НЕРАВНЫЙ БРАК... (1)

Вы знаете, что имя Алина должно напоминать о звоне бокалов с шампанским? Не знаете? Тогда прислушайтесь к тому, как звучит это имя и вообразите… Праздник, Новый год, ледяное шампанское и пузырьки, которые покалывают язык и горло. А еще это имя так ласково звучит, если звать девочку «Алинёнок».

Короче, ее так звали. Хоть и жила она там, где шампанское совсем не в ходу - в деревне на краю света. Все потому, что у нее была мама с «прибабахом». Ну, тут вообще нужно с бабушки начинать. Когда-то ее бабушку, питерскую художницу, после отбытия ею лагерей, сослали сюда на вечное поселение. И после того, что она прошла в Сибири, за колючей проволокой, жизнь в деревне на Волге показалась ей раем. Друзья прислали денег, и она купила домик. Деревянный дом с голубыми ставнями. Бабушка работала в Доме культуры – рисовала декорации и афиши, мыла полы и топила печи. Потом сюда пришла мама Алины – шила костюмы. Для танцевального коллектива и хора, для драмкружка и эстрадного ансамбля. У всех женщин в их семье были золотые руки. И все совершали мезальянс. Бабушка боялась вернуться в родной Ленинград. Ей казалось, что ее немедленно вышлют оттуда снова. И она привыкла, приспособилась к сельской жизни. Вышла замуж за лесничего. А потом её дочь, Алинина мама вышла замуж за фермера – считай, самого богатого человека в селе. Он разводил скот, продавал молоко и сыры. А еще он был хорош собой, остроумен, и не мешал Алининой матери, Светлане, делать то, что она любила. А любила она шить. Сначала перехватывала зорким глазом – местные мастерицы своими секретами делились, потом до чего-то доходила сама. А когда ее взяли костюмером в Дом культуры – это уже было чистое блаженство. Никакие задачи ее не пугали. Она шила костюмы для сказки «Золушка», и сарафаны для русских народных танцев, и пестрые юбки для танцев цыганских – вся ее жизнь была в этих лоскутках, нитках, иголках, в стрекоте швейной машинки, в примерках – она творила наряды, как некое чудо – порой почти «из ничего». И если бы Алина могла вспомнить самое раннее детством, когда она еще не ходила и не говорила – она припомнила бы костюмерную, бесчисленные ряды вешалок, и маму, напевающую за швейной машинкой. Но девочка начала осознавать себя с тех пор, когда пошла в детский сад. И тут уже ничего особенного не было – запах горелого молока по утрам, манная каша, которую все малыши дружно ненавидели, игровая комната, устланная ковром и нарядные куклы в шкафчике – воспитательницы не всегда позволяли взять их – только за хорошее поведение. А иначе – вот вам мячики, пирамидки и свалявшиеся мягкие игрушки. В садике у Алины появилась подруга – Женя. Она пришла в группу позже других. Ее семья переехала в село, и Женю привели в садик среди года. Она была особенной – Алина это сразу почувствовала. Женя лучше всех читала стихи и пела песни, не боялась воспитательниц, если они сердились и повышали голос. Женя придумывала новые игры и с ней никогда не было скучно. Все ребята хотели дружить с ней. А она выделила Алину, непонятно почему. Алина просто как все прочие ходила за ней, приоткрыв рот и восторгаясь ее шуткам, ее платьицами и ленточками, ее шалостями. Но так или иначе, Женя решила, что ее «второе я» именно Алина, и отныне их повсюду видели вместе. Женя научила Алину рисовать лошадей. Женя говорила, что будет знаменитой наездницей или великой актрисой. Она выдумывала игры или рассказывала истории – и все это настолько завораживало Алину, что та сразу признала первенство подруги. И что мальчишки на Женю заглядывались – в этом тоже не было ничего удивительного. Мама Алины, Светлана, тоже заинтересовалась этим знакомством. Отец Жени руководил стройкой. В селе возводили новые дома – в два и три этажа, потом появился целый комплекс – внизу кафе, а наверху – универсальный магазин. Здание поликлиники построили новое – взамен небольшого барака. Ну и много чего еще. А мама Жени не работала. — Она у меня – домашняя фея, — на полном серьезе сказала девочка своим приятелям, — Мама говорит – в доме все время должен кто-то жить, чтобы было уютно и тепло. И она у меня работает феей. Алина в это не вполне верила - крылышек у Жениной мамы не было, но девочку завораживало то, что было дома у подружки, и чего не было у нее. Хрупкие статуэтки – балерина, застывшая в пируэте, Хозяйка Медной горы с ящеркой на руках, Царевна-лебедь, та самая у которой «во лбу звезда горит» - все они жили высоко на полках. Но кого-то из сказочных персонажей мама Жени каждый день снимала, давала девочкам поиграть. И еще у нее были кольца на пальцах, и камушки так красиво сверкали. И Женина мама пекла торт «Наполеон», роскошь, которую Алина дома не пробовала. И в школу девочки тоже пошли вместе. Школа далеко, на въезде в райцентр. Большинству ребят не добраться сюда в осеннюю распутицу и зимний гололед. Поэтому возил их по утрам желтый автобус с надписью «Дети» на боку, а после занятий развозил обратно по домам. Эти первые школьные годы… Букеты астр всех цветов радуги, новая нарядная форма, коридоры – огромные, по которым так хочется бегать. А нельзя, ловят дежурные за руку. И записывают фамилии. А потом вешают листочек, где нарисована молния, и перечислены все нарушители дисциплины. Алина – робкая по натуре, ей никогда не хотелось привлекать к себе внимание. Она была из тех девочек, о которых говорят «тише воды, ниже травы», и замечания учительницы расстраивали ее едва ли не до слез. Женя же постоянно что-то придумывала и попадала в различные переделки. То задумает вместе с мальчишками кататься на коньках, когда лед на озере еще тонкий – и провалится, к счастью, только по колено. То на спор погладит большую овчарку, которую боятся все ребята, и которая время от времени срывается с цепи. То придумает тайный язык, состоящий из слов и жестов, который мигом освоят все ребята и начнут на нем объясняться, ввергая учителей в гнев и панику. Но все же получилось так, что в настоящую беду попала именно Алина, а не ее бойкая подружка. Алину украли. Случай этот запомнили надолго, потому что произошла такая история впервые, и ничего подобного больше не повторялось. Алина было тогда десять лет. Она вместе со всеми возвращалась на школьном автобусе, но вышла на одну остановку раньше, чтобы зайти в магазин и купить себе новые тетради. Магазин в центре села, и отсюда до дома идти нужно было минут двадцать. Алина выбирала тетрадки с красивыми картинками на обложках, расплачивалась, потом ее еще торопили тетеньки, стоявшие в очереди. Короче, она и не заметила, что оставила возле прилавка пакет, где лежала спортивная форма и сменная обувь. Так и пошла с рюкзачком за спиной. Она уже подходила к своему дому, когда рядом с ней притормозила машина, и незнакомый дяденька окликнул: — Эй, девочка, это не твое? В руке он держал знакомый зеленый пакет. Алина охнула – дома бы ей, конечно, влетело, и мама бы называла "Машей-растеряшей". — Возьми, — дяденька