«Мы готовы даже ценой нашей жизни защитить русскую революцию, которая несёт мир и братство всему миру. Русская революция, как революция за освобождение трудящихся народов, является в то же время и нашей революцией, революцией венгерских трудящихся», — такую клятву произнесли пленные венгры в Омске в феврале 1918 года, вступая в Красную армию. Кем были и откуда взялись красные мадьяры, давно ставшие одним из мифов российской Гражданской войны? Сколько их было и, наконец, куда они ушли?

Последние несколько десятков лет, а именно с конца 1980-х гг., вокруг венгерских и других иностранных бойцов РККА сложилось несколько невероятных, но уже прочно укоренившихся в массовом сознании мифов. Утверждается, что советские власти скрывали массовое участие иностранцев на стороне красных в Гражданской войне и что Красная армия выигрывала сражения за счёт дивизий, сформированных из мобилизованных венгров и китайцев. «Красные мобилизовали 80 000 мадьяр, которые залили кровью всю Россию», — автор лично слышал подобное заявление от одного уважаемого и известного в профессиональных кругах историка. Можно услышать и то, что венгры и китайцы (о которых будет отдельный разговор) были жестокими наёмниками и карателями. Тех из них, кто не хотел служить красным, морили голодом. Воевали они либо за деньги, либо под страхом расстрела.

Утверждения вида «от нас всё скрывали» основаны на простом недостатке знаний: раз ничего не слышал, значит, того и не было. Между тем в советское время издавалось огромное количество как популярной, так и научной литературы об участии иностранных интернационалистов в Гражданской войне. Чтобы убедиться в этом, достаточно ввести поисковый запрос в библиографическую базу любой крупной библиотеки. Массовые выходы книг и статей приходились на юбилейные 1957–1959 и 1967–1969 гг. Позднее увидели свет и обобщающие монографии. Отдельно издавались краеведческие исследования и сборники местных документов — от западных областей Украины до Владивостока и Чукотки. Список литературы, приведённый в конце статьи, — лишь вершина айсберга.

Образ воинов-интернационалистов широко использовался в советском и зарубежном кино. Некоторые художественные ленты были целиком посвящены им — например, советский фильм «Олеко Дундич». Самым ярким и близким к реальности можно считать вышедший в 1967 году советско-венгерский фильм режиссёра Миклоша Янчо «Звёзды и солдаты». Он основан на событиях, происходивших в разное время и в разных местах, но гениально сведённых сценаристом и режиссёром в единый нарратив.

Миф об ордах иностранцев как основной ударной силе РККА требует более детального разбора, причём в нескольких аспектах: откуда венгерские солдаты взялись в России, сколько венгров участвовало в Гражданской войне на стороне красных и какое их количество единовременно сражалось на фронтах. Попробуем разобраться.

Абсолютное большинство венгерских бойцов Красной армии были австро-венгерскими военнопленными, захваченными в ходе Первой мировой войны. К концу 1917 года, по приблизительным, но наиболее точным данным Международного Красного Креста, в русском плену находилось 54 146 офицеров и 2 050 000 солдат австро-венгерской армии. Из этого числа около четверти составляли венгры. Все военнопленные содержались в более чем 400 лагерях по всей стране. По военным округам лагеря распределялись следующим образом:

Московский — 128,

Казанский — 106,

Туркестанский — 41,

Харьковский — 37,

Иркутский — 30,

Омский — 25,

Одесский — 18,

Петроградский — 15.

Сколько же военнопленных венгров приняли участие в Гражданской войне на стороне красных и какими мотивами они руководствовались?

Точной цифрой мы, к сожалению, не располагаем. Во-первых, такой подсчёт невозможен из-за часто стихийных появлений первых красногвардейских и партизанских отрядов, где учёт вёлся небрежно или отсутствовал вовсе. Во-вторых, сильно мешают цифры, приводившиеся в советской и белогвардейской печати, а также в прессе стран Антанты тех лет: все стороны по разным причинам завышали число интернационалистов в рядах красных.

