Бытовая магия.

Цыганский прогноз. (продолжение)

Март 2007 года, Прикамск Пашка издалека увидел припаркованную наискосок от дома серебристую иномарку. Сердце забухало так, что дыхание перехватило: Женька! Это действительно была она: красивая как никогда, с новой скульптурной стрижкой, в лёгкой как облако белой норковой шубке. − Женечка, ты одна? Сама водишь? А Максик? − Про сына вспомнил? − Женька кривовато улыбнулась. − Садись, поговорить надо. Но Пашка никогда не смог бы сесть в эту чужую шикарную машину. И его Женька была в ней какой-то чужой, как рыцарь в латах: − Так, может, лучше домой? Там сейчас нет никого: все на работе, а я только со смены. Женька снова усмехнулась. Снисходительно и чуточку брезгливо. Она прекрасно помнила эту заискивающую интонацию: − Ладно, пошли. Шла впереди, слегка покачиваясь на высоченных каблуках, и затылком чувствовала его жадное внимание. В гостиной села на диван, распахнув шубку и сложив ногу на ногу. Подол короткого трикотажного платья задрался, открыв широкую ажурную резинку чулка. − Женечка, может, чаю? Или кофе? − Пашка изо всех сил старался не смотреть на неё, но снова и снова воровато скользил взглядом по волосам, по ногам, по груди. − Да не надо ничего, давай поговорим. Садись. Пашка сел на пол у её ног. − Паша, − Женька легко коснулась его волос. Он будто только этого и ждал: одним быстрым движением встал перед Женькой на колени и, обхватив её бёдра, запустил руки под трикотажное платье. Под платьем не было ничего. Пашку обожгла догадка: − Женечка, ты приехала ко мне! − он задохнулся от счастья. − Конечно к тебе! − Женьке внезапно стало жарко, словно от шампанского, в ушах зашумело. Её безумно возбуждала мысль о том, что всё это происходит в доме ненавистных Пашкиных родителей, возбуждала власть над бывшим мужем, возбуждало предвкушение того, как она растопчет и размажет эту жирную корову Катьку… * * * Накануне вечером Платон Данилович обещал жене осмотреть здание заброшенного поста ГАИ: в беспокойной голове Елены Павловны созревал новый план. Разобравшись с делами и одевшись, он охлопал карманы куртки − бумажника не было. Глянул в ящиках рабочего стола − тоже ничего. Спустился в машину, заглянул в бардачок, пошарил под сидением − пусто. Внезапно сообразил: бумажник – в кармане дублёнки. Придётся ехать домой. Деньги − не проблема, можно и перехватить у кого-то, а вот без документов на трассу лучше не выезжать. * * * Счастливый и расслабленный Пашка снова сидел на полу, обняв Женькины ноги. Джинсы он всё же натянул. На голое тело. − Ты пойми: всё это − простая формальность. Бумажка! − Женечка, ну подумай: как можно самому отказаться от сына? − Настоящим отцом Максика всегда был и останешься только ты! Ты же знаешь, как он тебя любит! Паша, − она взяла его лицо в ладони, − ты просто не представляешь, какие там деньги! Миллионы! А наследник − только один! У нашего сына будет всё самое лучшее: заграничные поездки, лучшая школа, любой институт, может, даже в Англии. Или в Америке! И всё это ты можешь дать ему всего лишь одной подписью! − Но я же хочу его видеть!.. И тебя… − А кто тебе запрещает? Мы с ним будем приезжать… − На выходные! − Ну, на каждые выходные вряд ли получится. Да и куда? Родители твои нас с Максиком не переваривают. Да и ты теперь, вроде, подженился. Катьку-то свою куда денешь? − Да она мне − никто! − вскинулся Пашка. − Хочешь, паспорт покажу? Это они с матерью чего-то там крутят по бизнесу. Я в их дела не лезу. Женечка! Ты же знаешь: я люблю только тебя. И Максика. − Ну, если любишь − сделай так, как я прошу! Это не мне нужно, а нашему сыну! − глаза Женьки наполнились слезами. − Женечка, я подпишу! Только не плачь! − Тогда завтра в десять встретимся в нотариальной конторе. В той, которая около площади. Адрес − на визитке. Время я тоже написала. − Ладно! − Пашка сунул визитку в задний карман. − Но ты ведь будешь приезжать ко мне? − Ну, я же сказала… − Женечка! Я так тебя хочу! − Слушай, Паш, мне ещё в отдел опеки нужно успеть, − Пашка скис. − А давай завтра − после нотариуса! Пашка обречённо кивнул… * * * Ещё на подъезде к дому Платон Данилович увидел в переулке серебристый форд. Интересно, к кому это гости? Он остановился у палисадника: загонять машину во двор на пять минут не было смысла. И в этот момент из калитки выскользнула субтильная женская фигурка, закутанная в белую шубу. Из-под шубы торчали тощенькие ножки на высоченных каблуках. Женщина быстро семенила на полусогнутых, спрятав лицо в воротник. И только когда она уселась в иномарку, Платон Данилович смог уверенно опознать бывшую сношеньку. Только дождавшись, пока форд отъедет, он зашёл в дом. * * * Пашка прекрасно понимал, как отреагируют близкие на известие о появлении его бывшей жены, боялся выдать себя, не хотел расплескать впечатления от встречи с ней в семейных склоках и разборках. Проводив Женьку, он завалился в постель, с головой укрылся одеялом и, отгородившись от внешнего мира, принялся перебирать в памяти это пылкое и сладостное свидание: слова, улыбки, взгляды, звуки, запахи… Словно нищий, пересчитывающий свои жалкие гроши. Он настолько погрузился в собственные переживания, что не слышал, как дважды щёлкнул замок входной двери. * * * Пашка весь вечер не показывался из комнаты. Катерина хлопотала на кухне. Платон Данилович крутил в пальцах визитку, которую днём подобрал на полу в гостиной: − Лена, скажи, ты в своём бизнесе на Павку что-то оформляла? − спросил он жену вполголоса. − Я что, совсем ку-ку? − отозвалась она громким шёпотом. − Наш Павлик гол как сокол. Мы ж это давно обсудили. − Угу, понял, − Платон Данилыч помял затылок. * * * У нотариуса Пашка бекал и мекал. Женьке пришлось всё взять на себя: бывший муж только кивал. Предусмотрительная Женька попросила, чтоб в текст добровольного отказа от родительских прав был включён пункт о рассмотрении вопроса в суде без участия отца. Затем, не снижая темпа, потащила Пашку в отдел опеки, который находился здесь же на площади – в здании администрации. Там совершенно ошалевший Пашка в присутствии двух доброжелательно настроенных тёток подтвердил свой отказ от родительских прав. − Ну, раз вы договорились полюбовно, сделаем заключение с учётом интересов несовершеннолетнего, − сказала одна. − Но вы, папочка, имейте в виду: отказ от родительских прав не означает отказ от обязанностей! − добавила вторая. − Но Вам это нотариус должен был объяснить. Объяснил? − с нажимом спросила она вконец сомлевшего Пашку. Тот обалдело замотал головой: − Я не отказываюсь! От обязанностей! − Ну и ладненько! Дальше встречаемся в суде. − Как в суде? Я же добровольно…− забормотал Пашка. − Да Вы не волнуйтесь, − успокоила его первая тётка. Заявление суд рассмотрит без Вашего участия. Достаточно присутствия мамочки. * * * День у Платона Даниловича не задался. Всю ночь он ворочался, размышляя, что нужно этой поганке − бывшей сношеньке − от его сына, и решил сам подъехать к нотариусу в указанное время. Но случилось так, что под утро одна из машин скорой попала в ДТП. Врач получил травму. Пока разбирались, писали объяснительные, время