открыл дверь, она доверчиво подошла. Кто же мог знать, что ее в тот же миг затащат в машину, так что пикнуть не успеет? Искали Алину неделю. Объявления были развешены на каждом заборе и на каждом столбе. Волонтеры прочесывали лес, искали даже в озере и в речке. И через неделю уже ни у кого – ни у полиции, ни у ее добровольных помощников, надежд найти девочку живой, не осталось. К счастью, похититель Алины оказался никаким не мань-яком. Он всего-то и хотел, что срубить денег более-менее «по-легкому». Потому и ждал, когда все в достаточной степени напугаются, и готовы будут заплатить любую сумму, чтобы вернуть девочку. Казалось ему, что спланировал он все четко и правильно. И запросил «аж целых полмиллиона». На эти деньги похититель рассчитывал уехать подальше, да начать свое собственное дело. Но стоило ему позвонить родителям Алины – и сказать свои требования, как участь его была решена. Может, будь он поопытнее, и организуй всё по-другому, всё бы и выгорело. Но как получилось, так получилось. Мама Алины не могла говорить с похитителем – женщина лежала в лежку, ей кололи успокоительное. Отцу же полиция велела договориться о встрече. Назначена она была у ворот заброшенного заводика. Павел взял с собой «пакет с деньгами», стоял, держа его напоказ. Как только похититель приехал – его тут же и взяли. Выяснилось, что жил злодей в соседнем селе. Павла лично не знал, только слышал о нем, как о состоятельном человеке. Похититель был еще и обижен на то, что его задержали, допрашивают и грозят судом. — Да девочка у меня, как дочка родная, жила. Кормил-поил, мультики по телевизору показывал. На улицу, правда, не выпускал. И правда, Алина хоть и плакала, в эти дни, потому что ее разлучили с родителями, но в остальном не пострадала никак. Ее осмотрел врач, и сказал, что девочка, очевидно, скоро обо всем забудет. Гораздо дороже похищение Алины обошлось ее родителям. Отец винил во всем мать. — Вон, у Женьки мать хозяйством занимается, и я тебе говорил -сиди дома, тут всегда работы хватит. Машина у нас есть, могла бы выучиться, сдать на права, дочку бы возила в школу, и забирала. А ты как вертихвостка последняя, собираешь свои тряпочки — и в Дом культуры с ними бежишь…Алинка брошенная, сама по себе… Светлана же не только чувствовала себя глубоко виноватой. Она вроде как малость тронулась после всей этой истории. Теперь по нескольку раз в день случалось, что она застывала неподвижно, смотрела прямо перед собой, губы беззвучно шевелились. Трогать ее в такие минуты было бесполезно. Так тянулось всё несколько месяцев, а потом Павел ушел из семьи. Была у него, оказывается, молоденькая подружка. Может, дело и так кончилось бы разводом. Но разыгравшаяся драма все обострила, и в конечном счете стала поводом порвать старые связи. Павел продал ферму и уехал вместе с молодой женой. — Теперь я свои силы знаю, — говорил он, — На новом месте развернусь. Мы с Олей южней подадимся. Снова землю возьму, скот куплю. Зима там не такая длинная, климат благодатный. Дело пойдет… Но перед тем, как уехать, отец настоял, чтобы Алину отдали в интернат. Был такой в райцентре – специально для детей из отдаленных сел. Тут родителям не приходилось за них беспокоиться. За ребятами все время следили воспитатели. Здание огромное – здесь же классы, здесь же – в другом крыле – спальни и столовая. Гуляли дети под присмотром, в школьном дворе, и в сам интернат чужой человек без спроса не вошел бы – у входа сидела охрана. Историю Алины в районе знали все – поэтому никаких препятствий, чтобы оформить ее в интернат - не было. Павел еще и с директором поговорил, добавил, что мать девочки «больна на всю голову», — Поэтому я вас очень прошу, пусть дочка будет у вас даже на каникулах. Я постараюсь выкроить время, чтобы хоть пару раз в год приезжать, навещать ее, - говорил он. Павел произвел на директрису самое благоприятное впечатление. Она обещала исполнить его просьбу – свести общение матери с дочерью к минимуму. Алина была девочкой домашней, и первое время в интернате люто тосковала. Ей еще и приходилось труднее, чем другим. Спальня большая, на восемь девочек. Алине досталась худшая кровать -у двери. Стены, крашенные зеленой масляной краской, сквозняки… И почти всегда после отбоя, Алина укрывалась с головой тоненьким байковым одеялом, не спасавшим от холода, и тихо плакала, чтобы не разбудить девчонок. Почти всех одноклассниц родители на выходные забирали домой. Алина оставалась в интернате в компании нескольких детей. В котельной что-то постоянно ломалось, и ребята мерзли. Директриса только вздыхала, когда ей говорили, что в спальнях пятнадцать градусов. — Пусть дети берут вторые одеяла, что я еще могу сделать? Котел на ладан дышит. Девчонки привозили одеяла из дома – кто ватное, а кто и пуховое. Привозили теплые свитера и куртки. Алинину же мать персоналу интерната велено было заворачивать на входе. Такое тут тоже проходили. Время от времени в интернат попадали дети родителей пьющих или скандальных, или то и другое разом. Случалось, что кто-то набрасывался на воспитателей с бранью, или даже поднимал руку. Алинину мать отнесли к этому же разряду. Проще было ее не пускать. — Привозите граммов двести конфет «Коровка» в передаче, и больше ничего не надо, не примем, - говорили ей,— У детей все есть, они тут всем обеспечены. Всякие апельсины-мандарины мы не берем. А то ваша дочка возьмет фрукты, угостит кого-нибудь, а у нас есть дети с аллергией. Мать Алины уже не работала в Доме культуры. Она не могла сосредоточиться на выкройках и тканях, иголках и ножницах. Всё валилось у нее из рук. Но зарабатывать на жизнь ей было нужно, и она пошла работать к тому самому человеку, которому Павел продал ферму. В свое время он приложил много сил, собрал отличное стадо породистых коз. И Светлана без слов взялась ухаживать за животными. Кормила и поила, убирала навоз, доила, а если было нужно, то и помогала хозяину лечить подопечных. За короткий срок женщина изменилась. Если раньше она была хорошенькой, веселой, кокетливой, то сейчас ее трудно было узнать. Руки, прежде нежные, с маникюром, теперь огрубели. На ферме не было место добротной нарядной одежде, которую Светлана так любила. Старая куртка, резиновые сапоги, видавшие виды брюки – все это женщина теперь не снимала. Забыла она и про косметику. А запах хлева был более стойким, чем любые духи – хоть десять раз мойся дома. Не будучи сильной от природы, Светлана уставала так, что вечером у нее только и оставалось сил, что выпить чаю с куском хлеба и заснуть. И все же она не чувствовала себя несчастной. Пусть распалась семья, но дочка была жива – это главное. И мать таила надежду, что рано или поздно они снова будут вместе. Кроме того, Светлана привязалась к животным, и общение с ними помогало ей исцелиться. Своенравные, каждая со своим характером, упрямые и смешные, козы и козлята окружали ее теперь с утра до вечера. И забота о них в