Я посмотрела на свои костлявые руки, тонкие ноги, потрогала щеки, огромный крючковатый нос.
— Врешь, — не поверила, не в силах оторвать взгляд.
— Нет, я рисовал вас. Как только увидел, захотел сделать портрет. Не удержался и тайком сфоткал. Вот, простите.
Он нашарил в кармане камень, провёл по нему, и вместо черноты появилась я. Точнее та дева с бересты.
От ужаса водоросли встали дыбом.
— Ты что со мной сделал? Проклял? А ну, расколдовывай немедленно!
— Странная вы, — усмехнулся чернокнижник. — Это же просто фотка.
И он показал несколько своих. Я внимательно посмотрела на него. Парнишка выглядел живым и невредимым. Я ещё раз взглянула на ту, застывшую деву. Он куда-то тыкнул, и перед глазами появились тополя, скамейка, люди. Я подошла к дереву, потрогала. Оно осталось прежним. «Значит, не колдовство», — подумала, прислушавшись к себе.
— Меня Иван зовут, — сказал парнишка и протянул мне заляпанную руку. Я уставилась на его пальцы. — А тебя как? Не против, если будем на ты?
Я сощурилась, отгоняя боль воспоминаний. Широкая ладонь явно что-то значила.
— Кики, — запнулась, размышляя, как назваться.
«Как же принято у людей? Гм. Скажу, что Кикимора, он соль достанет. Нет, лучше смолчу. А лапу ко мне зачем протянул?» — гадала я. В памяти всплыли «ладушки». Обрадовавшись, шлепнула его пальцы.
— Красивое имя, Кики, — сказал он. — Экзотичное. Ты не местная?
Я кивнула.
— Хочешь, покажу тебе город? — предложил Иван.
— Покажи эту, — потребовала я, ткнув пальцем в бересту.
Он усмехнулся. Не как водяной, а по-доброму.
— Просто посмотри в зеркало.
«Ага, и увижу там пустоту, умник», — вслух говорить не стала.
— Знаешь, я и сам хотел тебе предложить, — сказал Иван. — Можно, я ещё тебя нарисую?
— Можно, — ответила я и потянулась к бересте. — Покажи.
Он засмеялся.
— Чудная ты. Я не могу рисовать так быстро. И не вертись, иначе не получится. И не щурься.
Я упёрла руки в боки.
— Не хмурься, грозная Кики, — усмехнулся Иван, и мне вправду захотелось улыбнуться.
Спустя пару часов я держала в руках три листа, остальные остались у Ивана.
— Мне пора, — сказал он, собирая скляночки.
— Уже? — спросила я.
Мысли о болоте вгоняли в тоску.
— Придёшь завтра?
Я повеселела и ответила:
— Да.
Иван растопырил пальцы и потряс ими из стороны в сторону. Я неловко повторила забавный жест.
***
Весь вечер, лёжа на берегу у болота, вспоминала синие глаза.
— И почему у нас не растут васильки? — прошептала я, с грустью разглядывая белые кувшинки.
За столько лет и забыла, что люди теплые. И голоса у них, если не верещат, приятные. Или, это только у Ивана красивый голос? Я нахмурилась. Ни к чему такие мысли. Нельзя Кикиморе про парней думать. Их есть надо.
Живот не бурчал. Я вздохнула и поглядела на желтые огоньки, парящие над топью. Бережно развернула «рисунок», как называл его новый Ваня, и долго вглядывалась в знакомое и в то же время незнакомое лицо. Точно чары какие-то! Недаром битый час своё отражение в воде изучала и не увидела там никакой красавицы. Или дело не в воде?
— Я рисую, как вижу, — говорил Иван.
«Значит, только он мою красоту разглядел», — мелькнула догадка, и сердце перестало болеть.
Звонко хохотали русалки, громко кряхтел водяной. На небо высыпали далекие звезды. Одна упала, отразившись в чернильной воде. Я пожелала, чтобы утро наступило как можно раньше.
Рассвет встречала среди тополей. Оглядела скамейки, прошла по дорожкам. Вани нигде не было. Я села на траву. А вдруг не придет? Поди забыл про меня. Потешился над Кикиморой болотной. Ну, я ему задам! Заманю в чащу, напугаю до седины.
— Привет, — донеслось откуда-то сверху.
Я вскинула голову и столкнулась с васильковым взглядом. Все упреки и угрозы мигом забылись.
— Ты тоже рано встаёшь?
