой большая коробка. — Твой-то дома, надеюсь, — спросила она у Алёны, как только вошла в квартиру и поставила сумку и коробку на пол. — Дома, — ответила та, со страхом глядя на мать. — Только я тебя очень прошу, мама... — Не волнуйся, доча, всё будет хорошо. Я ему подарок привезла. Серафима показала на большую коробку. — Что это? — с тревогой спросила Алёна. — Увидишь, — гордо ответила Серафима. — Мама, только я тебя очень прошу, давай без… — Всё будет нормально, не переживай, — уверенно сказала Серафима. — Твоя мать знает, что делает. — Ой, — тихо произнесла Алёна. — Когда ты так говоришь, мама, мне страшно становится. В прихожую с кухни вышел Антип с котлетой в руке. Он обедал, когда приехала тёща. Услышал, что она ему что-то привезла. Стало интересно. Вышел из-за стола, захватив котлету. — Серафима Яковлевна, — неторопливо, с достоинством произнёс Антип, не переставая при этом жевать. — Наше Вам. — И тебе того же, — ответила Серафима. — Вот. Подарок привезла. — Подарок? — обрадовался Антип, глядя на большую коробку. — Подарок — это хорошо. Я подарки люблю. А что за подарок? — Открой коробку. Увидишь. Антип доел котлету, вытер жирные руки о штаны и открыл коробку. — Что это за мерзость? — Антип скорчил кислую физиономию. — Пылесос, что ли? На кой он мне? — Пылесосить, — ответила Серафима, не моргнув глазом. — Мама, — испуганно сказала Алёна, — я же просила… — Всё нормально, доча, — ответила Серафима и посмотрела на зятя. — Ну, а ты чего растерялся, Антип? Не знаешь, для чего пылесосы нужны? Никогда ими не пользовался, что ли? Антип настолько был ошеломлён происходящим, что не сразу понял, о чём его тёща спрашивает. — Что? — переспросил он. — Никогда не пылесосил, спрашиваю? — ответила Серафима. — Так там инструкция есть. Ознакомься. До Антипа так и не доходило, чего от него хотят. Он растерянно переводил взгляд с тёщи на жену, а с жены на коробку с пылесосом. — Мама... — тревожно прошептала Алёна Серафима отмахнулась от дочери. — Отстань. Не видишь, я с Антипом разговариваю. Ну, как, зять? Нравится подарок? К тому времени Антип уже пришёл в себя и стал соображать чуточку лучше. «Только спокойно, Антип, — сказал он себе, — держи себя в руках. Попробуй с тёщей по-хорошему поговорить. А вот если не получится, поговоришь по-плохому». — Конечно... большое Вам спасибо, Серафима Яковлевна, — сказал Антип, — за подарок, и всё такое. Но, чтобы Вы знали, пылесос у нас уже есть. — И что? У вас и машина была, а вы вторую купили. — С машинами как раз всё понятно. Одна — моя. А вторая — Алёны, — ответил Антип. — Ну, и здесь то же самое. Один пылесос — её, а этот — тебе. — Мне? — Тебе, родной. Кому же ещё-то. У Алёны уже есть. — А зачем он мне? — Не знаешь, зачем пылесос нужен? — Пылесосить. — Ну, вот. Ты сам ответил на свой вопрос. — Так у нас уже есть. — Так тот — её. А этот — твой. Личный! — Мама... — испуганно прошептала Алёна. Серафима в ответ просто махнула рукой. — Вы это серьёзно, Серафима Яковлевна? Вы, что, думаете, я стану это делать? — А куда ты денешься. Конечно, станешь. Вот прямо сейчас и начнёшь. И я отсюда никуда не уйду, пока не увижу, как ты пропылесосишь всю квартиру. Из принципа. Так что, давай. Начинай. Или я обижусь. «Принципы у неё, — подумал Антип. — Обидится она! Тоже мне! Нашла чем пугать. Да обижайся ты сколько угодно, змея. Мне на все твои обиды и принципы начхать и растереть». Антип криво улыбнулся. — Да за кого Вы меня принимаете? — спросил он. — Да я за всю свою семейную жизнь не то что... Я посуду ни разу не мыл. Носок ни разу не постирал. — Научишься, — воодушевлённо ответила Серафима. — Научишься, дорогой! Я в следующий раз привезу тебе такой подарок, сразу научишься и посуду мыть, и стирать. А хочешь и гладить сразу научу? — Может, Вы не поняли, Серафима Яковлевна, я не тот человек, который позволит кому-то... — Хватит болтать, — строго сказала Серафима. — Читай инструкцию и приступай к делу. Хочу увидеть, как мой подарок работает. Мало ли что. Вдруг он сломан. Тогда обменяю. Давай. Приступай. Серафима уселась в прихожей на стул и уставилась на зятя. — Тянешь время, Антип, — сказала она. — Ты меня знаешь. Я никуда не уйду, пока своего не добьюсь. «Чего она добивается? — думал Антип. — Неужели она не понимает, что прямо сейчас её дочь может лишиться мужа?» — Я ведь могу обидеться, Серафима Яковлевна, — сказал Антип. — Вы об этом не думали? — И что? Пылесось и обижайся, сколько влезет. Одно другому не мешает. — Я ведь и уйти могу, Серафима Яковлевна. — Никуда ты не уйдешь, Антипушка. Потому что некуда тебе идти. Разве что к маме своей вернуться. В однокомнатную квартиру. «По-хорошему не понимает», — подумал Антип и решил прибегнуть к суровым мерам. — Серафима Яковлевна, я ведь и вломить могу, — сказал он. После этих его слов Серафима достала из большой сумки кочергу. — Я тебе вломлю, — спокойно сказала она. — Я тебе так вломлю, мало не покажется. Доставай пылесос, дармоед. Кому сказано. Вломит он. Один такой вломил. До сих пор забыть не может. — Мама... — прошептала Алёна. — Не серди меня, доча. Уйди куда-нибудь. В гостиную иди. Телевизор посмотри. Там мой любимый сериал сейчас начнётся. «Кто её знает, — подумал Антип. — Вдруг и в самом деле кочергой приласкает. Лучше не рисковать. С Алёнкой я бы справился. Алёнка никогда бы не посмела кочергу на меня поднять. А эта... Лучше с ней сейчас не спорить. И в глаза не смотреть. А то, кто её знает. Вдруг у неё нервы слабые. Пылесосить я, конечно, не буду. Но уйти отсюда хочу живым и здоровым». — Ладно, — спокойно сказал Антип, — пусть так. Только после сами со своей дочерью объясняйтесь, почему она без мужа осталась. — Никак уйти собрался? — всплеснула руками Серафима. — Ухожу, Серафима Яковлевна. — Мама... — жалобно произнесла Алёна. — Спокойно, дочка. Никуда он не уйдёт. Кишка у него тонка. Он скорее согласится стать домашней хозяйкой при тебе, чем к маме своей вернуться. — Нет уж, — злобно прошептал Антип, — лучше на первом этаже у мамы в однушке, чем на тридцать пятом в трёшке у жены и тёщи под каблуком. — Ну-ну... — Ах, как плохо Вы, оказывается, меня знаете, Серафима Яковлевна, — сказал Антип и пошёл собирать свои вещи. Он неторопливо складывал их в чемоданы, надеясь, что или Алёна заступится, или тёща одумается. Но Алёна испуганно молчала, а Серафима одумываться не собиралась. Обе только наблюдали за тем, как Антип собирается. — Я пошёл, — сказал Антип, когда уместил всё своё имущество в два чемодана. Он посмотрел на жену. — А ты, Алёна, ничего не хочешь сказать мужу на прощание? — спросил он. — Мама... — жалобно произнесла Алёна и посмотрела на Серафиму. — Да никуда он не уйдёт, доченька. Всё это не более чем дешёвая показуха. «Ладно, — подумал Антип. — Сейчас уйду, а когда тёща уедет, вернусь. И всё у нас с Алёнушкой будет хорошо. Всё будет по-прежнему. Как раньше». Антип уже хотел выйти из квартиры, но тёща окликнула его. — Вот так и уйдёшь? — спросила она. «Что? — подумал Антип. — Страшно стало. Змея гремучая». — А как мне надо уйти? — с вызовом ответил Антип. — И ключи от квартиры оставить не хочешь? — язвительно поинтересовалась Серафима. А вот это был удар ниже пояса. Этого Антип точно не ожидал. Он обернулся и посмотрел на Серафиму, затем перевёл взгляд на Алёну. — Мама... — жалобно простонала Алёна. Антип не знал, как поступить. — Что растерялся? — спросила Серафима. — Почему ключи забираешь? Или ты собрался уйти, чтобы вернуться? — За кого Вы меня принимаете? — гордо ответил Антип. — Ключики от квартиры сюда, пожалуйста. Тогда и уходи. Или оставайся и начинай пылесосить. Антип решил уйти. «Иначе после сам себя уважать не смогу», — подумал он. Антип небрежно бросил ключи на пол, выволок из квартиры чемоданы, вышел сам и со всей силы хлопнул дверью. Алёна с облегчением вздохнула. — Неужели ушёл? — радостно сказала Алёна, а на её глазах появились слёзы счастья. — Как видишь. — Господи, даже не верится. Я всю дорогу думала, что не получится. — Когда ты мне пожаловалась вчера, что он тебе не помогает и ведёт себя как свинья, а ты не можешь его выгнать, потому что хочешь, чтобы он сам ушёл, я сразу поняла, как это сделать. Надеюсь, проучила его на всю жизнь. — Спасибо тебе, мама. Ты даже не представляешь, как он меня утомил. Мало того, что сам дома только и делает, что ест, спит, да грязь разводит, так ещё и через день друзей своих сюда приводит. А выгнать его — рука не поднимается. Муж ведь. К тому же, я ведь сама его на себе женила. А теперь — другое дело. Он сам ушёл. Я его не выгоняла. — На всякий случай, доченька, смени в квартире замки, — посоветовала Серафима. — Вдруг он дубликаты ключей сделал. С него станется. — Сегодня же сменю, — ответила Алёна. — А с пылесосом что делать? — Да, выкинь его, и дело с концом. Он ведь не рабочий. Это мой старый пылесос. Уже давно сломался. Не выкидывала, думала, пригодится. Вот и пригодился. — А если бы он пылесосить начал? — Не начал бы. — Откуда такая уверенность? — Так он же сам сказал. Лучше на первом этаже у мамы в однушке, чем на тридцать пятом в трёшке у жены и тёщи под каблуком. Гордая личность. Гордости Антипу хватило ненадолго. Он пришел к Алёне уже на следующий день. Просился обратно. Говорил, что согласен пылесосить, мыть за собой посуду и даже стирать. Алёна его не пустила. — Ты мне не веришь? — кричал за дверью Антип. — Но я действительно изменился. Я стал другим человеком. — Тогда тем более, — кричала в ответ Алёна. — Зачем мне муж подкаблучник? «Вот как понять женскую логику, — думал Антип, — сначала ей не нравится, что я ставлю себя выше её. А теперь, когда я упал ниже плинтуса, ей, оказывается, не нужен подкаблучник. Может, она меня просто не любит? Тогда зачем женила на себе? Не понимаю». Всё стало понятно через полгода, когда у Алёны родилась дочка. Тогда только Антипа пустили обратно. Но с условием, что пылесос и мытьё посуды будут на нём. — А будет плохо себя вести, обратно к маме поедет, - сказала тёща. *** Рассказ впервые опубликован на Дзен. Канал автора :"Как стать счастливым? "⤵️ https://dzen.ru/mleks *** Публикуется с разрешения автора. Распространение ( копирование) в другие группы, без согласия автора, запрещено🚫.

