ПАРАЗИТ

День не заладился с самого утра. Я всю ночь не мог заснуть, ворочаясь на своей стороне кровати, пока Рита не выгнала меня на кухню. Раскладушка нещадно скрипела, а из незаклеенной щели в оконной раме тянуло сквозняком. Несколько раз я вставал и гипнотизировал внутренности холодильника и отключился только к шести утра. Будильник не прозвонил – я случайно поставил телефон на беззвучный вместо режима «не беспокоить» и проснулся, когда Рита включала чайник. — А ты разве сегодня не на удаленке? – спросила жена. — Сегодня нет, — я с отчаянием посмотрел на пропущенные звонки и сообщения в вотсапе. Толком не позавтракав, пошел откапывать машину. Метель замела и двор, и парковочные места, а, когда я все же сел за руль, старенький двигатель отказался заводиться. Рита, зевая, принесла мне пластиковую коробку с бутербродами. Я твердо решил, что, как только вернусь домой, сразу лягу спать. Но, стоило приехать в офис, как надежды на вечернюю дрему растворились. Опоздал я на два часа, и на два же часа должен был остаться. Бутерброды забыл в машине, и так и не нашел времени за ними вернуться. Уже поздно вечером, закрыв офисное помещение, не нашел смартфон. Пришлось открывать замки, выключать сигнализацию, и рыться в рабочем столе в поисках девайса только ради того, чтобы обнаружить пропажу в собственной куртке, провалившейся в дырку. В общем, приполз я домой голодный, не выспавшийся и с острым желанием уволиться и уехать бомжевать в какой-нибудь курортный город. — Можете официально меня застрелить, — сказал я, падая ничком на диван. Рита ничего не ответила. Она стояла в дверном проеме, уставившись в смартфон, будто ожидая сообщения или звонка. — Что-то случилось? — Дома проблемы. — Понятно, — пробормотал я. Случиться в семье Риты могло только что-то одно. И у этого «что-то» были имя, фамилия, прописка и индивидуальный налоговый номер. Рита — вторая из четырех детей. Старший брат эмигрировал в Германию. Младший кочевал от женщины к женщине, перебиваясь редкими заработками и называясь вольным художником. А еще была Маша. По словам тещи, Машка — особенная. Уж что там за диагноз, сам черт не разберет, но Рита, будучи всего на пять лет старше, с самого рождения сестры выполняла роль полноценной няньки. Играла, вставала по ночам, водила в школу, сглаживала конфликтные ситуации и огребала по полной программе. А Машка творила, все, что желала. Она била одноклассников, воровала деньги. Портила вещи Риты, уничтожала ее домашние задания. Когда жена уже училась в институте, сестра разбила ноутбук, разозлившись, что не смогла подобрать пароль. И виновата во внезапном приступе ярости старшеклассницы Маши была сама Рита – зачем, спрашивается, поставила пароль и расстроила «особенную» девочку? Когда мы несколько лет назад съехались, я даже работу поменял, чтобы перебраться в другой район города. Конечно, Риту тогда прессовали, заставляя остаться подле сестры. Старший брат, тот, что уехал в Германию, даже называл меня разрушителем семьи. Какой ушат дерьма вылили на Риту, я и близко не мог вообразить. Ведь Рита была не просто одной из четырех детей. Она была Ритой-Опекуншей. Ее задача и ее забота – следить за сестрой. А если ей это не удавалось – значит, надо было стараться лучше. Ведь Маша тяжело больна. Она не виновата, что не контролирует себя. А Рита – Рита старшая, она обязана заботиться о младшей, опекать и спасать. Но как по мне, Машка была абсолютно вменяема. Государство придерживалось того же мнения. У родственницы была полная дееспособность и даже права на машину. Но вместо воспитания или, на худой конец, лечения — пожизненный карт-бланш на беспредел. Ситуация дошла до края на нашей свадьбе. Мы планировали быстро расписаться, а потом уехать на море. Об этом узнал младший брат. Теща, естественно, устроила