Любимые актеры и звёзды эстрады : роли и судьбы

Запретная любовь, которая изменила всё: история Ирины Линдт и Валерия Золотухина... Когда я впервые услышала эту историю, мне казалось, что подобное бывает только в кино. Ей было всего 20, а ему — 53. Он — легенда сцены и любимец миллионов, за плечами — семья, статус, а она — юная выпускница театрального училища, которая только делала первые шаги в профессии. Разница в 33 года, сплетни, осуждение — казалось, их связь невозможна. Но жизнь всегда знает, как удивить. Ирина росла в интеллигентной семье, где её будущее видели совсем иначе. Отличница с золотой медалью, она должна была заняться серьёзной профессией, а вместо этого выбрала путь актрисы. Родные недоумевали: «Зачем тебе это? Деньги считать бы научилась!» Но Ирина была непреклонна — бросила университет в Алматы, поступила в Щукинское училище и вскоре оказалась на знаменитой сцене «Таганки». Там она впервые встретила Валерия Золотухина. Правда, первое впечатление оказалось далеко не романтичным. «В длинном коридоре я увидела его слегка нетрезвым. Он цеплялся за перила, и это показалось мне таким некрасивым», — вспоминала она позже. Кто бы мог подумать, что этот человек станет для неё главной любовью всей жизни. Всё началось с репетиций спектакля «Братья Карамазовы». Золотухин, которого она считала недосягаемым мэтром, вдруг стал обращать на неё внимание. Он шутил, дёргал за косы, строил рожицы, и от его обаяния было невозможно спрятаться. Но Ирина долго сопротивлялась чувствам. «Он женат, старше моего отца. Это неправильно», — убеждала она себя. Но, когда Золотухин уехал на гастроли, её мир будто опустел. Она поняла, что влюбилась. А он, вернувшись, просто сказал: «Люблю». Этот роман тут же стал поводом для сплетен. «Хищница, разлучница», — шептались за кулисами. Ирина страдала, но Валерий лишь пожимал плечами: «Привыкай, детка, мы — публичные люди». Однако от своей жены, хрупкой и больной Тамары, он уходить не собирался. Он дал обещание её умирающей матери — быть рядом. «Я бы никогда не позволила ему её бросить», — признавалась потом Ирина. И всё же она мечтала о простом счастье. В 2004 году у пары родился сын Иван. Золотухин признал ребёнка, дал ему свою фамилию и познакомил со старшими сыновьями. Тогда казалось, что всё наконец-то наладится, но судьба распорядилась иначе. Смерть старшего сына Валерия, Сергея, стала для него страшным ударом. Ирина понимала: их общий брак теперь невозможен. Последние годы жизни Валерий будто предчувствовал беду. Он стал сентиментальным, часто плакал, глядя на сына, и говорил о скорой смерти. «Я злилась, отмахивалась, не верила», — вспоминала Ирина. Но в 71 год ему поставили страшный диагноз — неоперабельная опухоль мозга. Он так и не узнал правду о своей болезни. В марте 2013 года его не стало. После его смерти Ирина изменила всё: ушла из «Таганки», стала играть на сцене МХАТа и теперь возглавляет культурный фонд имени Золотухина. Её главная гордость — сын Иван, который уже делает первые шаги в кино. А вот новой любви в её жизни так и не появилось. «Больше никого не полюбила. Просто не случилось», — признаётся она. Могла ли её жизнь сложиться иначе? Возможно. Но, глядя на сына, она точно знает: эта сложная, запретная и невероятная любовь была ей дана для того, чтобы появился он. И Ирина ни о чём не жалеет. Это была её жизнь. 15 лет, наполненные страстью, болью и счастьем, которое невозможно забыть.

Оставил своих детей, воспитывал чужих, внука Буркова так и не признал: старшая дочь встретила отца лишь в 39 лет, а младшую лишили родительских прав. История древнего боярского рода Вельяминовых берет свое начало в XI веке. Среди предков актера Петра Вельяминова числятся многочисленные выдающиеся личности. В Эрмитаже хранится портрет его двоюродного деда, генерала Ивана Вельяминова, входившего в Военный совет при Александре I. Алексей, брат Ивана, во время Крымской войны руководил Кавказской Черноморской оборонительной линией. В его честь было возведено укрепление, получившее название Вельяминовский форт. Отец Петра, Сергей Петрович, служил царским офицером. В 1916 году он отправился на фронт, затем вступил в ряды Красной Армии и командовал полком. Во время Второй мировой войны его вынудили служить простым солдатом, так как в 30-х годах он отбывал срок по ложному обвинению и утратил офицерское звание. В 1944 году Сергея Петровича вновь арестовали и приговорили к десятилетнему заключению. Он пережил две волны репрессий, а реабилитация пришла лишь в 1956 году, когда ему вернули звание и награды. В 1943 году арестовали и 17-летнего Петра. Только окончив школу и планируя поступать в архитектурный институт, он оказался за решёткой по обвинению в участии в антисоветской организации. На первом же допросе юноша узнал, что его мать, Татьяна Ермиловна, также арестована. Это известие потрясло его до такой степени, что он подумывал о самоубийстве. На помощь пришла начальница тюремного лазарета, дочь которой была знакома с Петром по школе. Благодаря её поддержке он нашёл силы выстоять, а позже, когда был приговорён к 10 годам лагерей, она продолжала писать ему письма. Именно в условиях заключения Вельяминов открыл в себе талант актера, участвуя в самодеятельных постановках и гастролируя по лагерям. Его импровизация настолько впечатлила администрацию колонии, что срок заключения сократили на пять месяцев. После освобождения Петр твердо решил связать свою жизнь с актерским искусством, хотя вернуться в Москву ему так и не удалось. В течение двадцати лет без профессионального образования он выступал в театрах провинциальных городов — Тюмени, Новочеркасска, Чебоксар, Дзержинска, Иваново и Перми. Особенно успешным стал для него период работы в Свердловске: именно там его заметили режиссеры Владимир Краснопольский и Валерий Усков, предложившие ему роль председателя колхоза в фильме «Тени исчезают в полдень». Изначально Госкино не желало утверждать Петра Вельяминова на роли из-за его отсутствия профессионального