Белка Автор : Йошкин дом — Вер, да не таскай ты ребёнка по улицам! – В один голос говорили Верке соседки. Мужа у женщины никогда не было. От кого нагуляла малышку, и сама вряд ли знала. Машенька родилась слабенькой, недоношенной. Росла, как трава в поле, превращаясь в хорошенького кучерявого ангелочка. Если бы не болезненная худоба, да не синяки под огромными васильковыми глазами, девочку можно было назвать красавицей. Ходила малышка в обносках, что отдавали сердобольные соседи от выросших ребятишек. Мальчуковые поношенные штанишки, ботиночки со сбитыми шустрыми детскими ножками носами, да лыжные шапочки. Спутанные кудрявые волосики Верка безжалостно кромсала старыми ножницами, от чего они кудлатились, не успев вырасти, и делали Машеньку похожей на облетевший не до конца одуванчик на тонком стебельке. В последнее время нигде не работавшая ни дня Верка пристрастилась таскать дочку на вокзал. Там она усаживала Машу около ступенек, клала у её ног картонную коробку и уходила. В небольшом станционном городке поезда останавливались часто и подолгу стояли, пропуская составы с соседних веток. Уставшие пассажиры выскакивали из своих вагонов размять ноги, курили, покупали у станционных торговок пирожки и варёную картошку. Однажды, в какой-то из одинаковых, как близнецы, дней занесла нелёгкая на вокзал и Верку. Машенька привычно семенила за матерью, не спрашивая, куда и зачем они идут. Вдруг один из пассажиров внимательно посмотрел на ребёнка, окинул взглядом Верку и полез в карман. Протянул купюру. — Купи ребёнку поесть, мамаша. Он у тебя светится весь, того гляди упадёт. Как вас таких только земля носит. – Сплюнул под ноги и заскочил в вагон тронувшегося поезда. Верка быстро сообразила, что на дочке можно заработать. И с этого дня маленькая Машенька отправлялась на вокзал в любую погоду. Коробочка у её ног, то наполнялась быстро, то целый день стояла с несколькими жалкими монетками на дне. Женщины, торгующие снедью на платформе, попробовали было пристыдить Верку, но начальник станционного отдела полиции быстро объяснил им, куда они пойдут отсюда со своей торговлей, если не перестанут совать носы в чужие дела. — Ишь, хахаль ейный. – Шептались они, неодобрительно глядя, как Верка, оставив дочь, заходила в серую дверь опорного пункта. – Всё за постель разрешает. Тоже власть называется. Но возражать никто не смел. Торговали незаконно, часть выручки отдавая тому же начальнику. А других источников дохода не было. Поэтому только бросали укоризненные взгляды на непутёвую мать, да подкармливали, чем могли девочку. Особенно жалела Машеньку старая баба Настя, торговавшая пирожками. Старалась покормить малышку посытнее, давала пирожки не с капустой, а с мясом, да с повидлом. Иногда приносила для неё из дома котлетку. Не смотря на то, что Машенька не переставала шмыгать вечно простуженным носиком и заходилась иногда в сильном кашле, она даже немного посвежела на бабы Настиной кормёжке. В один из дней на станции появилась небольшая белая собака. Беспородная, но симпатичная и довольно ухоженная. То ли случайно потеряли её на вокзале во время стоянки поезда, то ли оставили специально, никто не знал. Собачка несколько дней металась по окрестностям, но, не найдя, видимо, того, кого искала, прибилась к вокзальному сообществу. Машенька, как всегда сидевшая на своём месте, сначала собаки испугалась, но видя, что та просто с любопытством смотрит на неё, нерешительно протянула неожиданной гостье кусочек пирожка. Собака осторожно взяла из худеньких пальчиков вкусно пахнущий комочек, проглотила его и облизнулась. Машенька засмеялась и отломила ещё кусочек. Собака снова съела. Легла рядом с девочкой и начала вылизывать грязную ручонку всё ещё пахнувшую пирожком. Так Машенька и Белка подружились. Белкой собаку стали звать за белую шерсть, скоро свалявшуюся и тоже начавшую кудлатиться. Машенька теперь честно делила еду поровну. Белке пирожок с мясом, себе – с повидлом. И котлетку бабину Настину, если перепадало, тоже делила на двоих. Начальник станции хотел было Белку шугнуть, потому что собак не любил, но Верка упросила его животное не трогать. Расчёт у неё был свой.Пара ребёнок и собака вызывали жалости поболее, чем одна Машенька, и подавать стали больше. Начальник махнул рукой и про Белку забыл. Собака привязалась к маленькой Маше, грела её холодными днями, приваливаясь к ногам девочки тёплым шерстяным боком, облизывала личико и руки, ласкаясь. Машенька обнимала пушистую грязную шею своей новой подруги и в эти моменты была, наверное, почти счастлива. Да и откуда знать про счастье ребёнку, которому в жизни доставались только тычки. Верка дочь не баловала. Никто никогда не видел, чтобы она обняла или поцеловала девочку. Не била, нет. Так, по-матерински иногда шлёпнет, чтоб под ногами не крутилась. А чаще просто не замечала. Как-то, в начале лета, Белка принесла в пасти маленький красный мяч. Где она его взяла, непонятно. То ли нашла в траве около станции, то ли стащила в каком-то дворе. Мяч был новый и блестящий. Глазёнки у Машеньки загорелись от такого подарка. Игрушек у неё никогда не было, играла девочка сигаретными пачками, коих на станции бывало великое множество. Складывала из них пирамидку или домик. А в одной, самой красивой, с золотыми буквами, хранила три разноцветных блестящих стёклышка и фантики от конфет с красивыми картинками. Конфеты иногда давали пассажиры из поездов. Маша делилась с Белкой, но собачка конфет не ела и бумажки её тоже не интересовали. А мячик – это уже была настоящая игрушка, как в магазине. Белка держала мячик во рту и весело смотрела на Машу. Потом опустила игрушку на колени девочки. Маша быстро спрятала подарок под кофточку. Отнимет ещё кто-нибудь! Но Белка подбежала к ней и начала выковыривать мячик лапкой и носом. Достала, опять положила девочке на колени, отбежала немного, словно говоря: «Ну, что же ты, давай играть!». И Маша поняла. Бросила Белке мячик. Собака радостно гавкнула, догнала красный шарик и вновь принесла его Машеньке. И пошла игра! Машенька бросала мяч, Белка приносила. Увидев эдакое веселье, Верка хотела мячик забрать, но Машенька так горько разрыдалась, а торговки так набросились на Верку, что та поставила условие: играть, когда поездов нет. Как поезд пришёл, мяч прятать. Теперь Машенька с Белкой играли по-настоящему. Волосики у Маши отросли к лету, щёчки немного порозовели, и она превратилась в прехорошенького чумазого куклёнка. Верку эта перемена не радовала. А ну как подавать перестанут. Поэтому она по-прежнему наряжала дочь в самые затрапезные одёжки и не слишком заботилась, чтобы ребёнок был чистым. Но опасения оказались напрасными. Белка, жившая, скорее всего, ранее в доме, оказывается, была тоже кое-чему научена. Вскоре научилась «просить»: садилась столбиком, складывала передние лапки и двигала ими, как будто пододвигала к себе что-то. Люди смеялись, и коробочка никогда не была пустой. Этим Верка осталась довольна и больше не грозилась забрать мяч. Но однажды мяч пропал. Белка обегала всю станцию, вынюхивая игрушку, но вернулась с недоуменным видом и легла подле Машеньки. Маша проплакала почти весь день. Не помогли ни вкусная конфетка, ни уговоры торговок. Детское горе трудно было передать словами. К ночи торговки начали расходиться, поездов в ближайшее время не ожидалось, а дома ждали дела, а Верка что-то задерживалась, не спеша забрать Машу. Неожиданно Машенька с Белкой остались у ступенек одни. И тогда из-за здания станции вышел мужчина в серых брюках с небольшой спортивной сумкой на плече. В руках он держал Машин мяч. — Девочка, это твоя игрушка? Привыкшая к огромному количеству чужих людей, Машенька не испугалась незнакомца. Огромные глаза распахнулись искрящейся радостью, она протянула ручонку и кивнула. И тут Белка, которая никогда ни на кого не гавкала, вздыбила загривок, припала передними лапами к земле и хрипло угрожающе залаяла. — Пшла отсюда! – Мужчина сделал вид что поднимает что-то с земли. Но Белка не отступила. Верхняя губа поехала вверх, обнажив ряд мелких, но острых зубов, и собака сделала шаг вперёд. Мужчина неожиданно развернулся, спрятал мяч. — Ну раз он тебе не нужен, тогда я пошёл. — Нужен! Нужен! – Маша уже почти плакала. – Дай! – И побежала за незнакомцем.Белка пыталась остановить девочку, но сделать ничего не могла. Тогда она кинулась прямиком на серые брюки, стараясь ухватить врага за ногу. Удар ногой и собака, взвизгнув, отлетела. Маша бросилась было к Белке, но незнакомец с силой ухватил её за ручонку и дёрнул к краю платформы в сторону насыпи. — А ну стой, падла! – Непонятно откуда взявшаяся Верка бежала по платформе за мужчиной. – Куда дочку повёл?! Слышу собака разрывается, а он вон что удумал. Женщина яростно и бесстрашно приближалась к обидчику. Тот ощерился, не выпуская детскую ручонку, развернулся. -Пшла отсюда! – Как недавно собаке, повторил он Верке. – Мамаша… Уже приготовился спрыгнуть с платформы, и тут Верка коршуном налетела на него. Незнакомец выпустил Машину руку. Что-то щёлкнуло, Верка тихо вскрикнула и осела на землю. По платформе уже бежал начальник опорного: — Верка! Что там? – Орал он на ходу. – Белка прибежала, кричит, как помешанная. Что там у тебя?! Незнакомец сплюнул, метнулся к насыпи и исчез в темноте. Скорая забрала Верку в больницу. Но женщина не выжила. Проникающее ножевое ранение оказалось смертельным. Машеньку с Белкой временно взяла баба Настя. Начальник опорного подтянул все свои связи и нашёл Веркиного двоюродного брата, с которым та не общалась с самого детства. Мужчина жил в большом городе, сыновья у них с женой уже выросли, и они с радостью согласились забрать Машу к себе. — Слышь, мужик, — хмуро сказал начальник опорного, когда Машенькин дядя приехал оформлять опеку, — ты б собаку тоже забрал. Она девочку от смерти спасла, да и каково им друг без друга будет. … — Дядя Лёша, а у нас завтра День первоклассника! – Хорошенькая белокурая девочка с огромными синими глазами со всех ног бросилась к мужчине, державшему на поводке пушистую белоснежную собаку. Собака весело виляла хвостом и нетерпеливо переступала лапами навстречу маленькой хозяйке. — Знаю, Машуль, нам с Белкой уже учительница рассказала. Пойдём готовиться? — Пойдём! Мне ещё стишок выучить надо! Они зашагали по солнечной жёлтой аллее. Белка, радостно подпрыгивая, гоняла яркие опавшие листья. *** Источник : Дзен. Канал автора " Йошкин дом "⤵️ https://dzen.ru/id/5f8f427d77454e74d3aae539 Публикуется с разрешения автора.

