Варвара Спиридонова, ныне покойная. Автор Тата Платонова. Гл. 11-18

Глава 11   Целые выходные Марк просидел, рисуя сайт «Будни веселого трупика» и поражаясь количеству его посетителей и комментариев. Он очень старался не думать, почему Варвара приходила теперь всё реже. После визита Сереженьки минуло уже четыре дня, а от неё не было ни слуху ни духу. Марк отгонял тревожные и назойливые мысли. Ему и самому тошно было оттого, как много места Варвара занимала в его голове. Это было слишком навязчиво. Что бы он ни делал, куда бы ни шел, с кем бы ни разговаривал, работал или отдыхал, читал книгу или прорисовывал формулы — всегда, всегда держал Варвару в уме. Придумывал разговоры с ней, воображал новые встречи, гадал, чем она занята. Такая зависимость невероятно раздражала, злила, Марк срывался на ни в чем не повинных коллегах и продавцах, перестал разговаривать с Бисмарком и перешел в острую фазу мизантропии. Очевидно было, что так дальше продолжаться не могло. Отчего-то, — а Марк понимал это даже сквозь свою толстокожесть, — сейчас было бы очень легко оттолкнуть Варвару навсегда. Одна его просьба, и она никогда бы не появилась перед ним больше. Что-то изменилось в их отношениях с тех пор, как она преследовала его в образе старушек и подсаживалась в барах. Сейчас его желания значили бы для неё достаточно, чтобы прислушаться к ним. И Марк уговаривал себя, что он должен попроситься на волю. Поставить точку в этом дурдоме. Вернуться к нормальной, хорошей жизни, в которой не было места никакой мистике, и что хуже всего — этой глухой тоске, свернувшей гнездо где-то в области его желудка. «Хватит, хватит, хватит, — пульсировало в голове, — я же взрослый человек, это просто смешно. Нелепо. Жалко. Бессмысленно». А самое главное — Варвара была абсолютно безнадёжна. В ней не было ничего прочного, ничего фундаментального, ничего, за что можно было бы ухватиться. Той точки опоры, которая помогла бы Марку перевернуть его мир. Только, иллюзия, дух, слабая, рвущаяся на пальцах ниточка. Привязать к себе это ниточку — значило пустить свою жизнь под откос. Варвара пришла снова с дождем. Мокрая и прохладная, тонкая майка облепила пышную грудь, тушь текла по лицу. Сложная прическа сбилась набок. — И кто ты у нас сегодня? — спросил Марк, накрывая круглые плечи полотенцем. — Оперная дива, — глубоким контральто ответила она, — Гренландия Брик. — Гренландия? — Брик. Всё верно, — и Варвара царственным жестом протянула увешанную тяжелыми камнями руку — для поцелуя. — Лесбиянка, как ты понимаешь. Из чего Марк должен был понять такие частности, было совершенно неочевидно, но уточнять он не стал. Просто по-джентльменски склонился к протянутой руке и коснулся нежной кожи губами. Тугой комок в горле, очень мешавший ему последнюю неделю, медленно таял. — Мне надо в душ, — своим невероятным голосом сообщила Варвара, и Марк быстро посмотрел на неё, удивившись странности интонаций. — Я еще сценический грим не сняла, и голова вся в лаке… — Что с тобой? В темных, немного крупноватых глазах не осталось никакого перламутра. Только бездонный сумрак. — Гренландия хочет ребенка, — облизнув густо вишневые губы, сказала Варвара. — Натуральным способом. Она вообще малость повернута на натуральности. Органик фан. — Понятно, — сказал Марк, — возьми халат в шкафу. Было одиннадцать вечера. За окном, мигнув на прощание, разом погасли все фонари. Осенний дождь стучал в окна. Марк распахнул створки и немного подышал, как собака, высунув язык. Потом, испугавшись, что оперная дива Гренландия Брик простудится после душа, аккуратно закрыл окна. Достал из холодильника кусок мяса и бросил на сковородку. Мясо шипело, дождь стучал, Марк дышал. Пахнуло шампунем, теплом, влагой и родниковой водой, которая, конечно же, никакого запаха не имела вовсе. — Собираешься ругаться со мной? — спросила Варвара. — У тебя даже спина такая возмущенная, как будто я предложила тебе что-то совершенно немыслимое. — Так и есть, — сказал Марк. — Чего ты хочешь? Овощной салат или квашеную капусту? — Марк Генрихович… — Варвара, не лезь под руку, а то взорвусь, — честно предупредил он. В полном молчании она наблюдала за тем, как он сервирует ужин. Чисто умытое лицо оказалось симпатичным и удивительно молодым — для такого-то контральто. Густые черные волосы стекали по плечам почти до пояса. Белизна кожи терялась в складках клетчатого мужского халата. — Как там у Сереги с Лизанькой все прошло? — спросил Марк, припомнив волосатого детину, в котором Варвара приходила в прошлый раз. — Никак, — встрепенулась она. — Серега переборщил с рыцарством. Лизанька ушла со свидания одухотворенная и еще более недоступная, чем прежде. Пришлось извиняться перед клиентом. — Я не буду оплодотворять лесбиянку Гренландию, — выпалил Марк и поставил перед Варвара тарелку с едой. — Вот как целоваться без спросу лезть… — Варвара, не бузи. Она надулась. Капризно поворошила вилкой капусту и надула губы. — Неприятный вы все-таки человечишка, Марк Генрихович! Но предсказуемый — жуть просто. Я как знала, что вы мне откажете, поэтому с Сереженькой еще вчера договорилась… — С Сереженькой? — С Сереженькой. Она смотрела на него упрямо и решительно, хоть некоторая опасливость и покачивалась в уголках темных глаз. Только ребенка еще ему и не хватало! От оперной, мать твою, дивы! — Ты мелкая шантажистка, — мрачно сказал