образования и политических преследований в прошлом. Однако пересъемки оказались финансово неподъемными, и фильм, несмотря на все сомнения, стал невероятно успешным. Этот успех открыл для Петра новую главу: его пригласили в "Современник", а коллеги начали выстраиваться в очередь, чтобы работать с ним. После роли в «Тенях» Вельяминов запомнился зрителям благодаря работе в фильме «Командир счастливой «Щуки», а затем блистательно воплотил Поликарпа Кружилина в легендарной картине «Вечный зов». Впоследствии его амплуа часто включало патриотов и примерных граждан Советского Союза. Однако сам актер признавался, что играть эти роли было нелегко, учитывая сложности его собственной юности. К 80-летию за плечами Вельяминова оказалось внушительное количество работ в фильмах, включая такие как «Сладкая женщина» и «Ярослав Мудрый». Эльдар Рязанов планировал снимать актера в «Служебном романе», но после проб отказался от этой идеи. В конце 1980-х годов, неожиданно, Петр переехал в Ленинград, где начал работать в Театре комедии. Этот шаг стал результатом нового романа… Официально актер был женат пять раз. В первый раз он связал себя узами брака в 27 лет с коллегой Людмилой Нюхаловой. Через год у них родилась дочь Екатерина, однако спустя восемь лет брак распался. Людмиле было трудно смириться с его постоянным стремлением к переменам. У нее уже было двое детей от предыдущего брака, и она стремилась к стабильности, тогда как Петр искал движения вперед. Екатерина вспоминала, что после их расставания родители больше не поддерживали отношения. Своей второй супругой он избрал Галину Гришину, которая подарила ему сына Сергея и дочь Ирину. Однако всем воспитанием детей занялась Галина, пока Петр продолжал искать своё место в жизни, меняя один театр за другим. За годы их совместной жизни Вельяминов сменил три работы. Когда «Современник» предложил ему роль, Галина отказалась следовать за ним в Москву. В итоге Сергей отправился с отцом. Жили они в стесненных условиях – в небольшой комнате общежития – но вскоре актеру выделили отдельную квартиру. Некоторое время спустя в их жизни появилась новая спутница — актриса Галина Добровольская, которая переехала к ним вместе с дочерью Ольгой. Сергей тепло отзывался о ней, говоря, что она относилась к нему как к своему собственному ребенку, окружая теплом и любовью. Однако позже место Галины заняла молодая художница Елена Маневич, с которой Петр прожил около пятнадцати лет и усыновил её сына Михаила. Елена и Сергей никогда не испытывали конфликтов. Она заботилась о пасынке, пока его отец находился на пике популярности и был занят работой. Живя в просторной квартире, Елена активно занималась обучением Сергея. Со временем он стал называть её мамой, наполненный благодарностью и любовью. Этот период был для семьи счастливым. Но затем Петр неожиданно решил уехать в Ленинград к новому увлечению – студентке Татьяне Танаковой. Петр вел сложную личную жизнь, а каждая из его историй оставляла глубокий след в судьбах окружающих. В Москве он скрывал отношения с Маневич, что стало тяжелым ударом для неё. Однако, несмотря на предательство, она находила силы двигаться дальше, выйдя замуж, но любовь к Вельяминову продолжала жечь её сердце. После переезда в Ленинград Петр женился на Татьяне. Ради семьи она отказалась от перспективной карьеры. Вместе они создали уютный загородный дом, воплощая его творческие идеи в оформление пространства. Этот брак оказался наиболее устойчивым и гармоничным для Петра, пусть и без детей. Их переживания, связанные с выкидышем, остались непроговоренными. Однако счастье не спасло его отношения с детьми от разлада. Он отказал сыну Сергею в поддержке для поступления в театральный институт, хотя сам когда-то смог пройти этот путь. Сергей постепенно отошёл от отца, редко навещая его в Петербурге, отдавая больше душевной энергии Елене, которую считал матерью. Сложные судьбы близких людей Петра не заканчивались на отношениях с детьми. У Сергея-младшего была серьезная связь с дочерью Георгия Буркова, Марией. Хотя молодые люди планировали свадьбу, позиция отца девушки разрушила их планы. В результате Маша одна воспитывала сына, которого Петр видел лишь однажды в роддоме — ничего больше не связывало их. Встреча Петра со старшей дочерью Екатериной произошла спустя три десятилетия разлуки. Ее инициатива привела к неожиданной реакции – отец встретил её с недоумением. Однако присутствие его новой молодой жены сделало разговор натянутым и лишенным возможности сближения. Екатерина оказалась успешной актрисой Омского театра и приезжала в Петербург только с гастролями, сохраняя дистанцию. Тем не менее, её личная жизнь была счастлива: она воспитывала двух дочерей, одна из которых, Серафима, добилась известности как детская писательница. Младшая дочь Ирина прожила более драматическую судьбу. С помощью Вельяминова она поступила в Щукинское училище, но её актерская карьера не сложилась. Семейная жизнь также оказалась непростой — развод сопровождался множеством трудностей, включая проблемы с алкоголем. Ситуация усугубилась попыткой Ирины совершить самоубийство и физическим повреждением жилья, что привело к потере родительских прав. Сквозь годы личные решения Петра и его неурядицы оставили следы на каждой ветви его семьи, показывая хрупкость связи между амбициями, любовью и семейным пониманием. Петр Сергеевич утратил связь с младшей дочерью и не признавал Лизу, что добавляло драматизма в его жизненную историю. Вспоминается фраза из фильма «Отпуск за свой счет», которая подчеркивает, что иногда лучше наслаждаться кино, не заглядывая в личную жизнь актёров. В 2006 году у Вельяминова начали проявляться признаки болезни Паркинсона, о которых знали только его близкие. Завершив свою кинокарьеру фильмом «Луна в зените», он надолго исчез из публичного пространства. Весной 2009 года Петр Сергеевич перенес грипп, а в июне того же года, в 82-летнем возрасте, скончался от воспаления легких. В каких проектах вы запомнили его?