В 53 года Гриша решил жить с Машей. Дама совсем не обрадовалась Автор Юлия Кириллова. - Мaш, a дaвaй жить вместе, - рaдостно предложил Григорий. В этот момент он кaк рaз доедaл третью порцию горохового супa. Мaрия Вaсильевнa зaмешкaлaсь. Онa тревожно зaметaлaсь по кухне, принялaсь греметь посудой. Григорий выдержaл пaузу: - Мaш, ты не ответилa. Зрелaя дaмa пожaлa плечaми: - Гришенькa, что зa шутки? У нaс и тaк все отлично. Зaчем что-то менять? Мaрия бесшумно приселa зa стол. Онa укрaдкой крутилa мaссивный брaслет нa левой руке: - Гриш, ты зaмечaтельный. Мне безумно нрaвится с тобой рaзговaривaть. И всё остaльное с тобой тоже нрaвится. Когдa мы видимся, я отдыхaю душой. Честно. Знaешь, дaже с мужем я столько не ходилa по кaфешкaм, не слушaлa уличных музыкaнтов. Мы торопились жить и не умели нaслaждaться моментом. С тобой я сновa чувствую себя женщиной. Счaстливой и любимой. Пусть тaк и будет. - Ну, тaк дaвaй жить вместе. Я не понимaю, почему ты против. Мaшa слегкa нaклонилa голову и плотно сжaлa губы. Минуту онa молчaлa, зaтем признaлaсь: - Когдa не стaло Миши, я думaлa, что все отношения для меня зaкончились. Он был лучшим мужем. Зaботливым, понимaющим. Он был зaмечaтельным отцом – сын обожaл его. Рaди Миши я бежaлa с рaботы, чaсaми стоялa у плиты, приспосaбливaлaсь, стaрaлaсь быть мудрой. Но тогдa мне было 25, a сейчaс – 52. Я не готовa подстрaивaться. Я рaзучилaсь. - Мaш, конфеты и букеты не могут длиться вечно. Дa, мы гуляем в пaрке. Дa, ходим нa концерты. Но иногдa хочется отдохнуть нa выходных: просто полежaть нa дивaне, посмотреть телевизор. Я хочу просыпaться по воскресеньям от зaпaхa домaшних пирогов. Я хочу нормaльную семью. - Гриш, знaешь, кaк я сейчaс живу? Покупaю готовую еду в гипермaркете через дорогу. Убирaюсь рaз в неделю – домa и тaк чисто. Если мы съедемся, ты готов нaрaвне со мной убирaться в квaртире, готовить ужин? - Ты серьезно? Это же женские зaнятия. Может, возьмешь тогдa в руки молоток? - Брaлa сотню рaз, - вздохнулa Мaрия Вaсильевнa. – Я же кaк-то прожилa однa 7 лет. И ты жил в одиночестве. Рaз не погиб от голодa, знaчит умеешь готовить. Мaшa зaглянулa в глaзa Григорию: - Ты спросил о молотке. Отвечaю. Если нужно что-то отремонтировaть, я делaю это сaмa. Нa крaйний случaй звоню сыну. Если он зaнят, вызывaю мужa нa чaс. Гриш, я ищу отношения для души. Никaких функций. - Душa, душa! Зaело плaстинку? – взбесился Григорий. – Придумaлa кaкую-то ерунду. Услышaлa бы тебя моя бывшaя. Онa и пироги пеклa, и квaртиру дрaилa. Без жaлоб и претензий. - A потом без жaлоб и претензий подaлa нa рaзвод, - не выдержaлa Мaшa. – Прости. Хозяйкa перевелa дыхaние и продолжилa: - Мне 52 годa. Я зaрaботaлa нa квaртиру и мaшину, воспитaлa зaмечaтельного сынa. Вечерaми я читaю книги и рaно ложусь спaть. Теперь у меня есть любимый мужчинa. Ты прaвдa дорог мне, но я не готовa жить вместе. Это перебор. Ты остaнешься? - Нет. Зря я потрaтил нa тебя столько времени. Григорий ушел. Мaрия нaлилa бокaл белого полуслaдкого и нaбрaлa номер подруги: - Тaнь, у меня есть лишний билетик в кино. Состaвишь компaнию? *** Источник : Дзен. Канал автора ⤵️ https://dzen.ru/kiravolli

Автор : Катерина Мурашова В жаркий день купила килограмм черешни в уличном ларьке. И запах нагревшихся на солнце ягод напомнил мне давнюю историю. Много лет назад ко мне на прием пришла женщина. Она долго сидела, ничего не говоря, опустив голову и уронив руки. Я тогда еще не очень долго работала психологом, но человеком была уже взрослым и знала: так выглядит настоящее горе. Решила даже не спрашивать ничего — пусть расскажет, когда сама сочтет удобным. — Устала я, — наконец сказала женщина. — Мне заведующая отделением велела к вам зайти. Сказала, у психологов свои методы. Может, подскажете, где сил взять? — Нет у психологов таких методов, — честно вздохнула я, еще не до конца позабывшая свое базовое естественно-научное образование, и спросила: — Но что у вас случилось? — Сын у меня умирает, десяти лет от роду. — Ох… — У меня сбилось дыхание, хотя именно чего-то такого я и ожидала. — А лечить? — Нету больше ничего. Все врачи так сказали. — Он в больнице лежит? — Нет, дома. Сам попросился. Он у меня умный, учился хорошо, учительница всегда хвалила. Слышит же, что вокруг него происходит. Спросил: мама, я умираю? Мне бы, наверное, надо соврать, а я и разревелась, как дура. И он, представьте, меня стал утешать: мам, ну ты не плачь, чего же, все когда-то умрут, ну кто-то позже, кто-то раньше — это же ничего такого. И попросил: «Давай тогда я лучше дома умру, мне там спокойнее будет». Вот мы его и забрали. И вот теперь она каждый час смотрит, как сын угасает, — представила себе я. — У вас есть еще дети? — спросила и с ужасом ждала отрицательного ответа. — Есть. — Я выдохнула с облегчением. — Дочке пять лет, она сначала спрашивала, когда братик встанет и поиграет с ней, а теперь, видно, тоже что-то смекнула и не спрашивает больше. И не заходит к нему. — Вы устали морально или за сыном тяжелый уход? — За сыном — нет. Он спит много. Но есть еще моя бабушка, которая меня вырастила, на другом конце города. — А с ней что? — Вы будете смеяться, — горько усмехнулась женщина, — но она тоже умирает. Но ей-то хоть по возрасту. — Вы за ней ухаживаете? Больше некому? — Ага. Нет никого. Моя мать, ее дочь, в Сочи сейчас живет. С четвертым мужем. А характер у бабушки всегда был резкий, командирский. Она начальником участка работала, над мужиками, а там многие из лагерей, сидели. Я пыталась нанять сиделку — двух она выгнала, две сами ушли. Нет, говорит, мне нужно, чтоб ты, ты понимаешь как. А из тех четырех одна даже медсестра была. — Бабушка знает, что происходит с правнуком? — Знает. И говорит: раз ему уже помочь нельзя, вот и выйдешь из квартиры, съездишь к старухе, пока час едешь в метро, да в магазин, да на людей смотришь — и отвлечешься чуток. В логике бабушке отказать нельзя никак, мысленно признала я. — То есть бабушка в здравом уме? — Абсолютно. Всем бы так. Но вставать уже почти не может. Даже садится сама с трудом. И главное — она практически ослепла. Но еще что-то пытается делать сама. Падала три раза. Врач предлагал госпитализацию, а она сказала: если отправишь меня помирать в богадельню, прокляну, так и знай. Я боюсь. Да и понимаю ее — двигаться-то и видеть она не может уже, а поговорить ей еще хочется, а чужой человек разве поймет, станет слушать? А у меня уже руки трясутся и голова. И звон в ушах. Спать ночью не могу, лежу и в потолок смотрю. В метро недавно заснула и на пол повалилась, люди поднимали, неловко. — А муж есть? Что-то говорит? Делает? — я решила прощупать ресурсы. — Есть. Переживает тоже, конечно. Работает допоздна специально — объясняет: деньги ведь сейчас нужны и еще нужны будут. Как-то я его напрямую спросила: как ты? Он ответил: прости, но мне бы хотелось, чтоб это все уже поскорее кончилось. Это было очень давно. Я была молодой и самоуверенной. Женщина в реально трудной жизненной ситуации пришла за советом по оптимизации энергетических трат. По опыту (а не психологическому образованию) я знала: у каждого, даже самого сильного и самодостаточного человека в жизни бывают моменты, когда хочется, чтобы кто-то как бы компетентный уверенно сказал: делай вот это и вот так. Приступай сейчас. Мне показалось, что это тот самый момент. — Слушайте, я скажу вам, что делать! — решилась я. — Вы перевезете бабушку к себе. — Но у нас нет для нее отдельной комнаты. Двухкомнатная квартира. Мы и так дочку к себе в комнату забрали, чтоб сына не тревожить. Да она и не согласится. — Согласится. В этом и фокус! Вы положите умирающую, но здравомыслящую бабушку в комнату к умирающему сыну. И предварительно велите ей все ему рассказать. Будете давать ей информацию по тем каналам, которые у нее еще работают, чтобы включались воспоминания: старая музыка, вкус, запахи — это самое древнее и мощное. Скажете: это твое последнее задание в жизни. Последняя работа. Чтоб он отвлекся от того, что умирает так рано. А ему скажете: слушай, ей это надо, чтоб уйти спокойно, а у меня уже нет сил. И он уйдет, как бы впитав и прожив ее чертовски долгую жизнь, а вы сможете за ними ухаживать в одном компартменте. Женщина подумала, а потом спросила: — Что такое компартмент? — Обособленная область в живой клетке, как правило, окруженная слоем билипидной мембраны, — четко отрапортовала я. Она взглянула на меня с уважением и, еще чуть поколебавшись, кивнула. — Придете и расскажете, когда все устроится, — велела я ей, про себя подумав: вдруг получится еще хуже? Надо же мне знать. Она пришла. — А знаете, все и ничего. Бабушка у меня хоть и командир, но человек долга: я сказала — надо, так она и не пикнула. Ношу все нюхать, музыку ставлю, готовлю еду по ее заказу, как вы велели. У нее явно включаются воспоминания. Теперь она ему чуть не все время рассказывает, когда он не спит. Про детство, юность свою на юге. Истории всякие с работы, какие судьбы у людей тогда бывали — я и сама бывает зайду и заслушиваюсь. — А сын? — Он слушает, улыбается. Переспрашивает что-то иногда. Хотя и слабый совсем. Потом она немного поплакала и ушла. Я долго сидела и бездумно смотрела в окно. Прошло несколько лет. На прием пришла женщина с голенастой девочкой-подростком. Обе улыбаются. — Нам бы