Марк, — мелкая, мертвая, противная козявка. Она повела плечами и одобрительно покосилась на выдающеюся грудь. — Не такая уж мелкая, — сказала довольно. — Налейте мне вина, что ли. — А как же твоя органик фан? — А у вас что? Порошковое вино? — Белое, красное, шампунь и пиво с воблой. Готов к любому твоему появлению. Она посмотрела на него сквозь ресницы. В ночной густоте блеснули перламутровые звезды. — А чернила у тебя есть? — спросила Варвара. — Чернильницу, так и быть, из хлеба слеплю… Мне тут срочно приспичило письмо накатать. Марк рванул вперед, прежде чем до него дошел смысл её слов. Среагировал исключительно на хрипотцу её голоса. У оперной дивы Гренландии Брик были полноватые, прохладные, нежные губы — ничего общего с потресканным температурным дыханием Катюши, сурового вегана. Но поцелуй был точно таким же: робким, изумленным, почти испуганным. На этот раз Варвара не пыталась уже сбежать или оттолкнуть Марка, вступала в поцелуй, как в незнакомую воду, осторожно, недоверчиво. Это у Марка сердце едва не выпрыгивало наружу, тяжело и часто билось о грудную клетку. А у его покойницы, кажется, наоборот пульс замедлился, дыхание почти замерло. Он обхватил ладонями круглое лицо, попытался поймать зрачками ускользающий перламутр. — Почему ты такая испуганная? — спросил еле слышно, все еще касаясь губами её губ. — Тебя жалко, — так же тихо ответила она. — Все люди как люди, а тебе вурдалак какой-то достался. От неожиданно он фыркнул, обдав её горячим дыханием. Она чуть зажмурилась и неуверенным, мимолетным поцелуем прижалась сильнее. Отпрянула, откидывая назад густые длинные волосы. — Баловство это всё, Марк Генрихович, — строго свела брови. Он засмеялся. — А как же натуральное оплодотворение гражданки Брик? — Придет же вам такая глупость в голову. Гренландия Тихоновна у нас дама почтенная, карьерой своей озабоченная, — оскорбленно сказала Варвара и подцепила вилкой лист квашеной капусту, пожевала его задумчиво и спросила, прищурившись: — мой дражайший убийца, а настоящие, живые женщины у вас были? — Конечно, — бодро отозвался Марк, искренне надеясь на то, что вопроса «и как давно» не последует. Но Варвара больше ничего не спросила. Меланхолично грызла капусту и смотрела на Марка грустными воловьими очами.  Глава 12   Чувствуя себя самым распоследним дураком на свете, Марк купил билет в оперу и два часа своей жизни угробил на то, чтобы усладить свой слух глубоким контральто Гренландии Брик. Пела она хорошо, но душу не грела. Чужая, красивая, бесполезная женщина. Чего ждал от этого поступка Марк? Опечаленный собственной глупостью, он бездумно шагал по улице, когда от стены отлепилась высокая фигура в плаще. — Мужик, есть закурить? — противным фальцетом спросила она. — Варвара, отстань, — мрачно сказал Марк, всё еще погруженный в причудливый мир своих чудачеств. И остановился. Фигура за его спиной была недвижной тоже. Прежде Марк узнавал её по мимолетному выражению лица, по фантастическим переливам вокруг зрачков, по странному сочетанию порывистости и плавности движений. Изумление, которое рябью пронеслось по лицу долговязого прыщавого верзилы, подтвердило догадку. — Марк Генрихович, — протянул долговязый, — дражайший мой убийца. Вы буквально вышли сейчас на новый уровень. А если я в балаклаве приду, вы меня тоже узнаете? Он не ответил, только раздраженно дернул плечом и пошел себе дальше. За спиной раздавались легкие нерешительные шаги. Марк шагал и шагал по мокрому после дождя асфальту, и злость разрывалась внутри на множество мелких осколков. Безумие последних месяцев достигло своего пика. В каком ненормальном, безвыходном, нелепом и отчаянном положении он оказался! Связанный по рукам и ногам с бесплотным призраком, духом мертвой, бестолковой, несчастной девицы, он словно принял на себя всё её одиночество. Стоило Варваре исчезнуть хотя бы на несколько дней, как замогильный холод оплетал его с ног до головы, а сердце замерзало и начинало биться медленнее. Измученный всеми этими переживаниями, Марк спустился к набережной и подставил лицо всем холодным осенним ветрам. — Маарк, — робко, на выдохе, произнесла Варвара. Он услышал страх в её голосе. Она подошла к нему ближе, и длинные руки долговязого верзилы обняли Марка за талию, а его спины коснулась впалая чахоточная грудь. — Марк, — повторила Варвара, и тревоги в её голосе было пополам с пониманием. — Не знаю, — сказал он, накрывая своими ладонями её ладони, сплетенные у него на животе, — не знаю, что мне с тобой делать. — А что ты можешь сделать? — только и спросила она. — Только разве что прогнать меня, и то не выйдет. Потому что все равно буду ходить за тобой, даже если невидимой. Марк развернулся к ней, вглядываясь в переливающийся перламутр её глаз, обхватил ладонями её лицо и мягко, нежно, долго поцеловал в податливые губы. — Не знаю, — повторил он, когда Варвара с глубоким вздохом обняла его, — не знаю. Мы что-нибудь придумаем. — Что тебя больше всего тревожит, Марк? — Всё, — ответил он, подумав. — Я всё время боюсь за тебя. Мне не нравится, что ты все время уходишь, и я не знаю, когда ты вернешься. Мне не нравится, что ты каждый день умираешь заново. Что тебе постоянно приходится примерять на себя новых людей. Мне не нравится всё, Варвара. Но, — он потянулся наверх, и снова поцеловал её, — меньше всего на свете я хочу, чтобы ты исчезла