скандал, что, мы, мол, ненавидим всех и вся, а ведь ее Машуня так хотела стать подружкой невесты у старшей сестры. Ну, мечты сбывается. Машка залила шампанским динамики в ресторане, повисела на шее у всех мужиков, включая официантов, а потом в истерике вцепилась в Риту и изорвала ей платье. Девочка-то наша особенная, приговаривала мать, а оттаскивать Машу от Риты пришлось мне. Тогда-то теще посторонние люди втолковали, что либо Машка не здорова и ее надо лечить, либо вменяемая, но тогда девке необходимо вправить мозги. На полгода семья Риты исчезла с горизонта, а потом все понеслось по новой. Телефон не затыкался ни на минуту – сделай то, сделай это. Маша украла на работе деньги, надо договориться. Маша ударила соседского ребенка. Машу надо свозить к очередной гадалке-цыганке. Ситуация усугубилась давно уже существующей, но игнорируемой проблемой с алкоголем. Машка заливала в себя спиртное как не в себя. И, по моему мнению, увлекалась она далеко не только выпивкой. Когда я пытался показать жене абсурдность ситуации, то Рита говорила, что жалеет сестру. — Дай угадаю, — пробормотал я.— Ограбила пенсионерку? Подралась с ментами? Что? Рита не ответила. Трубку взяли, и девушка вышла на кухню. Снаружи шел снегопад, и я подумал, что не выйду из дома даже под угрозой расстрела. До меня долетали обрывки разговоров. Рита очень громко и очень зло оправдывалась. — Да что же я такого в прошлой жизни сделал, — я стряхнул морок сна. — Что там? Рита сидела за столом, сжимая в руках смартфон. — Мне надо в Ржавки. — Прямо сейчас? Рита включила голосовое сообщение. Сначала я ничего не разобрал среди криков и брани, но потом понял, что слышу истеричный голос Машки. — А я спрыгну! – вопила она. — Спрыгну! Потом другая голосовая, от тещи. Пожилая женщина была в истерике – Машка собиралась совершить самоубийство на какой-то крыше в поселке городского типа. И Рита должна была прийти на помощь – ведь больше Машенька никого не послушает. Рита закрыла лицо руками. — Слушай, я с ней просто поговорю, потом отвезу к матери. Я разозлился. — Знаешь, люди, которые собираются прыгать с крыши, не названивают членам семьи с угрозами! — А что, у тебя большой опыт? — огрызнулась Рита. — Она моя сестра! Не хочешь ехать, блин, отдай ключи! — она направилась в коридор. — Нет, — твердо сказал я.— Сам поеду. Пиши, где она беспределит. Только это в последний раз. Хватит! Пусть ей лечебницу найдут, и там на цепи держат. — Спасибо, — пробормотала Рита, а я, не давая сну вновь сморить меня, вышел из квартиры. Ледяной воздух обжег лицо, а крупные снежинки забились за воротник, стоило выйти из подъезда. Машину еще не успело как следует завалить снегом, а двигатель — остыть. — Ржавки… Ржавки…Ленина, 15, — я вбил координаты в навигатор. Может, полоумной родственнице надоест стоять на крыше в такую холодрыгу. Правда, тогда она найдет приключения поинтереснее. И процесс извлечения из неприятностей сильно усложнится. Снег резко перестал идти, когда я выехал из города. Температура начала падать, будто я оказался в фильме про глобальное похолодание. Мимо проезжали редкие автомобили и автобусы дальнего следования, но, по большей части, дорога была пуста, как если бы вся жизнь сосредоточилась в областном центре. А за невидимой границей начиналась то ли пустошь, то ли исполинское кладбище несбывшихся надежд на светлое будущее. Я набрал Рите. — Ну, чего там? — я искренне надеялся, что проблема рассосалась без моего вмешательства. — Все там же. Зря я не поехала, она же с тобой разговаривать не станет. — Разговаривать я не собираюсь. — А знаешь, — сказала Рита после недолгой паузы. — Однажды я Маш чуть не прибила. У меня была домашняя крыса, Таська. Белая такая, с розовыми ушками. Я держала ее на высокой полке и выпускала только когда все уходили. А