профориентацию. А то она сегодня врачом, а завтра пожарным. Мы с отцом уж замучились. Поговорите хоть вы с ней. — Да без проблем, — я тоже улыбнулась. — Садитесь куда-нибудь. — Вы меня, конечно, не помните. Это много лет назад было… — Вы с дочкой уже когда-то приходили ко мне? — Нет. Я одна приходила. Сын у меня тогда умирал и бабушка одновременно. Вы велели их в одной комнате положить. — Ох… — Он не умер! — женщина расплылась в счастливой улыбке, а у меня по спине пробежали мурашки и затряслась ручка в пальцах. Я взяла себя в руки. — Расскажите. — Что ж рассказать. Ну вот они лежат, и она ему рассказывает. Он слушает. Она ему сразу сказала: «Ты не бойся ничего, ты не один туда пойдешь, я с тобой. Мы там все устроим как надо». Он правда сразу успокоился, а я и рада — сами понимаете. Я за ними ухаживаю. Однажды бабушка мне на ухо, когда он спит, говорит: «Ты уж не обессудь, походи за мной еще, я его одного оставлять не хочу теперь, провожу уж и тогда сразу сама вслед за ним — ты и освободишься». Лежат они, значит, лежат, и не умирают. Ни один, ни другой. Муж говорит: гляди, ведь все их сроки вышли, может, врачи там чего напутали, еще с кем посоветоваться надо? Я, конечно, кинулась. Они говорят: правда, странно, значит, у организма вашего сына еще есть резервы. И потом: вот есть в Москве экспериментальное лечение, не проверено, но шанс для тех, кому уж все равно. Пойдете в группу? Мы с мужем посоветовались, потом сына спросили, а он: это опять в больницу надо? Мы такие: да, но, может, оно поможет тебе и не умрешь. А он: а как же я бабушку оставлю? Мы: а ты ее саму спроси. А она: конечно, поезжай, я тебя тут подожду. Он и поехал. И ему помогло. Группа была из 12 человек. Четверо все равно умерли, у остальных улучшение, а трое самых младших выздоровели совсем! Нам повезло. — А бабушка? — Она как узнала, что ему точно лучше стало, так сразу и умерла. Он расстроился, конечно, но тут уж мы ему объяснили, что она только ради него и держалась, а теперь у него дальше жизнь будет, а ей уже пора было, и он как будто понял. Сказал только странное: смерти вообще-то нет, только вы не понимаете, — а потом и не вспоминал как будто. — Что ваш сын делает сейчас? — В институте учится, на архитектора. А мы про вас недавно вспомнили, узнали, что вы еще тут работаете, и вот, с Ксюшей пришли. — Отчего же вспомнили? Мать кивнула дочери, и девочка, смущаясь, сказала: — Мне брат странный такой комплимент неделю назад сделал: у тебя говорит, Ксюшка, ножки получились такие симпатичные, загорелые, ровненькие, как жареные сухарики с солью и чесночком. Я, конечно, рот раскрыла и говорю: ты это чего?! Откуда взял? А он сначала ушел молча, и только вечером мне все и рассказал: когда он болел и с бабушкой лежал, мама однажды принесла ей с улицы нагретой солнцем черешни. Она ее понюхала и говорит: «Деревья такие все ягодами усыпаны, солнце, в синем небе птичка малая и шмели жужжат. Мне лет шестнадцать. У меня платье желтое с мелкими красными цветочками и косынка красная. Я на лестнице стою и ягоду в широкую корзинку собираю. Она прямо мне в лицо пахнет. А снизу Володька — балагур наш и красавец, смеется и зубы белые на солнце блестят: ах, Леся, уж какие у тебя ножки ладные да ровненькие получились — как сухарики с солью и чесночком. А мне и стыдно, и лестно». И с наивным четырнадцатилетним кокетством: — Получается, у меня ножки как у прабабушки, да? Мы с Ксюшиной матерью долго молчим, проживая нахлынувшие эмоции. А дальше, что ж, дальше — профориентация. Катерина Мурашова

Bитaлькe было всего три года, когда он ocталcя без матepи. Она погибла у него на глaзax, успев отшвырнуть сына от налетевшего на них ревущего мотоцикла. Словно пламя взметнулось её кpaснoe платье, а потом наступила тeмнoта и тишина. Долго мальчик не приxoдил в себя, но врачи сделали всё, что могли, и он открыл глаза. Все бoялиcь того момeнта, когда он спpoсит о матери, начнёт звать её, но мальчик молчал. Он молчал целых полгода, пока однажды не проснулся среди ночи с истошным криком: «Мама!» Так во сне к нему вернулась пaмять, и снова полыхнуло в глазах красное пламя. К этому вpeмeни Виталька уже жил в детском приюте и никак не мог понять, почему его отдали сюда. У него пoявилacь привычка: он стал приходить к бoльшoму окну, из которого была видна дорога и главная аллея, и cтoял, напряжённо вглядываясь вдаль. – Ну, что ты тут постоянно стoишь? – ворчала старая нянечка Тамара, ловко орудуя шваброй. – Маму ждy. Она придёт за мной. – Ох-xo-xo, – вздыхала Тамapa. – Зря ты тут стоишь. Пойдём лучше я тебя чаем напою. – Пойдём, – соглашался мaльчик, а потом снова приходил сюда и смотрел на дорожку, вздрагивая, ecли кто-нибудь подходил к приюту. День шёл за днём, мecяц за месяцем, а Виталька так и не покидал свой пост, ожидая, когда же полыхнёт среди cepого безрадостного дня красное платье, и мать, протянув к нему pyки, скажет: «Наконец-то, я нашла тебя, сынок!» Плакала Тамара, глядя на ребёнка, жалела его, больше чем остальных, но ничем не могла пoмoчь мальчику. А с Виталькой разговаривали врачи, псиxoлoги, ещё кто-то, объясняли, что не надо так долго ждать маму, не следует день и ночь торчать у этого окна, ведь есть много дpyгих занятий, игры, например, общение с друзьями. Виталька удивленно смотрел на этих странных и ничего не понимающих взрослых, кивал им, соглашался с ними, но как только они отпускали его, снова шёл к cвoeму окну. Сколько раз Тамара, приходя на работу, видела сквозь стекло силуэт мальчика, она не могла даже сосчитать сколько раз, yxoдя, махала ему на прощание. Вот и в тот день женщина обернулась, посмотрела на peбёнка и пoшлa домой, медленно передвигая ycталыe ноги. Её путь лeжaл через мост над железной дopoгой, и тут мало кто задерживался, но сегодня там стoяла молодая женщина и напряжённо смотрела вниз. Вдруг oнa сделала какое-то нeyловимoe движение, и Тамара поняла, что та xoчeт сдeлaть. – Ну, и дура ты, – сказала она, подойдя чуть ближе. – Что? Что вы скaзaли? – спросила незнакомка у старухи, сурово глядевшей на неё выцветшими глазами. – Дypa, говорю! Что ж ты удумала, негодница?! Не знаешь что ли, что это грех большой жизни себя лишать? Не ты её себе выбрала, не тебе её и заканчивать? – А если я больше не мoгy?! – с внезапным вызовом выкрикнула женщина, – если cил больше нет? И смыcла во всём этом не вижу?! Что тогда?! – Тогда пойдём ко мне. Я вот тyт за переходом и живу. Там и поговорим. А здесь стoять нeчeгo. И Тамара тихо пошла, не оглядываясь и затаив дыхание. Позади раздались шаги женщины, и Тамара облегчённо вздохнула, хорошо, что она успела вовремя. – Как тебя зoвyт-то, дypёxa? – Оля. – Оля… Дочку мою так звали. Умерла она пять лет назад. Заболела сильно и за год сгорела, так и оставила меня сиротой, живу бобылихой, ни внуков, ни детей, ни мужа. А меня Тамapoй зовут. Да ты проходи, вот моё жилище. Не дворец, конечно, зато своё. Сейчас переоденусь и на стол накрою, поужинаем да чайку попьём, всё и наладится. Ольга с благодарностью взглянула на пожилую женщину и улыбнулась ей. – Спасибо вам за всё, тётя Тамара. – Вот то-то же… Спaсибo… Эх, Оленька, да ведь женщине на земле всегда тяжело жилось. Сколько слёз, сколько страданий перенести приходится. Но в крайнocти кидаться – пoслeднee дело. – Да вы не подумайте, – говорила Оля, согревая ладони горячей кружкой с apoматным чаем, – я вообще сильная. А тут словно помешательство какoe-то нашло. Сама ничего не понимаю… Оля родилась в деревне и до семи лет жила, не зная горя. Отец и мать любили её, ведь она была единственными ребёнком в семье. А потом всё распалось. Папа бpocил их и yexaл куда-то, оказалось, что у него уже несколько лет есть другая семья и другие дети. Мать, не выдержав удара, стала сильно пить и срывать зло на дочери. Потом в отместку мужу, с которым так и не развелась, начала водить в дом чужих мужчин. Она забpoсила все дела, не готовила, ничего не делала по хозяйству, и всё легло на плечи малолетней дочери. Впрочем, очень скоро материны собутыльники pacтащили всё, что оставалось от отца. Оле приходилось наниматься к соседям то на прополку огорода, то на иную помощь, за это ей давали продукты питания, и девушка кормила свою нeпyтёвyю мать, не пoлyчая за это никакой благодарности. Впpoчeм, она добрых слов давно не ждала, понимая, что нормальной семьи с матерью у них уже не получится. Отец за все годы ни разу не позвонил им, не спpoсил, кaк живётся без нeгo. Кто-то говорил Оле, что он переехал жить в другую страну, и она поняла, что больше никогда не увидит его. Сколько обид и унижения вынесла Оля, об этом знала только она сама. Бедность девушки не позволяла ей иметь подруг, и парни сторонились нecчастнoй дочери местной пьяницы, поэтому она страдала от одиночества, как никто другой. Их дepeвня была достаточно зажиточной, и семьи, подобные Олиной, были наперечёт. Потому девушка с юных лет стала изгоем в этом небольшом oбщecтвe. Как-то к пятнадцатилетней Оле, спавшей ночью в своей маленькой комнате, ввaлилcя пьяный coбyтыльник матepи. Только чудом девушке удалось вырваться и выскочить в окно, избежав непоправимых последствий. До paccвета она пpoсидeла за старым покосившимся сараем, а потом, когда yбeдилась, что в доме наступила тишина, и все уснули, пробралась в комнату, забрала свои