- О! Отличная полянка! Давайте здесь встанем! - радостно возгласил Ник и поспешил распустить грудную стяжку рюкзака. Антон придирчиво оглядел предложенное место ночевки и согласно кивнул. В самом деле - лучше места и желать было нельзя: полянка была чистой, ровной, вокруг полно сушняка на растопку и даже есть старое кострище, заботливо обложенное камнями. Похоже, это место уже бывало туристской стоянкой. Мало хоженная тропинка пролегала по самому краю, река с удобным спуском, песчаной кромкой и чистым дном - в двадцати метрах. - Встаем! - объявил руководитель, и мы принялись сбрасывать рюкзаки. Я в тот год только поступила в институт. Еще на подготовительных курсах мы подружились с Машей, и когда Антон предложил мне провести часть августа, сходив в пеший поход по Мещёре, я позвала ее. Маша пригласила своего парня Игоря, а он, в свою очередь - брата Никиту. В таком вот составе мы готовились встать на ночлег в конце второго ходового дня нашего путешествия, когда Ник нашел нож. Он просто заметил первым - нож был воткнут в середину гладко спиленного пня, торчавшего ближе к дальнему краю поляны. На мой взгляд обычный "охотничий клинок", каких множество продается в ларьках подземных переходов, и какие любят брать с собой парни в камуфляже: с чуть изогнутым кончиком, широким лезвием и фигурной, под широкую мужскую кисть, рукоятью. И вот, эта блестящая, как полированный янтарь, рукоять, словив на себя солнечный луч, привлекла взгляд Ника. - Ух ты! Режичек кто-то оставил! - воскликнул он и потянулся, чтобы выдернуть нож из древесины. Все мы обернулись на голос, и в следующую секунду Антон заорал: - НЕ ТРОГАЙ! Все вздрогнули от неожиданности, а Ник отдернул руку. Никогда раньше наш руководитель не позволял себе кричать. Но вид у него был действительно встревоженный. Впрочем, он почти сразу взял себя в руки. - Ты что вопишь? - возмутился Игорь, - Это твой нож, что ли? А Ник, почувствовав поддержку и успокоившись, положил руку на рукоять и покачал нож, высвобождая его. - Не трогай его, - уже спокойным, но решительным тоном произнес Антон. А потом добавил: - Нам нужно найти новое место стоянки, подальше отсюда. Эта новость меня расстроила. Поляна была такой уютной, я уже предвкушала, как ополоснусь в прохладной речке перед ужином, а потом наверну полную миску душистой гречки с "тушлом", запивая всё это сладким чаем, а может Игорь достанет свою "командирскую" и нальет всем по 50 грамм для крепкого сна. Похоже, перспектива вновь "впрягаться" в рюкзаки и топать дальше не понравилась никому. - Ты что, обалдел? - набросились на Антона сразу оба брата, - Клёвое же место нашли! Зачем еще куда-то переться? - Надо, - произнес руководитель, - не спрашивайте, я вам потом всё объясню, а сейчас пора идти. - Что, примета какая-то? - не понял Ник. - Да, примета! - ухватился, как за соломинку, за его слова Антон и повторил, - Я потом объясню! Пошли, пошли скорее! И первым зашагал по тропе. Мы переглянулись - делать было нечего. До самого заката мы чесали по лесу, даже не глядя по сторонам, едва-едва угоняясь за набравшим темп, "втопившим" руководителем. Только когда солнце коснулось своим краем вершин деревьев, Антон замедлил шаг и начал оглядываться в поисках новой стоянки. Но прошло немало времени прежде, чем мы ее нашли, и была она значительно хуже предыдущей. Мусор, бутылки, вколоченные в дерево гвозди - всё указывало на то, что на этом месте не один раз останавливались. Спуск к реке был неудобным, да и весь хороший сушняк поблизости уже прибрали. Мы с Машей принялись торопливо ставить палатки, Игорь с Никитой отправились за дровами, а Антон пошел за водой. - Ты не знаешь, что с ним? - поинтересовалась моя однокурсница. - Нет. В первый раз его таким вижу! - пришлось признаться мне. При этом, я чувствовала стыд, точно сама виновата в неадекватном поведении своего хорошего знакомого. Но отчасти это и было так - ведь именно я пригласила их в поход и познакомила с Антоном. - Игорь говорит, что возможно, он испугался зеков, - сообщила Маша. - Почему зеков? - Рукоятка у ножа самодельная, наборная, из эпоксидки. Он разглядел. Такие зеки делают. Я запоздало вспомнила - в самом деле, слышала про такое. В этом случае Антон абсолютно прав, что бы там ни думали себе Игорь с Ником. Даже с одним уголовником, случись он на нашем пути, нам не справиться. И дело не в количестве ножей, топоров и прочего: что могут трое законопослушных, робких студентов, никогда даже толком не дравшихся и уж тем более не участвовавших в поножовщинах, против матерого преступника? А если он не один, а их двое-трое? Брр! Но тогда непонятно, к чему эта таинственность? Чтобы не напугать нас? Чтобы не было паники? Мне кажется, лучше было бы, если бы мы знали, чего нам опасаться. Хотя, возможно, он держит в неведении только нас с Машей, а парням уже всё сказал? Антон же между тем принялся за очень странное дело. Он выгреб из кострища непрогоревшие угли и принялся высыпать ими тонкую линию вокруг нашего лагеря. Потом, вдоль этой черты протянул по земле бельевую бечевку, вынутую из рюкзака. Получилось два незамкнутых круга, один в другом. - В Хому Брута играешь? - уточнил Ник, когда они с братом принесли и свалили рядом с кострищем сухое бревно. Антон только невразумительно угукнул. Потом