Выпьем за победу,

За нашу газету,

А не доживём, мой дорогой, –

Кто-нибудь услышит,

Снимет и напишет,

Кто-нибудь помянет нас с тобой!

Л. Утёсов. Песенка военных корреспондентов

Если в мире происходит что-то интересное, люди желают об этом знать. Как бы цинично это ни звучало, но что может быть интереснее войны? По крайней мере для граждан стран-участниц конфликта точно ничего. Сегодня уже трудно представить жизнь без ежедневных известий из «горячих точек». Каждый час телевидение, радио и интернет оповещают нас о том, что происходит на полях сражений. Там, под пулями и взрывами, работают многочисленные журналисты – военкоры, ставшие нашими глазами и ушами. По оптоволоконным нервам они передают картинку и звук «мозгу», оставшемуся дома, чтобы мы могли быть в курсе событий без отрыва от производства.

Вернее, мы все видим мир и войну чужими, журналистскими глазами.

Появлением профессии военного корреспондента мир обязан XIX веку, с его бурным развитием технологий, и Великой Французской Революции, которая, помимо всего прочего, приучила широкие круги населения интересоваться новостями на постоянной основе. Тиражи газет и количество разнообразных изданий резко возросли, а значит, усилилась конкуренция за читателя.

Пальма первенства в военной журналистике принадлежит Великобритании. В 1808 году английская газета «The Times» отправила своего сотрудника Генри Робинсона в Испанию для осведомления английского общества об истинном ходе войны французов с испанцами. Корреспонденции Робинсона читались в Англии с огромным интересом, и сообщения о патриотизме испанцев вдохновляли англичан в борьбе с Францией.

Робинсона считают первым штатным военным корреспондентом, работавшим на театре войны по заданию своей газеты. Заинтересованность общества в том, что делается на той или иной войне, способность СМИ объединить народ и армию в период вооружённой борьбы помогли осознать необходимость присутствия журналистов на театрах военных действий.

Однако по-настоящему военные корреспонденты стали востребованы во второй половине XIX века, когда в широкое использование вошли телеграфные линии. Изобретение телеграфа в конце 1830-х годов позволило значительно ускорить передачу информации по сравнению с предыдущими эпохами, когда издателям приходилось полагаться на скорость передвижения курьера на лошади, поезде или на своих двоих. К тому же, телеграфную линию можно было проложить напрямик, в то время как торный путь часто вынужден был петлять из-за труднопроходимой местности. Коммерческая эксплуатация электрического телеграфа впервые была начата в Лондоне в 1837 году, а в 1858 г. была установлена трансатлантическая телеграфная связь. Таким образом, известие, отправленное вечером, уже утром могло появиться на страницах газет.

Сотрудники газет и журналов устремились на поля сражений: теперь существовала возможность снабжать читателя не только интересными, но и по-настоящему актуальными известиями, а для этого нужно было находиться в центре событий, иначе кто-то другой первым расскажет о происходящем. Однако военные вовсе не желали видеть журналистов в местах расположения действующей армии. Высокая скорость передачи информации, а также появление фототехники, помимо прочих своих функций, предоставляли широкие возможности для утечки секретной информации и могли нанести серьёзный вред армии, поскольку, в отличие от прошлых лет, известие о начатом манёвре могло быть обнародовано ещё до его завершения.

Желая порадовать читателей интересными фактами, журналисты развивали грандиозную активность, проявляли интерес ко всему происходящему возле линии фронта и сразу же обо всём телеграфировали в издательства. Для них не существовало никаких ограничений и запретов. Вопрос о какой-либо корпоративной этике пока ещё не поднимался. В прессе публиковались обзоры положения дел на фронтах с подробными сведениями о численности войск. Это ставило под угрозу сохранение военной тайны и проведение некоторых воинских операций, основной расчёт которых был на секретность.

По иронии судьбы, телеграфные линии, породившие само явление военной журналистики, породили и борьбу с ним. Военачальники выражали своё беспокойство по поводу бесконтрольно распространявшейся информации. Но запретить присутствие журналистов на театре военных действий было нельзя. Влияние прессы на общественное мнение огромно, с её помощью можно настроить мирное население как против себя, так и наоборот, пробудить в нём патриотические чувства. Постепенно в правительственных кругах формировалось понимание, что прессу можно использовать для создания нужных и полезных общественных настроений. Требовалась система, некие правила для взаимодействия с этим новым явлением общественной жизни.