документы, вытащила из небольшого тайничка деньги, бросила в сумку немного вещей и, не оглядываясь, ушла из дома, чтобы не возвращаться сюда никогда. А к вечеру приехал её отец Иван, чтобы встретиться с дочерью. Он пришёл в ужас от того, что увидел и стал искать Олю, опрашивал соседей, но никто ничего не знал. Зато тeпeрь Ивану стало известно, как жила его девочка все эти годы. Долго рыдал он, сидя в своей дорогой машине, и проклинал себя за то, что так поздно спохватился и вернулся. Иван дoлгoe время был дальнобойщиком и во вpeмя одного рейса познакомился с богатой незамужней женщиной Галиной. Она несколько раз пользовалась услугами транспортной компании, в которой он работал, и каждый раз требовала, чтобы приезжал именно Иван. Он ей понравился и внeшнe и по характеру, и Галина сделала всё, чтобы заполучить его. Так и вышло. За несколько лет их встреч женщина успела родить двух сыновей, а потом заявила Ивану, что уезжает из России. – Xoчeшь жить с нами, давай поедем вместе. А если нет – возвращайся к своей жeнe. Я тебя очень люблю, Ваня, и мне так трудно без тебя будет, но настаивать я не хочу. Дeлaй выбор сам. И Иван выбрал её. Конечно, ему жаль было оставлять дочку, но разрываться на две семьи он больше не хотел. Да и мать Оли утомила его своими постоянными претензиями и ревностью. А ещё она стала прикладываться к бутылке, заливая спиртным лёгкое недомогание, плохое настроение, просто неудачный день. Однажды, когда Оля была в школе, Иван вернулся домой и застал жену с каким-то мужиком. Это решило всё. И кoгдa дeвочка пришла домой, увидела только выпившую мать. Она и сказала дочери, что отец бросил их и уже не вернётся. Не хотела возвращаться домой и Оля. Она уехала в город и там стала искать возможность для заработка. Повезло ей и с жильём. Добрая одинокая старушка Зинаида сдала ей маленькую комнатку, и девушка оплатила её за три месяца вперёд. Когда срок истёк, бабушка предложила вежливой и трудолюбивой квартирантке ухаживать за ней, а за это жить бесплатно. Пять лет девушка выполняла всё для своей квартирной хозяйки, пocледниe два года старушка и вовсе была лежачей. Когда же её не стало, наплакавшаяся, от жалости к ней, Оля с удивлением узнала, что она стaлa наследницей Зинаиды и теперь имела собственную квартирку, хоть и на окраине города и совсем мaлeнькую. Однажды Оля познaкомилacь с Юрием, молодым мужчиной, который очень ей понравился. Юра был вполне cocтоятелeн, работал в банке, и Оля решила, что судьба снова улыбнулась ей. Два года счастливого брака оборвались в тот день, когда Оля застала мужа с другой женщиной. Юрий не cтaл извиняться и пытаться что-то объяснить. Он выгнал любовницу, а потом избил Олю, причём так сильно, что она пaпaлa в больницу. Жeнщина так и не ycпелa сказать Юрию, что беременна. Малыша она потepяла, и врачи скaзaли, что забеременеть ещё раз ей вряд ли удастся. У неё больше не было ни семьи, ни мужа, ни дома. Даже квapтиру, что досталась ей от Зинаиды, Юрий продал через год после свадьбы и купил себе хорошую машину. Тогда Оля не возражала, ведь она любила мужа и считала, что всю жизнь будет жить с ним вместе. Выпиcaвшиcь, Оля шла куда-то, не разбирая пути, и ноги сами привели её к железнодорожному мосту. Тамара внимательно выслушала свою гостью, ни разу не перебив, а когда та зaмoлчaла, сказала: – Ну, так это ещё ничего. А жить всё-таки надо, понимаешь? Ты такая молодая, у тебя всё впереди, и любовь, и счастье. Вот увидишь. Пока поживи у меня, я весь день на работе и домой возвращаюсь только к вечеру. Две недели Оля прожила у Тамары. Снова чужой человек подарил ей нaдeжду на лучшee, и оно очень скоро стало сбываться. Как-то зaшёл к ним новый участковый Григopий, чтобы познакомиться с теми, кто живёт в его районе. Тамары дoмa не было, и он поговорил с Олей, пообещав прийти, когда хозяйка вернётся. Он и в caмом деле приходил ещё несколько раз и быстро стал для Ольги Гришей. Однажды Григорий пoзвoнил Оле и спросил, знает ли она Савельева Ивана Андреевича. – Да, это мoй отец. – Оля, он мнoгo лет ищет тебя. И вот она стала счacтливoй и богатой. Отец, обрадованный тем, что его дочь нашлась, купил ей хорошую квартиру, открыл солидный счёт в банке, помог устроиться на престижную работу, обещал чаще навещать. Однажды Оля решила проведать Тамару, отнести ей гостинцы, пообщаться с дoбpoй старушкой. Она пришла вoвpемя. Тамapa лежала с высокой температурой, больная и немощная. – Что-то меня приcтyп свалил, Олюшка! Боюсь, что не выкарабкаюсь. – Ну, уж нет, тётя Тамара. Скорую я вызвала, они скоро приедут, и всё будет хорошо. Вы мне верите? – Верю. А теперь послушай. Ты ведь знаешь, что я в приюте работаю. Есть там мaльчoнка один, Виталик. Ему нeдaвно пять лет исполнилось. Я ему свою квартиру хочу оставить, там, на полке – завещание. Пусть оно у тебя побудет. – А что это за мальчик? Как я его узнаю? – Узнaeшь. Он один такой. Два года уже у окна на втором этаже стоит, всё мать свою погибшую ждёт. Она, говорит, придёт за мной в своём кpacнoм платье… Приехавшая скорая увезла Тамару в больницу. Долго она там пролежала, потом в caнaторий отправилась. Всё ей Оля оплатила - и лечение, и путёвку. А когда вернулась на работу, прежде всего увидела пустое окно. Виталика кто-то ycыновил. Детвора наперебой рассказывала о том, что за ним всё-таки пришла его мать. В самом деле, однажды утром едва Bитaлькa встал на своём посту, как на дорожке показался женский силуэт. Мальчик вскрикнул и прижал pyку к сильно бьющемуся сердцу: женщина в краснoм платье посмотpeла прямо на него и помахала рукой. – Мама-а-а! Виталик бежал к ней, боясь, что она не дoждётcя, уйдёт, оставит его. Но она, раскинув руки, и сама спешила к нему навстречу. – Мама! Мамочка, poдная! Я знал, я верил, что ты придёшь! Я тебя так ждал, ма - a-a-ма - а… А Оля плакала, обнимая xyденькoe тельце, и твёрдо знала, что сделает всё, чтобы этот малыш бoльшe не знал гopя. С того дня прошло немало времени. Оля и Гриша жили в большом дoмe, вocпитывaли Виталика, который готовился идти в школу и с нетерпением ждал появления на свет братика. С ними же жила бабушка Тамара, искренне благодарная Оле и Грише за всё. И тихое счастье этой ceмьи было в той любви, что они каждый день дарили дpyг другу... Автор неизвестен. Источник : Интернет. Подпишитесь на группу " В гостях у белки " , чтобы не пропустить еще больше интересных рассказов https://ok.ru/group/70000003315123

Мама Автор : Роман Седов Мама? - удивилась Баба-Яга, открыв дверь избушки. - Мама, мама, - проворчала та, и прошла мимо ошалевшей Яги внутрь, - Мать трое суток в пути, сумки тяжёлые таскает, а она спит. - Но я же не знала, что ты приедешь, - начала оправдываться Яга, - Ты бы заранее весточку отправила, я бы… - Могла бы и догадаться! Мама поставила сумки на пол и огляделась. - Ну и бардак у тебя! Ты всегда вот такой неряхой была. - Где бардак то? - оскорбилась Яга, - Тарелка одна немытая. А что паутина да пыль - так это для антуражу. Я же тут и работаю. - Знаю я твою работу, - огрызнулась Мама, - Мужиков к себе в дом водишь! Матери из-за тебя людям стыдно в глаза смотреть! - Я же злодейка, Мама! - возмутилась Яга, - И я их не вожу, они сами приходят, чтобы совету моего мудрого испросить. - Тоже мне, сопля умная! - Мама указала на спящего на печке Баюна, - Это что ещё такое? - Кот. - Я вижу, что не лошадь! Что он здесь делает? Ты же знаешь, что у меня аллергия! Баба-Яга вздохнула, взяла Баюна на руки и бросила в открытое окно. Ошалевший кот зацепился за подоконник, бешено вращая глазами. Наконец лапы не выдержали. - Сволота! - пискнул Баюн и свалился на землю. - Шторы раздвинь, что ли! - Мама вытаскивала из сумки банки и свёртки, - Ослепнешь тут с тобой. Яга покорно раздвинула шторы и спросила: - Что это такое, Мама? - Как что? - удивилась Мама, - Еду тебе привезла. - Мама! - воскликнула Баба-Яга, - У меня есть еда! Я кушаю маленьких детей! Сажаю их на лопату и в печку! - Тоже мне еда, - отмахнулась Мама, - Там есть то нечего. Вот, гляди! Маринованные лягушки в сметане! Твои любимые! - Мама! Они мне никогда не нравились! - Вот что ты кобенишься? - Мама поставила банку на стол и упёрла руки в бока, - Маленькая была и ела, а сейчас смотри-ка! - Выбора не было, вот и ела, - проворчала Яга, - Я теперь взрослая, сама решаю, что мне кушать! Мама отвесила Яге подзатыльник. - Поговори мне ещё! Как с матерью разговариваешь? - А что я сказала то? - Яга тёрла затылок, - Мама, я не маленькая, мне уже восемьсот лет! - Доживёшь до моих годов, там и поговорим. - Лучше бы не приезжала, - в сердцах бросила Яга. Мама положила руку на сердце и со страдальческим видом опустилась в кресло. - Разве можно такое матери говорить? - запричитала она, - Разве я тебя такому учила? - Сама научилась, - Яга гордо тряхнула головой. - Понятно, - Мама выдавила крохотную слезинку, - Вся в своего папашу-подлеца! Она прикрыла глаза рукой и тихонько затряслась. - Ну чего ты, Мам? - испугалась Яга, - Ну чего ты меня слушаешь? Я же не понимаю, чего говорю, глупая и маленькая. Ну ты чего, а? - Я вот о том и говорю, - Мама с совершенно сухими глазами поднялась с кресла, - Учить тебя ещё и учить. Лягушек положить? В сметане! Твои любимые! - Давай, - вздохнула Яга. *** Источник : Дзен. Канал автора "Не такая сказка " ⤵️ https://dzen.ru/skazka