взял у ребят топор и лезвием топора прокопал третью линию вокруг двух предыдущих. Ребята следили за его движениями с недоумением и насмешкой, а мне вдруг стало страшно. А если Антон сошел с ума? Если он псих? Остаться практически наедине в глухом лесу с не совсем адекватным человеком ночью, да еще в предполагаемом соседстве с уголовниками - от этой мысли мне стало страшно. Но когда Антон обернулся ко мне - я успокоилась. В надвигающихся сумерках его лицо не выражало ничего, кроме заботы: никакого фанатичного блеска, ни безумной ухмылки. Он даже улыбнулся мне одними уголками губ. Стемнело. Чтобы следить за закипающим варевом, пришлось включить налобный фонарик. Антон замкнул поочередно все три круга и произнес. - Всё. До утра за пределы лагеря - ни ногой! - А если мне в туалет захочется? - с вызовом спросил Ник. - За деревом, - отрезал Антон. - А если по-большому? - Ямку выкопаешь, - спокойно ответил Антон и указал на складную лопатку. Никита хотел было возразить что-то еще, но в этот момент Маша объявила сбрасывание - сигнал, что можно подставлять миски под горячую кашу. Это пресекло все споры. Турист живет от привала до привала, а завтрак, обед и ужин - это кульминация привалов. Можно сказать, что турист живет от "пожрать" до "пожрать". Поэтому следующие полчаса нам было не до споров - мы дули на ложки, обжигаясь, давили в миски из пакетиков кетчуп и майонез, грызли сухари, запивая всё это горячайшим чаем. Потом, сытые, отставляли миски и потягивались. Антон достал карту, я мыла и тёрла посуду, аккуратно поливая водой из бутылки. - Сегодня мы прошли немного больше, чем я планировал, - начал Антон. - А смысл? - хмыкнул Игорь и хотел было уже продолжить, но тут за его спиной в темноте раздался жуткий вой. *** Когда-то в детстве я пыталась представить себе, как выла жуткая собака на болотах, окружавших Баскервиль-холл. Но в звуках, которые я себе представляла, не было и половины того ужаса, который я испытала спустя много лет сидя у костра с миской в одной руке и проволочным шуршиком для посуды в другой. В горло вдруг волной плеснула изнутри горечь; каждый волосок на моём теле встал дыбом; хотелось сбежать и спрятаться туда, где адская тварь, чей голос разносился по лесу, не смогла бы меня достать. В этот момент Маша схватила меня за руку. От ее прикосновения я испугалась еще больше, миска выскочила из моей руки и покатилась в темноту, туда, где едва виднелась граница очерченного круга. Если граница будет нарушена... Время растянулось. Мне казалось, что миска катится очень медленно, но прямо, как колесо. "Остановись, остановись!" - мысленно приказывала я. И в самый последний момент, казалось, она послушалась и накренилась, а потом упала, едва не коснувшись краем угольной линии. Я обвела взглядом всех, сидевших у костра. Лица их были белы от страха и недвижимы. Вой достиг самой высокой ноты и затух, но нам казалось, что мы еще слышим его отголоски - так звенела эта жуткая тишина. Потом ее нарушил Игорь. - Нифига себе, - хриплым шепотом произнес он. - Что это было? - Ты уверен, что тебе хочется это знать? - спросил его Ник. Игорь отрицательно покачал головой. - Оно далеко, - произнес Антон успокаивающе, хотя губы у него прыгали так же, как у всех. - А оно может до нас добраться? - спросила Маша, сильнее стискивая моё запястье. Антон помедлил и ответил. - Нет. Я думаю - нет. Предлагаю сегодня не засиживаться и пораньше лечь спать. Третий день похода всегда самый напряженный. - Мы с вами! - торопливо произнесла Маша. И спросила, обернувшись к Игорю, - Правда? - Согласен, - кивнул тот. Мы запихнули всё снаряжение в маленькую палатку, закатили в костер пару чурбаков, чтобы потихоньку прогорали до утра, а сами впятером влезли в трехместную палатку. Антон и Никита легли по краям, у двух тамбуров. Руководитель наш положил рядом с собой топор, все остальные (даже мы с Машей) - спрятали в изголовье ножи. Про зека мы уже не думали - если в этом лесу, в ближайших окрестностях и был еще человек, то его следовало пожалеть. - А как ты думаешь... - начал было Игорь, но тут вой раздался снова. Он был громче, ближе и, казалось, еще ужаснее, от него ледяной холод расползался по всему телу. - Тсс, тише! - шепнул Антон, когда вой стих. - Не говори ничего. Давайте попробуем заснуть! Но заснуть удалось далеко не сразу. Вой повторялся снова и снова, то ближе, то дальше от нашего лагеря, словно громадное чудовище, выбравшееся прямиком из ада, носилось по лесу, выискивая себе жертву. Порой казалось, что оно подобралось к самому нашему лагерю, и в такие минуты хотелось вскочить, закричать, забиться в истерике. В какой-то момент я почувствовала, что Антон обнимает меня поверх моего спальника, и прижалась к нему всем телом, ища защиты и утешения. В конце концов у меня, видимо, не выдержали нервы - устав от непрерывного ужаса, я провалилась в сон, но даже во сне мне виделось, что я лежу в палатке, стиснутая между Антоном и Машей, и дрожу от страха. В какой-то момент я почувствовала, что меня теребят. - Э-эй, вставай! Антон наклонился надо мной. Я поняла, что уже светало. - Подъем, вода скоро закипит! - Что, уже утро? - Маша высунула голову из спальника. На часах было шесть с копейками, а за пределами палатки начиналось пасмурное хмурое утро. Туман