навсегда. Она смотрела на него грустно и задумчиво. Гренландия Брик вернулась через несколько дней, и одного мимолетного взгляда на неё было достаточно, чтобы понять, что вернулась она без Варвары. — Марк Генрихович? — спросила она своим невероятным оперным голосом. — Чем обязан? — с недоумением спросил он. — Позвольте, — она потеснила его круглым плечом и проплыла в квартиру. Марк закрыл за ней дверь и последовал следом. — Итак, — сказала оперная дива, придирчиво разглядывая его. — Марк Генрихович, душегуб. Человек с выдающимся носом и очень известный среди читателей блога веселого трупика. Вы знаете, что среди нас есть ваши фанаты? — Знаю, — мрачно ответил Марк, — я сам пилил дизайн этого сайта. К чему все это, Гренландия Тихоновна? — Все люди, которые умирают из-за вас, становятся призраками? Марк так изумился, что едва не сел мимо кресла. — Полагаете, что существует такая статистика? — Думали ли вы, что такое это ваша Варвара? Мысль? Субстанция? Сгусток энергии? Почему она осталась на этой земле? Почему она существует в такой странной форме? — Я-то, может, и думал, но вам-то об этом зачем? — Предположим, что нужно, — надменно заявила Гренландия Брик. — Видите ли в чем дело, — ответил Марк, — на самом деле, Варвара могла стать призраком не из-за меня, а из-за моста, под которым погибла. Или из-за того, что в её смерти были виноваты кошка и собака одновременно. Просто она сама выбрала именно меня своим убийцем, и этим определила мою значимость в своей жизни. Не думаю, что вы сможете повторить её путь, назначив меня причастным к вашей смерти тоже. Чем вы больны? Рак? — Не я, — ответила Гренландия Брик глухо. — Я, к несчастью, совершенно здорова. — Сочувствую, — сказал Марк печально, — но не представляю, как вам помочь. — А если я умру тоже? — быстро спросила она. — Призраки видят друг друга? — Варвара ничего подобного не видит. Гренландия прошлась по комнате, и ничего оперного и плавного не осталось в её движениях. — Но что я должна сделать, чтобы моя любовь осталась после своей смерти со мной, как Варвара осталась с вами? — А вы уверены, что это будет хорошо, Гренландия Тихоновна? — спросил Марк горько. — Всё будет лучше, чем вечная разлука, — только и ответила она. Варвара явилась в Селиванкиной — коротко стриженной теткой за сорок, джинсы, рюкзак. — Странное дело, — раскладывая школьные тетрадки на кухонном столе, рассуждала она. — Вот Вера Васильевна Селиванкина, учительница начальных классов. Человек так бездумно ненавидит собственную жизнь, что готова отдать свое время кому угодно, лишь бы только не быть собой. А ведь это так круто: иметь собственную жизнь, которую тебе не приходится делить со множеством другим людей. Одну единственную большую, долгую жизнь. — Варь, как ты думаешь, — спросил её Марк, погруженный в собственные мысли. — Лучше потерять любимого навсегда или сохранить его рядом с собой… в любом виде? Она подняла на него взгляд, грызя ручку. — Гренландия Брик приходила? Она такая бедняга. Марк наклонился над ней и обнял её за плечи, уткнувшись подбородком в пропахшую дешевыми духами макушку Селиванкиной. — Умирает тело, но умирает ли вместе с ним неукротимый человеческий дух? — спросил он задумчиво. — Если да, то что ты такое? Если нет — то для чего сильному духу такое слабое тело? — Вот для чего, — ответила Варвара, как-то очень по-кошачьи выворачиваясь в его объятиях, разворачиваясь к Марку лицом, ища губами его губы. — Что ты чувствуешь? — спросил он, вглядываясь в выражение её лица. — Ты по-разному меня ощущаешь в разных телах? — Ты-то всегда одинаков, — сказала она. — Одинаково пахнешь, одинаково выглядишь. — Ты тоже, — ответил он с улыбкой.  Глава 13   Марк проснулся от сурового гавка Бисмарка, улыбнулся, ощущая теплый шарик, согревающий ему щеку. — Привет, — сказал он, прикасаясь пальцами к теплу на своей коже. — Я соскучился, Варь. Тебя давно не было. Слишком давно, но паузы между визитами Варвары становились всё длиннее. И Марк уже привык. Почти. Не слишком, в общем-то, и сложно повсюду таскать пару тонн тоски на своем сердце. Шарик покружился на его лице, согрел грудь и плечи. И от этого тепла холод разливался изнутри. Марку вдруг показалось, что Варвара прощается с ним. — Ты не можешь или не хочешь? — безнадежно спросил он. Она пришла через одиннадцать дней, снова будучи Гренландией Брик. — Она вчера вернулась с кладбища и попросила не возвращать её тело как можно дольше, — уныло сказала Варвара, помешивая кофе. — Вот как, — Марк так волновался от её появления, что не рисковал взять свою чашку. У него тряслись руки. — Что делают те, у кого умирают любимые люди? — Горюют, — отозвался Марк глухо. — Что с тобой? — У меня депрессия, — объявила Варвара. — Я утратила смысл своего существования. — Разве он заключался не в том, чтобы изводить меня? — Я тебя уже извела, — мрачно ответила Варвара. — У тебя один нос на лице остался. Ты совсем перестал есть? — Да нормально я ем. — Ты просто перекладываешь еду на тарелке. Марк раздраженно дернул плечом. — Чем ты занималась всё это время? — Ничем. Болталась по городу без всякого смысла. Мне всё меньше хочется залезать в людей. Мне нравится быть бесплотным духом, все меньше мыслей, все меньше чувств… я заканчиваюсь, Марк. Он ничего не ответил, потому что и сам думал также. Варвара заканчивалась, и не было в этом мире такой