Серый Автор : Мария Мусникова Все деревенские знали, что Серый – злой. Держался всегда надменно, чуть подойдёшь – ругается и в драку лезет. Да и сам лишний раз ни к кому не подойдёт, всё один, всё в стороне. А чем, казалось бы, гордиться? Серый какой-то, невзрачный, вечно грязный, лохматый, шея какая-то кривая, голова вроде как влево клонится. Чего он злится? Хотя, конечно, этакий-то урод. А может и не замечали бы деревенские этого уродства, если бы не дурной характер Серого. Кто знает? Так и жили. Все в деревне, а Серый один на отшибе. Та девушка появилась у них в середине осени. Видно, долго шла, запыхалась, выбилась из сил и села прямо на краю дороги. Сидела, уронив рядом тощую котомочку, поникнув плечами, тяжело дыша и не шевелясь от изнеможения. Из закрытых глаз текли крупные, как летние капли дождя, слёзы. Первой подошла к ней жена старосты. Она ведь в деревне главная. - Ты чья? Откуда? – гордо спросила старостиха. Девушка лишь тяжело вздохнула, не открывая глаз и не шевелясь. - Я жду ответа, - недовольно сказала старостиха. - Из Полянки. Я из Полянки, - с трудом произнесла девушка. - А-а-а. Из погорельцев значит. Ладно, живи у нас, - милостиво разрешила старостиха. И, пригладив сарафан и гордо расправив плечи, отошла, полная достоинства и сознания выполненного долга. Подошли посмотреть на погорелицу и другие бабы. - Бедняжка, такой страшный пожар. Вся деревня выгорела… - Так далеко… - Совсем одна… - Я бы, наверное, от страха умерла. Ужас! Посудачили и ушли. У каждого свои дела, не до пришлой. К вечеру похолодало. Девушка немного отдышалась, но её начал бить озноб. Нужно было как-то устраиваться на ночлег. Она огляделась. На улице не было никого, все сидели по своим избам, у тёплых печек, а на столе в каждой избе стоял горячий ужин. Слёзы снова потекли из глаз девушки. Ей вдруг стало невыразимо жаль себя, голодную, замерзающую на пустой деревенской дороге. «Надо было постараться и дойти до следующей деревни, там бы, наверное, пустили в какой-нибудь дом. Может уже бы спала на тёплой печке», - горестно прошептала она и закрыв глаза легла на холодную землю, собираясь умереть. - Пошли, хватит мёрзнуть, - толкнул её кто-то за плечо. Девушка открыла глаза. Перед ней стоял некрасивый, растрёпанный парень с чуть кривоватой шеей. - Вы кто? – всхлипнула погорелица. - Серый. Пошли, ночью заморозок будет. Нечего тебе тут оставаться. Она больше ничего не сказала и покорно пошла за ним следом. Избушка Серого тоже была грязная и неказистая. Но так там было тепло, такой вкусный был ужин, что девушке показалось, будто она попала на то волшебное озеро, о котором так много слышала дома. Вода там всегда прозрачная и тёплая, в лесу столько всего, что никогда голодной не будешь, и такое всё вкусное, что и словами не передать. И так тепло у того волшебного озера, что и дома не надо, прямо на шёлковой травке можно спать, не замёрзнешь. И лучше того озера места на свете нет. Девушка заулыбалась: - Хорошо здесь. Прямо как на волшебном озере. - На каком ещё озере? – насупился Серый. - Волшебном. И она незаметно рассказала ему про чистое озеро, щедрый лес и шёлковую травку. И про то, что искать заповедное место нужно где-то на юге. Только не каждому оно откроется. - Почему это? – сурово спросил Серый. - Чтобы злое сердце волшебство не испортило. - Злое сердце, - недовольно повторил Серый. – Спи давай, а то вон глаза слипаются. И укрыл её тёплым полушубком. - Спа… - начала она благодарить, но не окончила, провалившись в тёплый, приятный сон о волшебном озере. Она проснулась от того, что волосинка, выбившись из растрепавшейся косы, щекотала нос. Девушка чихнула, тряхнула головой и невольно залюбовалась стоящей на столе миской с горячей и очень аппетитной на вид кашей. - Это тебе, - буркнул кто-то, пододвигая миску поближе к ней. Было темно, поэтому девушке пришлось вглядеться в серую массу напротив. Конечно, это был её вчерашний спаситель. - Спасибо, - поблагодарила она, зачерпывая ложкой совсем чуть-чуть. И вдруг спохватилась: - А Вы? - А мы уже поели, - кажется, Серый улыбался. Но, наверное, ей это только показалось, потому что он тут же сказал своим обычным недовольным тоном: - Я через несколько дней уйду. Далеко и надолго. Может быть до весны. Так что будешь жить здесь одна. - Одна?! – ужаснулась она. - Зато никто не обидит. И вообще, тебя хоть как зовут-то? – насупился он. - Лебёдушка, - грустно ответила она. И, смахнув набежавшую слезинку, добавила: - Просто я ещё никогда не оставалась одна… до пожара… - Привыкнешь, - буркнул Серый и пошёл к двери. - Вы уже уходите? – спросила Лебёдушка с ужасом. - Нет. Мы идём за клюквой. Если хочешь, присоединяйся. - Хочу, - обрадовалась Лебёдушка. – Я обожаю клюкву собирать. Даже больше мамы беру, она мной очень… Она хотела сказать: «гордиться», но поскользнулась и непременно растянулась бы на первом осеннем льду, но Серый её подхватил. Бросив: «Аккуратнее, лёд ведь», неспешно двинулся вперёд, не дожидаясь благодарности. «Ничего, я ему все ягоды отдам», - решила Лебёдушка. Вечером, принеся клюкву домой (Лебёдушка мысленно уже называла избушку Серого домом), она критически оглядела свой «улов». Все как на подбор: ягодка к ягодке. Но как предложить клюкву неразговорчивому Серому? Как не обидеть, ведь она больше его насобирала. Он, кажется, уже обиделся. Повернулся спиной, молча хлеб нарезает. Ужас! Как быть? - Чего копаешься? – услышала она сердитый голос Серого. – Хорошая каша, ешь. - Да я, - растерянно пробормотала Лебёдушка, - для Вас… клюкву… самую крупную… Он молча захлопал глазами, кажется, не понимая услышанного. Два раза беззвучно раскрыл рот, а потом хрипло спросил: - Зачем? - Да Вы же такой хороший, - зарыдала она. – Согрели, накорми-ли-и-и… - Ну, чего ты, - смутился он и неловко похлопал её по плечу. – Ладно, возьму… Спасибо. И убрал её отборные ягоды в подпол. Заснула Лебёдушка с улыбкой. Утром, открыв глаза и увидев снова на столе миску с кашей, девушка горестно вздохнула: - Проспала. - Ничего и не проспала, - ворчливо ответил Серый. – Как раз за клюквой успеем. - Я не о том, - вздохнула Лебёдушка. – Я Вам сама хотела кашу сварить. - Всё! Надоело! – взорвался Серый. – Я тут один живу! Один! А ты: «Вам, Вам»! Кому вам-то?! Тебе! Испуганно вытаращив глаза, Лебёдушка только молча кивала. Он вдруг резко замолчал, заметив этот её испуганный взгляд. Придвинув ей миску с кашей, опустил голову и пробурчал: - Прости, я горячусь быстро. Не хотел напугать. И отошёл, сел нахохлившись в своём углу. - Серый, - позвала она тихонько. - Что? – буркнул он, не поднимая головы. - Давай вместе поедим. - Зачем? - Просто… я не привыкла есть одна. У нас большая семья… была, - вздохнула Лебёдушка. - Ладно, - проворчал он, придвигаясь к ней и пододвигая ей миску. – Ешь. - Спасибо, - улыбнулась она. – А это… тебе. И поделила пополам кашу ложкой. - Я завтра уйду, - сказал он немного хрипло. – Так надо. - Завтра? – она подняла на него полные слёз глаза. - Скоро ты плачешь, - улыбнулся он. – Не переживай, я обязательно вернусь. Обязательно. - Я буду ждать, - тихо прошептала она, опуская глаза. - Жди, - ответил он ещё тише. Весь день она чувствовала себя как-то странно. Почему-то хотелось смотреть на него не отрываясь, но как только он встречался с ней взглядом, она тут же придумывала себе какое-нибудь неотложное дело подальше от него. В несколько бестолковой суете прошли приготовления к отъезду. Собственно особо готовить Серому было нечего, кое-что из еды положил в заплечный мешок, показал Лебёдушке, где у него в избушке что лежит, вот и все сборы. «Провожу», - решила Лебёдушка, но опять проспала. Проснулась от ощущения полнейшего одиночества. - Ушёл, - сказала ещё до того, как заметила, что Серого в избе нет. Зато на столе стояла бережно накрытая полотенцем миска. Лебёдушка весело рассмеялась непонятно чему. Прибрала в избушке, намыла стол, лавку, окно, пол. Уставшая, но счастливая вышла передохнуть на улицу. Села на завалинку, прислонившись спиной к холодным брёвнам избы, прикрыла глаза, радуясь нежаркому осеннему солнышку. - А мы уж не чаяли тебя живой увидеть, - раздалось над ухом. От неожиданности Лебёдушка даже подпрыгнула. Испуганно вскрикнула: - Кто здесь?! - Мы, касатушка, соседки. Ни спать, ни есть не можем, всё думаем, как ты тут, у злодея Серого-то? – запричитали бабы. - Хорошо, - оторопело ответила девушка. - Да где уж хорошо, - махнула рукой одна из баб. – Что уж тут может быть хорошего, у Серого-то? - А что может быть плохого? – всё ещё несколько испуганно спросила Лебёдушка. - Да что ты! – замахали руками бабы. – Это же Серый! Припадочный! Да он… И не успела Лебёдушка рта раскрыть, как на неё был вывален целый ворох рассказов о злодеяниях Серого. Как он того колом прогнал, этого послал, той нахамил, чуть что – в драку. Когда очередь дошла до того, как Серый в бане злого духа вызывал, Лебёдушка уже стояла руки в боки. - Вот что, соседушки любимые, - начала она нараспев, - а не шли бы вы… Набрала побольше воздуха в грудь и гаркнула что есть мочи: - По домам!!! Бабы шарахнулись в стороны как испуганные куры, посмотрели на неё округлившимися от ужаса глазами и побежали в сторону деревни. - Припадочная! – донеслось оттуда, когда бабы добежали до домов. «Уйду, - была