шло. Платон Данилович психовал, гипнотизировал часы, но ничего поделать не мог. Наконец не выдержал и, предупредив, что отъедет на часок, рванул в нотариальную контору. * * * − Ну что, теперь домой? − Пашка заглядывал Женьке в лицо, пытаясь поймать её ускользающий взгляд. Женька юлила, отводила глаза, но прямо послать Пашку по известному адресу не решалась: предстоял суд, а потому злить бывшего мужа не стоило. − Может, в машине? − спросила она с лёгким придыханием. − Отъедем куда-нибудь в лесок. Но Пашке была омерзительна сама мысль о том, чтоб заниматься любовью в машине, принадлежащей Женькиному мужу. − Ну, поехали домой, − фыркнула Женька, решив, что это тот самый случай, когда проще дать, чем долго и нудно объясняться. Время дорого: нужно ещё успеть отвезти в суд заранее составленное исковое заявление. * * * Платон Данилович опоздал. Ни Пашку, ни Женьку в конторе он уже не застал. Помощник нотариуса наотрез отказалась объяснять ему, в чём дело. Вылупив глаза и раздувая ноздри, голосила так, чтоб слышали и посетители, и сам нотариус за дверью. Ракитин, по-детски пылая ушами, выскочил на улицу, от души хлопнув дверью. − Платон Данилович! Приветствую! − на него с ясной улыбкой смотрела Аллочка − бухгалтерша из комбинатовской столовой. − Вы, часом, не завещание писали? − блеснула она зубами. − Да нет, я по работе. Доверенность нужно было оформить, − нашёлся Ракитин. − А я тут Ваших видела, − пытливо глянула Аллочка ему в глаза. − Павлика с бывшей. − Где? − спросил Платон Данилович, изобразив недоумение. − Так здесь, на площади. Минут пятнадцать назад. Сели в такую шикарную иномарку и куда-то покатили. Ракитин глянул на часы: − Так Пашка-то сейчас на дежурстве. Да и я опаздываю. Ну, бывай… − Ну-ну, − Аллочка обиженно поджала губки и помахала ему сложенными вместе варежками. «Щас побежит Ленке докладывать, − с неудовольствием подумал Платон Данилович. − Да ладно, если ей. Катюхе бы не проболталась! − и он начал оглядываться в поисках телефона-автомата, чтоб предупредить жену». * * * Пашка трясущимися руками отпер входную дверь, торопливо скинул обувь, сверху бросил пуховик, шапку, повернулся к Женьке и, подхватив её на руки, прямо в одежде понёс в комнату… * * * Ракитин всё просчитал правильно: ненавистный форд стоял под окнами дома. Не таясь, он открыл двери, прямо в ботинках прошёл через коридор. Из гостиной неслись всхлипы и стоны, старый диван ритмично поскрипывал. В сердцах Платон Данилович шибанул дверью так, что лопнуло и обрушилось толстое рифлёное стекло. Пошёл на кухню, достал из холодильника бутылку кедровой, налил полстакана и опрокинул залпом. Потом вернулся в гостиную. Пашка сидел на диване сгорбившись, прятал лицо. Женька не торопясь поправляла волосы, разглядывая своё отражение в стеклянной дверце книжного шкафа. − Ну, и что вы делали у нотариуса? − Ракитин едва себя сдерживал. Пашка промолчал, ответила Женька: − Вообще-то это наше личное дело. Семейное. − Семейное?! − вызверился Платон Данилович. − А про какую это семью разговор?! Если про вашу с Пашкой, так нет её давно. Да и не было. Так, дурь одна… − Папа… − Папа! Папа! − передразнил его Платон Данилович. − Приволок в дом потаскуху. Ни родителей, ни Катерины не постеснялся! Женьку затрясло так, что каждая жилка дрожала: − Это я-то потаскуха? Да вы на Катеньку вашу разлюбезную полюбуйтесь! − она захлебнулась злостью и, толкнув Пашку в плечо, зашипела: − А ты-то чего молчишь? Тряпка! «Они были идеальной парой: он − тряпка, она − швабра», − в памяти Платона Даниловича неожиданно