сполз к реке, небо застилала пелена сплошных облаков. Вчерашние чурбаки прогорели дотла, но новый огонь, разведенный поверх старого, уже лизал с шипением бока котелков. Пограничные линии, которыми Антон с вечера окружил лагерь, были нарушены, бечевка смотана в клубок. Я направилась к кустикам, внимательно глядя под ноги. Больше всего на свете я хотела (и боялась) увидеть какие-нибудь следы: отпечатки громадных лап зверя, который выл вчера в лесу, следы его когтей на палой листве или (еще страшнее) капли крови. Но не увидела ничего. - Что это было вчера ночью? - спросил Игорь за завтраком. - Не знаю, - равнодушно ответил Антон. - Волк, наверное... - ВОЛК?! - Маша аж подскочила на месте. - Тут водятся волки?! - Водятся, насколько мне известно. Это же лес, заповедник рядом. Тут и медведи водятся. - А он не мог на нас напасть? - Это вряд ли, - качнул головой наш руководитель. - Зачем ему? Август, еды полно, к тому же нас явно больше. Волки - очень осторожные хищники и не нападают на добычу крупнее себя, если не сильно голодны или не в стае. - А вдруг их целая стая? - Нет. Думаю, что это был один единственный зверь. Я слышал только одного. - К тому же они сбиваются в стаю только зимой, - блеснул своими познаниями Ник. - То есть мы тупо испугались волка, - покачал недоуменно головой Игорь. Он словно бы был разочарован. - Было бы умнее, если бы мы испугались зайца? - пошутил Ник. - Предлагаю дискуссию продолжить на маршруте, - произнес Антон, вставая. - Девочки, что у вас в рюкзаках едет из припасов? Консервы, крупу давайте сюда, перегружу их на нас троих, а сухари, сыр, сало положите ближе к клапану, сегодня пойдем без горячего обеда! Мы принялись перегружать рюкзаки. Облака разошлись, выглянуло солнце. Мы топали по тропинке вдоль правого берега реки, поглядывая по сторонам. Впереди вышагивал Антон с компасом, замыкали, как обычно, ребята, мы держались в середине, стараясь не сильно отставать. На коротких привалах щипали чернику, в изобилии росшую вдоль дороги, собирали грибы: в основном, сыроежки, но попалось и пяток крепких подберезовиков. Будет добавка к каше. Третий день пути (объяснил нам Антон) - всегда самый тяжелый. Первый день уходит на раскачку, второй - на привыкание. На третий день закладывается самый протяженный переход, а дальше - уже в зависимости от продолжительности маршрута. Мы это испытали на себе - топали, топали, топали, и казалось - не будет конца этому дню. Останавливались на десятиминутный привал, плюхались на пенопопы, облокотившись о рюкзаки, наскоро прожевывали сухарик или курагу, запивали остывшим чаем из фляги, поднимались - и шли дальше. Ничто уже не радовало глаз - ни золотисто-розовые стволы сосен, ни обомшелые пни, ни яркие шляпки мухоморов. Путь казался однообразным и очень утомительным. К концу дня привалы стали чаще. Антон бросал свой рюкзак и уходил на разведку, а мы поджидали его с тайной надеждой, что вот он скажет "нашел" и больше не надо будет тащиться под рюкзаком. Но удача улыбнулась ему далеко не сразу. - Там совсем чуть-чуть, - сообщил он нам наконец. Еще метров двести - и дальше перейти на тот берег. "Тот берег" оказался островом, разделившим неширокое русло реки на два рукава. С нашего берега к нему шел "мостик" из двух сосенок, уложенных вместе. Они казались очень тонкими и ненадежными. - Мы по ЭТОМУ должны пройти?! - изумилась Маша. - Можно без рюкзаков, мы их потом перетащим по одному, - согласился Антон. - А что, на этом берегу стоянку найти нельзя? - Ты предпочитаешь соседство вчерашнего волка? - поинтересовался Антон и губы его стянулись в суровую нить. - Мне показалось, что перспектива столкнуться с волком тебя вчера не радовала. Маша пожала плечами и ступила на "мост". Тонкие, плохо оструганные сосны задрожали под ее ногами. Медленно, крохотными приставными шажками, она шла по жердям, закусив губу. Игорь, который уже успел перебежать на ту сторону, тянул ей руку. У меня затряслись поджилки - я понимала, что буду следующей. Жерди "играли" под ногами, подрагивали - и эта дрожь отдавалась куда-то под колени. Я бросала короткие взгляды вниз, а потом - к тому берегу, на котором мне надо очутиться. "Ну подумаешь - упаду, вымокну, ничего страшного!" - повторяла я про себя, но убедить мне себя не удалось. С того берега ко мне уже тянули руки Игорь и Маша. Наконец, с облегчением, я схватилась за них и спрыгнула на песок. - Смотрите! - воскликнула моя подруга, указывая на "тот" конец моста. По жердям бежала маленькая рыжая мышка. - Она не бешеная? - спросил Игорь, и мы, хоть не знали ответа, попятились. Зверек, быстро и подвижно, точно капелька ртути, соскользнул на берег и помчался мимо нас вглубь острова. Казалось, людей он не замечал. - Кто-нибудь боится мышей? - поинтересовался Ник. - Нет, но припасы она может попортить. Надеюсь, она тут в единственном экземпляре. В этот момент сразу три грызуна взбежали на мост. Они неслись во весь опор, подскакивая. А с того берега к бревнам сползались еще и еще зверьки. - У них что, здесь точка сбора? - спросил Ник. - Эй, это наша стоянка! Мы обратно не пойдем! - зашумел Игорь, топая ногами. Но мыши всё текли и текли пушистым бурым ручейком. Самое удивительное, что, попав на остров, они не "растекались" по нему, а плотной массой продолжали