Актриса театра и кино Елена Ксенофонтова родилась 17 декабря 1972 года в городе Хромтау, Казахстан. Выросла в Подмосковье, под Серпуховом. В юности серьёзно занималась лёгкой атлетикой (бегала дистанции 400 и 800 метров). В 1998 году окончила ВГИК (курс Марлена Хуциева, актёрская группа Иосифа Райхельгауза). На первом курсе института принята в труппу Театра "Школа современной пьесы" (художественный руководитель театра — Иосиф Райхельгауз) (играла Нину Заречную, Дульсинею Тобосскую). После выпуска из института её приглашали шесть московских театров, но она осталась у Райхельгауза. В 1999-2013 гг. - актриса Московского драматического театра под руководством Армена Джигарханяна. В кино начала сниматься в 1992 году. Сегодня в фильмографии 47 работ.

С добрым утром 🌞

С добрым утром 🌞

Доброй ночи 🌠

«Тpидцaть лeт любви и oдин poкoвoй выcтpeл. Cудьбa Жaнны Пpoхopeнкo» У меня перед глазами старый черно-белый снимок. Бумага потерлась по краям, будто хранила не одну чужую историю. Девушка с длинной косой смотрит в объектив так, что трудно отвести взгляд: в её глазах наивность ребёнка и одновременно упругая сила человека, который уже знает цену жизни. Это Жанна Прохоренко. В 2025-м я листаю прошлое и понимаю: такие судьбы не умещаются в энциклопедические строчки. Они звучат, как толстый роман, где переплелись война и любовь, кино и одиночество последних лет. Начало — Полтава, май 1940-го. Девочка по имени Жаннета приходит в мир, который дышит ещё довоенной тишиной. Но это дыхание — короткое: через год грянет война. Отец уйдёт добровольцем и погибнет почти сразу — всего три месяца на фронте. Мать с дочерью уедут в Ленинград, город, которому суждено будет пройти через блокаду и голод. Её детство — не про дворовые игры и сладкую вату. Это очередь за хлебом, усталые глаза взрослых и тишина детей, которые слишком рано научились быть взрослыми. Но у маленькой Жанны был свой тайный островок — театральный кружок во Дворце пионеров. Там она могла быть кем угодно: принцессой, старухой, бедной девочкой. Там было тепло. Там можно было забыться. И, возможно, именно сцена спасла её от той холодной безнадёжности, которая висела над всей страной.. О карьере актрисы она не думала. Казалось, что поступить в театральный вуз — это неприступная крепость. Но судьба умеет бросать кости по-своему. В кружок пришли представители МХАТа: нужен был талантливый донабор. Из сотен подростков выбрали пятерых. Среди них — та самая Жанна. И вот она, студентка у Олега Ефремова, среди первых же дней замеченная преподавателями. На втором курсе — сцена «Современника», спектакль с говорящим названием «Звёздный час». И он действительно стал для неё таким. Тогда-то её и заметил Григорий Чухрай. Обычный момент, репетиция, и вдруг — приглашение на главную роль в «Балладе о солдате». Кино, которое взорвало мир. Советское руководство сперва морщилось: мол, любовь и война несовместимы, фронт нельзя показывать фоном. Но публика на Западе увидела в фильме другое — живых людей. В итоге власти уступили, а Жанна проснулась звездой. Когда «Баллада о солдате» отправилась покорять Америку, Жанна оказалась в составе советской делегации. Казалось бы — сказка: молодая актриса впервые за океаном, под вспышками фотокамер. Но всё пошло не по сценарию. Её повели к стилисту, который должен был «сделать из неё звезду». Наложил макияж, уложил волосы — глянцевая кукла из чужой реальности. Она взглянула в зеркало… и смыла всё подчистую. Заплела свою косу, расправила плечи. И именно в этот момент стала самой собой. Вот она — девчонка с сияющей кожей, ясными глазами, живой, настоящей. Американцы влюблялись не в чужую маску, а в эту простоту. Писали письма, признавались в чувствах, выстраивались в очереди только чтобы взглянуть на русскую красавицу. Ирония судьбы: пока на Западе её боготворили, дома судьба готовила ей испытание. Руководство Школы-студии МХАТа не прощало самодеятельности. Студентам запрещалось сниматься до окончания учёбы. А Жанна уже снялась — и не просто где-то, а в фильме, который прогремел на весь мир. Приговор был быстрым: отчисление. Словно дверь захлопнулась прямо перед лицом. Но иногда жизнь устраивает такие повороты, которые потом называешь «счастливым несчастьем». Жанна поступила во ВГИК. И попала в уникальную атмосферу — на курс Сергея Герасимова и Тамары Макаровой. С ней учились те, кто позже стал символами кино: Сергей Никоненко, Галина Польских, Лидия Федосеева. Там, во ВГИКе, она снова обрела почву под ногами. На втором курсе у неё появляется новая дерзкая роль — в фильме «А если это любовь?». Картина про чувства школьников. Тема рискованная, почти запретная для тех лет. Но Жанна и её партнёр Игорь Пушкарёв сыграли так честно, что фильм пробил броню цензуры. И снова — разговоры, осуждение, но и признание зрителей. 1964 год стал для неё переломным. Она окончила ВГИК, и её карьера стремительно пошла вверх. Сниматься начали звать все — в том же году она снялась сразу в нескольких проектах. И вот уже 70–80-е — пик её славы. Экран заполняют её лица: нежные и строгие, светлые и загадочные. Прохоренко становилась той женщиной, которой верят безоговорочно. Но время не щадит никого. В 90-е кино обмельчало, предложения стали редкими. Сериалы, проходные роли, ни радости, ни вызова. Казалось, сама эпоха поставила паузу. За фасадом кинематографического успеха всегда есть другая сцена — та, где нет сценаристов и дублей. У Жанны она началась рано: ещё студенткой она вышла замуж за режиссёра Евгения Васильева. Ей было двадцать один, ему — тридцать пять. Он смотрел на неё как на чудо, боготворил, ревновал, хотел держать при себе. В их семье родилась дочь Катя, и Жанна послушно ушла в тень — муж считал, что актриса должна заниматься домом и ребёнком, а не бегать по съёмочным площадкам. Несколько лет она так и жила: отклоняла предложения, оставалась дома. Но в какой-то момент тоска заела изнутри. Она слишком сильно любила кино, чтобы молчать. И однажды вернулась — несмотря на запреты. С этого