Советская агитация преследовала при этом цель вовлечения в дело мировой революции как можно большего числа военнопленных. Пропаганда противников советской власти, чтобы оправдать интервенцию, навязывала миф о том, что немцы и австрийцы вот-вот захватят все российские железнодорожные магистрали, уничтожат чехословацкий корпус и поведут наступление через Туркестан на Индию. Кроме того, угроза «венгерско-немецких орд» должна была пробуждать чувство патриотизма у русского населения и привлекать повышенное внимание стран Антанты.

Впоследствии при пристальном изучении вопроса в СССР и Венгерской народной республике (ВНР) историки смогли установить нижний порог количества венгерских интернационалистов в РККА, а также красногвардейских и партизанских отрядах — 60 000 человек за период с января 1918 по январь 1921 гг. Именно столько учётных карточек на венгров-интернационалистов хранилось в картотеке Центрального государственного архива Советской армии (ныне РГВА), переданной в Военно-исторический музей ВНР. В эту картотеку не вошли венгры из первых красногвардейских отрядов, которые участвовали ещё в подавлении мятежа генерала Корнилова, в ней нет полного массива по Туркестанскому фронту, лишь отрывочно присутствуют данные по сибирским партизанским отрядам.

Историки из ВНР в итоге оценили общее число венгров-интернационалистов в 80-100 тысяч человек, руководствуясь явно завышенными данными по численности сибирских партизанских отрядов, а также желанием подчеркнуть значимость вклада своих соотечественников в становление советской власти. Советские историки оперировали более осторожными цифрами в 70-80 тысяч человек.

Конечно, эти десятки тысяч бойцов никогда не выступали против многочисленных врагов в одно время и на одном фронте. Для этого достаточно понимать, что венгерские военнопленные были разбросаны на огромном пространстве, и к условному началу Гражданской войны в ноябре 1917 года находились в совершенно разных условиях. На карте можно увидеть, из каких лагерей и когда военнопленные венгры так или иначе принимали участие в войне.

Разумеется, данные цифры опровергают распространённое обобщение, что «все венгры и немцы были за красных»: мы видим, что подавляющее большинство военнопленных венгров, до 88–89%, никакого участия в войне не принимали.

Также следует понимать, что далеко не все венгры, попадающие под тогдашнее понятие «интернационалисты», — то есть люди, разделяющие идеи III Интернационала либо сражающиеся за мировую революцию, — были комбатантами. Так, на московском совещании 18 января 1918 года руководителей комитетов военнопленных-интернационалистов было выдвинуто три главных задачи: а) коммунистическая пропаганда в германской и австро-венгерской армиях, направленная на прекращение империалистической войны; б) участие в защите Советской России; в) помощь в восстановлении народного хозяйства.

Разумеется, упор до заключения Брестского мира делался на пропаганду — как в лагерях военнопленных, так и на родине пленных. Эта деятельность велась весьма успешно, и её вдохновители вроде Белы Куна и Тибора Самуэли впоследствии ярко проявили себя в дни Венгерской советской республики. Возвращавшиеся на родину интернационалисты в большинстве случаев снова отправлялись на фронт, где политически разлагали боевые части, в немалой степени способствуя приближению германской и австро-венгерской революций.

Генерал Эрих Людендорф, размышляя о причинах поражения Германии, одной из причин указывал разложение морального духа: «Значительное ухудшение психики войск вызвало пополнение, образованное из солдат, возвратившихся из русского плена». В Австро-Венгрии из 660 000 вернувшихся до распада империи военнопленных 10 000 были определены как «опасные агитаторы» и отправились в концентрационные лагеря — большей частью в печально знаменитые Кенермезё и Визельбург.

К числу агитаторов также стоит отнести партийный актив венгерской секции РКП(б) и представителей комитетов военнопленных на различных съездах и конференциях. Кроме того, непосредственного участия в боях не принимали преподаватели венгерских командирских и политических курсов, открытых в Москве и в нескольких крупных городах (282 человека).

Из тех же, кто воевал с оружием в руках, лишь единицы сражались непрерывно весь период Гражданской войны. В основном выделяют три периода участия венгров и вообще военнопленных-интернационалистов в боевых действиях.

