ЦВЕТОК ГРЕЯ
Это было чёрное сентябрьское утро. До рассвета, которого никто не заметит, – несколько часов. Холодный ветер с силой разбивал об окна редкие капли затаившегося неподалёку дождя и настойчиво проникал в дом, смешиваясь внутри с запахом лекарств и ещё больше усиливая его. Восьмилетняя Энджи стояла посередине гостиной, плотно сжав губы. Серо-голубые глаза внимательно изучали морщины на лице отца, которых за последний год прибавилось вдвое. Тусклый свет настенных ламп отражался в обеспокоенном взгляде родителя, и девочка понимала, что самому сильному человеку на свете с трудом удаётся сдерживать слёзы.
– Энджи, ты точно справишься?
– Да, пап.
– Если ты сомневаешься, я могу...
– Ты всегда так говоришь, – перебил ребёнок, – но тебе нужно ехать.
– Ты права, – отец отвёл глаза в сторону и машинально оттянул узел засаленного галстука.
На минуту воцарилась тишина. Сидя в продавленном кресле, Рэй начал тихонько отстукивать на коленке беспорядочный ритм пальцами и украдкой поглядывать на дочь. Энджи не выдержала:
– Папа, иди же! Ты опоздаешь!
– Уже иду, – пытаясь скрыть помятое лицо, мужчина рывком поднялся с кресла и спешно пересёк гостиную в сторону спрятанной в тени двери, – только маму поцелую.
Отец исчез во мраке соседней комнаты. Недолго думая, девочка побежала в ванную на втором этаже. Минуя многочисленные ступеньки, ребёнок чувствовал, как от былой решительности не остаётся ровным счётом ничего, а к горлу нарастающими волнами подкатывает леденящий страх. Энджи включила кран и опустила руки под тёплую струю, пытаясь согреть их.
– Я это уже делала. У меня всё получится. Мамочка выздоровеет. Нужно время. У меня всё получится, точно получится, – тихие фразы слетали с губ девочки и растворялись в шуме воды. Пытаясь унять дрожь и вовремя остановить назревающий поток слёз, ребёнок обнял себя руками и закрыл глаза. В присутствии отца Энджи не позволяла себе плакать, но наедине с собой барьеры детского самоконтроля становились значительно тоньше. Оставив кран включенным, девочка села на пол, поджав под себя ноги, и принялась раскачиваться туда-сюда, обвив колени руками. Пшеничного цвета волосы падали на лицо. В голове стали возникать образы мамы.
Она часто называла Энджи своим маленьким воином. Особенно тогда, когда дочь сталкивалась с трудными не по годам задачами. Девочка была уверена, мама находила для неё только самые лучшие слова. И так было всегда, пока она не перестала говорить вовсе, а на смену её размеренному дыханию, под которое Энджи так любила засыпать, не пришёл пугающий стон.
До слуха ребёнка донёсся щелчок входной двери дома. Девочка резко открыла глаза и подняла голову. Папа ушёл, и это значило, что ей пора стать тем самым воином, в которого так верила её мать.
***
Рэй сел за руль своего пикапа. С дверцы осыпалась небольшая горсть ржавчины, которую в одно мгновение подхватил бегущий ворох опавших листьев. Мужчина поправил зеркало заднего вида и всмотрелся в отражавшийся в нём силуэт дома. Во рту появилась неприятная горечь. Рэй опустил окно и закурил. Он уже не раз оставлял Энджи за старшую. Его доверие к дочери – такой юной, но бойкой, было безоговорочным. Но сегодня что-то необъяснимое закралось в его сердце ещё до того, как он успел открыть глаза. С течением времени беспокойная масса в груди как будто набирала вес и подавляла желание выйти на улицу.
Мужчина встряхнул наручные часы и, щурясь от сигаретного дыма, взглянул на циферблат.
– Чёрт! – Рэй рывком вставил ключ в замок зажигания и завёл двигатель. Вдавив педаль в пол, он последний раз бросил взгляд на стремительно отдаляющийся дом.
– Всё обойдётся, – сказал Рэй вслух. – Вот увидишь, всё обойдётся.