момента ссоры стали привычным фоном в их семье. На одном из вечеров она встретила Артура Макарова. Приёмного сына Сергея Герасимова и Тамары Макаровой. Их связь началась не сразу, но Жанна почувствовала всё с первой минуты: это любовь. И когда отношения переросли в реальность, она не стала юлить — призналась мужу и подала на развод. Развод проходил тяжело, почти мучительно. Партсобрания, допросы, постоянное давление. Их семилетнюю дочь Катю таскали на «воспитательные» разговоры, вынуждая выбрать, с кем она останется. Как будто ребёнку вообще можно сделать такой выбор. Девочка одинаково любила обоих, но осталась с матерью. А Жанна — впервые смогла выйти в свет с Артуром. Она называла его другом, а глаза выдавали влюблённую женщину. Они не были мужем и женой официально, но тридцать лет делили жизнь. Общество судачило, шепталось о «любовном треугольнике», а ей было всё равно. Она нашла своё счастье и держалась за него. Артур однажды даже просил её родить ребёнка, но она была непреклонна: ребёнок — только в браке. И это условие так и осталось неисполненным. А потом наступили 90-е. Время, которое ломало не только экономику, но и судьбы. Артисты остались без работы. Жанна купила дачу, пыталась спрятаться от этой новой реальности. Макаров занялся бизнесом — сомнительным, опасным. В 1995 году его убили. Тело нашли в квартире Жанны. Обстоятельства смерти так и остались покрыты мраком. С этого момента в её жизни началась другая глава — тихая, почти безмолвная. Она замкнулась, жила в деревне, перестала принимать гостей. В городе её видели редко, иногда — одиноко сидящей на скамейке. Стоило кому-то заговорить, она молча вставала и уходила. Последний раз зрители увидели её на экране в 2010 году, в фильме «Рысь». Роль не была большой, но в ней чувствовалась всё та же Прохоренко — живая, настоящая, с той особенной интонацией, которую нельзя подделать. Через год её не стало. 1 августа 2011-го оборвалась жизнь женщины, которая когда-то взрывала залы одним только взглядом. Официальная версия — болезнь. Но я думаю: возможно, она не слишком боролась. После смерти Артура Макарова в ней что-то надломилось. Она жила одна, почти отшельницей, словно постепенно уходила из жизни ещё задолго до конца. Иногда я представляю: сидит она в своём саду, тихо слушает, как по крыше стучит дождь. Телефон молчит, друзья не заходят, журналисты давно забыли адрес. И вдруг ей вспоминается — как двадцатилетняя девчонка смывала в американском отеле тяжёлый грим и возвращала себе свою косу. Вспоминается шум аплодисментов на премьере «Баллады о солдате». Письма, в которых мужчины с другой стороны океана признавались в любви. Голоса коллег, смех, крики «мотор!». И всё это — как другая жизнь, в которой она будто жила не сама, а её экранная тень. Жанна Прохоренко осталась для нас той, которую хочется пересматривать. Её героини не кричали и не играли на публику — они жили на экране. В её взгляде всегда было что-то большее, чем роль: настоящая боль, настоящая радость, настоящая женщина. И в этом её сила. Сегодня, в 2025-м, я вижу в ней не просто актрису — а человека, в котором сконцентрировалась целая эпоха. Её имя стоит рядом с великими фильмами, а её судьба сама по себе — готовый сценарий, полный драматизма и света. Она ушла без громких фанфар, словно закрыла дверь тихо, чтобы не тревожить никого. Но это не значит, что её нет. Она по-прежнему рядом — в кадрах, где её глаза сияют как в первый день, в голосе, который до сих пор слышен сквозь шорох старой пленки. И я думаю: может быть, именно в этом и кроется подлинный успех — когда спустя десятилетия твой образ не тускнеет, когда твои роли продолжают жить своей жизнью, а кто-то, перелистывая прошлое, вдруг ловит себя на мысли, что ты всё ещё здесь.

«Магия заложена в природе театра. Я неслучайно говорю «в природе», потому что природа непредсказуема. Ты можешь отлично отрепетировать, подготовиться, быть настроенным, но что-то вдруг произойдет перед самым спектаклем – взгляд, слово, случайный звонок, мысль – и вот уже вместо чистого поля ты оказался в лесу. Куда идти? Компас сбился. Или кажется, что играешь ужасно – «вон из профессии!» – а зритель принимает спектакль (именно сегодня!) невероятно горячо. Или приходишь в театр больной, уставший, в плохом настроении, тебе не хочется играть – стоит только сделать шаг на сцену, все как рукой снимает. У меня несколько раз были ситуации, когда стояла плакала и думала: «Боже мой, как я сейчас начну спектакль? У меня совершенно нет сил…». И вдруг зритель, который обычно тихо ждет начала, аплодирует, вызывая нас, артистов, на сцену. Чаще всего зритель хлопает, когда артисты уже выходят на сцену. Особенно, если хорошо их знает. А здесь он словно чувствует, как мне плохо, и говорит: «Ну, приходи ко мне, пожалуйста!». Меня всегда это так трогает. Я думаю: «Господи, Алёна, как тебе не стыдно, тебя ждет зритель! Иди играй!». Самое главное – поговорить с целым залом как с одним человеком, с глазу на глаз. Это нам передала Галина Борисовна Волчек. Наверное, вот самая важная задача для артистов «Современника». Как я буду ее решать, как буду настраивать себя на этот откровенный разговор, никого не волнует». Алёна Бабенко