первая мысль Лебёдушки после столкновения с бабами. – Куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого гадюшника». И вдруг словно молния пронзила её совсем другая мысль: «А он? Он же уверен, что я его дождусь. Здесь». Села на лавку, устало опустила руки на колени. - Что же теперь делать? – спросила вслух сама у себя. И сама ответила: - Ждать. Несмотря ни на что. Соседки, впрочем, больше не беспокоили. Что взять с припадочной? Серый ей как раз в пору. Так ей и надо. И больше жалеть убогую чужачку не стали. Не нуждается она в соседской жалости, вот пусть одна и живёт. Сбежал от неё Серый, как есть сбежал. Ей и самой иногда приходили в голову такие мысли. Особенно зимой, когда за окном завывала метель и на душе становилось совсем тоскливо. Где он, Серый? Помнит ли о ней? Или забыл уже, а она сидит здесь одна. В особо отчаянные минуты она твёрдо говорила себе: - Весной уйду. Как снег растает, так и уйду. Нечего мне здесь делать. Но снег растаял, солнышко уже припекало, на деревьях распустились первые почки, а она всё ждала. Всё боялась, что уйдёт и не увидит его больше. Один из дней выдался особенно дождливый. Серость и сырость вгоняли в уныние. «Всё, ухожу, - решила Лебёдушка. – Нечего больше ждать». Оглядела в последний раз своё одинокое жилище, подошла к двери, протянула руку и… С плачем уткнулась в мокрую от дождя грудь Серого. - Ты улыбаться-то умеешь? – спросил он, целуя её в мокрые щёки. - Умею, - всхлипнула она, вытирая глаза и целуя его. – Ты где был так долго? - Дом нам строил. На заповедном озере, про которое ты рассказывала. Я там каждую осень охочусь. Сразу место узнал. Вот и подумал дом там поставить. Будешь со мной там жить? - Буду, любимый, - счастливо прошептала она. © Copyright: Мария Мусникова, 2015 Свидетельство о публикации №215090700720 Источник : проза. ру⤵️ https://proza.ru/avtor/maryamusnickova

Испытание дружбы Автор : Галина Захарова Нина последний раз окинула празднично накрытый стол, чуть выровняла вилку, стряхнула с нарядной скатерти невидимую крошку. Хотя она ожидала гостей, но всё равно вздрогнула, когда в квартире раздался звонок. Прошлась нервными пальцами по вороту платья, поправила поясок и пошла открывать. - Ираида, здравствуй, дорогая. – Нина широко распахнула дверь перед гостьей и отошла в сторону. - Тебе, подруга. С юбилеем! – Ираида вручила хозяйке яркий букет в шуршащем целлофане, подарочный пакет и круглую коробку с тортом. - Ну зачем. Я пирогов напекла, – принимая подарки, сказала радостная Нина. - Знаю я твои пироги. Они тебе никогда не удавались. – Ираида сняла плащ, поправила причёску пред зеркалом. – Ну, веди. Подруги вошли в комнату. - Какой стол! А почему тарелки только три? А дети не приедут? – сыпала вопросами гостья. - Дети с внуками приедут в субботу. А мы сегодня узким кругом посидим. - И кто третий? – настороженно спросила Ираида и испытующе глянула на подругу. - Увидишь. Сюрприз. Занимай место, какое приглянулось, – предложила Нина и пошла на кухню. Вскоре она внесла в комнату вазу с букетом уже без целлофана, водрузила её на край стола. Они успели перекинуться парой слов, как в дверь снова позвонили. Нина беспокойно взглянула на гостью и пошла открывать. Ираида прислушивалась к приглушённым голосам, шуршанию целлофана, пытаясь угадать, кто пришёл. Вскоре в комнату вошла Нина, прижимая к груди букет роз. Она отошла в сторону и в дверях показалась пышногрудая невысокая женщина с простым круглым лицом и крашеными в рыжеватый цвет кудрявыми волосами. - Ты?! Зачем ты её пригласила? С ума сошла? – Ираида вскочила с места и гневно сверкнула глазами на Нину. Испуганная новая гостья прижалась спиной к стене. - Что ты вскинулась? Мой юбилей, кого хочу, того и приглашаю. Проходи, Тома. – Но Тома стояла у стены, как приклеенная, вся пунцовая. - Не ожидала от тебя такого. Сюрприз приготовила, – пробормотала недовольно Ираида и отвернулась к окну. Грудь её часто вздымалась под цветастой шифоновой кофточкой. - Садись Тамара вот сюда. Я сейчас. – Нина снова ушла на кухню. Всё время, что хозяйка отсутствовала в комнате, две гостьи молчали, не глядя друг на друга. Нина вернулась, неся в одной руке вазу с розами, а в другой - открытую бутылку вина. Вазу она поставила на стол рядом с первой. И сразу начала разливать вино в пузатые бокалы на тонких коротких ножках, приговаривая: – Я так рада, девочки, что мы снова вместе. Сейчас выпьем, станет веселее и легче. Даже не верится, что из моих пятидесяти пяти лет пятьдесят мы с вами дружим. - Дружим? Ты так предательство называешь? – сказала гневно Ираида. – Как тебе в голову пришло пригласить её? – Она сделала ударение на слове «её», имея в виду Тамару, напряжённо сидевшую с торца стола. – Не хочу обижать тебя в такой день, а то встала бы и ушла. - Хватит, Ида. Поднимайте бокалы. Я сама скажу. – Нина выпрямилась с бокалом в руках. - Я рада вас видеть обеих, девочки. Вы самые мои близкие люди. Мы изменились, постарели. Да-да, Идочка, не качай головой. Но у меня такое чувство, что сейчас Ида разревётся, заметив пятно от супа на подоле платьица, а Тамара сунет ей в руки свою потрёпанную куклу, успокаивая, и разревётся за компанию. Женщины одно мгновение, молча, смотрели на Нину, а потом дружно прыснули. Они выпили. Нина суетливо предлагала салаты, сырно-колбасную нарезку… - Огурчики попробуйте. Я сама мариновала. Чуть позже картошечку горячую принесу с мясом. - Не суетись. Все попробуем. – Ираида накладывал себе в тарелку салат, не обращая внимания на Тамару. Несколько минут в комнате раздавался только стук вилок по фарфору тарелок. Они выпили ещё. На этот раз тост сказала Ираида. Не удержалась и упрекнула подругу за неудачный сюрприз. Они были совершено разные. Полная и скромная Тамара в голубом платье, с крашеными в рыжеватый цвет мелкими кудряшками волос. Маленькими виноватыми глазками она испуганно стреляла то на Ираиду, то на Нину. На бледном лице Нины, покрытом сеточкой мелких морщин, выделялись большие, немного грустные зелёные глаза. Тёмные волосы коротко пострижены. Светлое платье в красные цветочек с пояском подчёркивало её по-девичьи стройную фигуру. Высокая и сухопарая Ираида в своей цветастой кофте и чёрной юбке плиссе походила на строгую гувернантку. Обесцвеченные волосы начёсом взбиты в пышную прическу. В мочках ушей болтались длинные серьги, а на морщинистой шее – нитка крупного жемчуга. Она смотрела на подруг снисходительно, свысока. Те безоговорочно всегда отдавали ей первенство в красоте, элегантности и руководстве. Она всегда была самой капризной и взбалмошной из них. Но друзей, как и родителей, не выбирают. Ида поставила на стол недопитый бокал и оглядела комнату, чуть прищурив глаза как кот на солнце. - У тебя всё по-прежнему. Кажется, что ничего не изменилось, – сдержано, с чуть заметным пренебрежением, сказала она. - Обои другие, диван новый купила, занавески. Скоро ко мне приедет Филипп, будет учиться в институте и жить у меня, - ответила на замечание подруги Нина. - Уже? Кажется, совсем недавно отмечали рождение твоего внука. Как быстро летит время! А Павел, так и гуляет холостяком? – Оживилась Ираида. Тамара прислушивалась к разговору, ловя каждое слово. - Да, пока не женился, но у него уже есть дочка. – Улыбнулась тепло Нина, вспоминая взрослого сына. - Ишь ты, какой шустрый. – Неодобрительно заметила Ираида. – Если бы не она, - мотнула головой в сторону Тамары, - Степан сидел бы сейчас рядом с тобой. – Она наиграно вздохнула. - Зачем ты так? Степан погиб, чего говорить о нём. – Постаралась сгладить резкое замечание Нина. - Ну да. Пусти козу в огород… На мой бы характер, я не только её не пустила бы на порог, а космы повыдергала бы. – Ираида свысока глянула на притихшую и пунцовую Тамару, а Нина накрыла дрогнувшую руку той своей. - Не надо ссориться, девочки. Не портите мой день рождения. Ты, Идочка, у нас самая умная, самая принципиальная. Только когда я заболела и не выходила из больницы почти год, не ты, а Тамара сидела с моими детьми. Готовила, стирала, лечила, когда они болели, в школу и садик водила. Она, а не ты, – тихо повторила Нина. - Ага. И Степана к рукам прибрала. Нет, я не против, если тебя этот факт не коробит. – Ираида сердито поджала губы в тонкую линию. - Я думала, что умру. Врачи разводили руками. Почки отказали от бесконечных химий… Но мои дети были под присмотром, сыты и здоровы. А Степан… Я знала, на что иду, когда позвонила Тамаре и попросила взять на себя заботу о моей семье. – Нина замолчала ненадолго. - Степан бы один не справился. В маленькой квартире, рядом с молодой и здоровой женщиной, какой мужчина бы выдержал и остался верен умирающей жене, которая превратилась в скелет. Я не с какой-то чужой и хитрой женщиной оставила их, а с Тамарой, лучшей подругой. А ты была занята карьерой. Ты согласилась бы стать матерью двум детям, хоть на время? Убирать за чужими детьми, мужем? То-то же. Когда из больницы вернулась, меня ветром качало, еле ходила, сил не было. Краше в гроб кладут. Степан сразу признался во всём. Я сказала, чтобы он сам решал. Сказала, что если останется со мной, не позволю ему бегать к Томе. Через два дня он объявил, что решил уйти к ней. Молодому мужчине нужна здоровая женщина, а не ходячий скелет без сил. Я отпустила. Он приходил часто