силы, которая добавила бы ей еще хоть немного времени. Марк прижался лбом к рукам оперной дивы Гренландии Брик, крупные кольца оцарапали кожу. — Я люблю тебя, — сказал он без всякого смысла. — Я так люблю тебя. — Дураааак, — выдохнула она беспомощно. — Почему ты такой дурак? — Ладно, давай подумаем обо всем этом разумно, — Марк вскинул голову и улыбнулся окончательно расстроившейся Варваре. — Разумно о разгуливающем в чужих телах трупике? — Принципы работы мозга имеет квантовую природу. Душа — это всего лишь нейроны, которые у тебя почему-то не разложились вместе с телом, а приняли иную форму. — Всякой девушке приятно послушать о собственном разложении, — возмутилась Варвара. Марк встал и достал из шкафа стопку книг. — «Физика душ. Квантовая теория о жизни, смерти, бессмертии и реинкарнации», — с изумлением прочитала Варвара. — «Новая парадигма — сопоставление физики и паранормальных феноменов»… Марк, ты совсем рехнулся? Как ты можешь верить в эту паранормальную чушь? — Ни во что я не верю, — огрызнулся Марк. — В привидения, между прочим, тоже. — Ну знаешь ли! — Нам нужно просто понять, куда закачать твою операционную систему. Варвара от возмущения даже забыла о своей меланхолии. — Эй вы, — завопила она, — мой дорогой убивец! Я попрошу проявить почтение к моему бессмертному духу! — Тебя просто надо куда-то сохранить, — убежденно заявил Марк. — Только сохранить не твою ДНК, а твои чертовы нейроны, не знающие покоя. — Мой бессмертный дух! — Варвара, не вопи, — Марк склонился над ней и поцеловал ее в лоб. — Всё будет хорошо. — Что будет хорошо?! — Я не собираюсь страдать от безнадежной любви из-за такой козявки, как ты. — Что за эгоистичное животное! Марк засмеялся. — Давай не будем обзываться, — примирительно сказал он. — Мы подсадим твой бессмертный дух к кому-нибудь с болезнью Альцгеймера. — Что? — у оперной дивы Гренландии Брик так широко распахнулась челюсть, что Марку показалось, что она вот-вот запоет какую-нибудь сольную партию. — Не хочешь Альцгеймера, бери Крейтцфельд-Якоба. — Ты собираешься засунуть меня в дряхлую безумную старушку?! — Это возрастная дискриминация. Варвара вскочила. — Ты чокнулся, — воскликнула она с чувством. — Окончательно чокнулся. Марк поймал её в дверях. Поцеловал не то чтобы слишком нежно, скорее энергично. — Приходи завтра. — Ни за что больше не приду к такому психу, как ты. — Что тебе терять, Варвара? — Мне — нечего. А вот ты растерял все свои мозги. — В конце концов, чем тебе не угодили дряхлые безумные старушки? — Извращенец! — глубоким хорошо поставленным голосом завопила Варвара. — Геронтофил! Убийца! — Ладно, — согласился Марк и снова поцеловал её. У Гренландии были полные, чувственные губы, из которых сочилась печаль.  Глава 14   — Кристина Иванова, 22 года. Весной закочила университет, работает бухгалтером, живет одна. Аутоиммунный лимбический энцефалит, генезис неизвестен, поражен только мозг. — Она красивая? Варвара крутилась перед зеркалом, разглядывая свою бычью шею профессионального самбиста и переломанные уши. — Понятия не имею, — ответил Марк, — у меня есть только выписка из медицинской карты. — Где ты вообще её взял? — Подкупил одного невролога. — Ты напрасно потратил свои деньги, — заявила Варвара. — Это вложение не окупится. — Куда лучше носить на себе черте что! Где ты взяла этого громилу? — Это Аристофан. У него очень сильное тело. Я легко могу дать тебе по уху. — Великое достижение, — хмыкнул Марк. Варвара оттянула ворот рубахи, обнажая покрытое узорами плечо. — Мне нравятся татуировки, — задумчиво сказала она. — Почему я их не делала, когда была жива? — Когда ты была жива… у тебя были… романтический опыт? — Какие формулировки, — расхохоталась Варвара. — Воля ваша, Марк Генрихович, но вы какое-то ископаемое. У меня был один любовник. Ничего выдающегося, но чего могла желать девочка, чей… как вы там сказали?.. романтический опыт помещался между обложками «Евгения Онегина»? — И как? — Что — как? Марк закатил глаза и, обогнув самбиста Аристофана по широкой дуге, прошел в комнату, чтобы без сил упасть на диван. Дрогнул под тяжелой поступью пол. — Эй, — возмутилась Варвара, притопав следом. — Ты позвал меня в гости, чтобы меланхолично пялиться в потолок? Она потянула его за штанины, легко, одной лапой, подняла обе ноги Марка, села на диван и положила их себе на колени. — Ладно, — помолчав, сказала Варвара с великой неохотой, — что там про энцефалит? — Девушка умирает. У тебя не так много времени, чтобы принять решение. Теплые огромные ладони чуть дрогнули на голых ступнях Марка. Варвара раздраженно ухватилась за большие пальцы его ног, развела их в сторону, а потом стукнула их друг об друга. — Эй, — возмутился Марк. — Твой Аристофан просто варвар какой-то. — Я правильно понимаю, что ты предлагаешь мне попробовать занять пустой мозг умирающего человека? — Располагайся там как дома. Варвара запрокинула назад голову, разглядывая потолок. — А если все получится… Ну предположим, я смогу там остаться насовсем. И умру вместе с ней? Тоже насовсем, — предположила она с несвойственной ей робостью. — Ну так постарайся не умирать. Возьми себя в руки, — фыркнул Марк. — Я думала, что ты физик. Физика — это точная наука. Она не должна основываться на псевдонаучных теориях и смутных мотивациях. — Отнесем тебя в экспериментальный раздел науки. — Тебе совсем без разницы, что