Применительно к Российской Империи имеет смысл говорить о становлении института военных корреспондентов во время Русско-турецкой войны 1877–1878 годов. Интерес к судьбе братских балканских народов в Российской Империи был столь велик, что десятки изданий ходатайствовали о дозволении их сотрудникам прибыть в район размещения действующей армии. В Европе тоже не были равнодушны к событиям этой войны: несколько иностранных газет запросили разрешения направить своих корреспондентов. В ответ на эти просьбы Главное управление по делам печати выступило против их присутствия в армии и настоятельно рекомендовало запретить допуск корреспондентов на фронт.

Дмитрий Алексеевич Милютин, военный министр, осознав, что гласности избежать не получится, принял решение допустить журналистов на театр войны. Он понимал, что поскольку спрос на информацию в обществе велик, то репортёры так или иначе сумеют следить за действиями армии, но, будучи на нелегальном положении и вынужденные собирать сплетни вместо достоверной информации, нанесут больше вреда, чем пользы, например спровоцировав панику своими известиями. Неконтролируемый процесс было решено возглавить и направить в нужное русло. В Главную квартиру русской армии отправился полковник М. А. Газенкампф – создавать первую в истории российской армии пресс-службу. В его обязанности входило вести журнал военных действий, составлять срочные донесения императору и руководить делами печати, а также выработать основания для допуска военных корреспондентов в войска. Желающих было много, и рассматривать каждую заявку в индивидуальном порядке не представлялось возможным, поэтому нужно была чёткая система, которая позволила бы не пропустить на фронт неблагонадёжных людей и шпионов, а также контролировать работу тех, кто оказался допущен.

Согласно правилам полковника Газенкампфа, корреспондентам русских газет и журналов разрешалось находиться в войсках по просьбе ответственных редакторов и издателей, а иностранным – по рекомендации наших посольств и высокопоставленных лиц. И те, и другие были обязаны исполнять следующие условия:

1. Не сообщать никаких сведений о расположении и численности войск, а равно никаких предположений относительно предстоящих действий под угрозой высылки из армии;

2. Доставлять лицу, ответственному за содержание корреспонденции, все номера газет, в которых они будут напечатаны;

3. О каждой перемене своего местопребывания сообщать в штаб армии;

4. Иметь при себе разрешение с печатью полевого коменданта управления армией, удостоверение личности с фотографической карточкой и специальный нагрудный знак – медную бляху круглой формы с надписью «корреспондент», индивидуальным номером и сургучной печатью.

Впоследствии бляху заменили нарукавной повязкой с вышитым на ней двуглавым орлом и надписью «Корреспондент», размещённой полукругом сверху, а снизу был вышит золотым цветом номер корреспондента. Такой отличительный знак был гораздо лучше виден издали и более безопасен, поскольку не бликовал на солнце, превращая владельца в лёгкую мишень.

Корреспондентов не стали стеснять строгой предварительной цензурой, просто предупредили, что за неисполнение обязательств они будут высланы из армии, причём добираться домой придётся за свой счёт. Всего на поля сражений Русско-турецкой войны 1877–1878 годов приехало 98 военных корреспондентов из российских и зарубежных изданий.

Помимо этого, существовала практика среди издателей нанимать в качестве корреспондентов офицеров действующей армии. Самым известным из военных корреспондентов того времени считается Василий Иванович Немирович-Данченко, брат знаменитого драматурга.

Он присутствовал при сражениях на Шипке, под Плевной и участвовал в зимнем переходе русских войск через Балканы. Он же был удостоен права единственным из всех репортёров писать об Александре II, который находился при армии. Согласно существовавшим на то время цензурным правилам, любое упоминание государя или членов монаршей фамилии в прессе было запрещено без личной визы министра императорского двора, который также находился в ставке. Поскольку появление в газетах известий о пребывании императора в действующих войсках было признано крайне полезным для возбуждения в массах патриотических чувств, Вас. И. Немирович-Данченко был выбран для этой миссии как надёжный и неутомимый журналист с лёгким пером.

Его телеграммы с театра войны затем были изданы отдельной книгой под названием «Год войны». Впоследствии он отправился военным корреспондентом на поля сражений Русско-японской и Первой Балканской войны.