***
Откинув со лба прямую чёлку, Энджи поднялась с пола и выключила кран. Скрестив руки на груди, она сделала глубокий вдох. Бледно-розовые губы сложились в трубочку и выпустили воздух наружу. Вдох, выдох. Этот обряд ребёнок проделывал каждый день. После его выполнения страх и неуверенность почти полностью покидали девочку. Энджи не догадывалась, что во взрослом мире данный приём часто рекомендуют делать в ситуациях, вызывающих волнение. Она открыла этот метод сама, и очень гордилась этим.
Сделав несколько бесшумных шагов за пределы ванной, Энджи оказалась в длинном коридоре, в конце которого находилась её комната и лестница вниз. В детской горел настольный светильник. Его лампа была повёрнута в сторону открытой двери и освещала разделяющее их с девочкой расстояние.
Тошнотворный запах лекарств чувствовался даже здесь, на втором этаже. Облизнув губы и сжав руки в кулачки, ребёнок двинулся в сторону детской, из которой ей ободряюще улыбался большой игрушечный монстр Салливан. Достигнув лестничного пролёта и остановившись напротив своей комнаты, Энджи помахала плюшевому другу рукой: – Салли, помоги мне, ладно?
Взявшись за перила, девочка начала спускаться. Оказавшись внизу и окинув взглядом гостиную, она посмотрела на светящиеся зелёные цифры электронных часов, которые висели на противоположной стене – 05:34. – Уже скоро, – прошептал маленький воин и в считанные секунды оказался у двери, которую последний раз открывал отец. Концентрация медицинского запаха достигла предела. Ладонь ребёнка пёрышком легла на потёртую ручку и замерла. Нарастающий звук биения собственного сердца оглушал. – Салли, помоги, – Энджи зажмурилась и надавила на ручку.
Язычок замка щёлкнул, и дверь начала ползти вперёд. Полоска света, расширяясь, медленно кралась вслед за ней. Обнажив мрак комнаты, дверь остановилась на середине пути. Приоткрыв глаза, Энджи ещё раз толкнула её, позволяя свету из гостиной ворваться в помещение.
Волнительный гул в ушах прервался, уступив место сдавленному крику. Обезоруживающая дрожь лишила Энджи возможности двигаться. Недетским усилием воли девочка заставила страх отступить и вошла в комнату. – Мамочка? Это я.
***
Офисное здание, в котором работал Рэй, находилось в 46-ти милях от дома. Каждое утро, преодолевая этот путь, мужчина погружался в воспоминания. Они были настолько глубоки, что позже, когда Рэй оказывался на месте, он не мог вспомнить, какой именно дорогой добирался, и с какой скоростью вёл автомобиль.
Это утро было не исключением. Рэй пересёк небольшую просёлочную дорогу, соединяющую дом и трассу, и свернул на ровное асфальтовое полотно. Свет фар пронзил темноту, и на невидимой сцене включились прожекторы. Перед глазами мужчины один за другим стали появляться узнаваемые силуэты из прошлого. Из всего «актёрского состава» Рэй всегда смотрел лишь на одну, самую любимую «актрису» – свою жену Карлу. Воспоминания о ней были яркими и прочными, тянущимися длинными ниточками к самой юности – когда ему было 19, а ей – 17.
В то утро Рэй снова «разглядывал» её. Золотистые кудри, которые при каждом движении отталкивались от плеч мягкой пружинкой. Небесного цвета глаза, серьёзность которых плавно перемежалась с искренним жизнелюбием и солнечной простотой. Сочетание прямого гордого носа и скромной улыбки. Это противоречие Рэй любил в ней больше всего.
В какой-то момент картинка стала мутнеть и расплываться. Мужчина почувствовал на губах соль.
***
Энджи видела перед собой другую Карлу. Её голова была наклонена под неправильным углом. Спутанные волосы разметались по подушке. Пронзительный взгляд ребёнка разбивался о непроницаемую толщу чёрных зрачков матери, расширенных до предела. Распахнутые глаза смотрели прямо на девочку. Тяжёлое дыхание сопровождалось беспрерывными стонами. На тонких губах, испещренных следами от зубов, застыл отпечаток неимоверных страданий.
Испуг сменили безграничная любовь и отчаяние. Энджи сорвалась с места и молниеносно оказалась у кровати. – Мамочка, мам, – девочка обвила руками шею Карлы и уронила голову ей на грудь. – Мамочка, пожалуйста, прекрати. Скажи что-нибудь! – слёзы обжигали нежные щёки ребёнка.