Первый период пришёлся на май-сентябрь 1918 года. Он характеризуется массовым вступлением военнопленных в РККА и красные партизанские отряды с последующей их ожесточённой борьбой с Чехословацким легионом, казаками Дутова и армией Комуча. По подсчётам исследователя В.Р. Копылова, непосредственно перед началом и на первом этапе чехословацкого мятежа на различных фронтах разрозненно действовало 75–85 интернациональных подразделений красных общей численностью 12–15 тысяч человек. Примерно половина из них были венграми.

Второй период ограничен весной и летом 1919 года, когда венгерские интернационалисты массово уезжали на защиту Советской Венгрии. Несмотря на тяжелейшее положение на восточном фронте во время весеннего наступления армии Колчака, советское правительство издало несколько приказов и распоряжений, обязывающих командиров воинских частей РККА немедленно отпускать венгров, изъявивших желание сражаться на родине.

Третий период длился с конца 1919 и весь 1920 гг. Здесь можно увидеть массовое вступление в ряды РККА и красных партизан венгров из лагерей, прежде находившихся под контролем белых и интервентов, а затем освобождённых красными. По приведённой выше карте хорошо видно, что большинство венгерских военнопленных первую половину Гражданской войны оставались в лагерях на территории, подконтрольной антибольшевистским силам. На данном этапе в РККА появились крупные и полноценные интернациональные воинские соединения, вплоть до бригад. Интернациональная дивизия за все годы Гражданской войны была сформирована лишь одна, в Украине.

Особняком стоит Туркестанский фронт, на котором весь период его существования доля интернационалистов на стороне красных была неизменно высока — порядка 7-7,5 тысяч бойцов, в основном из Ташкентского лагеря военнопленных.

Необходимо пояснить ещё несколько моментов. Интернационалисты довольно редко воевали обособленно — чаще всего из них формировали подразделения в уже существующих красноармейских, красногвардейских или партизанских частях. В отдельных интернациональных частях уровня батальонов, эскадронов, полков, бригад, помимо иностранцев, служили русские и «мусульманские» бойцы — то есть понятие «интернациональный полк» не было тождественно «полку из иностранцев». В оперативном плане интернационалисты также крайне редко действовали самостоятельно — обычно только вместе с другими красноармейскими частями. Исключения встречались на Туркестанском фронте.

Военнопленных венгров, равно как немцев, австрийцев и турок, российское правительство всю Первую мировую войну рассматривало как «неблагонадёжных». Их стремились отправлять в отдалённые части империи: на Урал, в Сибирь и Туркестан. Путь до лагерей был долгим и сложным.

Сначала большинство пленных попадали в Дарницкий сортировочный лагерь под Киевом, где солдат отделяли от офицеров, а также сортировали по национальностям. Позднее, с конца 1915 года, пленных стали разделять и гражданским специальностям: воюющей России нужны были квалифицированные рабочие. Практически все пленные воспринимали Дарницкий лагерь как «ад на земле», в котором царили антисанитария, эпидемии, голод и тягостное ожидание.

После сортировки и назначения в этап пленных ожидал длительный полуголодный переезд в пункт назначения. Из-за того, что большинство паровозов было занято снабжением фронта, а также из-за низкой пропускной способности железных дорог эшелоны с пленными отправлялись через длительные промежутки времени, с большими остановками в пути для пропуска эшелонов, идущих на фронт.

Путь от Дарницкого лагеря до сибирских или туркестанских лагерей занимал в среднем 3–4 месяца. Так, будущий командир одного из венгерских партизанских отрядов Арманд Мюллер был отправлен из Дарницы в Иркутский лагерь в начале февраля 1915 года, а прибыл на место лишь в мае. Выживали в такой поездке не все; многие умирали от эпидемий тифа и кишечных заболеваний. Зимой к инфекциям добавлялся холод: так, в январе 1915 года в Тоцкие лагеря под Бузулуком в неотапливаемых вагонах отправили пленных турок с Кавказского фронта, в результате чего на станцию Самара прибыл эшелон с окоченевшими трупами.

«Неблагонадёжные» военнопленные из солдат — офицеры сохраняли свои привилегии и получали регулярные денежные выплаты — содержались в значительно худших условиях, чем пленные славяне, итальянцы и румыны, среди которых велась активная агитация за вступление в национальные части для боёв на стороне Антанты.