Цензурные послабления, предпринятые военным руководством с целью привлечь прессу на свою сторону, обеспечили военным корреспондентам практически полную свободу в Русско-турецкую войну и обернулись катастрофой через 27 лет в Русско-японскую. Конечно, неприятные инциденты с разглашением запрещённой информации и даже откровенным шпионажем случались и в ходе кампании 1877–1878 гг., но в 1904–1905 годах эти явления достигли невероятного размаха.

После Русско-турецкой войны правила для военных корреспондентов были ужесточены, а список тем, запрещённых к печати, расширен. Официально была запрещена критика распоряжений и действий начальствующих лиц, сообщения о результатах попадания снарядов, о вооружении крепостей, о пропускной способности железных дорог, опубликование фамилий убитых и раненых до официального сообщения о потерях, непроверенных сведений, «могущих возбудить в публике излишнее беспокойство», а также всякие письма военнослужащих с театра войны, не разрешённые непосредственным высшим начальством.

В правилах для военных корреспондентов появился запрет на посещение ими адмиралтейских доков, мастерских и прочих морских учреждений, равно как и на перемещения на шлюпках в гаванях и на рейдах Порт-Артура, на использование шифра в корреспонденциях. Обо всех своих перемещениях корреспонденты обязаны были докладывать военному начальству, и без его разрешения сменить место дислокации было нельзя.[5] Военные власти попытались ограничить свободу перемещения журналистов, чтобы не позволить им увидеть лишнего, и круг освещаемых ими тем, однако запрещающие формулировки были расплывчаты, работы с прибывающими на фронт репортёрами не проводилось, и в итоге в ходе Русско-японской войны пресса работала скорее против российского правительства, чем в его пользу.

Отчасти это было связано с тем, что общее число корреспондентов, выехавших в Маньчжурию, значительно превышало количество тех, кто рискнул отправиться на Балканы: 102 русских и 38 иностранных журналистов следили за развитием событий на Дальнем Востоке, и проследить за каждым было маловозможно. Отчасти с тем, что полковник Газенкампф и его коллеги, разрабатывавшие и дорабатывавшие правила для военных корреспондентов, возлагали миссию контроля за содержанием корреспонденций на существовавшую в государстве систему цензуры. Все материалы, предназначенные для печати, не допускались к отправке с театра войны без разрешающей визы цензора. Однако система цензурных органов, призванная не допустить утечки секретной информации, не справлялась со своей задачей.

Основная сложность заключалась в отсутствии чёткого понимания задач военной цензуры, а также достаточного количества квалифицированных кадров для их решения. В ведении цензоров были не только военные корреспонденты, но и вообще все исходящие телеграммы, а с 1905 года ещё и отслеживание иностранной прессы с целью поиска там данных для российской разведки, а также поощрение помещения в печать материалов, способных пробудить в обществе утраченный патриотический настрой.

В ходе военной кампании в рядах цензоров так и не сформировалось однозначного понятия о том, что является военной тайной, а что нет, что допустимо к печати, а что должно быть запрещено. Всё это подкреплялось обычной для военного времени неразберихой.

На момент объявления войны на театре военных действий в Маньчжурии существовало несколько учреждений, ведавших почтой и телеграфом: управление почтово-телеграфной частью Квантунской области, находившееся в Порт-Артуре, 6 почтово-телеграфных станций в Северной Маньчжурии и 11 контрольных телеграфных станций. Мобилизационными соображениями штаба Приамурского военного округа предусматривалось, что почтово-телеграфные учреждения всей Маньчжурии будут объединены под ведением одного органа – полевого управления почт и телеграфов действующей армии. Однако по распоряжению Наместника Дальневосточного округа Алексеева Е. И. в виду большого размера контролируемой территории вместо одного органа было учреждено три. Затем для удобства управления почтово-телеграфной частью тыла в Харбине было сформировано ещё одно почтово-телеграфное отделение, поскольку основное управление тыловыми средствами связи находилось в Хабаровске и пользоваться им было неудобно по причинам географического удаления от театра боевых действий. Таким образом, существовало около двух десятков пунктов приёма и выдачи корреспонденции. 13 февраля 1904 года была установлена цензура частных телеграмм, исполнение которой было возложено на местных войсковых начальников и комендантов крепостей. Первые же правила, которыми должно было руководствоваться при осуществлении цензуры, пришли из Санкт-Петербурга только в конце февраля, а первый перечень сведений, не подлежащих оглашению, – в мае 1904 года, спустя несколько месяцев после начала войны.

