КАЛЕЙДОСКОП СВЕРКАЮЩИХ ЦВЕТОВ

О книге С. Харченко «Студеный архипелаг», о донбассовцах, о том, какие люди осваивают арктические острова и добывают на севере каменный уголь

В конце 2023 года я попал в одну из больниц московской области и, томясь от тоски между уколами, приёмами таблеток и капельницами, наткнулся в одном из коридорных закутков на небольшую библиотечку, составленную из потрёпанных журналов и книжек, оставленных здесь в предыдущие годы больными. В основном, это были зачитанные книжки различных детективов и любовных романов, хотя среди них мне попался и двухтомник Владимира Маяковского, в котором я перечитал знакомый мне, но давно не читанный очерк «Моё открытие Америки», в котором оказалось немало фрагментов, напрямую перекликающихся с сегодняшними рассказами о жизни в Соединённых Штатах. Но больше всего мне понравилась небольшая книжечка под названием «Студёный архипелаг», принадлежащая перу писателя Сергея Васильевича Харченко, и вышедшая в свет в 1974 году в донецком издательстве «Донбасс». Книга составляет 160 страниц, в число которых входят повести «Цветы и льды» и «Поморские лодьи», и я не могу не отметить, что в год её издания она стоила всего 41 копейку. Но прочитал я её на одном дыхании, как книгу таких путешественников, как Владимир Обручев или Владимир Арсеньев, не говоря уже о книгах Джеральда Даррелла или Тура Хейердала.
Во-первых, эта книга была в первую очередь посвящена шахтёрам Донбасса, добывающим уголь на самой северной шахте мира, находящейся на острове Шпицберген. И хоть я никогда и не был на Шпицбергене, но с добычей угля моя судьба тоже была одно время связана, так что эта книга отчасти была посвящена и мне тоже.
Вот, во-вторых, в книге Харченко упоминается целый ряд бытовых деталей из шахтёрской жизни, так или иначе пробуждающих в моей памяти эпизоды из моей собственной жизни. Здесь, например, упоминаются трест «Донецкуголь», где в молодости я работал на одной из угольных шахт; судно «Димитрово», носящее имя города, находившегося неподалёку от моего родного городка; судно
«Донбасс», названное в честь моего родного донецкого края, и ещё одно судно под названием «Доброполье», носящее имя города, в котором я когда-то учился на горнорабочего очистного забоя. Сергей Харченко упоминает в своей книге также об «обживающемся» в шпицбергенских пластах комбайне «Донбасс», о котором он пишет, что «это не просто комбайн, а угольная машина на семьдесят восьмой параллели, всего в тысяче метров от полюса», где она «подслеповатой тушей ползала вдоль ряда стоек…»

