Еще рассказ времен войны. Толик резал провода, фашисты в доме, в погребе под обстрелом.
Бабушка работала в Москве, строила там дороги.
И вот бабушка приехала из Москвы в отпуск, к себе.
А у дедушки как раз умерла жена – у него ж первая была жена и 2 сына было еще.
И бабушка пошла на гулянку, как ее, на вечёрку. А он же на скрипке бринь-бринь. Она спрашивает у девчат
– А кто это?
— Это ж Серега Панюшкин.
Она сразу говорит – всё, он будет мой.
- У него, - говорят, - жена умерла, у него двое детей.
- Ну и что, он все равно будет мой.
И вот она вышла за него замуж. И пришла она жить в этот рубленый дом – этот же дом строил дедушкин отец. Дом вот этот вот старый, деревянный, с соломенной крышей, рубленный из бревен – дед строил.
Бабушка, когда вышла замуж за дедушку, отец деда был живой и жил с ними в рубленном доме. За бабку, за свекруху, она не говорила.
И вот этот Толик - он был старшим из двух, а маленький, второй ребеночек, - он умер. Бабушка говорит, что была младенческая. И вот этот Толик, он постоянно во время Великой Отечественной войны делал шкоды немцам: вырезал им кабель – там же шел кабель до школы – связь. Бабушка ругалась
– Тебя ж убьют, тебя убьют и нас убьют.
Мыло у них тырил.
Они ж, немцы, мыло у них было, купались. Но у нас-то в селе уже что-то тоже было. В общем, он воровал у них куски мыла, этот Толик. И он хату 2 раза тушил. А в третий раз, я тебе уже рассказывала, уже не затушил: горел дом, немцы его спалили.
/Тут добавлю рассказ, который услышал чуть раньше/
Подошел немец. Облил крышу и поджег дом, и ушел. Толик взял и затушил.
Немец снова подходит, видит, что дом не горит – и снова поджег, и ушел.
Толик опять потушил.
Немец снова видит, что не горит – снова поджег и не стал уходить, стоял и ждал, пока дом загорится.
Когда немцы шли, это бабушка мне рассказывала, говорит, задребезжали сразу окна. Дррррр – вот так вот. Ну деревянный дом, окна дребезжат – дедушка сразу в окно и сказал (это бабушкины слова я передаю): "Всё, пришел к нам враг, едут танки". Танки ехали, и оно дребезжало.
//От меня – вижу несостыковку в том, что Сергей Григорьевич Панюшкин был призван на войну летом 1941го, а германцы вошли в деревню зимой. Возможно, это был не Сергей, а его отец – Григорий Иванович Панюшкин, тем более, что его жена Ксения Измайловна умерла в 30х годах, так что он вполне мог жить у сына//
Бабушка в первую очередь что сделала: у бабушки вот в этой первой комнате не было пола деревянного, а в зале был деревянный пол, бабушка знала, что они любят чистоту, а бабушка его скоблила и вот дорожки вязанные лежали самодельные.
И она быстренько из подвала картошку – не из подвала, а вот тут припечечник, как он назывался, не помню, - русская печь у них стояла и тут сбоку как подвальчик такой углубление, - оттуда давай картошку и рассыпать по полу.
Немец зашел, глянул – полы-то деревянные и сказал: «Матка, убери». Она всё убрала. Всех их, детей, выгнали на русскую печку спать и топили круглые сутки. Дети задыхались лежали на печке. Вот представь, они день и ночь ее топят.
Вшивые были, говорит, страшны. Были на них серые свитера такие с горлом, такие хорошие, но вот в этих швах, — это рассказывала бабушка, - были уже гниды, вот эти шовные. Они их выворачивали наизнанку и клали - сначала вот как припечек такой вот закрывался, а дальше уже печка шла и вот они сюда клали. Натопят, накочегарят эту печку и эти вшивые свои свитера выкладывали, чтобы эти гниды выгорали.
И вот этот Толик, он уже был подросточком, вот это он делал шкоды. Он обрезал им кабеля, он воровал у них мыло.
Другая собеседница уточняет
— Это первый сын...?
- Да, деда Сергея. Он уехал куда-то в Щёкино, там женился, он там учился сначала, в каком-то училище, он там женился и там у него была семья. И мамка говорит, он приезжал один только раз, вот уже когда женатый был, он приезжал в село и больше не стал приезжать.
/Далее добавлю из отдельного рассказа, не записал его голосом, но запомнил/
Когда было наступление, бабушка с детьми спрятались в погребе. А погреб был земляной. Недалеко как шарахнуло и в погребе большой кусок земли отвалился, земля посыпалась.
Мы решили пойти к Луше в погреб. У них погреб был за огородом, наверху, за садом и погреб был каменный. Пришли в погреб – а там уже половина деревни сидела, кто на земле, кто на картошке, кто друг на друге. Спасались у Луши в погребе.
• Луша – это Лукерья Васильевна Гаврикова (Шикина, из Белоозера), жена Василия Григорьевича Гаврикова (родного брата Сергея Григорьевича Панюшкина – они хоть и братья, но один Гавриков (была еще брат Иван Гавриков), а другой – Панюшкин), яблоки у них были.
Во время освобождения деревни наши войска наступали со стороны верхних огородов. Было много убитых – и наших, и немцев. Жители их собирали. Было много вещей, но они их не брали, раздавали нашим солдатам. Кто как мог – помогал солдатам. Давали еду.
Бабушка достала мешок с махоркой и раздавала всем русским солдатам, всё раздала. Помогали.
Наших убитых бойцов сначала захоронили в конце верхних огородов, как раз, где шло наступление (от меня – видимо, где сейчас между огородами и полем, как ехать из Голино, установлен крест потомков). А потом уже позже перезахоронили в Епифань.
Комментарии 1