Маша, эта мелкая дрянь, каким-то образом добралась до нее и задушила. Просто так, потому что захотелось. Я весь вечер проревела, а мама только и сказала, что крыс не жалко и что Таська бы сама сдохла через пару месяцев. — Шикарная у тебя мать. — И вот в ту ночь брат готовился к олимпиаде, и Машку положили спать на кухне. Я пошла налить воды и вижу – сестра спит в детской кроватке с этой своей мерзкой улыбкой на лице. И мне подумалось – вот бы у меня не было сестры. Задушить бы ее, как она задушила Таську. — Завидую твоей выдержке. — Я потом несколько месяцев страдала из-за этого. Даже кошмары снились. Машка же маленькая, решила я. Она же просто не понимает. Голос Риты начал прерываться, пока звонок не сбросился. Вместо комфортного значка 4g в правом верхнем углу появился зачеркнутый кружок. Свет фар выхватил из темноты белый указатель – пгт. Ржавки Поселок выглядел заброшенным. Я вообще с трудом припоминал населенный пункт с таким названием, хотя прожил в этом районе всю жизнь. Двух- и трехэтажные дома, частная застройка. В некоторых окнах горел свет, но я не заметил ни штор, ни цветов на подоконниках. На глаза попался закрытый ларек. Вывеска была грязной, словно в Ржавках никто не жил с середины девяностых. Ленина пятнадцать, значит. Я вырулил на центральную улицу. Где-то вдалеке кричала пьяная компания. В тусклом свете фонарей я едва различал номера домов. Ленина двенадцать и Ленина тринадцать были двухэтажками с плоскими крышами, а Ленина четырнадцать и вовсе деревянной избой. Я вышел из машины, и изо рта вырвался пар. По моим прикидкам уже было градусов десять мороза, но на первом этаже Ленина двенадцать было открыто кухонное окно. В тишине громко кричал телевизор – работал федеральный канал, заливая улицу информационным ядом. Руки замерзли, и я привычным жестом сунул их в карман. Перчаток там не оказалось. — Да твою ж дивизию, — выругался я. Пальцы закоченели. Надо было побыстрее найти Ленина пятнадцать. Вот только за тринадцатым домом сразу шел семнадцатый, а между ними располагалась помойка. Связь так и не появилась, и я обошел барак в поисках нужного здания. По правую руку надо мной высилась пятиэтажка, казавшаяся на фоне поселка небоскребом. Заброшенный дом смотрел на меня разбитыми глазницами окон. На третьем этаже горел слабый отсвет. Ленина, 15. Приблизившись к постройке, я услышал крики и музыку. Конечно, где еще проводить время – только на заброшке. Я потянул на себя дверь подъезда. В нос ударил запах мочи. На ступенях лежали битые бутылки и шприцы. Первый этаж, второй, третий. Пятый. Ржавая лестница вела на крышу, и из квадратного лаза на меня смотрело прояснившееся холодное зимнее небо. — Маш, ты там? – крикнул я. Тишина. Металл обжег кожу, когда я вцепился в лестницу голыми руками. Сугробы покрывали крышу белым полотном. Я тут же провалился по колено в снег, и пальцы на ногах скрутило от холода. — Маша! Я различил силуэт девушки у самого края. Она бродила туда-сюда, как сомнамбула. — Маш, — я постарался сделать голос как можно спокойнее, — поехали домой. Мария задрала голову к небу и расхохоталась. Потом схватилась за волосы и упала коленями в снег. Я подошел ближе. На девушке было летнее платье, порванные капроновые колготки и короткая желтая куртка. Судя по состоянию и запаху последней, она принадлежала кому-то из обитателей заброшки. — Чего тебе, урод? – вскинулась она. — На кой хрен приперся?! — За тебя мать с Ритой переживают. Поехали. — Аа, переживают?! Да ни хрена! – Машка захохотала. — Если я сброшусь с крыши, вы все будете рады! И ты особенно! Хочешь, подарок на Новый Год сделаю, – она встала у самого края и расправила руки. — Ну давай! Скажи! Скажи, как меня ненавидишь! И я сброшусь, потому что на хрен никому не нужна! Я схватил Машу за руку. — А ну пусти! – она