какой-то степени врачевала ее израненное материнство. Хозяин – Федор Иванович, был человеком неплохим, и главное – разумным, без этого дело вести нельзя. Если животное заболевало – он звал ветеринара, а потом прикидывал, дорого ли обойдется лечение, и что будет выгоднее – попытаться поставить козу на ноги или «убрать» ее в морозилку. Соответственно и поступал. Светлана же старалась до последней возможности выхаживать каждого козленка, даже самого слабого, дать ему шанс. О будущем она пока не думала. Надеялась только, что Алина благополучно окончит школу и вернется к ней. *** Отношение у педагогов интерната к маме Алины изменилось лишь тогда, когда девочка стала учиться в старших классах. За все это время отец, который распинался, как он любит дочь, ни разу ее не навестил. Причин была масса. И уехал далеко, и дел на новом месте было много, и новые дети родились. И если первое время он еще звонил дочке, чтобы поздравить ее с днем рождения, то потом и это формальное общение сошло на нет. А мать приходила каждые выходные. Когда ей под тем или иным предлогом отказывали в свидании, они с Алиной общались через окно. Вот где пригодился Женькин тайный язык жестов! А на летние каникулы – деться было некуда, Алину отпускали домой. Ведь на учете у психиатра Светлана не состояла. И, хотя женщина сильно изменилась внешне, здоровье к ней понемногу возвращалось. Время и постоянное общение с живностью оказались лучшими докторами. Три летних месяца казались Алине периодом беззаботного счастья. Жить в родном доме, помогать маме на ферме… Ну а Женька заботилась о том, чтобы каникулы были наполнены приключениями, как мешок щедрого Деда Мороза – подарками. И каждый раз Алина считала, что подруга придумала нечто совсем уже несусветное, но Женька убеждала ее, что как раз всё возможно – и будет просто здорово. — Вы бы придумывали себе какие-нибудь более спокойные развлечения, — жалобно говорила мама Жени, — Как теперь говорят «девочковые». Ну, съездили бы в город, в кино сходили, побродили по торговым центрам, кофе выпили… Это я все понимаю.... — Ты хочешь сказать, нам каждый день в город мотаться? — спрашивала Женька, — Лето длинное, с ума сойти можно. — А чем другие дети занимаются? Все же находят себе какие-то занятия, без экстрима… — Ага, — иронически говорила Женька, — Пацаны вечером по улицам гоняют на мопедах, только успевай уворачиваться. А у девчонок только этот пляж, истоптанный пятачок…Цирк два раза за лето в Дом культуры приедет, и всё, всё, всё! Только у себя во дворе торчать, да? Вон, как Сашка поет: Улица Вокзальная, Самая центральная, Девочки на лавочке, Семечки грызут…. Мама махала рукой и отступалась, повторяя привычную скороговорку: — В лес, там, где охотничьи угодья – не ходить, под ноги внимательно смотреть – у нас тут гадюк хватает, в незнакомых местах не купаться – на реке омуты, как стемнеет – домой. Женька кивала, делая вид, что со всем согласна, и срывалась к подружке, так что пятки сверкали. Вот и на этот раз – не успела Алина, приехав из интерната, подивиться, как хорошо дома, как разросся куст сирени под окном, какая крепкая память у старого пса – вон он ей как обрадовался! И вещи разложить не успела, как Женька уже была тут как тут. — У меня есть план, — торжественно сказала она. — Кто бы сомневался, — вздохнула Алина, — Ты на что-то большое не замахивайся. Я маме хочу помочь. Она такая уставшая по вечерам! Измоталась за год... Ей со мной маленько полегче будет... — Три дня! — Женька показала пальцы, — Всего три! А потом я согласна тоже помогать твоей маме. Даже полоть буду эти треклятые грядки, которые я терпеть ненавижу... — Ну и что ты на этот раз придумала? — Э, нет… Погоди… Так просто нельзя рассказывать. Это надо подробно. Я у тебя сегодня ночую, тогда и поговорим. Началась круговерть дневных дел. Стояла жара, несусветная даже для июня, сам воздух, казалось, плавился. Но Женька, которую дома так трудно было приохотить к огороду, вместе с подружкой таскала лейки, поливала овощи, полола клубнику. Освободились девчонки только к вечеру. И отпросились на речку. Хоть и далеко было идти, но это того стоило. Луга стояли в цвету, и Алину, которая весь год была заточена в стенах интерната, охватил восторг от небывалого чувства свободы. Ей хотелось кружиться, закинув голову, под этим бескрайним синим небом, и чтобы вместе с ней кружились и пышные как сахарная вата облака, и эти цветы, пьяняще пахнувшие медом, и река, что виднелась вдалеке. Подружки игнорировали небольшой пляжик, на который, в основном, все местные и ходили. Но стоило перебраться через овраг, не боясь зарослей крапивы, перейти по ветхому мостику, и углубиться в лес, как можно было выйти к чудесному месту – прямо посреди реки был остров. Речка быстрая, но мелкая – вброд перейдешь. И тут, на острове – никого со всех сторон, хочешь купайся, хочешь загорай, хочешь – разговаривай о своих секретах во весь голос. Никто, кроме птиц, не услышит. Когда подружки вдоволь наплавались в чистой прохладной воде, почувствовали, что вновь ожили, и улеглись на песке, Женька выдержала таинственную паузу и сказала: — Отец купил мне надувную лодку… — Как это ты его уговорила? - удивилась Алина, - Я знаю, что ты хотела, но мама же вроде запрещала тебе выпрашивать именно этот подарок… — Клятвенно-преклятвенно пообещала, что плавать мы с тобой будем только по озеру. Довольно большое озеро тянулось, изгибаясь, вдоль всей деревни. Оно было красивым, но подружки его не особо жаловали – топкие берега, купаться – только с мостков, с одной стороны – лес стеной. Вероятно, отец Женьки исходил из того, что на озере всегда хватает рыбаков, и дочке не грозит тут беда, случись беда, люди рядом – помогут. — Но! — Женька подняла палец, — Что, если мы с тобой отправимся по реке в такой поход…как наша историчка Валёндра говорит "по родному краю" Дня на три. До Рождествено, а? Туда – вниз по течению, на лодке, а назад, если захотим, можем или так же, или на попутках доберемся до дома… Большое старинное село, которое находилось сравнительно недалеко, летом наполнялось туристами и дачниками. Само по себе путешествие было заманчивым, но Женька еще не раскрыла все карты. — Я знаю, что там, кроме сельскохозяйственного техникума и развалин завода, и достопримечательностей-то вроде бы нет….