«Дукалис» бросил жену спустя 22 года ради студентки и стал многодетным отцом. Как живёт звезда «Улиц разбитых фонарей» Сергей Селин Жена Лариса, с которой Сергей Селин соединил свою судьбу ещё в молодости, всегда была рядом с мужем и давала ему свою поддержку. Она не только заботилась о доме и семье, но и выполняла функции агента и пресс-атташе актёра. Однако спустя 22 года их браку пришёл конец, и 48-летний Сергей ушёл к очаровавшей его юной особе. Сергей Селин и Лариса Салтыкова встретились в ЛГИТМиКе на вступительных экзаменах. Она тогда пребывала в хорошем настроении и предложила ему оценить её пение, и он, послушав ее, понял, что у неё совсем нет музыкального слуха. Сергей попытался её исправить, но безрезультатно. В результате он поступил, а она - нет. Судьба свела их вновь спустя четыре года, когда Лариса уже училась в медицинском. Их роман окончился свадьбой по инициативе Ларисы, но в этот же день случилась и их первая размолвка. Сергей обиделся на жену за то, что она грубо обратилась к его друзьям. Он высказал ей свое недовольство, на что она ответила взрывом эмоций. Тогда наш герой в порыве гнева заявил, что им лучше расстаться. Но, как это часто бывает, конфликт быстро улёгся. В этом же 1987 году семья пополнилась сыном Прохором. В то время Селин только закончил институт и работал в Молодёжном театре на Фонтанке. Начинали супружескую жизнь Селины в коммуналке, а когда у них появился шанс переехать в кооперативную квартиру, они решили сохранить и комнату: для этого оформили фиктивный развод. Такой ход позволил Сергею как бы остаться в старом жилье, а жене с сыном - прописаться в новой квартире. Селин рассказывал, что после этого они прожили вместе 15 лет, а потом ему предложили выдвинуть свою кандидатуру в депутаты Госдумы. Однако для того, чтобы подать заявку, нужно было иметь имидж образцового россиянина: состоять в законном браке, иметь детей и т. д. Поэтому они решили снова расписаться. В кино актёр начал сниматься с 1990 г., а через несколько лет стал знаменитым благодаря сериалу «Улицы разбитых фонарей», в котором сыграл старшего лейтенанта Анаталия Дукалиса. В те годы он почти не появлялся дома. Снимался, гастролировал, выступал на концертах. Как это часто бывает, семейная жизнь отошла на задний план. Когда сын вырос, а деньги перестали быть проблемой, Лариса захотела «пожить для себя»: она увлеклась фитнесом, похудела, забросила домашние дела и не обеспечивала уют. Супруги всё больше отдалялись друг от друга. Сергей Селин откровенно говорил в интервью, что несколько раз собирался развестись с Ларисой. Но она его удерживала, они садились, разбирали всё по полочкам и находили компромисс. И тем не менее, в 47 лет Сергей Селин покинул жену, влюбившись в девушку, которая была младше на 24 года. Анна только поступила на психологический факультет Университета МВД, а познакомились они на одной творческой встрече, где актёр был гостем. Он попросил у неё номер телефона, а позже пригласил на свидание. На каждую встречу он приносил ей мягкую игрушку, и первые два года их отношения были чисто платоническими. А когда Селин понял, что окончательно влюбился, то подал на развод. О том, что у мужа есть другая женщина, Лариса узнала последней, но она нашла в себе силы встретиться с соперницей и пожелать счастья. В 2008 г. супруги развелись. Многие осуждали актёра за его поступок, но он говорил, что когда в семье случаются проблемы, то ищешь поддержки у того, кто тебя понимает и сочувствует, и не важно сколько лет этому человеку. Селин жаловался на неуступчивость и прямолинейность своей жены, считая это мужской чертой, которая не подходит женщине. После развода Сергей оставил Ларисе квартиру в Петербурге и апартаменты в Турции, хороший счёт в банке и продолжал финансово её поддерживать. Также он купил сыну квартиру и помогал развивать бизнес. Сергей Селин обрёл новую жизнь с новой семьей. Благодаря мягким увещеваниям жены он похудел, отказался от чрезмерного увлечения выпивкой и стал радоваться каждому дню. Встречу со своей молодой женой он считает судьбой. Анна для него опора и радость, и он очень счастлив. Свадьбу они сыграли в 2015 году, когда в семье уже было двое детей. В январе 2010 года у них родилась дочь Мария, а через два года после этого сын Макар. Так Селин в уже зрелом возрасте стал многодетным отцом. Актёр говорит, что ему сейчас очень важно проводить время с семьей. Ему интересно наблюдать, как дети растут и развиваются. Он признаётся, что когда его старший сын Прохор был маленьким, он постоянно работал. А теперь дети видят его чаще, он слышит их разговоры и в курсе их занятий и увлечений. Несмотря на большую разницу в возрасте, Прохор хорошо ладит со своими братом и сестрой. Он никогда не мечтал идти по стопам отца, считая, что одного актёра в семье достаточно, и окончил университет по специальности экономика и менеджмент. Прохор женат на грузинке и растит сына Николоза.

У меня сложное было детство, с острым желанием выжить. Наверное, поэтому и любимыми книжными героями были граф Монте-Кристо, Арбенин, Онегин и Печорин. Это были личности думающие, сильные внутренним своим стержнем, с характером, который трудности и переживания не ломали, а оттачивали… Я не могу выделить какие-то отдельные испытания военных лет, особенно тяжелые и серьезные – мне они запомнились все, безраздельно. Наверное, уже не для кого не секрет, какими событиями были богаты тридцатые, предвоенные годы, как судьбы людей ломались росчерком пера, являя стране «врагов народа», разбитые семьи, сирот. Та власть разрушила и нашу семью. Когда мне было восемь с половиной лет, а маме двадцать девять, моего отца посадили по пятьдесят восьмой статье, на десять лет, правда, была формулировка такая – «с правом переписки». Это значит, была надежда, что отец может вернуться живым. Потому что если писали «без права переписки» – это означало смерть. В тридцать седьмом году нас с мамой сослали, и до июня сорок первого года мы жили в ссылке в городе Малмыш Кировской области. Ссылка… Какое непривычное ныне слово. Ребенком я не понимал происходящего. Мне даже нравилось, что из привычной хорошей четырехкомнатной квартиры мы переехали в какой-то домик, где по двору ходили корова, куры, коза… Подсознательно я чувствовал, что-то с нашей семьей происходит серьезное, а что – толком никак не мог понять.