движение в том же направлении - прочь от берега. Прямо лемминги какие-то, - покачал головой Антон и пошел вдоль их тропы. Мы двинулись следом. Когда-то остров соединяли с берегами два "перекидных" моста, но второй, по всей видимости, унесло весенними водами. Полузатопленный ствол липы лежал поперек второго рукава, не достигая одного метра до берега. А на нем толпилось мышиное племя. Но вот первый грызун шагнул в воду и, перебирая лапками, погреб к спасительному берегу, за ним еще трое, пятеро. Их сносило, но они упрямо плыли вперед. Выбравшись на песок, зверьки отряхивались - и припускали вверх по обрыву прочь от реки. Минут десять длилась эта странная мышиная миграция, и наконец поток иссяк. Последний грызун брызнул по берегу, а мы, так и не поняв, в чем же было дело, пошли ставить лагерь. Остров был небольшим, с довольно топкими берегами. Для лагеря годился только небольшой пятачок посередине. Но мы не жаловались - топлива было в достатке, костер быстро разгорелся, и вскоре мы уже сидели вокруг него, блаженно вытянув ноги, и хлебали вкусную кашу. На десерт был кисель из черники, которую набрали по дороге - в общем, пир горой. Разговор как-то сам собой перешел на различные таинственные и необычные случаи, главным образом - из туристской жизни. - А меня раз крыса гипнотизировала, - рассказал Игорь. Мы у бабушки жили. Этот оболтус - он указал кивком головы на Ника - кружку с чаем на себя вывернул. Ну бабушка его в охапку - и к соседу, он фельдшером работал. А меня оставила. Я сижу на табуретке, жду, когда они придут. А темно, только лампочка одна светит. И вдруг вижу - крыса. Вышла на середину комнаты и уставилась на меня. Большая, а тень - еще больше! Над столом лампочка висит, а вокруг нее всякие бабочки порхали, и свет такой... неровный. И вот она сидит, за спиной ее тень шевелится - и смотрит! Вот-вот бросится! А я сижу - и ничего поделать не могу. Тут во дворе Каштан залаял - собака наша, бабушка, значит, вернулась. Ну крыса посмотрела на меня напоследок - и шмыг куда-то в темноту. Я долго еще ее боялся, пока отец не приехал и не заколотил все дырки в полу... Резкий порыв ветра пронесся над нашими головами, зашелестев листьями деревьев и заставив нас ближе подвинуться к костру. А потом он стих. Настала тишина - такая, как бывает только в горах. Даже речка, казалось, затихла.... *** Резкий порыв ветра пронесся над нашими головами, зашелестев листьями деревьев и заставив нас ближе подвинуться к костру. А потом он стих. Настала тишина - такая, как бывает только в горах. Даже речка, казалось, затихла. И тут раздался рык... Совсем тихий, очень низкий и глухой, он словно бы шел отовсюду. Воздух вибрировал от этого звука, и внутри у меня всё затряслось. Казалось, тьма сгустилась от этого звука вокруг нас, воздух похолодел на несколько градусов, а костер начал гаснуть. Это не был рёв как у голодного медведя или тигра, наоборот, очень тихий звук, но очень пронзительный, и он всё не прекращался, всё длился. У обычного зверя давно бы иссяк воздух, и он перевел бы дыхание. У меня закружилась голова, мне вдруг показалось, что я падаю в какой-то черный колодец, и его стенки смыкаются надо мной, меня затянуло в ледяной водоворот паники, а рычание доносилось уже со дна колодца, к которому я стремительно и неумолимо приближалась. Очнулась я от того, что кто-то больно давил мне на грудь в том месте, где сходятся ребра. Я ойкнула и зашевелилась. В глаза мне тотчас же лупанул яркий луч фонарика. - Ты как? - спросил голос Игоря. - Убери фонарик, - я замахала руками, закрываясь. - Ой, прости, - луч угас. - Мы очень испугались. Как ты себя чувствуешь? - Нормально, только больно вот здесь, - я попыталась сесть и показать рукой на то место на груди, где саднило. - Ты вырубилась, и нам показалось, что ты перестаешь дышать. Я попытался делать тебе искусственное дыхание. - Спасибо, - сказала я и села. Антон протянул мне кружку. - Что это было? - Мы не знаем, - произнесла Маша. - Оно доносилось с того берега, откуда мы пришли. - Жерди убрали?! - всполошилась я. - Убрали, - кивнул Игорь. - Мы еще раньше с Антоном. - Уф. Блин, стрёмно-то как! - я поежилась. Голова еще немного кружилась. - Мы все перепугались, - сказал Антон. - Это еще страшнее, чем вчерашний вой. Мы снова расселись вокруг костра, но говорить уже не хотелось, и мы молча смотрели, как языки пламени трепещут, отвоевывая у темноты маленькое пространство света. Кроме потрескивающих в костре поленьев других звуков не было вообще. И вот он зазвучал снова - глухой, едва слышный рык, всё нараставший и нараставший. Он не делался громче, он просто раскатывался, подобно сыпучим камням на склоне, которые ускоряются, задевают друг друга и вовлекают в падение всё большую и большую массу, и невозможно остановить эту осыпь. Я стиснула зубы и посмотрела на остальных: лица их побелели. Игорь закатил глаза под самые веки и покачивался, Маша зажала голову руками, Антон нервно и слепо перебирал руками перед собой, словно пытаясь что-то найти, у Никиты приоткрылся рот, и из него потянулась тоненькая струйка слюны. Я стискивала в ладонях до боли кружку, чувствуя, как на меня накатывает тошнота и как я словно бы снова проваливаюсь в гудящий чёрный колодец. Но вот рука Игоря справа сжала моё запястье, и