Чуть позже были организованы и специальные цензурные органы, однако и их структура была довольно запутанной. Существовала цензурная комиссия при Полевом и Морском штабах наместника Его Императорского Величества на Дальнем Востоке, через которую проходили все известия о военный действиях, приходящие с театра войны, 12 частных комиссий в разных городах и крепостях Маньчжурии и Дальнего востока, ведавших сведениями о войне, полученными из других источников, и Особая Комиссия из чинов Военного и Морского Министерств с участием представителей Главного Управления по делам Печати, которая располагалась в Санкт-Петербурге и осуществляла общее руководство цензурной деятельностью.

Учитывая географический разброс штаб-квартир цензурных органов непосредственно на самом театре войны, большие объёмы работы (140 профессиональных военных корреспондентов, плюс сотрудничающие с издательствами офицеры, плюс частная переписка), а также территориальное отдаление от руководящего органа, выработка единой линии в цензурной политике была затруднительна. Списки запрещённых и разрешённых сведений постоянно редактировались и дополнялись, а потом несколько месяцев «шли» до цензоров. В итоге постановления Особой комиссии прибывали в местные цензурные органы с опозданием и не могли предотвратить утечку важной информации.

Пышнограев С. В. в своей работе упоминает, что многие цензоры пренебрегали положениями цензурного устава, пропуская в печать информацию о положении дел на театре военных действий. К тому же, существовала возможность для журналистов перепечатывать сообщения иностранной прессы без предварительной проверки их цензурой, а также иностранные корреспонденты часто использовали для отправки своих телеграмм китайские телеграфные линии и так избегали российских цензоров. Таким образом, едва ли можно говорить о сохранении военной тайны.

Другие же цензоры на всякий случай запрещали всё, поэтому сами корреспонденты редко бывали довольны. «Считаю долгом уведомить, – телеграфировал 12 декабря 1904 года в Санкт-Петербург корреспондент Санкт-Петербургского телеграфного агентства В. Ф. Новицкий своему начальству, – подвергаюсь большим стеснениям цензуры. Не имею возможности сообщать интересные сведения. Телеграммы бессодержательны, бесцветны. Не признаете ли полезным <…> снестись с главнокомандующим для предоставления вашим корреспондентам некоторой свободы…». Однако и после этой просьбы ситуация не улучшилась. Главнокомандующий генерал-адъютант А. И. Куропаткин очень скептически относился к пребыванию в действующей армии журналистов и иностранных наблюдателей и не сделал ничего, чтобы облегчить и упорядочить их труд. Корреспондентов сурово наказывали за каждое недостоверное известие, однако места, куда бы они могли обратиться с целью проверки данных, просто не существовало. Писали корреспонденты и коллективные обращения в Петербург с просьбой однозначно разъяснить им, что можно, а что нельзя, что свидетельствует об отсутствии понимания журналистами разрешённого для телеграфирования круга тем.

Всё это особенно колоритно выглядело на фоне практически полного молчания японской печати. Ещё до начала войны в Японии были выработаны чёткие цензурные правила для военного времени, которые в большинстве случаев исполнялись неукоснительно. Суть их сводилась к запрету публиковать всё, что хоть как-нибудь касается войны. Японцы могли себе это позволить, поскольку в их национальной культуре заложены особые рычаги воздействия на общественное мнение и национальный дух. Иностранных военных корреспондентов японское командование взяло под плотное шефство и водило в строго определённое время в строго определённые места, словно малышей на школьную экскурсию.

По результатам военной кампании 1904–1905 гг. в образованных кругах российского общества развернулась обширная дискуссия. Всех интересовали причины поражения Российской империи в этом конфликте. Не обошли стороной и вопросы прессы и гласности. Условия допуска военных корреспондентов были ужесточены, круг запрещённых тем расширен. По сути, это означало только дополнительные сложности для прибытия корреспондентов на фронт. Но издательства всегда могли нанять для своих нужд кого-то из личного состава действующей армии, и в Первую мировую войну эта практика получила широкое распространение.

Военные власти медленно приходили к осознанию создания при Главном штабе пресс-службы, которая будет осуществлять адекватную работу с журналистами, не отвлекаясь на другие задачи. Борьба на информационном фронте русско-японской войны была проиграна, но послужила хорошим уроком на будущее.