В тысяча девятьсот семидесятые — восьмидесятые годы я тоже работал на двух донбасских шахтах — «Краснолиманская» и «Родинская», относившиеся к угольному комбинату «Красноармейскуголь», но уже с комбайном ГШ-68 и гидравлическим комплексом КМ-87, которые сменили собой в лаве упоминаемые Харченко комбайн «Донбасс» и подпиравшие в те годы кровлю над пластом деревянные стойки. Но речь в «Цветах и льдах» идёт в книге Сергея Васильевича о Шпицбергене ещё 1970-х годов, куда донбасские шахтёры приезжали работать на шахтах, чтобы получить здесь довольно приличные деньги.
Следует упомянуть, что архипелаг Шпицберген принадлежит государству Норвегии, но, согласно договору от 1920 года, Россия имеет право вести хозяйственную деятельность на его главном острове — Западном Шпицбергене, где находятся посёлки Баренцбург, Пирамида и Грумант, а также угольные шахты.
Главное, на чём сосредоточился в своей книге Сергей Харченко, это здешние люди, которыми в основном являются донбасские шахтёры, а также уникальные местная природа и погода. Особенно — погода. «Здесь горы, — пишет автор, — в сентябре седеют за ночь. Наступает утро. Всходит Солнце… Одиннадцать часов. Двенадцать. А оно всё всходит. Потом догадываешься: Солнце привязано короткой верёвкой. С каждым днём верёвку кто-то укорачивает. Солнце катится весь день по горным хребтам, а за горой Альхорн истекает багрянцем. Заливает гемоглобином всё вокруг: вершины, посёлок, море. Даже Луна смекнула: теряет Солнце последние силы…»
Книга Сергея Харченко написана удивительным языком, такого художественного стиля уже почти ни у кого не встретишь. Казалось бы, всё, о чём рассказывает автор в обеих повестях «Студёного архипелага», это не столько проза, сколько чистейшей воды журналистика, однако полистайте страницы этой замечательной книги, и вы увидите, насколько художественно в ней всё описывается! Ну, например: «Над Ис-фиордом висит длинная гофрированная туча, как вентиляционная труба в штреке». Или же: «Половину своих дней отстоял Сентябрь по стойке «смирно» — не шелохнувшись. Потом ему, очевидно, попало на совете Времён года за бездеятельность. Сентябрь не разобрался что к чему и сгоряча
начал творить одну глупость за другой…»
Или вот ещё одна строчка о том, как выглядят с высоты птичьего полёта или из иллюминатора самолёта здешние горные хребты: «Шпицбергенские горы напоминают океан, окаменевший в миг своего наисильнейшего буйства».
А вот ещё один эпизод, расписывающий здешний небосвод сияющими красками. Ну прямо художник размахался кистью: «Высоко-высоко — где-то на седьмом небе — полыхает сияние. Пурпурные шторы ниспадают к самой земле. Колышутся их складки. Вот одна штора распалась на отдельные бусинки. Бусинки плавятся и текут спиралью-галактикой. Нетерпеливая рука скомкала спираль, капнула в месиво парижской зелени. По круглым облакам, как по роликам прокатного стана, движутся начавшие остывать раскалённые полосы. Выше седьмого небе, у обочины Млечного пути, зажёгся неземной дорожный указатель. Что-то вроде волшебного фонаря. С зелёными, жёлтыми, красными, сиреневыми стёклами. Фонарь вращается вокруг оси. Сгустки цветов, точно камешки в калейдоскопе, комбинируются в неожиданную мозаику…»
Наверное, если бы автор не вытряхивал из своей философической сумы́ столько литературных красивостей, то и читать бы особенно не было чего. А так — вся книжка, как ювелирная лавка, наполнена сувенирами — всё искрит, сверкает, радует глаза и душу своих читателей. Что ни страница, что ни новый абзац — всё как светящийся яркий подарок:
«Февраль задолго готовится к свиданию: подарил вершинам новенькие снеговые шапки, надраил до блеска пурпурные зори, а себе сковал из льда голубые латы. И притих. Ждёт… И вот где-то далеко за краем Шпицбергена, в студёном море, встречаются Февраль и Солнце. Солнце только с юга — покраснело от мороза. Повисит с минуту над морем, улыбнётся, прищурившись, и опять уходит на средние широты — греться».
Сказка, да и только! Или, как сказано выше, калейдоскоп сверкающих цветов, только не живых, а стеклянных. Прямо-таки королевские подвески. Или — рассыпанная шкатулка с драгоценностями:
«Оранжевая Луна лежит на голубой подушке, вытканной звёздами. Сиреневые горы примеряют по утрам казачьи лампасы вдоль бёдер. Весь этот колорит тёмных красок старинной школы покоится на серебристом плюше замёрзшего моря…»
Невозможно не повторять бесконечно яркие, как льдинки на солнце, цитаты из книги Сергея Харченко. Но и невозможно оторвать от своего взора рассыпанные по всему «Студёному архипелагу» сказочные фрагменты, разворачиваемые перед нами, как куклы на сцене игрушечного театра. «Шесть раз ветер выгонял из залива в океан отрезанный винтами «Донбасса» ломоть льда. Гектаров сто. И все шесть раз лёд возвращался назад. Так избалованный подачками пёс вертится у порога кухни. Его пнут ногой — он отбежит и снова крадётся к порогу…»
Таким невероятно красочным стилем написана повесть Сергея Харченко «Цветы и льды» в книге «Студёный архипелаг». Но не менее ярко открывается взгляду читателя и историческая повесть «Поморские лодьи», которая так же, как и «Цветы и льды», украшена сочными, разноцветными узорами. «Не единожды учинял ветер-полуночник своё разбойное дело, — пишет он, — и не один раз утихал, пока на полуденной стороне небосвода не проглянулось красное веретенце зари». Или вот ещё другая строчка, рисующая чётко возникающее перед глазами картину: «Через открытый иллюминатор в командорскую опочивальню шурша вползали немудрёные звуки моря».
А вот, например, ещё один яркий образ клонящегося к закату солнца: «Наступает час, — говорит автор, — когда незакатное полярное солнце, наткнувшись на острый выступ Седла рыцаря, истекает заревом и, кровоточащее, вновь продолжает путь».
И таких откровенно художественных образов в очень небольшой по объёму, но ёмкой по содержанию книге Сергея Харченко, встречается довольно много, да и в принципе — она почти вся построена из таких симпатичных художественных кирпичиков, которые прочно удерживают на себе две эти повести, как две могучие стены. А скрепляющим эти кирпичики веществом при строительстве стен этой книги являются характеры шахтёров, у которых даже сквозь чёрную угольную пыль на лицах просвечивают яркие улыбки.

Я специально не пересказываю содержание обеих повестей, в надежде, что когда-то они сами найдут их и прочитают. Они заслуживают этого. Но лучше не в пересказе, а непосредственно из самого оригинала.
И хорошо, что мне однажды попала в руки эта забытая читателями и давно не переиздаваемая издателями, но очень тёплая книга. И так же хорошо, что в мире существуют такие замечательные люди, как шахтёры, которые не только добывают уголь в своём родном краю, но ещё осваивают арктические острова и добывают на дальнем севере каменный уголь. А также защищают наш родной Донбасс от врагов и рано или поздно возвратят народу шахты, на которых работал когда-то и я тоже. Я верю, что они сделают это. Потому что эти люди — русские шахтёры.

Зима 2023 года.


© Электронный историко-литературный журнал, 2024, № 1


#журнал_Донбасс #проза_Донбасса #поэзия_Донбасса #публицистика_Донбасса #Землячество_донбассовцев_в_Москве #Союз_писателей_России #история_Донбасса #культура_Донбасса #краеведение_Донбасса #искусство_Донбасса #наука_Донбасса #образование_Донбасса #Николай_Переяслов