всплыла очередная шутка «Русского радио». − Папа! Я Женю люблю! − снова подал голос Пашка. − Сын! Это − не любовь! Это − диагноз! Лечиться тебе надо. − Если хотите знать, − Женька подбоченилась, − у Павлика на эту вашу Катьку толстомясую не стоит. И стоять не будет! Ни на кого! Никогда! Пашка съёжился и прикрыл голову руками, как от удара. − А ну пошла отсюда…, и чтоб я тебя… больше рядом с Пашкой не видел! − А то что? − оскалилась Женька. − Убью падлу… − Не больно-то и хотелось, − не дрогнула бывшая родственница и уже с порога, перед тем, как громко хлопнуть дверью, выкрикнула, − и кому ваш нищеброд нужен? − Вот сучка! − покрутил головой Ракитин-старший. − И нанесло же её на нашу голову! Ты только Катьке ничего говорить не смей! Понял меня? Пашка только молча кивнул, пряча слёзы. «И в кого он у нас такой? − с горечью подумал Платон Данилович. − Как масло. На какой кусок намажут, с тем и едят». * * * Некоторое время спустя Женька снова заявилась в Прикамск − на судебное заседание. Постаралась нигде не отсвечивать, чтоб случайно не напомнить о себе бывшему мужу и не спровоцировать скандал с бывшими родственниками, поэтому суд, как и предполагалось, прошёл без эксцессов. С чувством глубокого удовлетворения узнала от общих знакомых, что Пашка и Катька разбежались. * * * Катерина теперь жила в гостинице при кафе. В тот злополучный день она сразу почувствовала неладное. Да и не заметить разбитое стекло в двери гостиной было сложно. Пашка, как прибитый пыльным мешком из-за угла, шарахался ото всех, спать улёгся на диване в гостиной. Катерина голову сломала, размышляя, чем же могла его обидеть − искала причину в себе. А через пару дней − во время уборки − выудила из-за подлокотника дивана красные ажурные стринги. Тут же принялась собирать вещи. Елена Павловна и Платон Данилович пытались её отговорить. Пашка сидел, безучастно глядя перед собой. В конце концов решили: чтобы не тратить денег на съёмное жильё, первое время Катерина поживёт в гостинице над кафе − там уже было запущено отопление, шли отделочные работы, и одну из комнат можно было бы подготовить в срочном порядке. А Ракитины тем временем займутся поиском денег на выкуп её доли. * * * Лето 2007 года, Екатеринбург. Всё получилось так, что лучше не бывает! Женька прям кайфовала, вспоминая, как ловко совместила приятное с полезным: и бывшего мужа родительских прав лишила, и семейку его маргинальную на место задвинула! Правда, времени ушло немного больше, чем Женька рассчитывала, да и поиздержаться пришлось, но оно того стоило. Теперь надо было убедить Витасика в нужности и полезности её грандиозного замысла. Женька подгадала момент, когда бабка умотала на дежурство, и сгоношила романтический ужин, основным блюдом которого стала бутылка красного вина. После бурного секса, пока расслабленный Виталик был готов обнять весь мир, а особенно свою кудесницу-жену, она, рисуя наманикюренным ноготком узоры на его животе, шептала, как мечтает иметь свою-ю-ю ма-а-аленькую хоро-о-ошенькую квартирку, где они смогут заниматься все-всем-всем − как сегодня. А для этого нужен первоначальный взнос в ипотеку. На вопрос о том, где же взять эти деньги, ответ был готов заранее: из материнского капитала. − Ты усыновляешь Макса, мы рожаем второго ребёнка − и оп ля! − Какая же ты у меня умница! − Виталик легко и счастливо рассмеялся и сжал жену в объятиях. * * * Август 2007 года, Прикамск. Пашка жил на автомате: ел, пил, ходил на работу. В свободное время лежал на диване, уткнувшись носом в спинку. Родители его не