Организации Красного Креста приходилось неоднократно обращаться к российским властям по поводу нарушений международных договорённостей о содержании военнопленных и использовании их труда. Самым вопиющим случаем была отправка нескольких тысяч немцев и австрийцев на строительство Мурманской железной дороги, где большинство из них скончались от цинги. Лишь после активного вмешательства Красного Креста военнопленных заменили наёмными китайскими рабочими. Тем не менее тяжёлая экономическая ситуация и массовые мобилизации заставляли российское правительство всё более массово привлекать военнопленных к различным работам. К концу 1916 года 545 тысяч военнопленных было занято на сельскохозяйственных работах, 160 тысяч — на лесозаготовках, 294 тысяч — на шахтах, на строительстве железных дорог и каналов работали 168 тысяч человек, на сахарных заводах — 60 тысяч, ещё 103 тысячи пленных использовали на различных стройках.

По данным Красного Креста, в 1914–1917 гг. в русском плену на тяжёлых работах, от болезней, холода и голода умерли 471 398 бывших военнослужащих австро-венгерской армии. Для сравнения, убитыми на Восточном фронте Австро-Венгрия потеряла за тот же период 312 581 человека. Военнопленные, разумеется, не знали статистики, но наблюдали смерть своих собратьев почти ежедневно, что закономерно вызывало в них чувство недовольства существовавшими в России порядками.

Основные мотивы вступления в интернациональные подразделения, агитационные и партийные группы у венгерских военнопленных можно разделить на две группы.

По классовому составу 60% венгерских военнопленных были крестьянами и батраками, 10% — представителями рабочих профессий, ещё 30% приходилось на другие категории. У автора нет данных по партийной принадлежности военнопленных, но в большинстве они, особенно солдаты, имели довольно левые взгляды и убеждения. Одна только социал-демократическая партия Венгрии имела перед войной более 200 000 действительных членов. Кроме неё, массовыми были крестьянская партия «Независимости» и «Радикальная партия», представлявшая городскую интеллигенцию.

В октябре-декабре 1917 года, во время становления советской власти на местах, представителям этих партий было намного проще находить общий язык с местными советами. Практически во всех лагерях военнопленных создавались солдатские комитеты для поддержания порядка в революционном хаосе, а также для распределения продовольствия. Прежде офицеры получали денежное содержание как на родине, им присылали продовольственные посылки, и питались они несравнимо лучше солдат, поэтому теперь солдатские комитеты вводили уравнительное распределение продовольствия в лагерях.

Солдатским комитетам местные власти выдавали оружие — в первую очередь для самообороны и охраны лагерного и строительного имущества, а также для борьбы с офицерскими комитетами, которым вооружённые солдаты могли диктовать свою волю. Вооружённые солдатские комитеты формировали свои отряды Красной гвардии, которые зачастую привлекались местными властями для патрулирования улиц и борьбы с мелкими бандами. Солдатские комитеты также направляли своих делегатов на «Всероссийский съезд военнопленных», проходивший в Москве в апреле 1918 года.

Из среды этих депутатов и идейных организаторов интернациональных красногвардейских отрядов вышли самые видные впоследствии венгерские коммунисты: Бела Кун, Тибор Самуэли, Мате Залка, Карой Лигети, Ференц Мюнних и другие. Эти «идейные» интернационалисты стали первой волной венгерских участников Гражданской войны в России, составили костяк интернациональных подразделений, впоследствии принимали участие в защите Венгерской советской республики и вообще связали жизнь с международным коммунистическим движением.

Основную же массу венгерских интернационалистов составляли выходцы из простых крестьян. Их «идейные» мотивы прекрасно охарактеризовал командир Омского интернационального партизанского отряда Карой Лигети: «Венгерский крестьянин, столетия боровшийся за землю, загнанный под штыки, сейчас, стиснув кулаки, с налитыми кровью глазами смотрит на мужиков, делящих землю, и думает, думает о родине». Такие бойцы «первой волны» весной-летом 1919 года уезжали на защиту Венгерской советской республики, ближе к родным пашням.

Вторая, гораздо более массовая волна вступления венгров в ряды Красной армии началась после заключения Брестского мира и продолжалась до самого конца Гражданской войны.