со мной будет? — спросила Варвара печально. В уголках её глаз сверкнули слезы. — Не драматизируй, пожалуйста, — поморщился Марк, закрывая глаза. Варвара пришла в движение. Тяжеленное тело самбиста Аристофана, буквально, вдавило худого Марка в диван. Открыв глаза, он увидел совсем рядом переливы перламутра. — Ты меня раздавишь, — пожаловался Марк. — Признайся, что тебе тоже страшно, — велела она жалобно и требовательно одновременно. — Вот еще! — Да тебя просто трясет от ужаса. — Это твои домыслы. — Почему ты врешь? Дышать было уже почти нечем, и Марк сдался. — Потому что страх парализует, — сердито заорал он. — Он не дает думать, не дает двигаться, не дает делать хоть что-то. Страха парализует точно также, как тело твоего орангутана, которым ты меня придавила. Слезь с меня немедленно, Варвара! Она поспешно отпрянула. Марк сел, хватая ртом воздух. — Ты совсем рехнулась? — Мне хотелось, чтобы ты тоже почувствовал себя беспомощным, — если Варвара и чувствовала себя виноватой, то совсем немного. Скорее, она выглядела удовлетворенной. — Как будто тебя пригвоздили булавками, и ты не можешь даже дернуться. Я себя так чувствую каждый день. Просто смотрю в будущее, и не вижу его. — Послушай, — обнимать Варвару было особенно неудобно, она не помещалась в охвате его рук, но Марк все-таки как-то умудрился пристроить её на своей груди. — Нам обоим некуда отступать. — Вчера ты сказал, что мне нечего терять. Но мне есть, Марк, мне есть. Он успокаивающе поцеловал её в колючий бритый висок. — Я не хочу смотреть, как ты медленно исчезаешь. — И ты предлагаешь мне совершить нечто антинаучное, не дающее никаких гарантий, с ничтожным шансом на успех? — Что тебя смущает? Варвара подняла голову и посмотрела на него. Слезы струились по её лицу, будто где-то открыли кран. — Если я еще раз умру по твоей вине, — пригрозила она, — то снова вернусь к тебе в качестве призрака. И уже не буду такой дружелюбной и всепрощающей! Я стану злобным полтергейстом из тех, кто обрушивают люстры и ломают стены. Полтергейстом из фильмов ужасов. Твоим проклятием, дорогой убивец! — Если тебя это так успокоит, то уже вполне полноценное мое личное проклятие. — Спасибо, — она смахнула с лица слезы, заулыбалась. Марк засмеялся, покрыл её лицо короткими быстрыми поцелуями. — Я присмотрю за тобой, не переживай. — Посади какие-нибудь красивые цветы на моей могиле. — Репейник.  Глава 15   Электронное письмо было следующего содержания: «Дорогой Марк Генрихович!  Я сделаю это завтра, в четверг, в 19.00.  Что будет дальше — это совершенно неважно, мой дорогой убивец.  Я хочу сказать, что наше маленькое приключение было забавным, и вы порядком скрасили мое посмертное существование.  Это было мило, спасибо.  Если у нас не получится — не расстраивайтесь очень уж сильно.  В конце концов, я всего лишь какая-то ошибка, и все должно было закончиться уже давно. В тот самый день, когда я решила покурить под мостом.  Целую вас по-французски, и заведите себе уже настоящую, живую женщину.  Вы еще тот горячий пирожочек».  — Она сумасшедшая, — сказал Марк Бисмарку. — Горячий пирожочек, как тебе это? Он смотрел, как двигается стрелка часов. Еще два часа — и это мир станет таким же пустым, как раньше. И то, что будет дальше — было самым важным на свете. Марк взял зонт и отправился в больницу. Ваня Соловьев был его одноклассником, и пришлось напеть ему про романтический интерес к Кристине Ивановой. — Ого, — сказал Ваня. — На молоденьких потянуло? Но тут же заткнулся и перешел на серьезный тон. — Мы вообще-то никому, кроме родственников информации не даем, но Иванова из района, её родным неудобно часто приезжать в город. Ну ты и сам знаешь, что она живет совершенно одна… И она очень поздно обратилась за помощью, пыталась сдать квартальный отчет, эти сумасшедшие бухгалтеры! Эпилептические припадки уже начались, какие уж тут отчеты. В итоге болезнь уже слишком далеко зашла. Клиника стремительная. Мы сразу начали иммуномодулирующую терапию, но пока не добились положительной динамики. Марк, я боюсь, что прогнозы не утешительны. — Я могу её видеть? Соловьев нервно дернул плечом. — Ладно, — неохотно сказал он, — но она тебя вряд ли узнает. У неё деменция, нарушения речи и гиперсомния. Скорее всего, сейчас она спит. Ты уверен, что?.. Без пятнадцати семь. — Конечно, — сказал Марк. Кристина Иванова, действительно, спала. Бледное круглое лицо, покрытое веснушками, резко контрастирующими с бледностью кожи. Широкий нос, обкусанные губы, спутанные не слишком чистые волосы, непроизвольно подрагивающие пальцы рук, поверхностное рваное дыхание. Марку показалось, что близкая смерть уже нанесла свои отметины, обветрив губы белым налетом, а вокруг глаз, наоборот, нарисовав темноты. Теплый лучик скользнул по рукаву Марка, добрался до его плеча, на минутку задержался возле его шеи, согрел щеку. Он попытался ухватиться за этот лучик, погладить его, приласкать, но тот растворился сквозь пальцы и перебрался на Кристину. Устроился на её груди, пока, медленно бледнея, не исчез. Марк сглотнул. Страх разъедал его, как соляная кислота. Он взял подергивающуюся руку Кристины и прижался к ней лбом. Ведь даже неизвестно было, где на самом деле была Варвара. В ту ночь Ивановой стало хуже, и началась агония. Воспалительный процесс охватил ствол её мозга, и болезнь приняла новую, поставившую врачей