Карла впала в бессознательное состояние три дня назад, после года продолжительной и безуспешной борьбы с раком. Каждодневной задачей маленького воина были инъекции морфина, которые девочка должна была вводить матери подкожно, чтобы купировать нестерпимую боль. Делать это следовало по строгому расписанию, чтобы не превысить допустимую норму и максимально снизить вероятность возвращения болевого синдрома. Несколько временных промежутков приходились на тот период, когда Рэй отсутствовал, поэтому эта миссия предназначалась Энджи. Девочка с самого начала проявила инициативу, полагая, что если она будет участвовать в лечение мамы, то её прежнее здоровье вернётся, не заставив долго ждать.
Где-то вдалеке Энджи услышала знакомую музыку, которую её слух воспринимал словно сквозь вату. Девочка опомнилась, когда поняла, что это мелодия будильника. На часах – 05:45, время укола. Энджи поднялась и пошатнулась. Лицо горело от слёз, холодный озноб разрядами пронзал тело. Ребёнок прикоснулся к лицу матери влажными ладонями. Под ними ощущалась гладкая бархатная кожа. Карле было всего лишь 42 года. Глубокие морщины ещё не успели пробороздить свои дорожки. Аккуратными движениями девочка поправила подушку и вернула голову матери в естественное положение.
Повернувшись в сторону выключателя, Энджи дотронулась до него. В комнате вспыхнуло несколько потолочных ламп. Девочка застыла с вытянутой вперёд рукой и закрыла глаза. Ей так хотелось, чтобы всего этого не было. Чтобы слепящий свет, наполнивший комнату, преобразил Карлу, забрав терзавшую её болезнь. Энджи с надеждой обернулась, но встретилась с прежней бездонной пустотой материнских глаз. Исхудавшие руки лежали поверх одеяла, и своей белизной уступали разве что первому снегу. Девочка приблизилась к прикроватному столику и взяла с него шприц, наполненный лекарственным средством.
Для своего возраста Энджи слишком много знала о морфине. Рэй рассказал ей, что собой представляют наркотические анальгетики, и какое влияние они оказывают на организм человека. Ребёнок приложил немало усилий, чтобы понять, каким образом её маме помогает то, что может убить.
Прежде чем коснуться иглой кожи, Энджи начала ритмично растирать плечо Карлы ладошкой. Отец говорил, что в разогретое место игла входит мягче и не причиняет боль. Склонившись над кроватью и закусив нижнюю губу, Энджи стала одним большим скоплением осторожности и сосредоточенности. Левой рукой девочка оттянула кожу, а правой – направила иглу под углом 45 градусов, как учил Рэй. – Мамочка, сейчас может быть немного неприятно, – подсознательно девочка знала, что Карла скорее всего не слышит её, но отказывалась в это верить и продолжала говорить с ней.
Непрекращающийся несколько суток материнский стон неожиданно стих. Энджи растерянно подняла глаза. Голова Карла рывком повернулась в сторону дочери, устремив на неё отстранённо-пугающий взгляд. Не найдя цели, шприц с глухим стуком упал на пол. Девочке хотелось закричать, но оцепенение стальной хваткой сжало ей горло. Из приоткрытого рта женщины вырвались две чёрные струйки-змеи и поползли по мраморной щеке. – Малыш-ш-ш, – прошелестел родной голос, – я люблю тебя.
Ноги девочки подкосились, и она упала, с силой ударившись головой об угол стола, заставленного медикаментами. Пронзившая боль слетела с губ тихим стоном. Судорожно глотая воздух, Энджи продолжала смотреть на Карлу, не замечая тёплого расплывающегося пятна под своей головой. – Мама! Мамочка, что ты сказала? – лёжа на полу, девочка тянула руку к женщине. Но голова Карлы вернулась в исходное положение и скрылась из обзора дочери. По комнате разлился тягучий, как нефть, запах. С кровати стали доноситься гортанные звуки.