Все туда, в основном, за красивой природой едут. А мы… Мы с тобой отправимся в барский дом… — Какой-какой дом? — Алине показалось, что она не расслышала. Вот это и была та карта Женьки, которую она держала в рукаве. Рассказывала она, торопясь, эмоции переполняли. Оказывается, когда-то знатный дворянин из Питера, брат фаворита императрицы, между прочим, обзавёлся тут имением. Много чего здесь имелось. Был и господский дом, и флигель управляющего, и конюшни, и даже небольшой храм, и прочая, прочая. Почти ничего из этого не уцелело, за исключением барского дома – который возводили, очевидно, на века. Сам хозяин тут жил мало. Все больше обретался в Санкт-Петербурге, да по заграницам. Может, и имел изначально планы приезжать сюда на лето, а только потом и думать забыл про это место. Пока… не решил избавиться от опостылевшей жены. Говорят, он мечтал о наследниках, и женился в свое время на девушке небогатой, но очень красивой, да которая еще и моложе его была раза в два, а то и в три. Но с наследниками не сложилось – единственный сын умер в младенчестве. Тогда граф завел себе новую подругу, а поскольку с разводами в ту пору, мягко говоря, было не очень – жену свою он отправил сюда, с глаз долой. Типа – содержать тебя буду, но чтобы в доме моем ты больше никогда не появлялась. Красавица эта и жила тут до самой смерти, здесь и умерла. Причем молодой – ей и тридцати лет еще не было. Говорят, в последние годы тронулась рассудком. Да! В этом имении был еще фамильный склеп. И несчастная женщина поставила одно условие – она уедет, и ничем больше не напомнит о себе супругу. Только пусть тело ее мальчика перезахоронят в склепе, чтобы она могла ходить к нему на могилу. Больше ей ничего в этой жизни не остается. А потом то ли с головой у барыни стал непорядок, то ли искренне поверила она в разных колдунов, но вроде как надеялась она с их помощью сына своего оживить, или просто с душой его пообщаться. Ну вот как на спиритических сеансах духов разных вызывают. Конечно, тут достоверных описаний не осталось, может быть, это просто легенды. Также неизвестно – получилось у нее что-нибудь или нет. Конец самой графини Екатерины был таким же таинственным, как и ее жизнь. Год ее см-ерти в немногочисленных документах указывался по разному, предположительно ушла она в возрасте между двадцати восьмью и тридцатью годами. Когда усадьба стала окончательно заброшенной, кое-кто из местных жителей решил ограбить дом, а заодно и склеп – могилы графини там не оказалось. Сегодня уцелевший дом находится в полном запустении, став приютом для разных маргиналов. Поэтому и не указывают его ни в каких туристических справочниках, и гиды не водят туда экскурсии. Можно сказать - чудом стоит особняк. Были бы стены не такие крепкие, всё давно бы развалилось. — Там два этажа и мезонин, — продолжала Женька, — Парни из нашей школы случайно забрели. Говорят, что несколько человек там живет. Окна тряпками или пленкой затянуты, вместо постелей – тряпье. Но кое-какие остатки былой роскоши уцелели. Где-то изразцы, где-то печная заслонка… Бомжи эти там круглый год. Только в одну ночь в году стараются они в доме не ночевать. Это годовщина смер-ти маленького сына графини. Говорят, к полуночи там появляется призрак Екатерины. Дама, вся в белом, проходит по опустевшему дому. Потом поднимается в мезонин, где и проходили эти спиритические сеансы, и там исчезает – точно уходит в большое зеркало. И вот эта ночь как раз будет на следующей неделе. Поехали ловить призрака, а? Алина часто заморгала. — Зачем он тебе? — это было первое, что она спросила, — Послушай, это наверное, в каждом старинном доме, то «дама в белом», то «господин в черном». Не могут люди без страшилок…Никого там нет, я уверена… одни бом-жи…Ну а если даже ты его увидишь, как ты его поймать собираешься, этого призрака? И что ты с ним будешь делать? Это не джинн, его не загонишь в лампу, чтобы он оттуда выбирался и исполнял твои желания. Но Алина слишком хорошо знала подругу. Если перед Женькой неоновым пламенем зажигалось слово «интересно» — препятствий для нее не существовало. Она забывала обо всем. Ее вела страсть, как мышонка Рокки, который видел перед собой сыр. — Ну я не знаю… Может, там какой-нибудь клад остался, и призрак нам его укажет… Или расскажет какую-нибудь страшную тайну. Не суть важна. Ты прикинь как здорово будет, если мы его увидим. Это ж потустороннее! - в голосе подруги звучало упоение. Алина еще раз вздохнула: — Отговаривать тебя, как я понимаю, бесполезно? — Совершенно! — легко подтвердила Женька, — Но ты же со мной? — Куда я денусь… Призрака ловить не буду, и задруживаться с маргиналами тоже. Можешь идти и ловить своё привидение, я тебя где-нибудь подожду….неподалеку. Остаток вечера подружки собирались провести, обсуждая детали путешествия. Они привыкли к тому, что островок – самое, что ни на есть уединенное место и принадлежит только им двоим. Поэтому обе так удивились, увидев на берегу, на обрыве молодого человека. Парень был постарше их. Если подружкам исполнилось по пятнадцать лет, ему было примерно восемнадцать, а то и все двадцать – солидный возраст. И он обрадовался, увидев их. — Девчонки, я тут заблукал… Не подскажете, как добраться до села? — Сами мы не местные, — в сторону, подружке, пробормотала Женька, и уже громко откликнулась, — Покажем, конечно. Интересно только, как вы тут заблудиться ухитрились? Погодите, не спускайтесь к нам… Вы оглянитесь, там где-то за вами тропка должна быть. Дойдете по ней до бетонки… ну дорога такая, плитами выложена. И по ней- там слева будут сухие деревья, а потом справа - холм такой длинный. Если вы в детстве «Телепузиков» смотрели – на их домик похож. Как холмик пройдете – там вдали крыши уже покажутся. И башня водонапорная — Я все-таки спущусь. Жара несусветная… А здесь везде так мелко, или есть местечко, где можно окунуться?… — Подальше омут есть, — это уже Алина сказала. Сама она, хоть и выучилась плавать, все-таки предпочитала мелководье. Обрыв был по-настоящему крутым, у дерева, которое росло на его краю, обнажились длинные корни, и будто нечесаная грива волос, спускались к берегу. И вот цепляясь за них, перехватывая их руками, парень оказался на берегу. — Здесь? — спросил он, указывая на место, где река разлилась. — Здесь, — подтвердила Женька. Парень сбросил одежду, и с видимым наслаждением погрузился в прохладную реку. Он плавал и на боку, и на спине, нырял… — Перед нами выделывается,— шепнула Женька Алине. Наконец, парень вынырнул возле их островка, и вот уже сидел рядом с подружками, и на спине у него блестели крупные капли воды. Он рассказал, что приехал в соседнюю деревню, к тетке. В окрестностях много озер, и ему посоветовали сходить на одно из них – то, что находится в самой глуши. — Говорят, раньше река по другому руслу текла, а потом на ней сделали маленькую плотину, и русло изменилось. А на месте прежнего осталось это самое озеро. Кстати, меня зовут Антон. Природа и правду оказалась великолепная, и Антон пожалел, что не взял с собой фотоаппарат. Зато ему удалось заблудиться и еще он едва унес ноги от гадюки. Змеи явно считали себя хозяйками тех ест. — И еще там два плаката было «Охота запрещена». Как-то не хотелось мне неожиданно встретиться с теми, на кого запрещена охота… особенно если они крупные, и хищные… Антон говорил, как будто слегка подсмеивался над собой. — А потом, когда я все-таки выбрался из чащи, пошли поля… И куда идти – никаких ориентиров. Одно зеленое море кругом... И спросить некого. Так что, девчонки, вы меня конкретно выручили, — он