в тупик, фазу. Пациентку перевели в реанимацию, и Марку вход туда был закрыт. Он только получал сухие сводки: хуже, еще хуже, совсем плохо. — У неё такие симптомы, словно мозг отторгает инородное тело. Так бывает после трансплантации, — сказал Соловьев. — Ничего не понимаю. Пока медики собирали консилиумы, увлеченные необычными открытиями о довольно редкой болезни, Марк много гулял с Бисмарком. Он взял отпуск, не в силах думать о работе. Сходил в оперу, и пение Гренландии Брик едва не довело его до слез. После выступления они с оперной дивой отправились в бар, где грустно и задумчиво пили в молчании. Утром позвонил Соловьев. — Ты знаешь, — удивленно сказал он, — воспаление сходит на нет. И я еще не вполне уверен, но кажется, что нейронные связи восстанавливаются. Терапия действует! Я напишу об этом диссертацию… Марк не стал говорить о том, что он бы не стал рассчитывать на прорыв в лечении энцефалитов. Ему просто не подчинялись голосовые связки. Он без всяких сил опустил трубку и зарылся лицом в шерсть Бисмарка.  Глава 16   Кристину Иванову перевели из палаты интенсивной терапии через неделю. Она была в сознании, когда Марк навестил её, но её рассудок все еще не подчинялся ей. — Капает, — губы едва шевелились, а речь была крайне невнятной. — Привет. Я Марк. Я твой друг. Кристина обвела его мутным, рассеянным взглядом. Она часто облизывала губы и никак не могла сфокусироваться на его лице. — Друг? — переспросила она. — Марк. Друг, — твердо повторил он, взяв её за руку. Она не пыталась её отдернуть, увлеченная рисунком на занавесках. Ладонь была холодной и влажной, как у лягушки. — Капает, — повторила она настойчиво. Видимо, капельница её раздражала. — Это пройдет, — утешил её Марк. Кристина снова попыталась посмотреть на него. — Нос, — сказала она. — Правильно. Марк. Он склонился над ней, удерживая её лицо за подбородок. В глубине невыразительных серых глаз что-то переливалось, похожее на мерцание капли бензина в луже. От облегчения Марк ощутил такую слабость, что едва не прилег на больничную койку вместе с Кристиной. — Ну ладно, — сказал он, прикасаясь губами к её лбу. — Я вытащу тебя. — Нос? — Марк. Главное, чтобы родственники Ивановой не выгнали его вон. — Реабилитация может занять долгие месяцы, — сообщил Соловьев двум приехавшим из района тетушкам. Марк, на правах романтической привязанности, слушал тоже. Повезло, что обошлось без мужа и двоих детей. Что бы они тогда с Варварой делали? — Болезнь нарушила когнитивные, поведенческие, социальные, эмоциональные навыки. Тетушки слушали врача с ужасом и ничего не понимали. — Кристине нужно учиться всему заново: разговаривать, слушать, есть, принимать душ, — перешел на русский язык Соловьев. — Здесь необходима не только работа специалистов-реабилитологов, но и поддержка семьи. Благоприятная обстановка, привычное окружение, физиотерапия. — Но мы живем в деревне, — сказала одна тетушка. — У нас корова, — сказала другая. — Где мне поставить раскладушку? — спросил Марк. — Но вы мужчина. — И мы вас не знаем. — У вас корова, — напомнил Марк. — Не волнуйтесь, я обо всем позабочусь. Так Кристина Иванова оказалась в его полном распоряжении. — Кто ты? — спросила она несколькими днями позже. Чистые волосы пушились вокруг её лица, и веснушки двигались, когда она разговаривала или хмурилась. Марк, который в этот момент натягивал на неё ноги носки, вскинул голову, пытаясь понять, последует ли за этим вопросом вспышка гнева. — Я Марк, — спокойно ответил он. — Кто ты? — повторила она отчетливо. — Душегуб и убивец, — вздохнул он. Она сдвинула рыжие густые брови, пытаясь сосредоточиться. Подняла свои подрагивающие руки, разглядывая их. — Я не знаю тебя, — сказала Кристина возмущенно. — У нас с тобой полно времени, чтобы познакомиться, — утешил он её. — Жужжит, — пожаловала она, поднимая руки к голове. Марк перехватил её за запястья прежде, чем она начала дергать себя за волосы. — Тихо, — сказал он, бережно укачивая Кристину. — Не буянь, Варвара. Это имя вырвалось у него само себе, хотя он обещал себе не использовать его больше. Но оно подействовало самым успокаивающим образом. Кристина доверчиво прижалась к нему, сказала доверчиво: — Приятно. Тепло. — Конечно, — согласился с ней Марк, легко целуя в висок. С ходьбой у них получалось неплохо, но мелкая моторика не давалась Кристине. Ложки и расчески выпадали из её рук, а рисование, которое посоветовали реабилитологи, превращалось в сущее наказание. Она плохо спала по ночам, её терзали судороги, приступы удушья и панические атаки. Иногда она на полном серьезе пыталась оторвать себе голову, крича во все горло, что она чужая. Это приводило Марка в отчаяние, и он начинал уже винить себя за то, что впутал Кристину в эту историю. Ей нравились его прикосновения, и она с удовольствием обнималась, и вскоре они привыкли засыпать вместе, потому что так Кристина спала лучше. Медсестры и врачи закрывали глаза на мелкие нарушения, потому что Марк освобождал их от кучи забот по уходу за Ивановой. И спустя несколько недель их отправили на реабилитацию в санаторий.  