– О, Салли! Она тонет! Мама тонет! – сопротивляясь свинцовой тяжести собственного тела, Энджи попыталась встать, но не смогла. Волна горечи и отчаяния обрушилась на уязвимое сознание ребёнка, и из хрупкой груди вырвался звериный крик, разорвавший невидимую ледяную цепь, обвившую шею. Девочка кричала до тех пор, пока во рту не появился металлический вкус крови, а какая-то сила не подняла её тело в воздух. Энджи потеряла сознание.
***
Уезжать из дома было ошибкой! Тревога, нежелающая мириться с жизненными обязательствами, вцепилась в сердце Рэя железными когтями. Щелочь вины разъедала мужчину изнутри. Сбавив скорость и крутанув руль, он повернул в обратную сторону.
Припарковав машину возле крыльца, Рэй вышел из салона, оставив ключи в замке зажигания. В это же мгновение его мысли прервал крик Энджи. Даже гул осеннего ветра не мог заглушить его.
– Господи! – мужчина ворвался в дом, встретивший его тишиной. – Энджи! Энджи, где ты? – Рэй был уверен, такое ему показаться не могло. Войдя в гостиную, он тут же заметил открытую дверь комнаты своей жены. Её спальня стала для неё тюрьмой, из которой Карла была не в силах выбраться.
Рэй переступил порог в тот миг, когда его любимая сделала свой последний вдох. Еле теплившийся огонёк в глазах безвозвратно погас. Изо рта и носа сочилась чёрная жидкость. Мужчина перевёл взгляд на место возле кровати и заметил окровавленную головку дочери. – Энджи, милая! – опустившись на колени, Рэй бережно поднял ребёнка. Плотно сжав веки, девочка неуловимо дышала.
***
Энджи медленно открыла глаза и оглядела свою комнату. Перед ней предстал привычный вид. Настольный светильник был, как всегда, включен, Салли улыбался во весь свой зубастый рот. Но что-то подсказывало ребёнку, что это утро – не такое, как все остальные. Что-то произошло, что-то кардинально изменилось, но что? Девочка не могла вспомнить.
Каждый день, не считая выходных, Рэй будил Энджи ровно в пять утра, чтобы перед его уходом она успела освободиться от чар сна. Выполнять свою миссию маленький воин должен был с максимальной точностью.
На мгновение девочке показалось, что она проснулась раньше прихода папы, поэтому всё привычное кажется ей таким странным. Энджи поднялась на локти и устремила взгляд на будильник в виде маленького солнца, стоящий на комоде у изголовья кровати. Без четверти девять. – Слишком поздно! Папочка не разбудил меня! – ребёнок не отводил глаз от страшных цифр. – С ним что-то случилось! С ним точно что-то случилось! Укол! О, Салли! Я не сделала маме укол!
Откинув одеяло, девочка спрыгнула с кровати. Жёсткое приземление отдалось неожиданной болью в голове, и Энджи коснулась затылка рукой. Вместо волос пальцы нащупали что-то мягкое – толстый слой ваты, спрятанный под тугими полосками бинта. – Салли, что это? Что это…? – хриплый голос Энджи сорвался. Она вспомнила. Вспомнила всё.
***
Прощальная церемония выдалась тяжёлой. Жалкие остатки своих душевных и физических сил Рэй расходовал на то, чтобы хоть как-то успокоить дочь, которая отказывалась отпускать застывшую навсегда руку матери. Девочка гладила и рассматривала её в самых мелких деталях, как будто стараясь запомнить каждую линию, каждую трещинку. Когда кто-то из родных пытался обнять Энджи и отвести её в сторону, она приходила в неистовство и начинала кричать.
Волчонок, на глазах которого свирепо растерзали его собственную мать, до последнего боровшуюся за свою жизнь. Именно такие ассоциации возникали в голове Рэя, когда он наблюдал за одиночным боем маленького воина, который в столь юном возрасте принимал на себя удары жизни и пытался отразить их, справиться с ними.
Мужчина не чувствовал, что чьё-либо присутствие усмиряло горе Энджи. Это было неподвластно даже ему, поэтому он просто не мешал дочери, изредка давая понять, что он рядом. О своей собственной потере вдовец смог задуматься лишь поздней ночью, когда выбившийся из сил ребёнок уснул.
– Папочка, а мы ещё увидим маму? – спросила Энджи, когда они вдвоём лежали на её кровати в детской.