завопила, перемежая крики с отборным матом. — А хочешь, вместе прыгнем?! — внезапно спокойно спросила она. С обратной стороны лаза послышались пьяные шаги. Кто-то из обитателей заброшки пытался вылезти на крышу. Потасовка в мои планы не входила, и я потянул Машку на себя, понадеявшись, что хватит сил удержать девицу как от побега, так и от финального прыжка. Машка скользнула под моей рукой. — А ты чего приперся? Мне с Ритой поговорить надо! — Дома она. Завтра поговоришь. — А мне надо сегодня! – она снова захохотала. Черта с два, решил я. Появится на пороге, с лестницы спущу. Машка попыталась снова подбежать к краю, но я успел схватить девушку за ворот куртки. — Руки убери! Тебя что, мать позвала?! Да пусть старая корова дерьмом подавится! Ты чего в семейные дела лезешь?! Нахлобученная шапка слетела, и темно-рыжие волосы Машки встали дыбом. То ли от ветра, то ли от статического электричества, они торчали во все стороны, и мне показалось, что они шевелятся сами по себе. — Маш, — вкрадчиво сказал я, — поехали домой. Рита переживает. Если тебя кто-то обидел, разберемся. Заявление напишем, найдем, кого надо. Девушка замерла на мгновение, а потом упала на снег и как-то по-детски заплакала. — Я не знаю, что со мной! – хныкала она. — Почему со мной все не так? Подойдя поближе и стараясь не обращать внимания на вонь, поднял Машу на ноги. Та ревела, размазывая сопли и остатки косметики по лицу. Машка не вырывалась, не кричала, а шла как расстроенная первоклашка, получившая первую в жизни тройку. И я тоже стал жалеть родственницу. Девушка была ребенком в теле взрослого, так и не научившейся контролировать себя и вечно становящейся жертвой окружающих. А потом она до крови вцепилась мне в руку зубами. Отпрянув в сторону, я поскользнулся и упал в сугроб. — Эй, сволочь, не тронь девчонку! – обладатель пьяного голоса выбрался на крышу. Я встал, потирая укушенную руку, и тут же получил удар по голове. Должно быть, я на какое-то время отключился, потому что, когда во второй раз привел себя в вертикальное состояние, на крыше не было ни Машки, ни пьяницы. Неровные следы вели к лазу. Оставалось надеяться, что у девицы снова сменилась линия поведения и мне удастся дотащить родственницу до машины. Как именно я буду ехать по заснеженной темной дороге с буйной Машкой на заднем сидении, я не знал и предпочел пока не думать. Пошатываясь от холода и усталости, я спустился по лестнице в подъезд. Стояла мертвая тишина, будто, пока я был без сознания, приехали менты и всех разогнали. — Маш? Держась за поручни, я спустился на четвертый этаж, затем на третий. Проемы некогда жилых квартир смотрели на меня гниющей пустотой. Голова нещадно болела, будто над правым глазом изнутри сверлили дрелью. — Маша! – крикнул я. На третьем этаже один из четырех проемов был загорожен сорванной с петель дверью. У порога лежала изорванная желтая куртка. Попробовать вызвать полицию? Но вряд ли они приедут сразу, а за это время с Машкой может случиться все, что угодно. Я отпихнул куртку в сторону, и пролез в квартиру. Меня опутала гнилая тьма, из которой доносилось чавканье и хлюпанье. В глубине мозга отчаянно кричал инстинкт самосохранения — бежать, надо бежать как можно быстрее. Давить на газ и ехать прочь от этого поселка. Но что я скажу Рите? Что бросил ее сестру в притоне? Что испугался и, поджав хвост, побежал домой? Я достал телефон и включил фонарик. Яркий голубой свет выхватил очертания жилья, превращенного в помойку. Из-за разбитых окон там не было тошнотворного запаха как в подъезде. Под ногами хрустела замерзшая грязь и битое стекло. И снова этот звук. Чавканье, хлюпанье, словно рядом копошилась гигантская куча личинок и червей. Я заглянул на кухню. Никого. Там, где раньше была плита, догорал маленький костерок. Я толкнул белую дверь с