После заключения мира Советская Россия и Центральные державы приступили к взаимной репатриации военнопленных. Дело это было долгое и непростое, особенно в условиях разрухи на железных дорогах и недостатка продовольствия. В мае-июне 1918 года огромные территории, особенно на Урале, в Сибири и Поволжье, оказались под контролем белых и интервентов. Они условий Брестского мира не признавали и водворяли военнопленных обратно в лагеря, причём в значительно худшие условия, так как посылки с родины доходили теперь до лагерей с большим трудом, а централизованное снабжение продовольствием отсутствовало.

Кроме того, военнопленные, заподозренные в сколь-нибудь левых взглядах, подвергались репрессиям. Присутствовало и такое явление, как расправы на национальной почве — например, в занятой 8 июня 1918 года чехословацкими легионерами Самаре служащие Шведского Красного Креста отметили несколько случаев расстрелов без всякого суда военнопленных венгров, не принимавших участия в обороне города. Многие военнопленные в таких условиях бежали из лагерей и присоединялись к партизанским отрядам.

Но наиболее массовое вступление в ряды красных началось в конце лета и начале осени 1919 года, когда Красная армия освободила большие территории на Урале и в Сибири. Военнопленными-интернационалистами двигали и чувство мести, и нужда: вступление в Красную армию давало обмундирование и котловое довольствие, что было пределом мечтаний для большинства заключённых в сибирских лагерях. Ещё одним из бонусов вступления в интернациональные отряды Красной армии было то обстоятельство, что в них командование и общение могло вестись на национальных языках, что было очень важно для венгров, чехов, словаков, хорватов, сербов, боснийцев, поляков, румын, итальянцев, служивших в австро-венгерской армии, где общение зачастую велось только на немецком.

Тем не менее ещё раз отметим: далеко не все вступали в Красную армию — большинство военнопленных из освобождённых лагерей предпочитали просто ждать отправки на родину.

Никаких насильственных мобилизаций в освобождённых Красной армией лагерях не проводилось, что было невозможно по сразу нескольким очевидным причинам: в ходе взаимного обмена военнопленными с Центральными державами в лагерях работали наблюдатели Шведского и Датского Красных Крестов, и осложнять международную обстановку не хотелось даже самым отчаянным и недальновидным красным командирам.

Рассказы о том, что большевики якобы морили военнопленных голодом, чтобы те вступали в Красную армию, не выдерживают никакой критики — хотя бы потому, что абсолютное большинство военнопленных вернулось на родину. Повышенная смертность в лагерях во время Гражданской войны фиксируется наблюдателями Красного Креста как раз в тех районах, что находились под контролем белых и интервентов. В мае-июне 1919 года полковые советы венгерских интернациональных полков и венгерская секция РКП(б) пытались проводить мобилизацию венгров в Киеве и Нижнем Новгороде для «спасения Венгерской советской республики», но она закончилась безрезультатно: почти все военнопленные и интернированные гражданские из этих местностей уже были вывезены на родину в 1918 году. Те, кто остались, уже служили в РККА, либо просто проигнорировали призыв.

Миф о том, что венгры были наёмниками, также не имеет оснований: все красноармейцы получали одинаковое денежное довольствие, которое варьировалось в зависимости от местных условий и инфляции. Никаких доплат интернационалистам не предусматривалось. Да, в первых красногвардейских отрядах конца 1917 — начала 1918 гг. размер денежного довольствия мог определяться командирами самостоятельно, но он, опять же, был привязан к располагаемой казне. История не знает миллионеров и просто разбогатевших людей из числа вернувшихся на родину и оставшихся в СССР венгров-интернационалистов.

На любой войне возникают похожие друг на друга рассказы об особенной жестокости противника, особенно среди его «нестандартных» подразделений. Большинство таких рассказов не отличается достоверностью и не имеет документально подтверждённых фактов.

В историях про венгров упор делается на их участие в карательных операциях по подавлению мятежей в тылу Красной армии. Здесь можно напомнить, что любое военное подразделение исполняет приказы: куда пошлют, туда оно и отправится. Участие в подавлении мятежей не было добровольным решением интернациональных отрядов.