– Конечно, милая, – Рэй гладил дочь по голове и незаметно поправлял наложенную во второй раз повязку. Рана была неглубокой, но достаточно широкой. По оценке врача, требовался месяц, чтобы она затянулась полностью.
– А когда?
– Тогда, когда придёт наше время.
– И как мы узнаем, что оно пришло? – веки Энджи смыкались всё чаще, но она героически противостояла сну.
– Мы почувствуем.
– А мама чувствовала?
– Думаю, да, – Рэй вспомнил последние три дня, когда Карла продолжала существовать в этом мире лишь косвенно. Глаза наполнили жгучие слёзы.
– Но ей ведь сейчас хорошо, правда? Тётя Гвен так сказала.
– И не соврала. Мама больше не мучается, Энджи. Теперь она свободна от боли. Где-то сейчас она смотрит на нас и улыбается, радуясь своей новой жизни. Вспомни, какой он была, когда была здорова. Помнишь?
– Помню, – в мыслях девочки раздался звонкий и непринуждённый смех матери.
– Так вот теперь она ещё счастливее.
– Без нас?
– С нами. Она рядом. Всегда с тобой и со мной. Вот здесь, – Рэй дотронулся указательным пальцем до лба дочери.
– А она была рядом, когда сказала, что любит меня? Утром, – Энджи рассказала отцу об этом моменте сразу же, как только он вошёл к ней в комнату, после её пробуждения.
– Ещё ближе, чем ты думаешь.
– Я так испугалась, папочка, – ребёнок зажмурился и уткнулся лицом в отцовскую грудь.
– Я знаю, милая, – Рэй снова проверил повязку на голове девочки.
– Скорее бы пришло моё время. Я так хочу увидеть её снова.
Рэй удобно уложил уснувшего ребёнка, укутав одеялом и обложив по бокам большими подушками. Ему не хотелось оставлять дочь ни на секунду, но горечь утраты неустанно искала пути выхода наружу, и мужчина понял, что не уснёт. Выйдя из детской и неслышно прикрыв за собой дверь, Рэй ринулся вниз по лестнице. Миновав теперь уже открытую спальню жены и разглядев очертания складок на простыни, которые ещё хранили формы тела Карлы, мужчина выбежал из дома.
Ветер, который на протяжении целого дня подгонял дождь, теперь стих, и на его место пришёл беспросветный поток воды. Рэй поднял лицо к небу. Казалось, все звёзды отвернулись от него, и он не мог разглядеть ни одну из них. Бесстрастную тишину разорвал крик. Дав волю отчаянию, Рэй чувствовал, как под натиском горя саднит и ноет грудная клетка.
Двадцать три года совместной жизни. Радости и горести супружеских отношений. Планы на будущее. А теперь – ничего, кроме удушающей боли, горсти невыполненных обещаний и напоминания в лице дочери.
***
Когда в жизни человека происходит трагедия, окружающие его люди любят говорить одну ключевую фразу. У неё несколько вариантов, но звучит она примерно так: «Дружище! Да, тебя потрепало, но нужно жить дальше!» Все те, кому посчастливилось выжить после «лобового столкновения» с личным горем, по достоинству оценят пустоту этого совета. Жить дальше – нужно. Но как? Почему никто не говорит как? Конечно, здесь можно ответить, что общего лекарства не существует, ведь мировосприятие – штука индивидуальная, соответственно, и латает раны каждый по-своему. Но если в ситуации с конкретным человеком, вы не можете посоветовать ему что-то действительно стоящее, ценность всех сказанных вами слов автоматически сводится к нулю.
Раненый человек – уязвимый человек. Ему нет дела до философских рассуждений и пространных идей. Из его разорванного сердца хлещет фонтан крови. Он слепо шарит руками вокруг себя в поисках любых подручных средств, чтобы заткнуть зияющую дыру, а вы предлагаете ему одноразовую салфетку.
Довольно часто вместо этой салфетки выступает пробка посущественнее, например, алкоголь или дурь. И человек пользуется ей, так как ему безразлично, чем останавливать кровотечение, лишь бы только оно прекратилось. Однако всем известно, что такие «лекарства» – лишь фантомы, вреда от которых в разы больше, чем пользы. В выгодном положении здесь оказывается лишь тот, кто протянул «руку помощи». Замаскированная боль не даст о себе знать ровно до тех пор, пока сладкая дымка не развеется. За это время добрый друг уже успеет скрыться из виду, полагая, что помог. Хотя на самом деле он просто оттянул момент до наступления нового, более обширного кровотечения. Просто он уже не увидит его лично. «Разберёшься сам. Я тебе показал, как можно».