Глава 17   — Марк, — проснувшись рано утром, Кристина первым делом начинала искать его. — Здесь, — сонно ответил он, находя её руку и сжимая её. — Марк, — повторила она с удовольствием. Она приподнялась на локте, разглядывая его. — У тебя красивый нос, — одобрила она. — Да, тебе он всегда нравился больше, чем мой богатый внутренний мир. — Но ты не очень молодой. — Не очень, — согласился он. — Кристина, какой подоходный налог? — Не знаю, — насупилась она. — Фиговый из тебя бухгалтер, — резюмировал Марк. — Как говорил Андрей Чацкий… — Александр. Чацкий — Александр, а ты балбес. — Не обзывайся. Кристина села на кровати. Пижама со слониками, две косички, миллион веснушек. — Не хочу на процедуры, — сказала она. — Не капризничай. — Надоело. — Я тебе тоже надоел? Она задумалась так надолго, что стало понятно, что это такая игра. Она училась лукавить и, вполне возможно, кокетничать. — Может быть, — наконец, сказала Кристина. — Ну тогда я поеду домой, — сказал Марк, делая вид, что собирается вставать. — Нет! — завопила Кристина, наваливаясь на него сверху. — Лежать! — Бисмарку понравится общение с тобой, — рассмеялся Марк. — Я тебе рассказывал про свою собаку? Пришлось пока спихнуть её на соседа. — Черный. — Правильно, — осторожно согласился Марк, убирая прядку волос с её лица. — Бисмарк черный, а ты Варвара Спиридонова. Невинноубиенная. Она сдвинула брови, размышляя. — Кристина или Варвара? — Как тебе угодно. — Все равно, — решила она. — Тогда Кристина, так будет проще. — Кристина, — повторила она. Они смотрели много фильмов, чтобы восстановить социальную картину мира для Кристины. Она любила комедии и не любила длинные разговоры, которые казались слишком сложными. Боевиков не одобряла, под детективы спала, а мелодрамы её завораживали. — У нас любовь? — спросила Кристина другим вечером, завершив просмотр очередной сентиментальщины. Марк, который тратил свободное время на очередной научно-физический трактат, выглянул из-за ноутбука. — Пожалуй, — согласился он. — Поцелуй, — потребовала она. Марк встал из-за стола и, склонившись, легко коснулся её щеки. Кристина решительно обхватила его лицо руками и поцеловала в губы. Родниковая свежесть, которую Марк бы никогда ни с чем не спутал, перетекла в его рот. Прежде Варвара целовалась осторожно, словно ступая по тонкому льду, и Кристина целовалась точно так же. Застонав от радости узнавания, Марк перехватил инициативу, впитывая в себя этот поцелуй, как губка. — Хорошо, — пробормотал он, зарываясь носом в ямочку на ключице, — что нам досталась Кристина, а не очередной громила Сереженька. — А если бы он? — спросила она. Марк вздохнул. — А куда бы я от тебя делся? Кристина чуть отстранилась, ища его взгляда. Перламутр заливал её глаза. — Чокнутый, — произнесла она с нежностью. — За это ты меня и любишь, — ответил Марк, быстро целуя её лицо. — Люблю? — переспросила она. — Любишь-любишь, — убежденно заверил её он. Казалось, Кристина погрузилась в серьезные размышления. — Уже можно? — уточнила она. — Врачи разрешили? — Кристина, — укоризненно воскликнул Марк, — не переводи всё в физическую плоскость. У нас с тобой платоническая страсть — пока ты не поправишься. — Можно, — определилась она и взялась за ворот его рубашки. Пальцы плохо её слушались. Закинув руки за голову, Марк сообщил: — Если расстегнешь все пуговицы самостоятельно. Закусив губу, она сосредоточилась на своем занятии. Процесс грозил затянуться на тысячелетия. — Кристина, — спросил Марк рыжую макушку. — Что ты помнишь? — Много людей. Как будто меня было много. И не было совсем. Очень длинная и связная речь. Рассердившись, она нетерпеливо дернула в стороны полы его рубашки. Вопреки киношным сценам, пуговицы не разлетелись в разные стороны. Марк расстроился, потому что лицо Кристины стало совершенно несчастным. — Иди сюда, — сказал он, притягивая её на свои колени. Она заплакала, положив голову на его плечо. — Ты поправишься, — пообещал Марк. — У тебя уже огромный прогресс.  Глава 18   С того вечера Кристина каждый день пыталась расстегнуть и застегнуть его пуговицы. Прогресс был таким стремительным, что доктор Соловьев снова собирался написать об этом в научном журнале. Кристина была упрямой и целеустремленной, и больше не пыталась прогулять процедуры. Исправно ходила на массаж и в бассейн, делала лечебную физкультуру и подолгу гуляла по коридорам санатория, опираясь на ходунки. Перед сном Марк просил, чтобы она почитала ему. Она штурмовала «Евгения Онегина», и к дуэли с Ленским Кристина уже не запиналась на каждом слове. Быстро уставая, Кристина раздраженно откидывала от себя книгу, и тогда Марк читал ей сам — своего любимого «Заратустру». Под Ницше Кристина быстро засыпала, не вникая в смыслы и подсмыслы. Она оживала и превращалась в веселого, неунывающего человека, готового каждый день начинать всё сначала. Снова произносила длинные фразы, устойчиво держалась на своих ногах и все реже просила Марка помочь с одеждой. Неприятности вроде разлитого супа или перепадов настроения теперь казались уже сущими пустяками, по сравнению с тем, что прежде Марку приходилось кормить её с ложечки. — Платоническая страсть — это оксюморон, — заявила она однажды, отложив Пушкина в сторону. От неожиданности Марк едва не рассыпал таблетки. — О как, — сказал он, протягивая ей ворох разноцветных капсул. — Оксюморон, — повторила она важно. — Заратустра. Марк Генрихович. — Я не говорил тебе своего отчества. Вот вода. Кристина залпом запила лекарства и продолжила торжествующе: — Гренландия Брик. — О, господи. — Васисуалий. Она засмеялась. — Ты сейчас заплачешь, — сказала Кристина с упоительным