круглой ручкой в единственную комнату. И то, что я увидел, будет преследовать меня в кошмарах до конца жизни. Фонарик выхватил тело мужчины – того самого пьяницы. Его зрачки были мутными, будто покрывшись катарактой. А сверху, как демон сонного паралича, восседала Машка или то, что когда-то было ею. Силуэт девушки был абсолютно черным, а волосы шевелились как полчище змей. От рук и ног по стенам и потолку расползались мерзкие, похожие на дождевых червей, нити. Черные когти до крови царапали кожу мужчины. Я выронил смартфон, и луч света скользнул по морде твари. Чудовище обернулось, и я увидел, что вместо глаз у Машки две сквозные дырки. Тварь зашипела, встала и, дергаясь как дешевый спецэффект в старых ужастиках, направилась к двери. Черные волосы-черви расползались по стенам, покрывая их слоем бесформенной плоти. — Ну, иди сюда! – визгливо кричала тварь. — Иди! Иди ко мне! Из длинных пальцев вырвались нити и прилипли к коже. Коснувшись меня, они покраснели, будто насыщаясь. Я принялся отдирать их от себя, а они пиявками только сильнее вгрызались в плоть. Лицо Машки окончательно потеряло человеческие черты. Упыриха, нежить из дешевых ужастиков, с той лишь разницей, что это чудовище было абсолютно реальным. Я рванул прочь из квартиры. Тварь, смеясь и крича, следовала по пятам. Она ползла по стенам, по потолку, и я не мог понять, где она сама, а где разросшиеся черви-волосы и живые нити. Только бы не обернуться. Я знал, что тварь позади меня. Что, если бы она захотела, то уже бы схватила. Но сейчас она играет, так же как играла на крыше, заставляя верить в собственный прыжок. Морозный воздух протрезвил меня, и на мгновение я подумал, что все было галлюцинацией, наркоманским бредом. Но укушенная рука горела огнем, а на запястьях остались следы от нитей-пиявок. Машина стояла метрах в пятидесяти, и это были самые долгие пятьдесят метров в моей жизни. Из открытого окна на первом этаже вопило политическое ток-шоу. Я сунул руку в карман. Ключа не было. Где я его выронил? Там, в той квартире, где стены покрылись живой плотью? На крыше, в сугробе? На лестнице в месиве из блевотины, испражнений и мусора? Я огляделся, но твари нигде не было. Может, она не может покинуть подъезд? Или не хочет? Что она такое? Оно притворялось Машкой – или притворялась человеком долгие четверть века? У Риты на руках ведь такие же следы. Она как-то сказала, что поранилась в детстве леской для рыбалки. А потом красные нити опутали меня, как плесень. — А куда ты собрался? – человеческим голосом проговорила Машка. Нити стали жесткими. Они проникали в самое нутро, лишая последних сил. Каждое движение отдавалось резкой болью. Я поднял голову. В Машке не было ничего ни чудовищного, ни чуждого – просто не очень здоровая и не отдающая себе отчет в поступках девушка. Чем глубже проникали нити, тем сильнее я жалел родственницу. Вечно чужая даже для своей семьи, не нужная ни собутыльникам, ни очередному мужику. Она наклонила голову совсем как маленькая девочка. — Ты же отвезешь меня домой? – вкрадчиво спросила она. Я согласно кивнул. Да, я отвезу ее к нам с Ритой. Пусть переночует на раскладушке. И что я так взъелся, честное слово. — Эй, придурки! Задолбали орать! – с громким стуком захлопнулось окно. Я увидел над собой безглазую тварь с шевелящимися будто черви волосами. Красные нити порвались, и меня пронзила боль, словно разом выдернули зубы без анестезии. Раздался треск ткани – куртка приказала долго жить, как если бы по ней прошлись маленькими ножами. Ключи, видимо, провалившиеся в дырку, выпали на холодный асфальт. Я схватил их прежде, чем тварь успела меня опередить и рванул к водительскому сидению. — Ну давай, сволочь, заводись! – я ударил ладонью по рулю. Тварь медленно встала перед лобовым стеклом. Волосы съеживались, становясь