Доверие уязвимого – предельно. Он внимает словам каждого, пытаясь найти связь с реальностью и установить с ней привычный контакт. А до тех пор, пока этого не произошло, человек пребывает как бы в подвешенном состоянии. Полное одиночество в окружении людей. Бессилие и нежелание что-либо делать, знать, даже хотеть. Чередование апатии с тупым гневом, который сменяет нескончаемый поток слёз. И вот однажды, в один из таких злачных дней «пострадавший» находит себя на помятой кровати в комнате с занавешенными окнами, смотрящим в одну точку на потолке или стене. И вот тут он действительно начинает беспокоиться и вспоминает о себе.
Спустя семь месяцев после смерти Карлы вспомнил и Рэй. До этого их жизнь с Энджи больше напоминала взаимовыгодное существование, где каждый из них делал или пытался делать то, что должен был. Рэй так же работал в офисе. От предложенного отпуска он отказался, не раздумывая. Энджи, как и прежде, находилась на индивидуальном домашнем обучении, два раза в неделю посещая бассейн и один раз – кружок рисования.
Взаимоотношения отца и дочери оставались тёплыми. Лишившись одного из главных звеньев, их цепь не оборвалась, а, наоборот, стала прочнее. Они часами разговаривали на разные темы, вспоминая в своих диалогах Карлу. Проводили вместе всё свободное время. Но Рэя беспокоило то, с какой машинальностью они проживали каждый свой день, не придавая им особого значения. Больше всего мужчину расстраивало то, что его ребёнок потерял ощущение и ценность детства, которые, как он считал, наиболее важны для формирования личности. Жизнь нуждалась в целительных переменах.
***
Это был тёплый апрельский полдень. Рэй раньше обычного вышел из серого здания офиса и остановился. Солнечный свет мимолётными бликами отражался на поседевших висках мужчины, подсвечивая волосы изнутри. Рэй вдохнул и незаметно улыбнулся. Два месяца назад он бросил курить, и теперь все запахи ощущались насыщеннее. Сладковато-весенний аромат, бродящий по улицам в это время года, заставил лёгкие расшириться до предела. Увязнув в медовом мареве, Рэй закрыл глаза и прошептал: – Любимая, ты чувствуешь это? Прекрасно, правда?
Сердце, привыкшее болезненно сжиматься при упоминании жены, на этот раз отреагировало иначе. Вместо саднящего кома Рэй почувствовал приятную теплоту. Это был добрый знак. Жмурясь, мужчина направился к оживлённому проспекту, в сторону цветочного магазина, который он приметил сегодня утром по дороге на работу. – Странно, но, кажется, ещё вчера на его месте было что-то другое, – подумал Рэй, но вскоре отпустил эту мысль.
Снаружи магазин был небольшим и мало чем отличался от других ему подобных. Оказавшись внутри, мужчина изумлённо оглядел помещение. Размером оно намного превосходил то, что можно было увидеть со стороны улицы. – Обман зрения? Невероятно, – прошептал Рэй.
Лианы, берущие своё начало неизвестно откуда, ползли по стенам и сплетались над его головой. Хаотично расположенные стеллажи и отдельные полки были заставлены необыкновенными растениями в ярких горшках. Цветы пестрили разнообразием всевозможных видов и оттенков. Всё пространство на полу покрывала зелёная сетка из мясистых, сплетающихся между собой стеблей. Исключение составляла лишь узкая дорожка, выложенная белой мелкой галькой, тянущаяся от входа до прилавка, располагающегося в глубине магазина. За кассой, утопающей в зелени, никого не было, и Рэй, не в силах пошевелиться, принялся разглядывать цветы, находившиеся справа от него.
– Я могу Вам помочь? – женский голос застал врасплох. Мужчина невольно вздрогнул и смутился.
– Да, я хотел бы купить цветок для своей дочери. – Рэй оглядел помещение ещё раз и озадаченно провёл рукой по волосам. – Простите, с кем я говорю?