Мама много раз писала Хрущеву, он тогда был руководителем Компартии Украины. Она просила его в тех письмах, чтобы разрешил нам вернуться в Киев, где я родился и где прежде жила наша семья. Но ответа она не получила… Сорок первый. Роковой год. Мы вернулись в начале июня в свой родной город. Но наша квартира была занята, и нам в ней новые хозяева выделили небольшой чуланчик. В нем мы и поселились. Маме удалось устроить меня в пионерский лагерь в Ерпини, это под Киевом. Вот там-то, в Ерпини, и появилось первое мое ощущение войны, когда нас вдруг почему-то разбудили в три или полчетвертого утра. Мы, ребятня, помню, все выбежали на улицу. Шел мелкий дождь. Почему-то было очень темно, хотя в июне обычно в это время уже светло и стоял непонятный, непрерывный гул. Сначала все подумали, что это гром. Но он не прекращался. Потом мы поняли, почему так темно: все небо было закрыто самолетами, бомбардировщиками. Они очень низко летели. Казалось, можно достать их рукой – и так до самого горизонта. Один мальчик предположил: «Ребята, это, наверное, красный крест летит!» «Какой же красный крест, там же белые кресты» – возразил другой паренек. Так мы в первый раз увидели фашистскую свастику, а позже узнали, что летели те самолеты бомбить наш Киев, столицу Украины… Мама срочным образом забрала меня из лагеря. А тут еще пошел слух, что немцы вот-вот займут Киев. Мы пошли с ней на пристань Днепра, чтобы попасть на пароход. Там стояло огромное количество людей. Все женщины да дети, поскольку мужчины все были на фронте. Люди пытались попасть на маленький пароходик, но пробиться сквозь толпу удалось не всем. Пароходик был рассчитан человек на двести, а народу набралось очень много. Мы с мамой вернулись домой, а потом узнали, что как только тот пароходик отошел, в него попала бомба, прямым попаданием. Судно вместе с людьми ушло на дно… Мы пошли на вокзал, чтобы попасть в теплушку, в товарный поезд. С большим трудом попали. С собой у нас ничего не было, кроме одного маленького чемоданчика. Теплушка шла направлением в Среднюю Азию, мы прожили в ней три недели, а может и больше. Каждые десять минут она останавливалась, чтобы пропустить встречные поезда, которые везли солдат, артиллерию, танки… Один раз помню мессершмит стал обстреливать эту теплушку. Кто-то закричал: «Ложитесь все на пол!!!» Все легли. Немецкий самолет летел совсем рядом с теплушкой и всю ее обстрелял, но поскольку мы легли на пол, то пули прошли выше. Выжили! Сошли мы почему-то в Чимкенте, это южный казахстанский город. Предстояло найти себе какое-нибудь жилье, работу, ведь ни денег не было, ничего вообще при себе. Нас приняла к себе одна местная жительница, выделила отдельную комнатушку. Мама сразу устроилась в госпиталь, а потом, поскольку у нее было высшее экономическое образование, работала бухгалтером. Кстати, она была очень умным человеком. Они с отцом учились на рабфаке. …Когда-то, познакомившись с моим отцом – студентом юридического факультета, предупреждала его, что не нужно работать в спецслужбах. Она говорила ему: «Многие твои друзья – адвокаты, они защищают людей. А спецслужбы убивают, а не защищают». Но поскольку его родной брат, Александр Броневой, был заместителем Наркома внутренних дел Украины по кадрам, ярый революционер, работавший с Дзержинским, бывший в Первой конной Буденного, создавший на деньги ОГПУ колонию Макаренко, то он не сомневался в выборе. Говорят, отец был очень жесток с людьми, за это и поплатился, получил свои десять лет… Странно, но он вернулся оттуда таким же, как был. Никого не считал виноватым. Ни Сталина, ни тоталитарную систему. Я разговаривал с ним обо всем, спрашивал, почему он так спокойно все принял. А мне, – отвечал отец, – все вернули, и орден, и партийный золотой значок «50 лет партии». - А деньги тебе вернули? – спрашивал я. - Нет, зачем?! Мне деньги не нужны. Они извинились передо мной… В Чимкенте я сразу пошел работать, помогать маме. Работал во многих местах, всю войну. Правда, без трудовой книжки, потому что мне было недостаточно лет. Ну какая трудовая у двенадцатилетнего мальчишки? Работал на хлебозаводе, потом шил кукол к кукольном театре, потом научился печатать на машинке, работал в райисполкоме. Помню председателя Горисполкома Абрыкина. Он очень по доброму относился ко мне, почти по-отцовски, чего, конечно, не хватало… Наступил сорок четвертый год. За плечами у меня было всего шесть классов. Мама заставила подготовиться и я поступил в вечернюю школу рабочей молодежи, сдал экстерном экзамены на аттестат зрелости за седьмой, восьмой, девятый и десятый классы. Потом поступил в комсомол. Причем, когда меня принимали, спросил: «Может, мне не надо к вам, ведь я сын репрессированного?» «Нет, нет, нам нужны комсомольцы!» – ответили мне. Так я оказался в комсомоле. В сорок пятом война кончилась. День Победы стал, наверное, для каждого самым счастливым днем в жизни. Для всех граждан Союза. А еще мне хочется отметить, что если бы в эвакуации ни узбеки, ни казахи, ни калмыки, ни чеченцы, ни ингуши, в общем – наши восточные друзья, от голода в СССР погибло бы еще несколько миллионов. Не было бы шансов выжить и у меня. Насколько я помню, они делились последним куском лепешки, пускали на ночлег, помогали эвакуированным как своим братьям. Мы сейчас отвечаем им очень плохо, говорим «понаехали» и т.п. Я наблюдал, как гастрбайтеры, таджики, уже с пяти утра метут двор, голодные, без имени, словно изгои жизни. Один мне рассказывал, что даже к врачам обратиться не может – его не примут ни в одной больнице или поликлинике. Это удивительная неблагодарность, за которую господь и природа карают нас. Добро нужно помнить, отвечая на него, достойно звания человека, добром. Родители, которые были детьми в эвакуации, обязательно должны рассказывать о том времени своим детям… И еще один момент, на мой взгляд, важный, – милосердие. Оно в военное и послевоенное время было какой-то нормой, естественной для подавляющего большинства. Мне рассказывали, как вели пленных немцев, фашистов, по Москве, в которую они планировали войти завоевателями. Они выглядели, конечно, ужасно, оборванные, загнанные. И наши старушки сердобольные не могли сдержаться: давали им хлеб и воды напиться. Это после всех тех ужасов, что они натворили на нашей земле… А я тогда еще и думать не мог, что сыграю фашиста в кино и эта роль запомнится и эта работа моя понравится зрителям. Что вы, это было невозможно представить! До нее был целый путь послевоенной