трогали, считали, что любое горе нужно отгоревать. Как-то раз во время дежурства Павлу пришлось отправиться на вызов одному, без доктора. Тому самому понадобилась помощь скорой: его прямо со смены госпитализировали с аппендикулярной коликой. Врач на замену должен был прибыть часа через два, а потому в адрес выехали на пару с водителем. Вызов был в частный сектор – на Цыганский посёлок. Пашка с любопытством оглядывал деревенскую избу с домоткаными дорожками на простых деревянных полах. − Туда иди, − пожилая цыганка в длинной бархатной юбке и газовой косынке на пышных волосах провела его за цветастую занавеску. В небольшом закутке стояла широкая никелированная кровать с блестящими шарами-набалдашниками. На постели лежала женщина лет тридцати. Пожилая прошла следом за Павлом. − На что жалуетесь? − Плохо ей. Голова болит. Мутит. В глазах мельтешит. − Понятно, − вздохнул Павел, обратив внимание на небольшие отёки под глазами больной, − давайте давление померяем,− он достал тонометр. − Сто сорок на восемьдесят пять. Лет Вам сколько? − Тридцать годков ей, − опять ответила пожилая. − А рабочее давление какое? Ну, обычно какое давление нормальное? − А кто ж его мерил?! − Понятно. Одеяло уберите. Пожилая откинула в сторону толстую перину, и Павлу сразу всё стало ясно. − Беременность сколько недель? Цыганка недоумённо пожала плечами. Пашка осмотрел ноги больной − тоже отёки. − Смотрите, − он старался говорить медленно, чтоб донести до женщин всю серьёзность положения, − сейчас я сделаю укол. Давление должно снизиться. Оно у Вас высокое. Это гестоз. Такое при беременности бывает. Это у Вас какая беременность? − Третья, − снова ответила пожилая. − Две девки уже есть. Это мальчик будет. − Делали УЗИ? − оживился Павел. − Ничего не делали? Так знаем! − усмехнулась цыганка. − Я так понимаю, что на учёте в женской консультации Вы не состоите… − Нет, дорогой. Не состоит. − Анализ мочи тоже не делали… − Не делали. − Но ей к врачу нужно. К акушеру-гинекологу. Немедленно. − Ты укол свой поставь, − кивнула цыганка на укладку. Павел набрал в шприц раствор магнезии: − Вводить буду внутривенно, медленно, так что потерпите, − ободряюще улыбнулся он молодой женщине. Она безучастно смотрела перед собой. − Сейчас подождем, пока подействует, а я оформлю вызов, − обратился Павел к пожилой. − Фамилия больной? − Лиховидовы мы. Её Зора зовут. Павел вспомнил, что забыл измерить температуру и достал градусник. − А отчество? Отца её как зовут? − Сашко звали. − Понятно, − Павел закончил писать и повторно измерил давление. − Сто тридцать на восемьдесят. Снижается. Ну что, в больницу поедем? − Не поеду я, − подала голос Зора. − Тогда я оформляю отказ от госпитализации. Но Вам всё равно надо к врачу. Я знаю: у моей жены то же самое было. − Ты скажи, какое лекарство пить. Мы купим, − заверила его пожилая. Павел вздохнул и начал перечислять: − Канефрон, медвежьи ушки, бессолевая диета, питьевой режим. Анализ мочи обязательно! У вас бумага есть? Давайте, напишу. Закончив писать, он проверил показания термометра: − Температура нормальная. Но вы всё же подумайте! Вам капельницы нужны. А это − только в стационаре. Кстати, в женской консультации есть и дневной стационар. На ночь будете уходить домой. − Добрый ты, − улыбнулась Зора. − Руку дай. Пашка протянул руку. Цыганка легко взялась за его запястье: − Приворот на тебе! − Пашка вздрогнул. − Оттого и все беды. Снять его просто. Только сам ты этого не желаешь. Истощит он твои силы, сам измучаешься, и всех вокруг измучаешь. Но пока сам от