стало чуть легче, я отпустила кружку и нащупала плечо Антона. Только так, сжавшись, мы кое-как могли противостоять жуткой волне звуков. Рык завершился на тонкой, пронзительной ноте, похожей на отрывистый вой. Мы вздрогнули, приходя в себя. - Ну его в *опу, этот туризм, - прошептал Игорь так тихо, что "ж" превратилось в "ш". Никита издал несколько булькающих звуков и на четвереньках пополз прочь от костра. На границе света его вырвало. Отдышавшись и вытерев рот, он согласно кивнул. - Игорь прав, надо как-то отсюда выбираться. - Никак, - покачал головой Антон. - Что значит - никак?!! - Это значит, что быстрее, чем по маршруту, мы к населенке не выйдем. Завтра к концу ходового дня мы должны выбраться к заброшенной деревне. Я думаю ночевать рядом с нею, рядом есть родник с очень вкусной водой. Оттуда уже идет широкая накатанная грунтовка. Послезавтра к обеду мы должны выйти к селу, откуда ходят автобусы. Ближе ничего нет. Либо возвращаться, но выйдет примерно столько же. - Ты здесь раньше ходил? - И ходил, и читал про эти места, но про такое никогда не слышал! - Ага, потому что все, кто с этим сталкивался, уже никому не расскажут! - саркастично выдавил Ник. - Но как же так? - вступила в разговор Маша. - Ведь это же центр России! Рядом с Москвой! И за два дня ни одной деревни? - Ну, во-первых, деревень вокруг множество. Просто они нежилые, пустуют! Есть и ближе, но к ним выйти куда сложнее - прямых дорог нет (или мы их не знаем), а напролом, через бурелом, по азимуту, мы не два дня, а четыре будем плестись. Пойдемте в палатку! Мы снова улеглись все вместе. Мне казалось, что этому походу не будет конца. Ветер то затихал, то снова налетал порывами и принимался кружить вокруг нашего ночного убежища. Несколько раз возобновлялось рычание, но мы зажимали ладонями уши, прятали головы в спальники. В какой-то момент я умудрилась заснуть, вернее будет сказать, просто отрубилась. Проснулась я перед рассветом. Вокруг палатки царила тишина, нарушаемая только странными звуками. Точно что-то ожившее шелестело, шаркало и скреблось возле палатки. Я догадывалась, что это просто слабый ветер, но страх подсовывал мне совсем другие картины. Казалось, какие-то существа во множестве толкутся вокруг нашего лагеря, еле слышно ходят кругами. Мне представилось вдруг, что это ожившие останки туристов, ходивших тут до нас и растерзанных жутким зверем, месяцы и годы пролежавшие среди прелой листвы, гнилых стволов деревьев и в руслах давно высохших ручьев, а теперь поднятые из могил. В оборванной, болтающейся на костях одежде, с провалившимися глазами, выеденными губами, они пришли, чтобы забрать нас с собой. Я понимала, что накручиваю сама себя, но звуки снаружи были такими жуткими, что избавиться от этих мыслей не удавалось. А потом раздался вой. Он звучал тихо, издалека, но я была уверена - это то же самое чудовище (я не могла назвать его животным), которое выло прошлой ночью. Я снова с головой спряталась в спальник, чтобы не слышать и не думать ни о чем. Заброшенная деревня "маячила" передо моим воображением как морковка, привязанная перед ослом на длинной палке. Странные звуки, преследовавшие нас две ночи подряд - сперва вой, а потом рычание - сильно повлияли на нас. Все были нервными, чуть что - препирались. Оказывается, не только я, а все плохо выспались, и даже у Антона был бледный вид. Кстати, о палках: перед выходом они с Игорем нарубили тонких жердей и сделали всем палки вроде трекинговых, чтобы, опираясь на них, легче было идти. Мы устали: с одной стороны эта спешка, с другой - нервы. Казалось, что мы в дурацком фильме ужасов, который никогда не окончится. - Знаешь, - шепнула мне Маша в пути, - я бы хотела, чтобы мы встретили какого-нибудь человека уже. Лесника или охотника, или другую группу туристов. А то мне уже кажется, что мы остались одни на свете. Я кивнула, у меня были сходные желания. Погода, как назло, не заладилась с утра, было пасмурно, а к обеду и вовсе задождило. Мы шагали по размокшей тропе, у меня подтекал правый ботинок, и мир казался беспросветно тоскливым и пустым. Антон подбадривал нас, как мог, в основном с помощью карты, на которой он показывал то расстояние, которое нам осталось до деревни. Но карты были старые, еще советские. Мне доводилось слышать, что эти карты составлялись военными, и для сохранения секретности они искажали местоположение объектов. Антон несколько раз уточнял где мы находимся по разным приметам - холмикам, изгибам реки, и по его расчетам выходило, что до деревни осталось рукой подать. Но то ли он плохо ориентировался, то ли приметы устарели, но каждый километр для нас оборачивался двумя, а то и тремя. Но ничто не длится вечно, и моё сердце взыграло, когда из-за деревьев показались серые крыши домов. Деревня была небольшая, вернее, от нее осталось совсем немного, около пяти дворов. Наша тропинка вильнула и уперлась в широкую грунтовую дорогу, которая проходила через всю деревню насквозь. В размокших колеях виднелись следы от протекторов - легковушки проезжали тут, видимо, каждую неделю. Сама деревня казалась заброшенной очень давно: дома покосились, просели, многие зияли пустотой выбитых окон и дверей. На бывшем здании магазина - длинном и приземистом кирпичном "амбаре" - уцелел только кусок вывески