жизни, где я многое понял и переоценил, сыграл роли Ленина и Сталина, встречался с удивительными современниками… В сорок шестом я сказал маме, что хотел бы получить серьезное образование: поступить на факультет журналистики или в военное училище, чтобы стать защитником Родины, достойным ее офицером. По тем временам – общее желание любого молодого человека. Я все еще не сознавал, что случившееся с моей семьей как-то повлияет на мою судьбу. С окончанием войны и с радостью и гордостью за страну пришло ощущение, что все плохое и несправедливое – в прошлом раз и навсегда. Мама объяснила мне тогда многое. Она просто показала анкету – огромную, в несколько листов. Там был пункт «Находились ли вы или ваши родственники в заключении или на оккупированных территориях? Если они умерли – укажите, где похоронены». Я тогда сказал: «Мы же не были в заключении, в ссылку нас отправили, но это же не заключение! А на оккупированных территориях мы не были, потому что удалось эвакуироваться!» Но мама сказала, что я ничего не понимаю и что мне закрыты дороги в любые вузы. Я возражал, говорил: «Я же комсомолец». Это не имеет значения, – отвечала мама. – Я узнавала. Тебе можно поступить только в театральное, там не нужно отвечать, где твои родители, достаточно назвать фамилию, имя, отчество и год рождения и проявить свои таланты. Но и то, не в московский или ленинградский вуз, там нужно заполнять анкеты, а в Ташкент… Так судьба сделала поворот. Я держал экзамен в Ташкентский ГИТИС, который находился на улице Шелковичная. Меня взяли на актерский факультет, где мне повезло с талантливыми педагогами. Многие из них эвакуировались из Москвы. Например, Инна Люциановна Вишневская, знаменитый сейчас театровед. Профессор Григорьев, совершенно потрясающий знаниями человек… Стипендия была очень маленькая. Двадцать два рубля в месяц. На них можно было кое-как прожить дней пять. До ссылки я учился музыке, по классу скрипки. Поэтому мне удалось довольно быстро освоить игру на фортепиано и аккордеоне и я начал подрабатывать в кабаке. На туркменском базаре рядом был не ресторан, а заведение кабачного типа. В нем собирались компании очень разные. Одна – бандитская (хулиганье), другая – воры в законе (спокойные такие), третья – раненые фронтовики, кто без ноги, кто без руки, герои войны, все в орденах и медалях, замечательные молодые ребята. Я научился там петь песни. Нас было трое: пианистка, старичок-скрипач и я – на аккордеоне. Заказать могли любую песню – и все нужно было знать на память: Лещенко, Вертинского, старые романсы. Фронтовики все время просили исполнить лирические песни. А бандиты просили блатные. Они наматывали красные тридцатки на вилки и бросали их в нас – делали заказ. Приходилось петь и «мурку», а утром – опять на занятия… Нужно было выживать, а значит смириться с «муркой», но и иметь счастье наблюдать за фронтовиками и их мужской дружбой. Знаете, основное чувство, которое сопровождало очень многих людей до войны, во время войны и долго еще после войны – чувство бесконечного голода. Хотя к нему со временем привыкаешь, как к норме… По окончании Гиттиса меня послали в мой первый театр в Магнитогорск, потом Оренбург, Иркутск, потом Воронеж. Потом я поехал в Москву. Хотелось проверить свои знания и умения, полученные в Ташкенте. Меня приняли на третий курс школы-студии при художественном театре, приравненной к высшему учебному заведению. На одном курсе вместе со мной учились Галина Волчек, Ирина Скобцева, Светлана Мизери, Людмила Иванова, Игорь Кваша, Анатолий Кузнецов и еще очень многие любимые сегодня артисты. В 1955 году я закончил учебу. Жилья в Москве у меня не было, поэтому меня отправили в провинцию – в Чечено-Ингушскую республику, в Грозный. Там в театре на одной площадке постоянно играло два коллектива: один день – чечено-ингушская группа артистов, другой – русская. Отношения между людьми разных национальностей были неподдельно дружеские и уважительные. Это очень важный показатель общей культуры людей, их внутренней культуры, и он был тогда в СССР очень высок. В Грозном я играл Сталина. И получил бы наверное тогда сталинскую премию, если б не изобличающие его известные события в стране. По сценарию Ленин говорил: «Попросите Иосифа Виссарионовича войти». Двое рабочих открывали двери, и я входил. Грохот в этот момент был немыслимый: в зале деревянные сидения, а все зрители вставали и аплодировали Сталину. Его имя люди связывали с достижениями СССР, с Победой в войне, наравне с Лениным это был вождь уважаемый и любимый до слез. Аплодировали так, что я не мог начать. Я переигрывал Ленина, он, казалось, старается мне всячески угодить. А у меня была всего одна фраза: «Да, я с вами совершенно согласен, до свидания». Ухожу и слышу опять гром оваций. А однажды я вышел – тишина гробовая в зале. Я сразу опешил: может не застегнул что-нибудь?.. Отыграл с тревогой в душе. Потом ко мне за кулисы приходит худрук Вадим Михайлович Тиханович. Я – к нему: Что такое случилось, Вадим Михайлович? А он говорит: Я забыл тебя предупредить. Ведь вышло письмо о культе личности Сталина. А сегодня спектакль смотрели целевые зрители – только работники КГБ. Но это не самая худшая новость. Я интересуюсь, что там еще похуже есть. Говорит, не получим сталинскую премию, ее отменили. Но и это не самая плохая новость. Что еще, спрашиваю. А тебе, говорит Тиханович, больше нельзя играть Сталина. Как же быть, – я почти расстраиваюсь. - А я придумал. Ты входи с теми же словами, но в другом гриме и в качестве референта. А Ленин вместо Иосифа Виссарионовича будет вызывать референта. Так мы и играли. Правда, Ленин смотрел на меня уже свысока… Потом я еще много работал в провинциальных театрах. Последним моим провинциальным театром был академический театр в Воронеже. Режиссер готовил новую постановку по Горькому и предложил мне выбрать, кого хочу играть. А я тогда очень верил и испытывал человеческое уважение к Ленину. Мне казалось, что все, о чем говорит пропаганда, и про то, что он голодал, и