— Ага. Много спать — дело не знать, — важно ответила я.
— Точно, — засмеялся он. — Мы, жаворонки, должны держаться вместе.
«Почему жаворонки? — не поняла я. — Крыльев у нас нет».
А у времени точно были, ведь дни летели цаплями. Лето мелькнуло и подошло к концу. Каждое утро мы встречались в «парке» — это и другие слова я выучила у Ивана — гуляли по «городу», болтали обо всём. Он говорил, что теперь люди жили толпами в серых или кирпичных глыбах, нарекал их «квартирами», но, по-моему, они напоминали каменные муравейники. Когда я озвучила мысль, Ваня засмеялся:
— Да, вот такие человейники. А ты где живешь?
— Тайна, — отвечала я.
Иван не приставал, если мне не хотелось говорить. Сразу заводил беседу о другом, шутил и даже хвалил меня.
— У тебя очень необычное платье, — отметил он однажды.
— Сама сплела.
У него вытянулось лицо.
— Вау. Наверное, это так сложно. Я криворукий, даже фенечку сделать не могу.
— Нет, это легко. Хочешь, тебе сплету?
На следующий день я принесла ему рубаху из водорослей и камышей. Ваня удивился и обрадовался, даже обнял меня, но я извернулась. Опустила голову, скрывая волосами румянец на щеках.
— Давно хотел спросить, чем ты делаешь боди-арт? Даже краску не видно, будто у тебя реально зеленая кожа.
— Тайна, — выпалила я, боясь, что он догадается.
— Загадочная Кики, — улыбнулся Иван. — Хотя бы скажи, кого косплеешь?
Я отвернулась.
— Не бойся, я не буду смеяться. Сам раньше был анимешником, так и начал рисовать. Даже сшил себе костюм Наруто.
Я захохотала, увидев его «фотки» в странном балахоне.
— Теперь расскажешь? — спросил он, отсмеявшись, и я сощурилась. — Ладно, понял, тайна так тайна. Мы почти три месяца общаемся, а я до сих пор ничего о тебе не знаю. Иногда думаю, что ты мне привиделась.
Я фыркнула и ущипнула его.
— Видишь? Настоящая я.
— Самая необыкновенная, — сказал он и нежно заправил мне за ухо непослушную прядку.
Дыхание замело.
А на следующий день Ваня подбежал ко мне, подхватил на руки и закружил.
— Пусти, чудной, — засмеялась я.
— Кики! — повторял он, словно забыл остальные слова. — Твой портрет весь «вк» обсуждает. У меня теперь заказов на месяц вперед. Я стану знаменитым.
Он поставил меня на землю, сильнее сжал руки на талии. Посмотрел в глаза долго-долго.
— Что это значит?
— Что моя мечта вот-вот исполнится, — ответил он. — Благодаря тебе.
Наклонился и поцеловал. Сердце, до того спавшее в груди, дрогнуло и пару раз стукнуло.
Часть 2
— Лягушки лопочут, ты с человеком спелась, — ехидно протянула русалка, высунувшись из воды.
Я не сразу её заметила. Все мои мысли занимал Ваня. Губы всё ещё горели, а сердце мерно стучало в груди. Я бродила по лесу и улыбалась.
— Вижу, это правда. Вздыхаешь, как человечка.
— Чего тебе? — мне не хотелось спорить и отвлекаться от сладких грез.
— Раньше была Кикиморой, а стала глупой девкой, — ответила русалка. — К людям спозаранку летишь, всё Ваньку своего кличешь. Неужто забыла, от чего сгинула?
— Не твоего ума дело.
— Ишь какая! Мы – нечисть. Аль запамятовала, как людей губила? Как они нас солью жгли? Смотри, Кикимора Лешивна: узнает твой Ванька правду, сразу к монахам кинется.
— Не кинется, — уверенно возразила я. — Он меня любит. Я с ним оживаю.
Русалка побледнела.
— Дуреха ты, — запричитала она. — Перестань воду мутить, не то вспомнишь, как тебя при жизни величали.
— А вот и вспомню, — топнула я, — и стану человеком.
Русалка раскатисто рассмеялась, будто гром грянул. Я вздрогнула.
— Бестолочь. Коли нечисть имя своё прежнее скажет, прахом обернётся.
— Не бывать тому. Любовь человеческая от всего спасёт.
— Ежели она правдивая, — мерзко усмехнулась русалка. — Да где её сыщешь?