него избавиться не захочешь, никто тебе не поможет. Когда совсем невмоготу станет, на растущей луне на коленях проползи вокруг церкви три раза, и пока ползёшь «Отче наш» читай. После этого сразу иди в баню, а после слей на себя воду три раза. Скажешь: как с гуся вода, так с раба Божьего… тебя как звать-то? − Павел. − Вот, запоминай: как с гуся вода, так с раба Божьего Павла всякая хвороба! Запомнил? Пашка покивал в ответ… * * * Сентябрь 2007 года. Прикамск. Проверка на комбинате шла полным ходом. Аудиторы рыли носом землю, пробовали подобраться к «Родникам», но Ирина Викторовна оказалась права: документы были оформлены безупречно. Пётр Алексеевич Булатов, новый акционер, самолично посетив кафе и забитую большегрузами автостоянку, только поахал, сожалея об упущенных комбинатом возможностях: − Вы поймите, − объяснял он Катерине и Елене Павловне, − мы планируем возродить предприятие. Для начала смонтируем и запустим новую линию по расфасовке комплексных удобрений. Соответственно, возрастёт грузопоток, а наша стоянка теперь занята вашими дальнобойщиками. − Ну, стоянка теперь не ваша, а наша, − сверкнула ямочками на щеках Елена Павловна, − но мы − обеими руками за дружбу. Смотрите, ваши машины будут загружаться-разгружаться в течение дня. Ведь так? − Ну, в общем, конечно, так, − раздумчиво протянул Пётр Алексеевич. − Во-о-от, − обрадовалась Елена Павловна. − Поэтому хорошо будет всем: комбинатовские машины загружаются-разгружаются днём, дальнобойщики стоят ночью, и все они едят круглые сутки! Кому плохо? − Да, вроде, всем хорошо, − Булатов с любопытством покосился на Катерину. − А могло бы быть ещё лучше, − цвела улыбкой Елена Павловна. − Катюша − наш директор. У неё и ручки золотые, и голова, и сердце. Знаете, она даже дом свой не пожалела! − В смысле? − Пётр Алексеевич в недоумении уставился на девушку, радуясь возможности рассмотреть её получше. Но Катерина сидела, опустив глаза. Только щёки полыхали. − Кать, мы тут с Петром Алексеечем пошепчемся? − улыбнулась Елена Павловна многозначительно. Катерина кивнула и выскользнула за дверь. − Ну, у нас же раньше Хвостов, бывший директор комбината, был акционером, − начала объяснять Елена Павловна, − а потом он решил уехать и акции свои продать. А нам что делать? У нас ремонт, стройка. Денег − только на текущие расходы по кафе. Вот Катюша свой дом продала, и акции у него выкупила. Всех нас спасла. Теперь в кафе живёт. Мы её к себе звали, да она отказалась: стеснять не хочет. − Ну как же это, в кафе живёт? Это ж неудобно! − поразился Пётр Алексеевич. − А что делать, − Ракитина молитвенно сложила ручки перед грудью. − Денег-то нет! Вот если бы нам найти нового акционера, мы бы могли часть Катюшиных акций продать, чтоб она смогла купить малю-ю-юсенькую квартирку. − А знаете, Елена Павловна, у меня ведь есть…малюсенькая квартирка. − Да Вы что?! − всплеснула руками Ракитина. − Точно! Я ведь сам местный. У меня тут мама жила. − Умерла? − сочувственно вздохнула Елена Павловна. − Тьфу-тьфу-тьфу! − рассмеялся Пётр Алексеевич. − Замуж вышла. Теперь с мужем в Перми живёт. А квартира стоит. − Ой, а давайте я прямо сейчас за Катей сбегаю, − подхватилась Ракитина. − А давайте, − подмигнул ей Пётр Алексеевич. На душе у него стало легко и радостно: всё же, что ни делается − всё к лучшему! * * * − Еленочка Павловна! − в коридоре на неё налетела Аллочка, которая помимо основной работы вела бухгалтерию «Родников». − Какой интересный мужчина! Сорок лет! Разведён! Жена-моделька с иностранцем сбежала и сына ему