даже руку к груди прижал. — Пожалуйста, — ответила Женька тем же насмешливым тоном, — Оказываем услуги, заменяем компас, подсказываем дорогу, можем по знакомству и в омуте притопить…. — Как же вы возвращаться собираетесь? — озабоченно спросила Алина, — Вам теперь нужно будет на остановку. В семь часов как раз последний автобус пойдет, доберетесь до своего села. Почему-то, хотя Антон был хорош собой, в его присутствии ей было как-то не по себе, и немного даже страшно. *** Женьке, похоже, ничего плохого в голову не приходило. И обратно, в село, они вернулись вместе. Получилось так, что Алина шла чуть в стороне от подруги и Антона. А те, увлекшись беседой, этого не замечали. Выяснилось, что Антон -уже студент, учится на юридическом. У них – целая династия, начиная с дедушки, старого адвоката. В этом году собирались всей семьей отправиться к морю, но у отца случилась запарка на работе, ему поручили дело, которое он никак не может бросить. В утешение домашним он пообещал перенести отпуск на новогодние каникулы, и совместно отправиться куда-нибудь на заграничный курорт. Антон думал, что лето ему придется провести в городе, а ведь он так любит путешествовать! — Навести тетю Лизу, — предложила мать, — Она будет рада. Там воздух свежий, лес и речка, всё какое-то разнообразие. За пару дней Антон изучил деревню досконально - вдоль и поперек и заскучал. По спутниковым картам он начал выяснять, что еще интересного находится в округе. Места эти славились озерами — большими и малыми, попадались кое-где и болота. Что же касается достопримечательностей, то их в окрестностях – кот наплакал. Разве что – остатки древнего городища. Но, во-первых, археологи там, скорее всего, уже выбрали все интересные находки. Во-вторых, надо иметь специальные знания, чтобы оценить найденное. Одно дело – раскопать клад, тут всем понятно – золото-брильянты, и совсем другое – лить слезы умиления над каким-нибудь глиняным черепком, только потому, что он относится к древней культуре. Так что, Антон просто не знал, куда еще можно податься – никаких сюрпризов путешествие к тетке в деревню ему не приготовило. — Ну, не скажи, — протянула Женька. И, хотя она ни с кем, кроме подруги, не собиралась делиться своими планами, но тут не утерпела. И рассказала, что уже на следующей неделе они с Алиной предполагают раскрыть одну из местных тайн. — Возьмете меня с собой? — загорелся Антон. — В лодку ты третьим не поместишься, но можно договориться — встретиться прямо у дома… Похоже, в глазах Женьки авантюра приобрела еще большую прелесть, когда выяснилось, что у них будет такой спутник. Алине же, наоборот, захотелось отказаться от поездки. В первый раз она увидела, что подруга о ней полностью забыла, даже не оглядывается. Девочка стала искать повод отделиться от компании. а заодно и отказаться от поездки. Можно сказать, что мама будет волноваться… И когда они вернулись в деревню – Женька решила проводить нового друга до автобусной остановки. Алина же сослалась на то, что она дома первый день, даже вещи еще не все разложила, и простилась. Но Женька все равно прибежала к ней ночевать. И подружки, как всегда, засиделись в саду, под звездным небом, а потом еще долго шептались в маленькой комнатке, которая летом становилась Алининой спальней. За год у обеих накапливалось огромное количество новостей. Женька рассказывала, что программа становится все труднее, а мама страшно расстраивается, когда дочка приносит домой тройки. — Не знаю, что мне делать, — сказала Женька, — У нас в классе как в фильме «Тупой, еще тупее», даже списать не у кого. Мама грозится нанять мне репетитора – алгебра там, геометрия, физика…Но, понимаешь, у меня это все в голове не укладывается никак .Физику, по-моему, вообще придумали конкретно, чтобы над людьми поиздеваться. Сейчас мама будет деньги платить, а я, вместо того, чтобы жить свою жизнь, стану сидеть с нашей Анной Федоровной (а кого еще мама нанять может, как не нашу же физичку), кивать, делать вид, что я что-то понимаю. А на контрольной опять – ни в зуб ногой. — Все равно ты счастливая, — Алина лежала на животе и, казалось, рассматривала узор на подушке, водила по нему пальцем, — Каждый день после школы домой приходишь. А у меня как будто две жизни. Дома – одна, а когда осенью в интернат приезжаю, начинается другая. И Алина, не жалуясь, а просто, чтобы подруга представляла, стала рассказывать о том, как приходится в столовой есть еду, которую она не любит - манную кашу и гороховый суп. Есть просто, чтобы не остаться голодной. — Малыши хлеб из столовой таскают. Старшим кое-что родные дают на карманные расходы. Они бегают в магазин - покупают себе булочки, что-то сладкое... Я стараюсь не просить денег у мамы, они ей тяжело даются. Говорю, что у нас в интернате, всё-всё есть. Если и беру, то самую малость – на новые колготки, на шампунь… Но вообще-то у нас ничего особенно хорошего иметь нельзя – стырят непременно. Тумбочки же не запираются. Жаловаться воспитательницам нельзя, это я с детства усвоила. Ябед все презирают. А с мальчишками вообще лучше не связываться. У нас у новенькой девчонки стащили телефон. Лет двенадцать ей, еще маленькая. Мобильник - вещь дорогая, она плакала, потом все ж таки пошла и воспитательнице и ей рассказала. Тут, конечно, переполох. Устроили настоящий обыск в спальнях и телефон нашли. У пацанов под матрасом. А как их особо накажешь, если их даже многие воспиталки побаиваются? Тех мальчишек, что в старших классах. Сделали вид, что все нормально. Телефон нашли, проблема решена. А только мальчишки потом эту несчастную девчонку затравили. Подбегали к ней на переменах, задирали юбку и кричали на весь коридор, какого цвета у нее трусики… Пытались что-то сделать учителя – ругали их, двойки за поведение ставили, грозили отчислить – им все нипочем. В результате эту девочку мать забрала, на домашнее обучение перевела. — Слушай, а почему тебя мама не заберет? — вдруг спросила Женька. — Меня? — Алина даже растерялась, — Отец же велел, чтобы я школу именно там закончила, в интернате. — Тю! — Женька присвистнула, — Где он, тот отец! Ему уж по-моему всё равно – где ты, и что с тобой. А маму родительских прав не лишали. Пусть сходит, заявление напишет, и мы будем с тобой опять в один класс ходить. У Алины всколыхнулась было надежда, но она боялась дать ей волю. — Ты же знаешь, какая у меня мама. Она такая тихая, безответная… Ни на кого не может голос повысить, поругаться. Ей директор скажет: «Пусть девочка доучивается у нас, и она не посмеет возразить». Знаешь, как я этого дядьку проклинаю, который меня украл…. Не за себя, мне-то он, собственно, ничего не сделал. Я помню только, что сидела и смотрела у него «Ну, погоди» по телеку. Я за маму… Ты, может, не помнишь, а я помню – она раньше совсем другим человеком была. Отец говорил про нее, что это «женщина-праздник». — Ладно, мы еще поговорим на эту тему, — задумчиво сказала Женька, видимо, не отступившись от своей мысли. Уснули подружки, когда небо на востоке уже начало светлеть ** Дни, оставшиеся до начала путешествия, пролетели стрелой. Девчонкам удалось убедить своих родителей отпустить их до Рождествено и обратно. Труднее всего пришлось с мамой Алины, но ее уговаривали уже хором. — Ну нельзя же девочку лишать полностью самостоятельности, — говорил Женькин отец, — Через несколько лет ей так и так отсюда уезжать. Поступит в техникум или в институт, начнется у нее своя жизнь. Если вы ее будете так опекать, потом ей вдесятеро труднее придется. — Я всё понимаю, — с виноватым видом соглашалась Светлана, а сама все медлила отпускать руку дочери, — Но всё-таки, вдруг что случится?