Не озоруй!

Беспощадный Ветров хлестал Шанешкина по фасаду.
Славное начало отпуска, думал Шанешкин, безуспешно пытаясь увернуться от кулаков обидчика.
— Ах ты чёрт плешивый! Я тебе покажу, как чужих женщин соблазнять! — кричал на всю улицу багровый Ветров.
Шанешкин отбивался как мог. То как древний ниндзя кубарем покатится, то просто внезапно припадёт ухом к асфальту.
— Каких женщин, что ты несёшь? — наконец выкрикнул побеждаемый совратитель. — Сидел спокойно на пирсе, медитировал, чаек слушал. Отстань, пока я не разозлился!
— Возле туалета ты женского околачивался, гад, а не на пирсе. А если девочки, что в это время в караоке пели Стаса Михайлова, узнали бы, что ты их песнопения к воплям чаек приравнял, они тебя тут же растоптали бы!
— Гражданин, — обратился Шанешкин к Ветрову. — Вы что-то путаете! Какое к псам караоке? Говорю же: на пирсе я был, на закат любовался. А тут она из пучин выплывает. Кудрявая, плечи голые, глаза зелёные, манящие…
— Ах ты сволочь! — не дождался кульминации повествования Ветров и пошёл в атаку.
Шанешкин шагнул назад и, оступившись, присел в цветочную клумбу, чтобы его белоснежные брюки не вызывали ни у кого зависти.
— Я всего то лишь спросил как зовут эту прекрасную мадам! Я не сделал ничего плохого!
Шанешкин склонил голову и пожал плечами. Опять удачно — удар прошёл вскользь, кулак Ветрова погладил его по маковке, отчего изобличённый Казанова завалился на бок узнал как пахнут клумбы, часто удобряемые кошками.
— Ничего плохого, — не унимался разъярённый Ветров. — Ты накинулся с объятиями на мою женщину!
— Я же объясняю: спросил как её зовут? Она ответила — русалка. Я никогда русалок не обнимал! Разве можно устоять?
—Баран! Она сказала: Русая Аллка. Чётко и по паспорту, фамилия-имя.
— Что значит русая? Она же блондинка была…
Шанешкин застыл на месте и ему прилетело в ухо.
Поверженный ловелас тут же прилёг на газон и фестивально-боевые вертолёты понесли его сознание куда-то вдаль. Туда, где гражданин Ветров не машет своими безрассудными кулаками.
Шанешкин увидел вскоре почему-то свою маму, склонившуюся над ним в белом халате.
— Перепел? — спросила мама отчего-то чужим голосом.
— Человек, — ответил Шанешкин.
— Говорила я тебе, Васенька, не озоруй, не озоруй!