Она что-то кричала вслед, но я не слушала. Упрямо шла вперёд, подальше от проклятого болота. «Что эта нечисть понимает? — злилась я. — Она Ивана-то ни разу не видела, а твердит так, будто сто лет знакома. Сама с сестрицами день и ночь песни о красных молодцах поёт, а меня стращать удумала. Не выйдет! Пусть мелет что хочет, завистница. Я всё Ивану расскажу, он меня примет и ещё крепче полюбит».
Мысли неслись бурной рекой, да только дела за ними не поспевали. Август почти заканчивался, а я так и не смогла признаться. Каждый раз, когда смотрела Ване в глаза, вспоминала слова русалки. Отравили они меня сомнением и страхом.
— Давай в лес съездим? — сказал Иван солнечным утром. — Мне в комиксе лес надо нарисовать. По фоткам только полянки выходят, как для детской книжки. Ну, знаешь, с лешими, кикиморами всякими.
Я вздрогнула.
— Ты чего побледнела? Не бойся, я же не маньяк. Днём приедем на пару часиков и вернёмся. Ты же сама говорила, что любишь лес.
— Да, люблю.
— Значит, это мне тебя бояться надо, — он подмигнул. — Ещё утащишь к себе в чащу.
Я вспомнила свой недавний сон и смутилась. Пихнула его локтем в бок.
— Мне-то зачем в лес ехать? Мешаться буду.
— Не будешь, — сказал Иван, ласково погладив меня по голове. — Ты лучше всех вдохновляешь.
Я тяжело вздохнула. Не смогла отказать, когда он смотрел таким просящим взглядом.
— Ты лучшая, — улыбнулся он, радостно поцеловав меня. — Завтра утром встречаемся здесь и выдвигаемся.
— Так скоро? — ужаснулась я, раздумывая, как бы спрятать свою лесную родню и рассказать ему правду.
— А зачем тянуть? Подписчики хотят продолжения, да и твоих портретов я давно не делал. Нарисую тебя посреди леса как самую красивую дриаду.
Я улыбнулась и заслушалась, как бывало всегда, когда Иван говорил о своих рисунках.
Всю ночь не могла уснуть, ворочалась из-за тревожных мыслей. Ни свет ни заря полетела в город и бродила взад-вперёд по нашему парку. Места себе не находила.
Наконец пришёл Ваня и взял меня за руку. Я немного успокоилась. За разговорами и не заметила, как мы добрались до леса.
Ваня придирчиво выбирал нужное место и, расположившись, принялся творить. Я смотрела, как он рисует. Ветерок всё время подхватывал волосы, зазывая поиграть.
— Тихо, — шикнула я. — Не сейчас.
Ваня погрузился в работу и забыл обо всём. Ветер подул сильнее, сорвав с меня кувшинку, которой я так гордилась.
— Сейчас вернусь, — на ходу бросила Ване, а сама побежала за невидимым проказником.
Запыхавшись, выхватила своё украшение из воздушных лап. «Так далеко ушла? Когда успела?» — удивилась я, осмотревшись. Принюхалась, почуяв Ваню, и пошла на его запах. Ускорила шаг, чтобы он не беспокоился. У поваленного дерева нашлись только альбом и краски. Я глянула на рисунок и охнула. Листок выпал из рук.
Я летела стрелой меж сосен, пней, травы и кустов.
— Ваня! — звала, срывая голос.
Перед глазами мелькали отрывистые линии, словно он быстро-быстро чиркал по бумаге. Кувшинки в мокрых волосах, камешки на шее, бесцветные глаза и манящая полуулыбка. Сердце ушло в пятки, когда я узнала русалку на новом портрете.
Коряги прыгали под ноги, норовя сбить, ветки цеплялись за юбку и лохмы, колючки жалили кожу, царапали руки и щеки, ветер дул в лицо, сбивая с пути.
— Ваня! Ванечка! Где ты? — орала я, а эхо, глумясь, разносило по округе лишь щебетание птиц.
«Быстрее, быстрее», — пульсировало в голове. Псы страха гнали меня, заставляя смотреть на застывшие глаза, водоросли в тёмных прядях, мертвенно-бледную кожу и холодные губы, что прежде грели сильнее солнца. Я мотала головой, прогоняя видения, а те жалили пчёлами.
Между лопаток закололо так сильно, что я чуть не упала. Скривилась и закричала. Из спины выросли два крыла, и, оттолкнувшись от земли, я полетела, уворачиваясь от толстых стволов и колючих веток. Впереди показался бережок. Ваня стоял по пояс в воде, как зачарованный, тянулся к русалке.