… река… — В нашей реке еще нужно ухитриться утонуть. Курица ее вброд перейдет. Плавать наши дочки умеют. Сейчас вон на озере потренируются с лодкой управляться…. И девчонки действительно тренировались. Доплыли до самого дальнего края озера, куда редко кто забредал – настолько густой тут был лес. Изрядно натерли ладони веслами, а Алина, отвыкшая от солнца, ухитрилась еще и обгореть. Наконец, палатка, спальные мешки и всё прочее, необходимое для похода, было собрано. В путь решили отправиться с самого утра. Во-первых, еще не жарко, во-вторых, подружки рассчитывали днем привал на часок-другой, и всё равно вечером доплыть до Рождествено. Женина мать порывалась позвонить своей знакомой, чтобы та пустила девчонок переночевать. Дочке еле-еле удалось ее отговорить. — Мам, в том и весь интерес – палатка, ночь, костер, а не у тети Лиды в зале на раскладушках. Про настоящую цель своего путешествия девчонки, конечно, не заикнулись. Женя уже не раз была с родителями на море, но, когда на рассвете их лодка отплыла от берега и, повинуясь веслам и течению, устремилась вперед, девочка подумала, что такое путешествие нравится ей гораздо больше. Свежий ветер холодил щеки, за каждым поворотом ждало что-то неизведанное – и никаких тебе переполненных пляжей и толп курортников. В середине дня, когда солнце уже припекало изрядно, девчонки облюбовали место, где сосны подходили к самому берегу. Подружки достали бутерброды и термос с холодным чаем и блаженно вытянулись в теньке. — Как ты думаешь, Антон приедет? — спросила Женька. — Кто его знает. А может, без него будет лучше? - осторожно заметила Алина. — Не скажи…Всё-таки такое особенное чувство, когда тебя кто-то защищает… — Мне казалось, ты ничего на свете не боишься, — удивилась Алина, — И ты что, настолько этому парню доверяешь? Ты его один раз только видела. — У меня чутье на людей, — безапелляционно сказала Женька, — А здесь вроде как и дружить не с кем. Меня уже соседки достали… «Женечка, ты такая хорошенькая стала. У тебя есть мальчик? Школу окончишь, замуж выйдешь, ты с этим не тяни»…Угу…Видели бы наших лоботрясов. У нас парни в классе учителей уже замучили. И история им не нужна, и английский никогда в жизни не пригодится. Я вот так смотрю – в институт ни одни из них не пойдет. — А ты куда хочешь – уже думала? — спросила Алина. — А вот возьму и соберусь в театральный, — Женька сказала это вроде как в шутку, но известно, что в каждой шутке… — У тебя получится, — Алина была серьезна, — А я вот ни о чем не могу думать, кроме как к маме вернуться. Боюсь далеко уезжать. Вдруг с ней что-то случится? У нее никого нет, кроме меня, и у меня – никого, кроме нее. До места подружки добрались, когда солнце стояло уже низко над горизонтом. Алина считала, что нужно выбрать подходящее место на берегу, и поставить палатку. «День Х» наступал завтра. С утра у них будет достаточно времени, чтобы осмотреть барский дом, и договориться о том, чтобы остаться там на ночь. Женька же считала, что идти к старинному особняку нужно прямо сейчас. — Ну что мы еще пару часов будем тут на берегу комаров кормить? Карта у нас есть – айда, до темна обернемся. Мне хочется посмотреть как этот дом в сумерках выглядит… атмосферненько. — Иди, — согласилась Алина, — Я тут останусь. Вещи все равно бросать нельзя. И лодку. Давай поставим палатку – и ступай. Я тут пока ужином займусь. Женька сама себе не хотела признаться, что движет ею не только желание увидеть старинный дом в свете заката. С Антоном они не обменялись телефонами и не договорились о точном месте встрече, ограничившись расплывчатым «сходимся возле особняка». Шанс встретить нового знакомого именно здесь и сейчас был невелик, но Женька и делала вид, что идет вовсе не за этим. Старый барский дом стоял немного в стороне от деревни. Долгое время его занимал сельскохозяйственный техникум. Поэтому нельзя было надеяться, что внутри уцелело что-то из старинных вещей, кроме того, что вынести уж никак нельзя. Вроде лепнины под потолком. А в мезонин по слухам, давным-давно стаскивали разный хлам, превратив его в подобие склада. Дом являл собой грустное зрелище. Большинство окон выбито, главный вход заколочен досками, ступени лестницы выщерблены… И все-таки какая-то жизнь тут теплилась. Вон, мелькнула фигура в окне. Послышались чьи-то голоса. Кто-то деликатно покашлял за спиной у Женьки, и она мигом обернулась. Незаметно подошел мужичок неопределенного возраста, с лицом одутловатым, имеющим лиловый оттенок. Судя по всему, алкогольный стаж у него был приличным. Несмотря на то, что жара еще не спала, на дядьке была теплая куртка, от которой за версту несло чем-то затхлым. — Стариной интересуетесь? — спросил он. — Вроде как, — осторожно ответила Женька. С одной стороны, ей было боязно общаться с незнакомым человеком здесь, когда люди далеко. С другой – завтра они с Алиной захотят пробраться в дом, а значит - придется наводить контакты именно с такими личностями. — Сюда теперь и не приходит почти никто, — сказал мужичок, — Прежде, когда тут техникум был, дом еще смотрелся. А сейчас что? Одни почти развалины, крыша вон скоро рухнет… — А вы там были внутри? — Я? Да я там живу… , - сказал новый знакомый с оттенком некоторой даже гордости. - Как техникум, значит, переехал, тут, конечно, все хотели растащить. Ну вот, как дома на разбор пускают. Кому-то рамы приглянулись, кому-то двери, кто доски с пола забрал бы… Ну вот, считай, мы с ребятишками не дали. — С ребятишками? — в замешательстве переспросила Женька. — Ну, нас тут несколько человек обитает. Аборигены, так сказать…Ничего, обжились. Зимой, вон, печкой греемся. Жить можно… Но если вы дом хотите посмотреть, то неудачное время выбрали. — Почему? — осторожно спросила девочка. — Сейчас уже особо не разглядите ничего. Темнеет. А завтра…, — он замялся. — Что завтра? — Не слишком хороший день будет, — мужичок точно решился, — Тут вообще-то спокойно. Кроме этого самого дня…Бывало, что и незаметно он проходит, ничего не случается. А бывает… Ну слова не подберу… Морок… Наваждение… Кое-что тут можно увидеть. Это вообще история странная, я расскажу, если хотите. Вы тут в деревне остановились? Проводить вас? — У дамы есть провожатый, — послышался голос, который