оставила! Представляете? Всего пять лет! − жарко шептала она. − Кому? − не сразу поняла Ракитина. − Да мальчику же! Сыну его! − А ты-то откуда знаешь? − А я, пока вы с Булатовым беседовали, водителя его обедом кормила. Такой интересный мужчина! − Кто? − Да водитель же! − Аллочка, не в службу, а в дружбу найди мне быстренько Катерину. − Ага, уже лечу! − вспорхнула Аллочка. * * * Из кафе они уехали впятером. Сначала подбросили Аллочку, потом отправились смотреть квартиру. Квартира располагалась в Баден-Бадене − квартале, который после войны строили пленные немцы, на втором этаже добротного трёхэтажного дома с эркерами. Дверь подъезда закрывалась на кодовый замок. Катерина и Елена Павловна молча переглядывались, прикидывая, сколько же может стоить недвижимость в таком престижном месте. А когда увидели апартаменты, по-настоящему лишились дара речи: двушка с изолированными комнатами, высокими потолками и просторной кухней. Хороший ремонт. Добротная мебель. − Но моя часть не может стоить столько! − Катерина растерянно замотала головой. − А о продаже речи не идёт, − улыбнулся Пётр Алексеевич. − Во всяком случае, пока. Владейте Вашими акциями на здоровье! Просто живите и присматривайте за квартирой. Видите ли, я здесь бываю очень редко, а за жильём нужно следить: оплачивать коммуналку, делать уборку, да Вы сами знаете. Ну, и когда буду приезжать на комбинат, надеюсь, не выгоните, − он широко улыбнулся, − я смирный. Ну что, согласны? − Конечно, согласны! − ответила за Катерину Ракитина. − И думать нечего! Пётр Алексеевич, − она аккуратно взяла его за локоть, − а Вы в Прикамске ещё долго пробудете? − Булатов удивлённо приподнял брови. − Я хотела бы показать Вам один объект. За городом. К комбинату он отношения не имеет, но при определённых условиях мог бы помочь разгрузить стоянку от дальнобойщиков, и вообще, − сверкнула Елена Павловна ямочками на щеках, − надеюсь, Вам будет интересно… * * * Приятно возбуждённая Елена Павловна распрощалась с Катериной, которая решила сегодня вернуться в кафе, и водителем Булатова. Ей не терпелось вывалить на мужа ворох необыкновенных новостей. Платона Даниловича дома не было, а Пашка заперся у себя в комнате и, похоже, спал. После полуночи Елена Павловна не выдержала, разбудила сына и отправила к телефону-автомату. − На работе он, − собщил Пашка, вернувшись домой, − там ЧП: нападение на машину скорой, так что не волнуйся. Спи… Платон Данилович пришёл домой только вечером следующего дня. Елена Павловна с расспросами не лезла. Налила настоечки, накормила, и только когда он, уставший, сел на диван, пристроилась рядом: − Что случилось-то? − ЧП. На цыганском посёлке две санитарных машины раздолбали. Людей избили. − Наркоманы, − понимающе протянула жена. − Цыгане. У них цыганка беременная умерла… Из своей комнаты вышел Пашка. − ...ей скорую вызвали. Приехала бригада − давление высоченное. Поставили магнезию. Давление спало − скорая уехала. А она через полчаса умерла. Ну, цыгане собрались, вызвали скорую на два левых адреса и…отомстили, типа… Теперь бригады без сопровождения милиции на вызовы ехать отказываются. − Это на Луговой, наверно… − протянул Пашка. − А ты откуда знаешь? − с подозрением посмотрела на сына Елена Павловна. − Я там в прошлом месяце на вызове был. − Цыганку не Зоя зовут? − Ракитина начала рыться в сумочке. − Похоже как-то…Зара…Зора. Елена Павловна развернула небольшой клочок бумаги: − Луговая, семь? − Думаешь, та самая? − Платон Данилович помял затылок. − Конечно! − в голос ответили мать и сын. Автор: Владислав Погадаев