Магазин наполнил приятный смех. Рэй снова повернул голову к кассе. За прилавком стояла женщина в тёмно-зелёном струящемся платье. На её плечах была лёгкая накидка в тон. Прямые каштановые волосы были собраны в тугой хвост и обтянуты изумрудной летной. – Ну прямо лесная фея, – подумал мужчина.
– Вы – словно одно целое с окружающей флорой. Я Вас сразу и не заметил. Прошу прощения, – сказал он.
На лице женщины искрилась улыбка. Карие глаза излучали внимательность. Смотря в них, было сложно определить, сколько их обладательнице лет, но Рэй был уверен, что не больше 35-ти.
– Мы все – неотъемлемая часть растительного мира. У каждого из нас существует свой цветочный аналог, – произнесла «фея», – поэтому прошу Вас, не извиняйтесь.
Рэй еле заметно кивнул, не понимая, как ему интерпретировать её слова.
– Я ищу цветок для своей дочери, – заговорил он. – Ей почти девять. Недавно она потеряла мать, и я думаю, что ей было бы полезно о ком-нибудь заботиться.
– И Вы решили, что цветок будет подходящим вариантом?
– Да. Думаю, да. Домашняя зверушка – хорошо, но довольно рискованно, поэтому хотелось бы выбрать что-нибудь менее… – мужчина замешкался, подбирая слово. «Фея» ждала. Улыбку на её лице сменила серьёзность.
– Менее… Ну, Вы понимаете, – сдался Рэй.
– Не совсем. Менее живое? – спросила она и приподняла бровь.
– Менее ранимое, скорее, – Рэй озадаченно потёр затылок.
– Вы действительно считаете, что цветок менее раним, нежели животное?
– Я не думал об этом, – признался Рэй.
– Тогда подумайте сейчас, – «фея» выпорхнула из-за прилавка и оказалась напротив мужчины. Их разделяли не меньше пятидесяти футов, но Рэй чувствовал, как её взгляд пристально изучает его. – При нависающей опасности животное может убежать, скрыться, притвориться мёртвым, применить силу. А цветок? – «фея» театрально вскинула руку. – Он до последнего момента будет смотреть в лицо своему убийце, и радовать его взор, не в силах даже пошевелиться.
– Послушайте, животные могут оказаться в похожей ситуации. – Рэй не хотел затевать спор. Комичность темы казалась ему очевидной. Но и оставить «зелёную королеву» без аргументированного ответа ему не хотелось. – Допустим, человек в некотором смысле – это животное, а не венец природы, как современный мир привык пафосно восхвалять наш вид. Мы – млекопитающие, у нас множество сходств со зверьми.
– Допустим, продолжайте, – отозвалась «фея».
– Болезнь – это убийца, которая лишила жизни мою жену. Карла не могла ни убежать, ни скрыться, ни применить силу. Притворяться мёртвым – пустая затея, когда ты и так уже мёртв, согласитесь? Соответственно… – Рэй задумался.
– Соответственно? – «зелёная королева» удовлетворительно склонила голову и улыбнулась.
– Что Вы хотите услышать? Что мы равны? Животные и цветы?
– Мы и есть цветы, Рэй.
– Вы это серьёзно? – мужчина попытался вспомнить, в какой момент он представился и назвал своё имя, но так и не смог. Спрашивать – не было желания. Поход за цветком превращался в какую-то несуразицу, и ему хотелось как можно скорее покинуть это место.
– Абсолютно, – «фея» скрестила руки на груди и кивнула. – Но давайте вернёмся к подарку для Вашей дочери, – сказала женщина и снова растворилась за прилавком. – У меня есть подходящий вариант, который, я думаю, ей очень понравится.
Рэй подошёл к кассе.
«Зелёная королева» вышла из темноты с жёлтым горшочком в руках. Само растение было небольшим, но на вид крепким. – Прямо как Энджи, – промелькнула мысль в голове Рэя. Над остроконечными листьями, отдалённо напоминавшими кленовые, возвышались тонкие стебли с нежно-белыми соцветиями.
– Нравится?
– Пожалуй.
– Это цветок Грея. Он с секретом. – Губы «феи» снова тронула многозначительная улыбка.
Нет комментариев