Женька сразу узнала. И тут же исчез куда-то страх. Теперь Женька хоть сейчас готова была отправиться в ту самую мансарду, где, по слухам - стояло прежде, или даже до сих пор стоит старинное зеркало. Но она знала, что нынче они ничего не увидят. Если что-то произойдет, то только завтра. *** Как пройти в мансарду - им показал тот самый знакомый маргинал. Перед этим он представился честь-честью. Звали его Витюшкой, а «ребятишки» - по его словам - кликали Бабаем. Бабай вёл себя так приветливо, точно был хозяином этой усадьбы, а они пришли к нему в гости. Вслед за ним девочки и Антон поднялись на второй этаж и миновали длинный коридор. Все с любопытством оглядывались. Здесь, где они проходили, следы старины почти исчезли. Остался интерьер эпохи техникума, которому здание принадлежало три десятка лет. Коридор когда-то был выкрашен голубой краской, некоторые комнаты лишились дверей, и тогда ребята видели то печь в пустом помещении, то останки дивана, то груды разного хлама. А потом Бабай открыл неприметную дверь в торце и сказал: — Прошу. Видно было, что он старается произвести на девчонок впечатление. Здесь была еще одна лестница, которая вела наверх. Узкая, с крутыми ступенями. Алина вспомнила как в детстве, на Пасху, вместе с другими ребятами забиралась на церковную колокольню, чтобы позвонить в колокол - на Пасху это разрешалось всем. Там - на колокольне - были похожие ступени. И на другой день у девочки сильно болели ноги. — Вот теперь ни за что не поверю, что эта самая графиня при жизни сюда поднималась, — проворчала Женька, — Попробуй по такой крутизне, да в длинном платье до полу…. В мансарде была единственная комната, совсем небольшая. Может, в ней и не жил никто никогда. Но Алина представила, что у графини был тут кабинет. Вот здесь, у окна, стоял стол красного дерева, крытый зеленым сукном. И эта дама писала горькие письма неверному мужу, время от времени останавливаясь, покусывая кончик пера, чтобы собраться с мыслями, и глядя в окно – вид отсюда и правда открывался чудесный. Дом приютился на небольшой возвышенности – лес, река и село лежали как на ладони. — Вы про это зеркало говорили? — спросил Антон. Как он его углядел? В углу комнаты, заставленное сломанными рамами, какой-то ветхой мебелью, стояло высокое – больше человеческого рост зеркало, в простой деревянной раме. Может быть, кто-то и соблазнился бы унести его к себе, но зеркальная поверхность была тусклой, даже разглядеть свое отражение удавалось с большим трудом и в самых общих чертах. — Точно, — сказала Женька, — Оно. Другого тут просто быть не может… Его надо освободить. Реально всю эту мебель отодвинуть? — Э-эй, постойте, — забеспокоился Бабай, — Тут это все не случайно навалили. Оно раньше вообще на стене висело, зеркало-то…А только это, может, оно не просто так.... - В смысле? - Ну, не просто так стекло, а вроде ход какой-то. Через него она сюда приходит и потом в него уходит. Антон за спиной Бабая принюхался, а потом щелкнул себя по шее, давая понять девчонкам, что маргинал успел с утра набраться. — Ничего, — сказала Женька Бабаю, — Мы, может, как раз и хотим пообщаться Бабай оторопел: — С призраком? — С ним самым. Их собеседник только головой покрутил. Потом развел руками — мол, больше он помочь ребятам не в силах, пусть дальше разбираются сами и пошел к двери. — А вы сегодня в доме будете ночевать? — окликнула его вслед Женька. — Да я это…Меня в деревню звали… На уху, значит. И в бане помыться. Бабай сказал это, не оборачиваясь, но Женьке показалось, что он покраснел. Потому что сам понимал - из дома он уйдет по другой причине. Оставшись одни, ребята приготовились ждать. Расчистили место в углу, подстелили предусмотрительно взятый с собой Женькой старый плед. Все были возбуждены, поэтому про еду даже не вспоминали. Но бутылка с лимонадом опустела быстро. Хотя здесь, в мансарде, жара была не такая, как на улице. Стены дома не только ограждали от зноя, тут даже чувствовалась сырость. До захода солнца оставалось еще время. Сначала Антон развлекал девчонок рассказами о путешествиях. Он много где побывал – ездил и с родителями, и один. При этом парень нимало не кичился увиденным, не описывал заграничные покупки, а вспоминал все больше забавные случаи. И не стеснялся упоминать, как попадал впросак. Но чаще - делился тем, что его восхитило или разочаровало. Потом разговор незаметно перешел на разные аномальные вещи. И вот тут-то Антон оказался скептиком поболее девчонок. Но скептиком необычным. Чувствовалось, что ему самому очень хочется убедиться в существовании чуда, он ищет его, но если копнуть поглубже, всему находятся рациональные объяснения. — Рядом с городом, в другой стороне от вас – национальный парк. И вот там, в самом глухом его месте, прямо в центре луки – лесной кордон. Ну, понятно, там спецы наблюдают за животными, все такое. Два домика стоит - лесник живет постоянно, а сотрудники нацпарка наездами. Так туда каждое лето те чудики, кто на разной аномальщине тронулся – прямо паломничества устраивают. И часы у них там останавливаются, и представление о времени люди теряют, и комары особо злые – дескать хозяйка этих мест поставила их стеречь дорогу и никого не пускать… Кто-то огни зеленые по ночам видит, кто-то светящиеся столбы. Кто-то идет в одно место, а выходит почему-то в другом, особенно, если перед этим хорошо на грудь принял, как наш Бабай. Женька не выдержала и хихикнула. — Алин, а ты как к этому относишься? — спросил Антон, похоже, просто для того, чтобы втянуть девочку в разговор. Алина пожала плечами: — В вещие сны я верю. Сама пару раз в жизни видела…ничего значительного. Там нечего особо рассказывать. Просто сначала это снилось, а потом происходило наяву. Мне кажется, что вот и те, кто умер – они потом только во снах могут приходить. Потому что мы их зовем, скучаем – и тем самым приманиваем. — Ну а вот то, что мы сейчас эту графиню ждем, мы приманиваем ее душу? — и Антон рассмеялся, когда Алина помотала головой, — Ах ты, маленькая.. И коснулся пальцем кончика ее носа. Так поступают с малышами. И еще говорят им: «Пиииип» — Луна всходит, — сказала Женька, — Давайте немного посидим тихо, вдруг что-то произойдет. Они замерли и ждали. Вот сейчас всем троим стало немного не по себе. Комната, к которой они уже вроде бы привыкли за те часы, что провели здесь, теперь казалась им не вполне реальной, призрачной. Лунный свет начертил на полу дорожку, которую время от времени пересекали тени - ветки за окном колыхал ветер. Все молчали, но чем дольше тянулось время, тем больше казалось ребятам, что молчат они уже целую вечность. — А вот сейчас призрак как возьмет и появится в дверях.... — тихим, но нарочито «страшным» голосом сказал Антон. Алина обхватила себя руками. Хотя и сидела она в середине – между Антоном и Женькой, в безопасности себя не чувствовала. Разве что зажмурить глаза, и представить, будто это все приснилось? А на самом