с надписью "кооп" и тяжелый железный засов с ржавым замком поперек двери. - Может, займем чей-нибудь дом? - предложил Ник. - Думаю, хозяева не обидятся. Антон прикинул и кивнул. Мы выбрали маленькую избёнку, ближнюю с краю: она казалась целее других ставни и двери были закрыты и наглухо заколочены, но при помощи ножа удалось кое-как расковырять петли навесного замка, и гниловатая дверь поддалась. Это была обычная крохотная "пятистенка": тёмные сени имели два выхода, на улицу и во двор. Из них широкая, обитая одеялом дверь вела в единственную жилую комнату с печью. Печь, стол, пара лавок и тяжеленный табурет с прорезью в сиденье - вот и вся обстановка. Во дворе мы развели костер. Игорь нашел даже несколько кусков угля, а Никита с Антоном натаскали в избу ольховых веток и лапника, чтобы мягче было спать. Настроение у всех было приподнятое. Считай из леса выбрались, есть дорога - значит, до цивилизации рукой подать, завтра будем уже среди людей. На радостях потирая руки, Антон произнес: - Ну, Ник, доставай тушенку! Никита тряхнул рюкзак, и вместе с банками, сменными носками и прочим туристическим скарбом из него выпал... нож. Тот самый нож с наборной рукояткой, с которого начались наши злоключения. *** Никита тряхнул рюкзак и вместе с банками, сменными носками и прочим туристическим скарбом из него выпал... нож. Тот самый нож, с наборной рукояткой, с которого начались наши злоключения. Ник побледнел, а Антон наоборот, стал пунцовым от гнева. Еле выдавливая слова, стараясь не сорваться, он медленно произнес. - Ты что, всё-таки взял его? И всё это время нёс с собой? Никита кивнул. Антон взглянул на дверь: из-за облаков было темновато, но до заката еще далеко. Потом наклонился и поднял нож. Руки у него тряслись. - Так! Из дома не выходить, далеко не отлучаться! Игорь - живо за водой; Маша - закругляйся с готовкой; ты, - его палец уперся мне в грудь, - проверь все ставни и двери, ты, - он указал на Ника, - отдери от сарая побольше досок с гвоздями! Всем сидеть дома! - А ты? - Я иду в лес. Буду через полчаса. НИКОМУ ОТ ДОМА НЕ ОТХОДИТЬ! И он бегом припустил к опушке. Игорь несильно шлепнул Ника по затылку, взял пластмассовую флягу и пошел к роднику. Я обошла дом. Ветхий. Старый. Штукатурка осыпается. Крыша, крытая рубероидом - в пятнах лишайника. Некогда голубые, а теперь облезлые ставни трех окошек закрыты на крючки и крест-накрест заколочены широкими досками. Со двора доносился противный скрип, треск и скрежет - это Ник отдирал доски. Проверила двери. Та, что с улицы - ее мы открыли первой - разбухла от дождя и довольно плотно прилегала к косяку. Внутри было два запора: небольшая железная задвижка с двумя петлями под дужку замка (явно магазинная) и мощный деревянный засов, который вставлялся в специальные пазы, а сейчас стоял в углу. Дверь со двора запиралась на простую деревянную щеколду. Никита внес и с грохотом обрушил на пол охапку досок. Я объяснила ему, что заколачивать придется "дворовую" дверь. Это оказалось посложнее, чем отдирать - гвозди были старыми, кривыми и не желали вбиваться, а орудовать топором - не так удобно, как молотком, тем более в полутьме дома, при свете налобных фонариков. Мы закончили через час, а Антон еще не вернулся. Маша внесла котелки с кашей и чаем, поставила их на стол и прикрыла курткой, чтобы не остывали. Света становилось всё меньше. Мы расселись по лавкам и напряженно ждали. Дождь то прекращался совсем, то принимался тихонько барабанить по крыше. - Он фонарик-то хоть взял? - спросил Игорь. Все промолчали. Время шло, на улице темнело. Я встала и вышла на ступеньки дома, повернув голову в сторону опушки. Было беспокойно, минуты ползли, как слизни. Я вглядывалась в тёмную опушку, представляя себя на месте Антона. Сумерки, сырая трава, сырые кусты и листья деревьев, и он там один. Скорее бы он уже возвращался. Над горизонтом прорезалась щель облаков, и в нее глянуло краешком закатное солнце. Свет был густым, "тяжелым", как гречишный мёд, с красноватым оттенком. А поверх него ложились уже сине-серые тени. Вот-вот погаснет последний отблеск, скроется в пелене облаков. Но вот на опушке мелькнул светлячок фонарика, и моё сердце вздрогнуло облегченно. Идет! Нет, бежит! Антон приближался, как мне казалось, очень медленно, но на самом деле он нёсся со всех ног, и фонарик скакал вверх-вниз в наступающей темноте. А за ним... Радость вдруг уступила место ледяному ужасу: Антона догоняло Нечто кошмарное. Оно не имел какой-то материальной формы или цвета. Просто темнота, выползшая из-под деревьев излучала волны лютого, панического страха. Оно клубилось и росло, а фигура бегущего Антона, уже теперь ясно видимая мной в наступивших сумерках, казалась по сравнению с Ним такой крохотной, такой медлительной. Но он опережал ее. Не знаю, насколько - на десять метров или на пять - но опережал. Расстояние между ними сокращалось - я это чувствовала. Не заметив, я стиснула кулаки и приговаривала: "Скорей, скорей!". Вот он влетел на улицу, вот заметил огонек моего фонарика, повернул к крыльцу. Тьма поглотила уже дорогу за его спиной. Я едва успела нырнуть в дверной проем, Антон одним громадным, почти нечеловеческим прыжком вскочил следом за мной, и мы принялись запирать дверь. И тут снаружи в нее врезалось