Венгры и прочие интернационалисты были устойчивы к пропаганде противника. С ними практически невозможно было договориться, тогда как мобилизованные необстрелянные красноармейские части могли разлагаться и даже переходить на сторону противника под воздействием агитации — командованию красных был прямой резон использовать в подобных операциях именно интернационалистов. Венгры принимали участие в расстрелах по приговорам ревтрибуналов как солдаты, а не как венгры.

Следует признать: венгры часто испытывали чувство ненависти к врагу, но тому были причины. Мятежи чаще всего вспыхивали внезапно и сопровождались захватом красноармейцев в плен, а расправы восставших над чужаками в силу приведённых выше причин неизменно отличались особой жестокостью.

Не все венгры, принявшие участие в Гражданской войне в России, воевали за красных. Отдельные венгерские офицеры добровольно служили в отрядах атаманов Дутова и Семёнова, выступали советниками в армии Колчака. Они принимали участие в карательных операциях против красных партизан и восставших крестьян в тылу армий белых.

В целом, характеризуя участие венгров в боях Гражданской войны, советские военные специалисты в исследованиях 1920-х–1930-х гг. отмечали стойкость интернационалистов в бою и их высокий моральный дух. В плен красные мадьяры практически не сдавались, зная, что их там ожидает. Указывалось также на сплочённость интернациональных подразделений, в которых бойцы и командиры зачастую называли друг друга братьями. Наконец, венгры отличались хорошей выучкой, особенно по сравнению с первыми добровольными красногвардейскими отрядами, и высокой технической грамотностью. По этой причине венгров часто назначали пулемётчиками, откуда и пошли мифы про «массы мадьяр-пулемётчиков в красных заградотрядах».

Характерными были кавалерийские отряды из бывших пленных венгерских гусар, действовавшие на фронтах в Поволжье, Туркестане и Украине. Это были одни из немногих кавалерийских подразделений красных, которые могли на равных противостоять профессиональной белой казачьей кавалерии. Гусары, в отличие от большинства военнопленных, берегли своё яркое обмундирование и отказывались воевать в красноармейских гимнастёрках и шинелях, потому были хорошо узнаваемы как своими, так и чужими.

Как сложилась дальнейшая судьба венгров-интернационалистов? Многие, как уже было сказано, вернулись на родину в 1919 году и приняли участие в боях за Советскую Венгрию. После поражения венгерской революции большинство из них подверглись репрессиям. Те, кто сумел уцелеть, вели жизнь простых рабочих и крестьян, поддерживая связь с коммунистической партией Венгрии, которая во время Второй мировой войны носила название «Партии мира».

То же самое касается и интернационалистов, прибывших в Венгрию после 1919 года. После окончания Гражданской войны в России они массово демобилизовались и в большинстве своём возвращались на родину. Чаще всего советские власти старались прятать их среди остальных масс возвращавшихся военнопленных. Те, кто проходил проверку в фильтрационных лагерях, тоже приступали к нелёгкой трудовой жизни. Не прошедших проверку ждали концлагеря, тюрьмы или расстрел.

Все эти люди никогда не забывали своего интернационального прошлого, состояли в компартии или сочувствовали ей. В 1944–1945 гг., во время боев на территории Венгрии, зафиксировано большое количество эпизодов участия бывших интернационалистов в партизанских антифашистских отрядах и содействия Красной армии в качестве проводников, разведчиков и переводчиков.

Те, кто остался в СССР, в большинстве пошли на службу в РККА и разведку, а также на работу в Коминтерн. Венгры принимали деятельное участие в защите республиканского правительства в Испании, а в годы Великой Отечественной работали с венгерскими военнопленными и командовали антифашистскими венгерскими партизанскими отрядами. Впоследствии эти кадры использовались при создании Венгерской народной армии. Те же, кто «своё отвоевал», поступали в советские учебные заведения и работали в народном хозяйстве — то есть становились обычными советскими гражданами.

В послевоенные годы в СССР и ВНР проходили встречи и съезды бывших интернационалистов. Публиковались сборники воспоминаний, делегации посещали места былых боев. Постепенно этот процесс по объективным причинам затухал, а к началу 1990-х фактически прекратился. Теперь о «красных мадьярах» вспоминают всё реже и реже.