тп, – правда. И я не задумываясь ответил: хочу сыграть Ленина. Он сказал, что эта роль уже занята. Ну тогда не занимайте меня, – ответил я. И на всех репетициях сидел на галерке. Ленина репетировал очень хороший артист Степан Ожигин. Я завороженно смотрел на его работу и выучил назубок всю роль. Однажды утром бежит директор, я как обычно на галерке, жду начала репетиции. Стали раскладывать красные дорожки, поднялся шум, почти паника. Вдруг в полной тишине вошел в зал человек, сел, как зритель. Выяснилось, что это на репетицию заглянул второй секретарь обкома партии по агитации и пропаоганде. Худрук Шишигин крикнул: «Начинайте!» и пошел спектакль. В первом акте Ленин приезжает на завод, к рабочим. А Степан видимо не был готов играть для одного зрителя, и играть стал не так как прежде. Я вижу – не понятно, что он говорит, как говорит… И тут партийный зритель спрашивает режиссера: «Слушай, а нет ли у тебя другого на роль Ленина?» Нету, – отвечает режиссер. – Один просился, конечно…» Меня позвали. Я спустился с галерки. - Можешь прямо с первого акта сыграть Ленина? - Не знаю. Могу попробовать. - Что тебе нужно для этого? - Ничего, только кепку дайте… Я вышел нак сцену и на нервной почве сыграл неплохо. Вот он будет играть, – подвел итог второй секретарь. Мне очень нравилось играть эту роль. Я верил в своего героя искренне, и это придавало сил. Вот сейчас у меня дома хранится фотография, где я в роли вождя. Очень хороший гримм мне тогда сделали, часа два на него ушло… А однажды Шишигин мне говорит: Нас вызывает первый секретарь обкома. В большом кабинете нас встретил большой человек, постукивая по столу цветными карандашами. Ну а что, говорит он, бращаясь к Шишигину, – у тебя этот артист партийный? Я ответил сам: Нет, беспартийный. - А почему, так Ленина играешь и беспартийный? А потому, говорю, что у меня отца посадили на десять лет. Я сын репрессированного. А разве Ленина может сыграть только партийный и я плохо сыграл? - Нет, ты хорошо, но это-то меня и удивило. Я продолжал играть Ильича. И вот снова непонятная ситуация: шум в антракте. Паника. Все суетятся, бегают. Я отыграл первый акт и мне утирают пот со лба, а тут вбегает директор и ведет меня куда-то. Спустились вниз, я смотрю, на пороге, боясь войти в комнату, стоит первый секретарь, второй секретарь, начальник местного КГБ, командующий округом, а у окна спиной к нам стоит небольшой человек в сером костюме. Потом я узнал, что это был член ЦК и политбюро Аристов Аверкий Борисович, приехавший из Москвы. Он повернулся, долго смотрел на меня, потом протянул мне руку и сказал, обращаясь к стоящим в дверях: «Ленин всем очень нравится». Потом я отыграл второй акт. А на следующий день за мной приехали. «Садитесь в машину, поедем» Я поинтересовался: «А куда?» Ну, говорят, мы вам все расскажем, поехали. Сели в черный автомобиль. Повезли меня к секретарю горкома. А тот дал указание своему человеку: Выдайте Леониду Сергеевичу ключи от двух квартир и машину, пусть поедет и выберет себе». Совершенно обалдевший, я сдуру выбрал худшую квартиру, но это было мое первое личное жилье. И хотя на мебель денег не было и спали мы с женой на полу, это уже было счастье. Правда, не долгое. Жена умерла, и я остался с дочкой пяти лет вдвоем. Пока она окончила институт, я не женился, чтобы ее не травмировать. Квартиру мы поменяли на коммуналку в Москве. В столице мне очень помогли Игорь Кваша и Людмила Иванова, подыграли мне, и я держал экзамены в московских театрах с кусочками из Островского, своей роли Ленина и каких-то еще небольших вещей. Сначала меня принял Борис Иванович Равенских в театр Пушкина¸ там я увидел Раневскую, Чиркова, потом обратило внимание на парня, который здорово так поет… Оказалось, это был Володя Высоцкий. Но когда они уехали на гастроли, а я был не занят, то остался в Москве без работы. Вынужден был играть на Тверском бульваре в домино, чтобы хоть рублишко выиграть. Выяснилось, что когда выигрываешь, то не имеешь права бросать игру. Меня игроки чуть не убили. Пришлось им признаться: у меня дочка и тетка покойной жены, я возьму выигранный рубль, куплю им молока и хлеба. А потом заработаю и вам обязательно проиграю. И они поняли меня, пошли на встречу. Черные полосы жизни всегда сменяются белыми. Работа в театре открыла путь в кино. У режиссера Татьяны Лиозновой в «Семнадцати мгновениях весны» я сыграл антигероя Мюллера. Готовился к этой роли как к любой своей работе. И она мне сразу же не показалась сложной. Прочел сценарий. Кем был этот человек? Сначала служил в полиции и сажал Гитлера в тюрьму, а когда тот пришел к власти, стал служить ему. С одной стороны – хитрый приспособленец, с другой стороны – профессионал, знающий свое страшное дело. Я не стремился добиться любви зрителей к этому персонажу. Но мне говорили, что сам Андропов некоторые кадры фильма с моим участием посылал во все отделы КГБ, чтобы видели, как надо разговаривать с людьми, как работать с документами, как стоять, как сидеть, как открывать стол… Я не читал специальную литературу и нигде не перенимал никаких немецких привычек. Но играя так, как играл, хотел показать, что у нашей страны был очень серьезный, страшный противник, и победа над ним – Величайшая Победа, потому что даже таким изощренным зверям никогда не взять верх над страной, где взаимовыручка, дружба народов, вера в идеалы и общечеловеческие ценности соединились в одно целое. Очень важно, чтобы молодые знали историю нашей страны, чтили Подвиг ее воинов и тружеников тыла, с уважением относились к этим героям, живущим среди нас. Военные годы, испытания и беды, – это и память, и гордость, и серьезнейший урок для будущего. Мир надо беречь, начиная каждому с самого себя, своей семьи, окружающих. Абсолютно каждому из людей дано сделать что-то, что укрепит мирную жизнь сегодня и уже сейчас. Памятуя о былом, давайте верить как в силу всего нашего народа, так и каждый – в свои собственные, ведь любые испытания закаляют и, я надеюсь, я верю, – делают нас мудрее!