Нечто. Удар был такой силы, что мы едва не упали, а дверь приоткрылась на целую ладонь. Но и Оно не ожидало сопротивления. У нас была целая секунда передышки, мы навалились на дверь и захлопнули ее перед носом неведомого кошмара. Стукнула железная задвижка, войдя в узкий паз. Ребята высыпали из комнаты. В свете наших фонариков дверь была видна вся, до последней шляпки на обивке. Мы напряженно смотрели на нее. И вдруг снаружи обрушился сокрушительный удар! Доски застонали, еле сдерживая напор того, что рвалось к нам внутрь. Его намерения были очевидны и ясны: разметать, разорвать! Три пары рук потянулись к деревянному засову и вогнали его в кованые петли по обеим сторонам двери. Подобное я видела однажды в детстве, в старом фильме "Армия тьмы", где нечисть загнала главного героя на мельницу. Нечто разбегалось и обрушивалось на дверь всей своей мощью. Пыль летела из всех щелей, засов шатался, гвозди выползали из досок, пол под ногами ходил ходуном. А мы словно приросли к полу: полукругом мы окружили дверь и не могли оторвать от нее своих взглядов. Я не помню, сколько это длилось, казалось - долгие часы. Но вот, наконец, Оно устало. Издав глухой короткий рык, оно двинулось вдоль стены. Мы бросились в комнату. Удар! Скрежет! Доски, которыми были заколочены ставни, зашатались, стекла в раме отозвались слабым дребезжанием. Холод пополз от окна. И снова пауза. Удар! Казалось, дом содрогнулся до самого основания. Но второе окно выдержало. Хруст за стеной указал нам, что Нечто проломило забор. Теперь оно уже не кралось, не скрывало от нас своих намерений. Мы машинально повернулись. Еще удар! То окно, которое выходило во двор, оказалось чуть слабее - мы услышали треск одной из досок. Но ставни выдержали. Надолго ли? Если долбиться с такой силой - к утру от дома останутся только щепки и штукатурка. Тишина. Только доски поскрипывают. Меня - а может, всех нас вместе - колотила дрожь. - Ты оставил нож? - шепнул кто-то (не помню, кто) из ребят. - Ага, - ответил Антон. - Тогда что ему нужно? - Я не знаю! Удар! Треск! Оно добралось до последней, не проверенной еще, защиты - до двери, которая вела во двор. Она была слабее всего: ветхая деревянная щеколда да десяток не очень толстых досок, вколоченных второпях поперек. Всё внутрь. Если запор не выдержит - доски просто треснут, как спички. Мы сгрудились перед дверью. Впереди стоял Антон: он успел подхватить топор и теперь держал его наизготовку. Но Оно вдруг перестало ломиться, отошло и зарычало. Это был не тот рык, который мы слышали прошлой ночью - тихий, сводящий с ума. Звук, пришедший из-за двери был громче, резче, и в нем слышалась ярость. Дом затрясся, в комнате упала и покатилась по полу чья-то кружка, а пара досок треснула прямо на наших глазах. А мы закричали. Я не помню, кто первым - может быть, я, может - Маша или даже Антон. Мы кричали все: отчаянно, бешено, безумно орали, стоя напротив двери и слушая этот рык. Тогда Оно снова бросилось на таран. Дверь ухала почти человеческим голосом, когда Его туша врезалась в нее. Доски скрипели. И тут не выдержал Антон. Прижав топор к груди, он заорал во всю мочь своей глотки и плечом вперед бросился на дверь, подпирая ее изнутри, не давая ей выскочить. Мы кинулись вслед за ним. Пять тел ударились о дверь и остались: кто-то стоя, кто-то припав к полу, спинами, плечами заслонившись от того кошмара извне. И настала тишина. Она длилась минуту. Две. Три. Потом - словно повернули какой-то немыслимый выключатель - лопнуло напряжение. Всё. Мы поняли, что эту неведомую битву мы не просто выстояли. Мы как-то умудрились в ней победить. Повторения не будет. Оно уходило, ворча, рыча, тихо подвывая. Тяжелой походкой, продавливая мокрую землю, круша попавшие под ноги доски и ветви. Яростное, неуспокоившееся - оно вынуждено было отступить навсегда. Чего бы Оно ни жаждало - Ему пришлось отказаться от желаемого. - Все целы? - прошептал Антон. - Да, - отозвались четыре усталых голоса. *** Ночь мы провели спокойно. Никто не беспокоил нас кроме дождя, который затих к утру. Встали мы поздно - около девяти (что вполне объяснимо, так как отследить время через заколоченные ставни значительно труднее, чем через тонкие стенки палатки), отдохнувшие душой, но совершенно разбитые физически. Плечи, руки, ноги болели, точно мы сутки не переставая вкалывали на какой-нибудь стройке. С грохотом отодвинув засов, мы распахнули дверь и выглянули наружу. Распогодилось. Светило солнце и влажная трава уже поднималась. С опаской мы посмотрели на дверь. Свежие трещины шли вдоль досок, краска полопалась и местами осыпалась. Я глянула на ступени под ногами. Ошметки грязи, крашеные щепки. Две царапины. Широкие - точно сделанные зубцами грабель. Свежие. Мы обошли дом: везде то же. Следы ударов, топорщащиеся щепки. Но нигде ни волосинки, ни шерстинки, ни отпечатка чужой ноги, лапы или копыта. Кто ломился к нам в дом - мы так и не смогли разобрать. С аппетитом позавтракав (мне казалось, я еще никогда не была так голодна и никогда простая овсяная каша не приносила мне такого удовольствия), мы выдвинулись в путь по размокшей дороге, надеясь к обеду уже вернуться в цивилизацию. О вчерашнем все молчали. Только когда дорога извивами вошла в лес, Игорь задумчиво сказал: - Если все походы такие, то