самодовольством. — И вовсе нет. — А вот и да. Кристина встала посреди комнаты на одной ноге, раскинув руки в стороны. Делала упражнение на равновесие. Чтобы не продолжать эту унизительную перепалку, Марк наклонился и поцеловал полоску живота под задравшейся вверх футболкой. Он уже сто раз видел Кристину голой, когда помогал ей купаться или переодеваться. Она никогда не стыдилась своей наготы, доверчиво позволяя ему ухаживать за собой. Но прежде это всё было невинно и сдержанно, как бы по делу, да и вообще им обоим было не до сексуальных игр, они оба пытались учиться жить заново. Но теперь Марк тянул футболку вверх с новым интересом, и хотя он уже знал, как выглядит эта округлая, не слишком большая грудь, ему показалось, что он увидел её впервые. В паху у Марка появилась такая тяжесть, что сохранять спокойствие было почти невозможно. Ладони пылали от желания прикосновений. Затаив дыхание, Кристина молча ждала дальнейшего развития событий, не меняя положения тела. Марк поднял её руки вверх и привычно снял через голову футболку, как делал уже много раз, когда переодевал её. Она покачнулась, и он удержал её за талию, не давая упасть. Зацепившись пальцами за резинку её спортивных штанов, хрипло спросил: — Позволишь? — Минутку. Кристина встала на обе ноги и, закусив губу, одну за другой расстегнула все пуговицы на его рубашке с одной попытки. Провела руками по его плечам, по груди, по ребрам. — Я молодец, — похвасталась она. — Посмотрим, как ты справишься с застежкой брюк. — О. Присев на корточки, она положила руку на ширинку, прожигая Марка сквозь ткань. — Никак, — сообщила она и подула на молнию. — Сим-сим? Чертова девка. Удерживая в горле какой-то клокочущий звук, Марк поднял её и, спускаясь поцелуями по груди и животу, стащил с неё штаны сразу вместе с трусиками. Легонько толкнув Кристину назад, к дивану, он опустился перед ней на колени и развел в стороны бледные, лишенные загара колени. Провел руками по бедрам. Кристина охнула, хватаясь за его плечи, а Марк жадным ртом приник к её набухшему бугорку, ощущая в этот момент безудержное торжество. Как будто он вышел победителем из смертельной опасной схватки, в которой было так мало шансов на успех. Кристина дрожала в его руках, и её прерывистое, тяжелое дыхание казалось самой лучшей музыкой на свете. Её руки все сильнее стискивали его плечи, и когда она резко выдохнула, бессильно откинувшись на спинку дивана, Марк еще какой-то время был неподвижен, прижимаясь щекой к внутренней стороне её бедра. — Как хорошо, — сказал он, перемещаясь на диван, — больше не бояться того, что в любой момент ты можешь исчезнуть. Кристина повернула к нему порозовевшее лицо с влажными губами. Её дыхание постепенно выравнивалось. — Мне повезло, — слабо сказала она, — со своим убийцем и душегубом. Из вас получился отличный медбрат, Марк Генрихович. А теперь снимайте свои чертовы брюки. Он послушно расстегнул ремень и молнию, но дальше Кристина перехватила инициативу на себя. Она оседлала Марка, прижавшись грудью к его груди так плотно, что трудно было дышать. Кожа пылала огнем. Поцеловала его в губы медленным, глубоким поцелуем, от которого сердце Марка увеличилось, став тяжелым и грузным, уже не помещаясь внутри и не давая возможности думать. Он чувствовал, как быстро и сумасшедше пульсировало сердечко Кристины, которая словно пыталась слиться с Марком воедино. — Я не исчезну, — страстно произнесла она в самые егу губы. — Никогда. Приподняв бедра, она с силой рванув его штаны вниз, освободила его член и, примерившись, стала медленно скользить вниз. — Ого, — сказала вдруг Кристина, замерев. Он и сам ощутил хрупкую преграду на своем пути. Им досталась девственница. — Опять! — простонала Варвара и одним быстрым движением вобрала в себя Марка целиком. — Аккуратнее, — запоздало предупредил он, с сожалением целуя её шею и плечи. — Прости. Дав себе несколько секунд, чтобы прийти в себя, Кристина начала размеренно двигаться, по-прежнему прильнув к нему так плотно, что двигаться было очень сложно. Но Марк понимал, что у них у обоих сейчас не получиться разделиться хотя бы на миллиметр. Запрокинув лицо, он целовал её снова и снова, и горло резало от невыносимого ощущения наполненности, понимания, смысла и чуда. — Ты думаешь о ней? Снег хрустел под их ногами, мороз румянил щеки, а снежинки крупными хлопьями превращали этот мир в легчайшую из фантазий. Кристина крепко держалась за его руку, другой опираясь на толстую палку. — Иногда, — ответил Марк, — осторожно, тут скользко. Она бы умерла без тебя. — Но всё равно в этом есть что-то от воровства, правда? — Правда, — вздохнул он. — Но это меньшее из зол. Кристина помолчала, молчаливо соглашаясь с ним. — Мне кажется, что её частички остались во мне. Я иногда делаю совершаю что-то странное. — Ты всегда совершаешь что-то странное. Может, объяснишь мне уже, что такое фанфики и слэш? — Не думай об этом, — торопливо сказала Кристина. — Купим на ужин пельменей? — Ты мартышка, — засмеялся Марк. — Мы оба ненавидим готовить, — рассудительно ответила она. — А я еще и не умею. Пельмени просто обязаны стать традиционным блюдом нашей семьи. — Я приготовлю тебе стейк, — объявил Марк, — или чего там тебе сегодня хочется. Она прикинула, прислушиваясь к своим желаниям. — Хочу побыстрее домой, — решила она и звонко поцеловала его в ледяную щеку. Конец.