— Иди ко мне, — растекался ядовитый голос, а мутные, как болото, глаза глядели прямо на меня, смеясь.
— Пусти его, чертовка!
— Не мешай. Спасаю тебя, дуреху. Ты ещё «спасибо» скажешь.
— Не смей! Расколдуй его! – кричала я, паря над болотом.
Топь захохотала, забурлила, забрызгала крылья, пытаясь утянуть меня вниз. Я схватила Ваню за пояс, обвила мохнатыми лапами и руками-ветками, что есть мочи потянула наверх.
— Поздно. Коль человек к русалке зайдёт, живым не выйдет.
Я зарычала от злости. Сжала острые зубы и поморщилась от боли, почувствовав привкус крови на языке. Древесные руки громко треснули. Я закричала. Топь тянула нас на дно. Спину жгло, как от соли. Слезы застилали глаза.
Собрав последние силы, рванула вверх. На последнем издыхании долетела до берега. Как могла, аккуратно опустила Ваню на траву. Упала рядом и, тяжело поднявшись, склонилась над ним, своими обрубками царапая его щеки.
— Ванюшка, — плакала, трогая любимое лицо. — Очнись, Ванечка.
Положила голову ему на грудь, чуть не задев чёрными рогами. Сердце едва билось. Сломанные ветки не слушались меня. Острая боль пронзала всё тело, я морщилась, но упрямо твердила себе: «Не спи, не спи. Спаси его».
— Пусть он выживет, — шептала, качаясь над ним, как ива. — Я отдам всё. Всё, чтобы он жил.
Сердце, бившееся в моей груди, затихло. Кожа Вани порозовела. Он открыл глаза.
— Кики? — спросил, потирая голову.
Сел и отшатнулся. В синих очах плескался ужас.
— Ваня, это я, — наклонилась к нему, но он пополз назад.
— Что. Ты. Такое? — его голос дрожал.
Сердце хрустнуло.
— Кикимора, — выдохнула, чувствуя, как осколки вонзаются в тело. — Ваня, я…
— Ты? — перебил он, вытаращившись ещё сильнее. — Шутишь?
Я покачала головой.
— Нет, это правда. Я живу здесь, в лесу. Захотела посмотреть город и встретила тебя. Полюбила.
— Ничего не понимаю. У тебя не было рогов. И лап, и веток. — Он схватился за голову, очнувшись. — Ты — кикимора? Из сказки?
— Да. Это мой настоящий облик. Не бойся, я не обижу. Дай объяснить.
— Нет. — Ваня поднялся на ноги и попятился. — Не подходи. Я… это слишком.
И он убежал прочь. Я шепнула ветру, чтобы тот сберёг его путь. Упала в траву, свернулась клубочком и затряслась. Крылья, лапы, клыки и деревяшки исчезли.
Русалки смеялись надо мной. Я пыталась уйти, но сил не осталось. Меня словно окунули в ледяную прорубь. Снова стало холодно.
Тело трясло три дня. Я лежала на том самом месте и баюкала раненое сердце.
Туман обнимал, обволакивал. Я водила руками по земле. Пальцы наткнулись на прямой стебель, волоски пощекотали кожу. Не задумываясь, я потрогала листья и, подняв голову, взглянула на растение. Сиреневые звёздочки росли сверху, а снизу горели ярко-желтые цветки. Я горько вздохнула, погладив верхушки. «Не эта ли трава зовётся Иваном? — подумала, нахмурившись. — Нет, там было ещё что-то. Гм, как же...»
Я напряжённо вспоминала. Время остановилось. Весь мир померк. Я чувствовала, что обязана назвать цветок, словно это могло всё исправить.
— Иван, да, — шепнула, и вдруг словно молния ударила, — Марья.
Дыхание перехватило. Как наяву услышала голос батюшки и его ласковое «Марьюшка».
Сердце обожгло. Я посмотрела на руку. От самых ногтей кожа начала сереть, с пальцев посыпался пепел.
Подул ветер, самый ласковый из всех, что я знала. Подхватил и понёс меня по лесу, оставляя на ветках, на траве, на цветах. Я слышала плачь русалок, тихую песню Лешего и Ванин голос.
Мне больше не было страшно.
#Сказочки
Автор Надежда Весенняя
Отредактировала Надежда Грошева
Комментарии 3