к детям, содержал нас, пока я не стала работать. Думаешь, легко был отпустить? Ночи напролёт ревела, волосы на себе рвала. Жалела, что не умерла. Но не хотела силой привязывать его к себе… А потом он попал в аварию. Так что некого нам с Тамарой делить теперь. Степана нет, а мы живы. Дружба – она крепче любви. Любовь проходит, а дружба остаётся. - Я гнала его назад, к вам с детьми. Поверь. – Вспыхнула снова Тамара. - Молчи уж, – резко оборвала её Ираида. - Степан не изменял мне. Я сама его отдала. Нет на Томе вины. Моя вина, что выжила. Меня Бог простил, жизнь сохранил. Не имею права судить никого. Нужно прощать и в первую очередь себя, - тихо сказала Нина. Ираида слушала исповедь Нины и качала головой. - Кому скажи, не поверит. Прямо мыльная опера, - пробормотала она чуть брезгливо, но без злости. - А жизнь - она круче, чем кино. Такое сотворит, что фантазии не хватит придумать. Перетасовывает людей почище, чем крупье карты. – Стояла на своём Нина. Тамара благодарно взглянула на неё. - Лучше расскажи, как тебе в твоём замке живётся, – сменила тему Нина, обращаясь к Ираиде. - Хорошо живу. Только гляну в окно, как мои сверстницы с внуками гуляют во дворе, такая тоска берёт, хоть вой. Вот слушала тебя и думала, какие вы счастливые обе. У тебя муж был, дети, внуки. Тамара, хоть и недолго, тоже замужем была, чужих детей понянчить успела. А я всё принца ждала… Квартира большая, дорогая мебель, ремонт... К Нинке придёшь, бывало, то на игрушку наступишь, то на детские вещи разбросанные наткнёшься. На ковре нитки да мусор вечно валялись. Разговаривали, а я всё с пола что-то подбирала, без дела не сидела. А у меня как в операционной чисто. Некому мусорить. – Ираида тяжело вздохнула. - А ты, Ида, почему замуж не вышла? – тихо спросила Тамара и тут же смутилась от своей смелости. Ираида коротко глянула на неё, но не ответила грубостью. - Я хотела. Замуж. На выпускном уже беременная была. - Ты? – удивлённо дружно вскрикнули Нина и Тома. - Я. А чего так уставились на меня? Думаете, я каменная? Валерка сказал, что ему учиться надо, чтобы сама решала. Мать уговорила аборт сделать. После этого на парней глядеть не могла. – Ираида помолчала. - Я в Степана влюблена была. В седьмом классе вместе сидели за партой, помните? Не красавец, но добрый парень. Яблоко принесёт из дома в школу, на перемене разделит пополам, поделится, – задумчиво призналась Ираида. - Да. Степан такой был, – со вздохом сказала Нина. - Я на выпускной платье сшила красивое, для него старалась. А у тебя, Нин, простое совсем было. А он провожать тебя пошёл. - Нельзя нам девочки ссориться. Вместе надо держаться. Кто не без греха? Жизнь уже покатилась под горку, да как быстро. Если бы не моя болезнь… Для чего-то она дана была мне. – Нина тоже вздохнула и замолчала. - Кто послушал бы, сказал бы, что спятили старухи. – Ираида покачала головой. - Мы не старухи. Мы сильные женщины, прошедшие огонь, воду и медные трубы. И выжившие. Давайте выпьем за нашу дружбу, за Нину, собравшую нас вместе, примирившую нас. – Тамара подняла свой бокал. Они выпили, а потом запели. У Ираиды был красивый сильный голос, а подруги подпевали. У Нины голос низкий, глубокий, а у Тамары, наоборот, высокий и звонкий. Ида руководила, рукой показывала, когда верхнюю ноту брать, как долго держать, где куплет оборвать… Нина вызвала такси, отправила подруг по домам. Убрала со стола, перемыла посуду. «Такие разные, непохожие мы. У каждой свое представление о счастье. Судьба свела нас вместе и испытывала, кого болезнью, кого любовью, кого богатством. И всех вместе дружбой. Если бы начать с начала, готова всё повторить, кроме болезни. Всё правильно я сделала. Тогда нельзя было по-другому…» Звонок телефона прервал размышления Нины. - Ниночка, я уже дома. Хорошо посидели. Спасибо, дорогая, что собрала нас. Люблю тебя, - тараторила без остановки Ираида. - Через месяц у меня соберёмся, на мой юбилей. Тамаре я сама позвоню, приглашу. Не бойся, не обижу её. Нина усмехнулась. Чтобы Ираида сама позвонила Тамаре? Это что-то из ряда вон. «Какие замечательные у меня подруги. Спасибо, Господи, что они есть, что я живу...». Если бы мы слушались нашего разума, у нас бы никогда не было любовных отношений. У нас бы никогда было дружбы. Мы бы никогда не пошли на это, потому что были бы циничны: «Что-то не то происходит» или: «Она меня бросит» или: «Я уже раз обжёгся, а потому…» Глупость это. Так можно упустить всю жизнь. Каждый раз нужно прыгать со скалы и отращивать крылья по пути вниз» Рэй Брэдбери Источник : Дзен. Канал автора :Живые страницы ⤵️ https://dzen.ru/gazakharova Публикуется с разрешения автора

Автор Ксения Дмитриева. Дочь пришла из школы с виноватой физиономией. И со строгой записью в дневнике: «Ударила своего одноклассника! Просьба разобраться и провести беседу!» Начала разбираться — позвонила учительнице. Да, взяла и ударила. Он её не бил. А она ему — хрясь! — и прямо по физиономии. И со всей силы. Ребята могут подтвердить. В первый раз я подралась с мальчиком в детском саду. Он ударил меня в раздевалке сапогом по голове. Он бил всех, сильно и больно, мальчиков и девочек. Все его боялись, он был без тормозов. Ему было очень смешно, когда жертва плакала. Хорошо помню, как он смеялся и радовался, когда у меня из рук вырвали сапог, занесённый для ответного удара. Но не помню, как я чисто технически, умудрилась загнать ему в ноздрю сухую горошину. Мальчика водили к врачу. Больше он меня не трогал. В первом классе меня единственный раз в жизни дёрнули за куцые хвостики. Которые тщательно сооружала мама из моих не желавших расти волос. Я обернулась и врезала, улыбающемуся до ушей любителю чужих хвостиков, пеналом по голове. Советским металлическим пеналом-коробкой, которым можно было заколачивать гвозди. И больше никто и никогда не прикасался к моим хвостикам. С мальчишками я много и успешно дралась на равных. До тех пор, пока не выяснилось, что эти же вопросы можно решать другими, менее травматичными, но часто более болезненными способами. И хорошо помню причины, по которым начиналась драка. Я совершала поступки, не совместимые со званием девочки. Когда мальчик делал что-то, на что по его мнению, я ответить не могла, ещё и радовался при этом. Например, бил сапогом и ждал, что я буду сидеть и реветь. Или дёргал за хвостики зная, что я не смогу ответить тем же. Отнимал что-то и держал зная, что я не смогу дотянуться, и так далее. В третьем классе Антон, с которым у нас была честная борьба за лидерство, не омрачённая пока всякими гендерными заморочками, на перемене задрал на мне юбку. Это был удар ниже пояса. Потому что ответить чем-либо адекватным по степени унижения, я не могла. Он удирал от меня, перепрыгивая с парты на парту и радостно хохоча. А я стояла внизу (тоже символический акт унижения) и сжимая кулаки, смотрела на его удаляющуюся спину в чёрной водолазке. Мы только что пришли с завтрака и я держала в руке творожный сырок в шоколадной глазури. В те времена их продавали в бумаге. Они всегда текли и быстро превращались в кашу. И посмотрев на свою руку, я поняла, что сейчас поражение обернётся полной и бескомпромиссной победой. Я медленно и аккуратно, никуда не торопясь, развернула этот сырок. Планеты надо мной выстроились в одну линию — и я точно знала, что сейчас у меня всё получится. Антон уже сделал один круг по партам и пошёл на второй, удаляясь в конец класса. Одноклассники почтительно хихикали, стоя у стен. Девочки смотрели на меня сочувственно. Я улыбаясь, занесла руку с сырком, размахнулась и бросила. Сырок просвистел через весь класс и влепился аккурат в центр его спины, роскошным белым снежком посреди чёрной водолазки. Остаток перемены мне пришлось провести в женском туалете. Слушая, как разъярённый Антон ломает дверь. Я сидела на подоконнике, болтала ногами и была совершенно счастлива. Как я и думала, всё-таки моя дочь «ударила своего одноклассника» не просто так. Он целенаправленно её доводил. Добиваясь того, чего все они добиваются такими способами. Она попросила его не трогать чехол с очками — а он его трогал. Потом хватал, потом размахивал у неё перед носом. А она просила и просила.. А потом играл с ней в игру «а ну-ка отними»- ненависть к которой, она вероятно унаследовала от меня. И ему было ужасно весело. И тогда она, интуитивно выбирая между двумя способами — пожаловаться учительнице или решить вопрос самой, — врезала ему по физиономии. Современные пеналы мягкие и в таких делах бесполезные, учебники тонкие и не солидные. Поэтому она обошлась рукой. И представила я себе всю эту картину в красках. Как она просит, уговаривает- а он смеётся, и прячет чехол за спиной. А она и злится, и переживает, потому что ей строго-настрого велено беречь очки. И я поняла, что сказать мне ей нечего. И теперь она стоит несчастная, передо мной, опустив голову. Потому что в школе ей наверное, уже объяснили, что девочки так себя не ведут. И что все вопросы можно решить словами. Она в ожидании моих гневных речей. И я махнула рукой на всю эту педагогику. — Ну и молодец, — говорю, — всё правильно сделала. Я обняла, и поцеловала её, совершенно ошалевшую. И мы пошли обедать. А в дневнике я написала: «Разобралась. Поговорила. Ругать не буду. Потому что я бы на её месте поступила точно так же».