тонкими и рыжими. На месте отверстий снова появились глаза, а морда вернула прежний вид. Маша стояла на морозном воздухе в летнем платье и криво улыбалась. В тот момент она казалась копией Риты, если бы та отрастила волосы и стала носить сарафаны. Да, это была не тварь, прикидывающаяся Машей. Это ее истинное обличие. Упыриха, чудовище из какого-то ночного кошмара. Рожденная в обычной семье, младшей из четверых детей. И с самого начала она опутала их своими красными нитями. А теща, Рита, собутыльники и случайные знакомые кормили присосавшегося к ним паразита. — Я часть семьи! – зашипела она. — Ты никуда от меня не убежишь! Ее голос, потусторонний и чуждый, отпечатался в памяти клеймом. Видела ли когда-то Рита эту тварь в истинном облике? Или же Машка пила кровь, фигурально и образно, когда та спала? Здесь некого спасать и некому помогать. Красные нити вонзались в самоотверженных спасателей, давая упырихе силы и пропитание. Тварь посмотрела вправо, на подъезд жилого дома, а потом засеменила по снегу к окну и забарабанила по подоконнику. — Помогите! Помогите! – закричала Машка, а потом без сил упала на асфальт, притворно дрожа от холода. Она стала выглядеть сильно младше двадцати пяти лет, превратившись в девочку-подростка, сбежавшую из дома. Из подъезда выскочила женщина в пуховике поверх халата. Она запричитала, потом сняла с себя зимнюю куртку, накинула ее на плечи Машки и повела тварь в дом. А черные нити опутали шею спасительницы, приобретая красный цвет. ** Я добрался до дома лишь под утро. И впервые в жизни соврал Рите. Да и что бы я ей сказал? Твоя сестра — чудовище в прямом смысле слова, так что я бросил ее там, где нашел? И если бы на руках не остались следы от укуса и от нитей, я бы сам поверил, что словил наркоманский трип. Машки там не было, сказал я. Обыскал весь поселок. Спросил у всех пьяниц и торчков, облазил заброшку вдоль и поперек. Машку никто не видел. Ее там, скорее всего, и не было. Или же она передумала прыгать, и пошла развлекаться дальше. А куртка? А раны на руках? Так нарвался на пьяную драку. Местечко то еще. И по глазам Риты я видел – она прекрасно знает, что я вру. И той частью своего сознания, которая была в курсе и про красные нити, и про волосы, похожих на червей, понимала, что я не могу сказать правду. Под вечер в семейный чат прилетела фотография — Машка с синяком на лице опять в каком-то притоне. И в глазах упырихи читалось – я найду вас, где бы вы ни были. Следующие несколько дней я плохо спал. Стоило закрыть глаза, как мне давило грудь, и я видел над собой бесформенное чудовище. Мне казалось, что оно лезет к нам через балкон или караулит в темных углах. Прикрывшись семейными проблемами, я попросился на удаленку. И никому ничего не говоря, даже друзьям (в конце концов, это кто-то из них рассказал про свадьбу), мы с Ритой уехали из города. Я впервые в жизни оценил масштабы расстояний в нашей стране – соседний крупный город, а ехать почти сутки, да и часовой пояс другой. А потом Рита взяла и удалила свой номер из беседы. Ей звонили с разных номеров – братья, мать, сердобольные друзья семьи, но я забрал у жены телефон и планомерно всех заблокировал. — Я ужасный человек? — вдруг спросила жена. — Ты – нет. — Мне кошмар снится уже несколько дней, — продолжила она. — Я снова дома с семьей, мне лет десять или двенадцать. И Маша пытается меня задушить. И так реально, будто это воспоминание, а не сон. Тонкая паутина шрамов на правой руке отозвалась фантомной болью. — Я ее не пущу больше. Если объявится на пороге, ментов вызову. Или сама побью. Она мне всю жизнь портила, хватит! — твердо сказала Рита. Я взял жену за руку и выглянул в окно. И мне показалось, что в свете уличного фонаря стоит знакомый женский силуэт со взъерошенными рыжими волосами. Автор Сумеречная Настя