деле ты находишься в своей комнате, или – на крайний случай – в интернатской спальне… Труднее всего приходилось Женьке, самой из них нетерпеливой. — А может, это все придумали, что призрак именно отсюда появляется? Из мансарды выходит... Мы сейчас сидим, как дураки, ждем… А он бродит себе по дому – то там мелькнет, то здесь… может – дом обыскать? — Так тебя саму за призрак примут, — предположил Антон, — Вон, у тебя кофточка светлая. Если кто из бомжей остался, сейчас такой визг поднимет, особенно, если ты на него наступишь… — А если, — начала вдруг Алина, но не решилась продолжать. Конечно, эта мысль была наивной, и не стоило делиться ею с друзьями. И всё же не могла удержаться от того, чтобы не проверить. Она поднялась, неслышно подошла к зеркалу, которое слабо светилось во тьме, и приблизила к нему лицо. Она всегда любила разглядывать стереокартинки – смотришь сквозь вязь узоров, потом будто вытягиваешь взгляд в свое измерение – но медленно, медленно… И тогда вдруг неожиданно проступает объемная фигура – то плывущая рыба, то бегущий человек, то еще что-то… Алина сквозь зеркало смотрела – в никуда, в вечность, а может быть, в самую суть себя, а потом попыталась «вернуться» И вот тут-то будто полыхнуло изнутри – только для нее, для Алины видимое. Прямо на нее взглянули такие яркие, такие большие синие глаза, принадлежавшие вроде бы человеку – глянули, обожгли своей несомненностью – это не могло показаться, это был взгляд оттуда, из потустороннего. Алина вскрикнула, но как-то сдавленно, и все потемнело вокруг. ** Она лежала на траве, и Женька осторожно касалась ее лица чем-то холодным и мокрым. — Ты как? — никогда еще Алина не слышала, чтобы голос подруги был столь испуганным. — Ничего, — ее собственный голос звучал так тихо, что Алина подумала – никто не услышит, — Мы где? — На полянке, возле дома, — торопливо говорила Женька, — Антон тебя вынес на руках. Ты что-то видела, да? — Не надо расспрашивать её, — поспешно вмешался юноша, — Пусть сначала в себя придет. Алина чувствовала такую слабость, что ей хотелось одного – закрыть глаза и не шевелиться. Но она знала, что так еще больше напугает своих друзей. Поэтому через несколько минут она, собравшись с силами, села. Пришлось, правда, опереться рукой о землю — Мы здесь останемся? — Женька взглянула на Антона, — Она ведь идти не сможет… — Подожди… Сейчас. Чуть-чуть отойду и пойдем, - пообещала Алина. Так и добрались они до палатки на берегу. Алина опиралась на руку Антона, а Женька готова была подхватить ее с другой стороны. Девочка знала, что друзья, хоть и решили её не спрашивать – всё же сгорают от любопытства. Им хочется узнать, что же она видела. Лучше Алине стало, когда они уже подходили к берегу. — Давайте не будем об этом говорить, ладно? — попросила она, — Я просто не смогу рассказать. Не знаю какие слова подобрать…Но она там есть. Или что-то там есть. Но это – точно. Наверное, Женька была обижена – впервые у Алины появилась от нее тайна. Да еще такая важная. Но ведь по справедливости – это она, Женька, всё придумала, она и должна была увидеть то, что удалось Алине. Однако подруга выглядела плохо – ясно было, что Алинка не притворялась, вон, белая как стена.... И Женька с огромным для себя трудом, но решила действительно её не расспрашивать ни о чем. На другое утро все делали вид, что не было никакой охоты за привидением. Подумаешь – съездили в Рождествено, сюда от дома добираться-то – всего-ничего. Антон договорился с кем-то из местных жителей, и назад их отвезли на машине. При свете дня, происшедшее накануне и Антону, и Женьке казалось одинаково нереальным. Алина же молчала, и невозможно было понять, о чем она думает. С этого дня она так и оставалась до странности молчаливой, с горечью размышляя, что, наверное, унаследовала психику матери. Стоило случиться в ее жизни сильному потрясение, и она «поехала». Алина больше не соглашалась ни на какие Женькины проекты, а вся погрузилась в домашнюю работу – благо, ее хватало. Алина ухаживала за огородом, в иные дни помогала матери на ферме, в другие - убиралась и стряпала. Но вечером Светлана через «не хочу» отправляла дочку погулять вместе с Женькой. Часто к их компании присоединялся Антон. Он раздобыл велосипед, и теперь ему не составляло труда приехать к подружкам. Девчонки показали ему все заповедные уголки, все места в окрестностях, которые они так любили. Им втроем всегда было легко, они никогда не ссорились, и Женька признавалась дома, что уже вечером ждёт, когда наступит следующий день - и они снова встретятся и отправятся куда-нибудь вместе. — Ты влюбилась, наверное? — предположила мама. Женька только плечами пожала. Она рассказала Антону историю Алины, взяв с парня слово, ничего не предпринимать, не посоветовавшись с ней. — Но это так просто решить, — Антон был взволнован, — Я мог бы сам поговорить в интернате, но лучше…Отец приедет за мной в середине августа, погостит тут несколько дней. Тетя Лиза – его сестра, они редко видятся. Поедем все вместе в интернат и решим этот вопрос. Настучим директрисе по башке. Не пугайся, я образно говорю… И всё получилось. Алина сначала сама в это не верила. Отец Антона – очень серьезный, импозантный мужчина средних лет, юрист крупной компании – только завел разговор, как директриса, которую Алина так боялась – тут же начала кивать головой и на все соглашаться. — Конечно-конечно, я понимаю, дома девочке будет лучше... Оставалось только подписать бумаги, забрать документы и откланяться. Отец Артема был на машине, так что вещи Алины они забрали сразу. Девочка взглянула на свою опустевшую кровать, на тумбочку – и подумала, что она будто и не жила тут никогда. Светлана была рада до слез, и чувствовала себя виноватой в том, что у нее не хватило духу забрать дочку раньше. В старшие классы подружки теперь ходили вместе. За те несколько лет, что прошли до окончания школы, их дружба с Антоном не прервалась. Пока парень учился в институте, он регулярно приезжал на летние и зимние каникулы, и вместе они отрывались как дети. Даже с горки катались, и Женька смеялась так, что трудно было ее остановить. Антон был одинаково внимателен к обеим девчонкам, но Алина про себя знала, что "уступит" его Женьке. Подруга незаметно для себя влюблялась все сильнее и сильнее. У Алины же была своя тайна, которой она не поделилась ни с кем, кроме матери. — Мам,— спросила она как-то Светлану, — У нас в роду гадалок не было? Мать шила, и теперь опустила незаконченную работу на колени. — Насколько я знаю – нет, — сказала она, подумав, — А что? — Ты знаешь, я даже боюсь об этом говорить… Я теперь иногда вижу плохое. Ну, вот если человек скоро умрёт, я сквозь его настоящее лицо вижу другое – восковое, мертвое… и глаза закрыты… Как будто картинки наложены друг на друга.... Я сошла с ума и меня теперь не в интернате, а в больнице закроют, да? В психушке? Окончание далее... Автор Татьяна Дивергент #МистическиеИстории