туристам нужно давать мастера спорта! - Заслуженного экзорциста! - пошутил Ник. И тут мы услышали за спиной далекий шум двигателя. - Охотники едут, - предположил Игорь. - Или грибники, - добавила Маша. - За грибами на внедорожнике - не накладно ли? - Поголосуем? - предложила я. - Попросим подвезти... - Я думаю - не стоит, - покачал головой Антон. Шум приближался. Мы посторонились. Это и в самом деле был внедорожник - темно-синего с отливом цвета "крузак", уже не новый, потертый и неухоженный. В решетке радиатора застряла палая листва, свежие комья грязи липли поверх старых, пыль покрывала все поверхности. Оба передних окна - пассажирское и водительское - были открыты. Проезжая мимо нас, водитель вдруг обернулся и окинул нас тяжелым, злым взглядом. Небритое лицо его не выражало ничего, кроме безмерной усталости и скуки, но в глазах холодным чёрным огнем вспыхнула ненависть. Вспыхнула - и тут же ушла в глубину. - Брр, - сказала Маша, когда машина скрылась за поворотом. Мы не ответили. Остается досказать немногое. Мы благополучно дошли до "населенки" к трем часам дня, а к вечеру уже были дома. Ни на "гусятнике", ни позже, во время встреч - об этой истории никто не вспоминал. Так бы она и забылась. Прошло полгода. Я успешно сдала свою первую сессию и на каникулах Антон позвал меня с собой покататься на лыжах. Целый день мы бродили по лесу, наслаждаясь "кислородным коктейлем", радуясь нетронутому снегу, свежему воздуху, солнцу и ослепительной красоте зимнего леса. Обратно возвращались затемно. Электричка весело бежала, расплескивая на поворотах теплый свет своих ламп и негромкий гул пассажиров. Но вот она замедлила ход и остановилась посреди полей, вдалеке от станций и полустанков. - Должно быть, скорый пропускаем, - произнес кто-то. И правда, вскоре приблизился шум и мимо нас, грохоча и надрывно свистя, пролетел пассажирский поезд. Всё стихло. В наступившей тишине я вдруг вспомнила наше августовское приключение и повернулась к Антону. - Послушай, ты так и не сказал - что это было тогда, в лесу? От кого мы удирали три дня? - Ах, это, - мой спутник помолчал. - Признаюсь, я не хотел говорить. Могли не так понять, да и вообще, я надеялся, что это как-нибудь подзабудется. Ведь забывают же люди тяжелые травмы, происшедшие с ними - срабатывает защита психики. Но тебе, так и быть, скажу. Только тебе. Антон задумался, точно погрузился в себя. Молчание длилось полминуты, не больше. - Это был оборотень. Я не испугалась, даже не удивилась. Казалось, я сама это знала, просто не давала себе труда сформулировать. - Вот как, - произнесла я, чтобы сказать что-нибудь. - Да. Оборотень, - продолжил Антон. - Давно - еще на первом курсе - я читал одну книгу о верованиях наших предков. Там говорилось, что чтобы превратиться в чудовище (в какое - не уточнялось), нужно найти в лесу укромную поляну с гладко спиленным пнем, воткнуть нож и перекувырнуться через него. А чтобы вернуться обратно в человеческий облик - перекувырнуться обратно. - Кажется, я что-то такое тоже читала, - кивнула я. - Ну вот. А если этот нож выдернет случайный прохожий - то оборотень навсегда останется в зверином облике. - И Никита... - Балбес он. Да и я виноват - недоследил. Надо было мне уходить последним, но я спешил увести вас от потенциально опасного места. Понимаешь, - тут он посмотрел мне прямо в глаза, - я ведь не очень-то в это верил во всё. Ну раньше. Не суеверным был. Но когда я увидел этот нож с наборной рукояткой - меня просто как пронзило, мне всё стало так чётко ясно, словно кто-то в самый мозг мне прошептал: уводи ребят! А всё остальное я делал уже на интуиции. Но вы, конечно, молодцы: не задавали лишних вопросов, не противились, не бунтовали... - Мы испугались, - призналась я. - Но, наверное, если бы ты сказал тогда про оборотня - мы бы тебе не поверили. - Скорее всего, - кивнул Антон. - Я видел - вы подозреваете, но не хотите верить. Хотя он преследовал нас. Я всё не понимал - зачем? Думал - просто охота такая. Пока не увидел у Ника тот нож. Вот тогда мне стало по-настоящему страшно! Я понял, что он от нас не отстанет и рано или поздно доберется! - И ты решил вернуть ему нож, - догадалась я. - Ну не совсем - вернуть. Моя задача была - найти схожую поляну с пеньком и воткнуть в него нож - дать оборотню возможность вернуть себе человеческий облик. Я едва успел. Кажется, он крепко разозлился на нас. Хотя "разозлился" - не то слово. Он был в бешенстве. - Он хотел нас уничтожить. И уничтожил бы, если бы мы дали слабину. - я вздрогнула, представив себе невеселый конец нашего похода, если бы оборотень до нас добрался. Что ж, наверное, еще одной загадочной историей среди туристских баек стало бы больше. - Знаешь - мне сейчас кажется, что мы просто обсуждаем сейчас сюжет просмотренного фильма - как-то далеко это ушло. Я уже начала забывать, что это происходило с нами. Случайно вот вспомнила. Странная всё-таки вещь - психика. - Странная, - эхом отозвался мой спутник. Электричка всё еще стояла, пассажиры негромко переговаривались. За окном в непроглядной ночной темноте лежала заснеженная равнина. И вдруг оттуда, издалека, заглушенный расстоянием и двойными стеклами донесся вой. Жуткий, пронизывающий душу, леденящий, не волчий, не собачий. Такой знакомый. Автор: Yarrr